скачать книгу бесплатно
– Чисто. – машинально повторил за ним Михаил Александрович, словно думая о чем-то другом. – Ладно. Иди.
Михаил Александрович вернулся в номер. Он направился к себе в кабинет, но заметил огонек сквозь приоткрытую дверь в спальню. Постоял, подумал, пошел туда.
Настя сидела на кровати, словно окаменевшая, не двигаясь, глядя куда-то перед собой в темноту. Рядом с ней на тумбочке горела свечка, стояла иконка.
Михаил Александрович тихо подошел, сел напротив, на соседнюю кровать.
Их лица теперь были совсем близко друг к другу, поэтому он спросил шепотом:
– Ты что, так и сидела всю ночь? Не спала?
Настя кивнула. Молчали. В тишине догорала, потрескивая свечка.
– Отпустите меня, пожалуйста, Христом Богом молю… Отпустите… – вдруг прошептала она.
– К нему хочешь? – все так же шепотом спросил Михаил Александрович. Вздохнул. – Так нет его уже. Умер.
– Кто умер?
– Пацан твой. Как там его. Андрей, что ли.
– Как умер? Вы что такое говорите?
– Умер, девочка. Он наркоманом был, оказывается. Под наркотой. и выпал из окна. Сегодня ночью. Такой вот, несчастный случай.
– Вы что, убили его? Убили?! – вздрогнула Настя.
– Я? Нет. Я не убивал его.
Михаил Александрович наклонился к Насте.
– Запомни. Это ты убила его.
– Я? Как это я?
– Когда раздвинула ноги, вот тогда и убила. Раздвинула и убила. Все просто.
– Я не верю вам! – вдруг выкрикнула Настя. – Вы врете всё, врёте, врёте!
Она вскочила, бросила в прихожую, начала хватать свои вещи, путаясь в них.
Михаил Александрович так же продолжал сидеть, почти безразлично глядя перед собой, казалось, он ничего и не замечал.
Слышно было, как Настя выбежала из номера, ее каблуки застучали по пустому коридору.
Тогда Михаил Александрович взял телефон и набрал какой-то номер.
– Пропусти её, – сухо сказал он в трубку, – только проследи, чтоб без эксцессов… и забери ее потом… оттуда…
СЦЕНА 91. ДВОР ВОЗЛЕ ДОМА АНДРЕЯ. УТРО. ОСЕНЬ.
Весь двор был заполнен молодежью. Толпились группами, многие были с цветами, девушки плакали. Настя бесцельно проталкивалась среди людей, подходила то к одному месту, то к другому. Все обсуждали ужасную новость. Многие выпивали тут же, пили «из горла», передавая бутылку друг другу.
– Что ты несешь, придурок! Не был он наркоманом, я это точно знаю! – сквозь слезы кричала девушка на какого-то парня. – Кто тебе сказал, кто? Что ты вообще знаешь об этом.
Парень, растерявшись от ее напора, что-то неуверенно возражал.
Откуда-то доносилась музыка, одна из песен группы «Эверест».
Настя, наконец, поняла, что музыка доносится из подъезда. Она пошла туда.
СЦЕНА 91-А. ЛЕСТНИЦА В ДОМЕ АНДРЕЯ. УТРО. ОСЕНЬ.
Лестница была заполнена молодежью. Вокруг курили, пили, спорили. Сидели прямо на ступеньках, толпились на площадках. Сизый дым как туман висел в воздухе.
Проталкиваясь среди сидящих на ступеньках, Настя поднималась наверх.
Музыка звучала оттуда. Там, возле раскрытых настежь дверей студии-чердака, стоял большой динамик, висел портрет Андрея. Похоже, снята фотография была на концерте. Андрей был с гитарой, возле микрофона. Там же на площадке ребята из группы Андрея устанавливали второй динамик, проверяли звук. Рядом на тумбе лежала гора цветов. К ней добавлялись все время новые, их передавали снизу. Альбина принимала их, укладывала.
Настя нашла себе место у стены, села на ступеньки, согревая ладони губами, не зная, что делать, куда идти.
Мимо нее ходили люди, задевая ее, но она ни на что не обращала внимания. Через какое-то время перед ней возникла большая тень. Она не уходила. Человек потрогал ее за плечо. Настя подняла глаза. Это был Николай. Он ничего не говорил, просто стоял рядом. Ждал. Через какое-то время он постучал выразительно пальцем по циферблату своих часов, но и так было понятно, для чего он тут.
СЦЕНА 95. ХОЛЛ ГОСТИНИЦЫ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
В просторном вестибюле гостиницы шла подготовка к началу свадебного шествия. Организатор мероприятия суетился среди девушек-барабанщиц, выталкивая их на улицу:
– Всё, всё, девочки! Пошли, выходим! Ничего не холодно, потерпим. Уже начинаем. Все на улицу!
Сквозь раскрытую дверь гостиницы видна была карета у входа, запряженная четверкой лошадей, какой-то оркестр, все в белом, как и барабанщицы.
СЦЕНА 96. ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД ГОСТИНИЦЕЙ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Подъезжали другие автобусы с участниками шествия. Из одного из них выгрузили невероятно длинный шлейф, предназначенный для платья невесты. Активная дама, похоже, учительница, объясняла детям, как надо его нести. Все смеялись, дети шалили, всем было очень весело. Выгружали свою технику телевизионщики, расставляя камеры.
СЦЕНА 97. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. НОМЕР ОСТРОВОГО. ДЕНЬ.
В номере было темно, шторы закрывали окна. На столике у стены горела, мигая свечка, рядом стояла иконка. На полу, распластавшись крестом, лежала Настя. Шепот мучительной надрывной молитвы, похожей на стон, на вопль, разносился в пустом пространстве. Настя раскачивалась истово, словно безумная, она каталась по полу, она била по нему кулаками, будто требуя какого-то ответа, от кого-то… Сквозь стон и бессвязный шепот доносилось только:
– Почему? Что мне делать? Скажи, научи. Пресвятая Богородица! Матушка Матрона!.. Ну, помогите мне! Научите меня, грешную. Как мне быть? Что делать? Все приму, все, что скажете. но только научите меня. Помогите мне. – стонала Настя и снова молилась, безудержно кладя земные поклоны.
СЦЕНА 98. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. ПОМЕЩЕНИЕ С ЗЕРКАЛАМИ. ДЕНЬ.
Михаил Александрович примерял бабочку. Одет он был уже в смокинг, с традиционным цветком в петлице. Рядом с ним суетились две женщины, отвечающие за внешний вид новобрачных. Все это происходило в небольшом помещении с зеркалами, столы были завалены одеждой, похоже, здесь одевались и участники шествия.
Бабочки, все, которые он примерял, не нравились Михаилу Александровичу, и он раздраженно возвращал их женщинам.
– Душно как тут у вас, хоть бы фортку открыли, – недовольно пробормотал он, освобождая шею от тугой петли завязки.
– Сейчас, сейчас, потерпите, – приговаривали женщины. – Вот эту еще попробуйте. Эта точно подойдет…
Наконец, одна из бабочек, вроде как, устроила его, или просто все это ему надоело, и он, махнув рукой, дескать, сойдет, направился к выходу.
– А как же Анастасия Сергеевна? Сама оденется, или мне помочь? – некстати спросила одна из женщин. Вторая тут же цыкнула на нее. Но Михаил Александрович услышал, повернулся, вроде собираясь ответить, но на мгновение задумался.
– Сейчас. подождите, – буркнул он и вышел из комнаты.
СЦЕНА 99. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. КОРИДОР И НОМЕР ОСТРОВОГО. ДЕНЬ.
Он прошел по коридору, подошел к своему номеру. Замер в нерешительности. Подергал ручку. Дверь была открыта. Он вошел.
В центральной комнате апартаментов было очень темно, шторы были плотно закрыты.
На столе лежало, аккуратно разложенное свадебное платье и фата. Понятно, что Настя еще даже не начинала одеваться.
Дверь в комнату – кабинет была открыта. Дверь в спальню была закрыта. Он подошел к ней. Стоял у двери, раздумывая, что ему предпринять. Молчал. Нажал на ручку – дверь не открылась. Она была заперта. Михаил Александрович достал фляжку, отхлебнул, снова замер в раздумье. Затем осторожно постучал. Подождал. Ответа не было.
– Настя… – произнес он тихо, – послушай, что я скажу… Давай договоримся. Забудем об этом, обо всем. Ну? Как не было. Плюнуть и забыть. Я вспоминать не буду. Обещаю. И ты не вспоминай. Если честно. у каждого может такое случиться. Да, хоть и у меня. Тем более, если по пьянке – чего не бывает.
И что же, после этого жизнь себе ломать? Да ни за что!.. Плюнуть и забыть. И все дела. А семья, отношения – это святое, это трогать нельзя. Так что давай – забудем и все. Жизнь есть жизнь, Настя. Пора становиться взрослой. Помни – кто ты теперь и на каком троне сидишь. Вот это важно. А остальное все – сегодня помнишь, завтра забудешь. Хочешь, поедем на Лазурный берег, в Монако. В Сан-Тропе. Райские места. Море, солнце, лучшие бутики мира. Кстати, мою яхту увидишь. Ну, все, давай спускайся, платье надень. Люди ждут.
Михаил Александрович вышел из номера, плотно закрыл за собой дверь.
СЦЕНА 100. ХОЛЛ ГОСТИНИЦЫ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Организатор шествия проталкивался деловито среди участников шествия, толпившихся в вестибюле, бросая на ходу:
– Сейчас, сейчас, уже начинаем, не расходитесь. В группы постройтесь, как я сказал. Не расходитесь!
СЦЕНА 101. ГОСТИНИЦА, ГОСТИНАЯ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Михаил Александрович сидел в отдельном помещении, своего рода, гостиной, в окружении своих помощников и охраны. Здесь была полутьма и тишина. Перед ним стояла бутылка коньяка и рюмка.
Организатор, подобострастно склонившись, подошел к месту, где сидел Островой, остановился, дабы попасть ему в поле зрения.
– Михаил Александрович, извините, если отвлекаю. Губернатор уже подъехал к дворцу, только что звонили. Все готово. Можно начинать.
Михаил Александрович посмотрел на организатора, ничего не сказал, затем снова медленно наполнил рюмку.
– Извините, – не понятно кому пробормотал Организатор и отошел в сторону.
Михаил Александрович тяжелым взглядом обвел помещение, поморщился, встал и пьяно ступая, направился к стойке бара, но там никого не было, тогда он направился в служебное помещение, небольшую кладовку поблизости. Охрана тоже было направилась за ним, но он сделал небрежный недовольный жест рукой, и они вернулись на место.
СЦЕНА 102. ГОСТИНИЦА, СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
В служебном помещении было полутемно, мигала синим светом сломанная ртутная лампа, издавая зудящий неприятный и однообразный звук. Вдоль стен и на полках стояли ящики с питьевой водой. В глубине помещения суетился молодой портье, переставляя ящики.
Михаил Александрович угрюмо уставился на него.
Тот вытянулся подобострастно.
– Водички… дай мне, – Михаил Александрович чуть поморщился, провел рукой по груди, словно нащупывая свою боль.
– Вам с газом, без? – засуетился Портье, достал из-под стойки бутылку, открыл ее, налил воду в стакан.
– Нехорошо вам, Михаил Александрович? – участливо спросил он.
– Нехорошо, нехорошо. – задумчиво произнес Островой, глотая воду, и почему-то чуть скашивая глаза назад, будто кто-то стоял там, у него за спиной, а он никак не мог разглядеть – кто это.
Оба молчали. Михаил Александрович медленно пил воду, глядя куда-то в пустоту, но неожиданно, словно очнувшись, внимательно посмотрел на Портье, склонился к нему и очень тихо сказал:
– Ты не чувствуешь?.. В воздухе что-то висит. такое. Что-то происходит. Не чувствуешь?.. Нехорошо как-то все. нехорошо.
Михаил Александрович снова провел болезненно рукой по своей груди.
– Так это. магнитная буря сегодня, по телевизору говорили, – почему-то тоже перешел на шепот Портье.
– Буря? – Островой усмехнулся. – Буря, значит… Может и буря.
Михаил Александрович заметил бумажную иконку царя Николая II на стене. Усмехнулся какой-то своей мысли.
– Что, царя любишь? – спросил он. – Тебя, вообще, как зовут?
– Василий, – пробормотал паренек. – А царя, правда, я очень уважаю. Считаю, так лучше, когда царь.
– И в церковь ходишь?
– Хожу, бывает. редко, конечно.
– Это правильно, что редко. Чего тебе там делать? Тебе не Бог нужен, тебе нужен царь. Ага. Но только не такой как этот, – Михаил Александрович кивнул на иконку, – а другой. Тот, о котором еще сто лет назад сказано было.
Михаил Александрович на секунду задумался, затем, хитро улыбаясь, предчувствуя сюрприз, порылся в кармане пиджака, достал оттуда бумажник, а из него – вчетверо сложенный листок, похоже, вырезанный из глянцевого журнала – на обратной стороне читались остатки какой-то рекламы.
Михаил Александрович торжественно разгладил листок, вглядываясь в стершиеся буквы.
– Это стихи, я их в журнале вырезал, – пояснил он. – Вот.
Кто ж он, народный смиритель?
Темен, и зол, и свиреп:
Инок у входа в обитель
Видел его – и ослеп.
Он к неизведанным безднам
Гонит людей, как стада.
Посохом гонит железным. —
Боже! Бежим от Суда!
—. от суда, вот ведь. – повторил он удивленно, словно пробуя на вкус это слово. Затем посмотрел на Василия, застывшего в полной растерянности и недоумении. Усмехнулся.
