Возвращения к любви

***

Семь лет назад.

Проводив Инну, Григорий включил телефон. Чтобы он не помешал, на время их свидания телефон был лишен права участвовать в их жизни. Посыпалась масса сообщений о пропущенных звонках. Большая часть которых, была от директора филиала Константина Сергеевича. Несмотря на позднее время, он перезвонил директору.

– Тут бяка небольшая вылезла. По прошлым делам. Демидов без тебя однозначно не справится. Надо приехать. Сутки на дорогу хватит? Твое руководство там, на месте, уже предупреждено. Выезжай завтра.

– Да почему завтра? Я на машине. Завтра буду уже у Вас.

– Ну как знаешь. По мне, чем быстрее, тем лучше.

Да что такое? Вот именно сейчас. Вот именно в этот незабываемый вечер. Вот именно при этом настроении и при этом состоянии души.

Инне звонить не стал. Позвонить решил завтра, с дороги. Что и сделал. Несмотря на то, что после его сообщений об отъезде, голос Инны приобрел печальные нотки, его это даже обрадовало. Значит и правда его отъезд ей не в радость.

Дни, проведенные в родном городе и в родном доме, были скомканными. Работы было много. Он сильно уставал. Приходил домой и натыкался на отчужденность жены и обособленность сына. Они словно знали, что с ним произошло вдали от дома. И он не рвался что-то изменить в семейных отношениях. Мыслями и сердцем он был рядом с ней, с Инной. Он, знал, что скоро снова вернется туда, поэтому для остроты ощущений при новой встрече, он не беспокоил ее телефонными звонками. Как он считал, нужно было немного времени друг без друга, чтобы соскучиться. Но выдержал он только до четверга. К этому дню основная масса работы была уже выполнена. В пятницу, с разрешения начальства он уехал обратно, обещая к понедельнику вернуться.

И вот.

Он позвонил Инне днем. Сказал, что приехал. Она, как ему показалось, с большой радостью приняла эту новость. Была пятница. Они договорились, что в шесть он заберет ее от ее же дома.

Они встретились. Они ничего не решали, куда они поедут, что они будут делать, чем они будут заниматься. Просто катались на машине по городу, останавливались там, где хотели, и с удовольствием целовались. Потом снова куда-то ехали, находили скверы, парки, аллеи, останавливались, выходили из машины, прятались где-то от посторонних глаз и целовались, целовались, целовались.

Он не наглел, не старался прибегнуть к иным ласкам, ему в то время вполне достаточно было только того, чем они занимались. Григорий уже не так мало пожил, так называемой, «взрослой» жизнью, но ни разу за всю жизнь он столько не целовался за один вечер. И ему это нравилось. Да не то слово – нравилось, он готов был этим заниматься до изнеможения, до конца жизни своей. И он чувствовал, что ею владеют те же чувства.

Но каждому дню, даже длинному июльскому, приходит конец. Начало потихоньку смеркаться. Они сидели в машине, Григорий целовал ладошку Инны, говорил какие-то глупости, она, как ему казалось, счастливо смеялась и свободной рукой трепала его голову. Ему снова захотелось страстно и крепко поцеловать ее. Он прильнул к ней, он утонул во вкусе ее губ, ее язычка, голова снова пошла кругом. Он оторвался и неслышно, одними губами сказал:

– Поедем ко мне?

– К тебе?

– Да?

– Куда? К тебе домой?

– Нет, домой ко мне ехать далеко. В гостиницу.

Она сразу напряглась, не резко, но настойчиво освободилась от его объятий.

– Погоди… А ты что, не местный?

– Нет, я живу не здесь.

– А здесь что, в командировке?

– Что-то типа того.

Было уже темно. Но он видел, как изменилась Инна в лице. Григорий не мог описать выражения ее лица, таким он ее еще никогда не видел.

– Нет, знаешь, вози к себе в гостиницу других, которых раньше возил.

– Да никого я не…

– Ты женат?

Григорий недолго молчал. Она настолько хороша, непосредственна, непорочна, что врать ей он просто не мог, язык его в фигу бы сложился, если бы он посмел ей соврать.

– Да, но…

– Помолчи! Причем здесь но.

Они недолго сидели молча. Он смотрел на Инну, на то, что еще мог видеть в темноте, она смотрела в окно. Наконец она повернулась.

– Отвези меня, пожалуйста, домой!

– Но…

– Не надо ничего говорить, отвези, пожалуйста, и помолчим пока.

Григорий медленно ехал по почти ночным улицам города, внутри него образовалась пустота, он понимал, что, скорее всего, находится рядом с Инной последние минуты. И все, эту пустоту он уже потом ничем не заполнит. Она молчала, молчал и он.

Григорий уже неплохо выучил город и на одном из светофоров включил левый поворот, чтобы, сделав круг, увеличить дорогу до ее дома, увеличить время, которое мог провести с ней, пусть даже в этом состоянии. Однако, Инна сама выключила подворотник и тихо сказала:

– Не стоит, езжай прямо.

Он подчинился.

Сколь не тяни время, сколь не замедляй скорость, дорога всегда кончается. Они остановились у подъезда ее дома.

Григорий вышел из машины, открыл пассажирскую дверь. Инна оперлась на предложенную ей руку и шагнула из машины…

– Ой!!!!!!!!!

Она аж присела.

– Что случилось?

– Ногу, кажется, подвернула!

– Господи, этого еще не хватало!

– Помоги до лавочки, до подъезда… Пожалуйста…

– Да о чем речь… Да я на руках…

– Я знаю, на руках ты готов меня до своей гостиницы донести!

Инна через силу улыбнулась. Практически на одной ножке допрыгала до лавочки, села, сняла туфельку, начала тереть подъем стопы.

– Может скорую?

– Ага… Давай уж сразу реанимацию.

– Ну а что делать? Давай я помассирую…

– Что делать? Приткни где-нибудь машину свою, помоги мне подняться до квартиры. Разберемся.

Григорий прыгнул за руль, сдал назад, моля Бога, чтобы в нагромождении машин у ее дома нашлось махонькое место для его автомобиля. Нашлось. Заперев машину, он бегом бросился к подъезду, к ней. Инна встретила его грустной улыбкой.

– Все в порядке?

– Все нормально, поставил.

– Ну, давай, подставляй локоть, пошли, помогай. Да не тот локоть, иди сюда, с другой стороны.

Инна взяла Григория под руку и, осторожно ступая больной ножкой, уже обутой в туфельку, повела его к двери подъезда.

Подъезд.

Лифт.

Ее этаж.

Дверь ее квартиры.

Инна открыла дверь, Григорий немного задержался у порога, но она ручкой, держащей его под руку, дала ему знать, порог надо переступить. В прихожей, включив свет, она села на тумбочку для обуви, посмотрела на Григория, улыбнулась. Эта улыбка ему показалась какой-то иной, такой он еще не видел.

– Ну что… Негоже так выпроваживать гостя из дома, не угостив его чаем, кофе, бокалом вина. Только давай так. Я сейчас постараюсь без твоей помощи привести себя в порядок, а ты уж сам, на кухне и чай, и кофе, и вино, и мандарины там есть. Так что чашки и бокалы на полке, чайник на плите, мандарины и вино в холодильнике. Мне зеленый чай, пожалуйста.

Григорий прошел на кухню, вскипятил чайник, заварил чай, кофе, налил в бокалы вина. Слышал, как девушка, хромая, двигается где-то там, в пространстве квартиры. Зажурчала вода в ванной, щелкнул выключатель, открылась дверь на кухню, вошла Инна. В легком халате, ступня ножки обернута эластичным бинтом.

– А вот и я! У тебя все готово?

Григорий почти махом проглотил вино, сунул дольку мандарина в рот, не спеша пережевывая ее, смотрел на девушку. Она же свое вино смаковала. И тоже смотрела на мужчину, с той же, непривычной для него улыбкой. Допила, поставила бокал на стол, подошла, почти не хромая к нему, положила руку ему на голову и вдруг, села к нему на колени. Прижалась своей щечкой к его щеке.

– Ну, все… А теперь можешь нести меня.

– К..ккуда?

– В кровать, глупый!

Если бы эта ночь была бы единственной в его жизни, то она стоила всей прожитой им жизни. Он несколько раз, взрываясь, умирал, но не ожидая того от себя, снова воскресал, снова наполнялся силой, снова взрывался и снова умирал.

Поняв, что всему есть предел, они наконец уснули. Первой уснула она. Она повернулась к нему спиной, прижалась к нему, и положила его руку себе на грудь. И тихо, по-детски, засопела во сне. Он еще немного полежал, боясь пошевелиться, но усталость сказалась, и он уснул.

Субботнее пробуждение было необыкновенным. Григорий не мог передать словами свое состояние, но оно было особенным. Он тихо лежал, вертел головой, изучая комнату, которую вчера не было времени осмотреть, и улыбался, улыбался, улыбался. Взгляд упал на часы… двенадцать, полдень! В последний раз он спал до этого времени в детстве.

В комнату вошла она. Во вчерашнем халатике. В халатике… В халате… Не мог больше он ничего описать, настолько она была хороша.

– Проснулся, соня? Вставай, не знаю, что ты предпочитаешь на завтрак, я приготовила тебе бутерброды, пока умоешься, я заварю кофе. Если хочешь, можешь, принять душ.

– Как ножка?

– Нормально.

– Иди ко мне!

Улыбка сошла с ее губ. Взгляд изменился. Лицо немного окаменело.

– Знаешь что. Я вчера просто решила уступить. Уступить не только тебе, но и себе. Я решила, что мы заслужили для себя такой праздник. И мы его отпраздновали. Праздники не могут быть близнецами, и для меня второго такого не будет. Мне кажется, что уже не будет. Я не хочу разочаровываться. Все. Извини! Вставай, иди умывайся и завтракай.

Спросонья голова еще не очень соображала, но сердце и душа поняли все сразу. То, что должно было из самого плохого случиться вчера, произошло сегодня. Ему, как он понял, надо было вставать. Но после ее немногословной речи, он вдруг стал стыдиться своей наготы, и не мог явить себя голым перед ней. Он завис, но она поняла, легонько кивнула, и вышла.

Григорий оделся, вышел в прихожую, обулся, сделал шаг к двери.

– Погоди! Обними меня!

Он обнял ее, нашел своими губами ее губы, они ему не противились, они были безвольными. Он открыл глаза. Из ее закрытых глаз текли слезы.

– Все! Иди! И, пожалуйста, не звони мне больше, пожалей меня.

Он вышел. Остановился в шаге от лифта, обернулся… Нет, щелкнул замок, и в глазке не мелькнуло тени.

Вот и все! Он знал, что он очень виноват перед ней, он знал, но…

***

А Инна? А что Инна? Она и не знала, какой из знаков, плюс или минус поставить напротив тех событий, которые произошли с ними в тот вечер и в часть той ночи.

Задумывалась ли прежде она о его семейном положении.

Да, с первого дня задумалась. Не может такой мужик, быть холостым. Если, конечно, он не больной. Но на первом же свидании он внес сумятицу в ее душу. Несмотря на их разницу в возрасте, с форой в его сторону, ей хотелось взять шефство над ним. Мол, будь посмелее, раскрепостись, бери бразды правления в свои руки. А он был застенчив, наивен, не по возрасту неопытен. А его слова: «Ну что, пора ехать?», на втором свидании, чуть не поставили точку в их дальнейших отношениях.

Эка его колотит, что-то с ним не то!

Однако третья встреча все поставила на свои места. Он при появившейся возможности не бросился слюнявить все доступные места, он действовал умело и целенаправленно. Инна не столь опытна была в плотских утехах, но чувствовала, именно так и должен действовать настоящий мужчина, желающий добиться женщины. Нет, уж точно, однозначно женат, если не разведен, конечно. А что ей до его семейного положения?

Строила ли она планы на него в то время?

Да нет, конечно!

Инне приятно было проводить с ним время. Потом оказалось, что ей приятны его поцелуи и ласки его рук.

Все!

Какие еще планы?

Потом он ненадолго вдруг пропал, объяснив тем, что по работе нужно уехать на некоторое время. Потом он не напоминал о себе телефонными звонками. А что она? Эйфория от первых встреч прошла. Новых встреч не было, и ни что не заполнило пустоту, оставшуюся после эйфории. Да, в сердце возникала нежность и даже некоторое желание, когда она вспоминала его. Но это было вроде воспоминаний о первой школьной любви. Далекой, чистой, окончившейся даже еще серьезно не начавшись.

Вдруг его звонок.

Григорий приехал. Он хочет встретиться.

А ведь она очень ждала его звонка, сама не понимая этого. И как ждала. Как она разволновалась, когда он позвонил. Получалось так, что Инна только и жила в последнее время этим ожиданием. Наверное, какое-то чувство вроде чувства самосохранения не позволяло ей в открытую проявлять жажды новой встречи с ним.

Встретились.

Куда? А куда хочешь!

И где они только не были. И целовались, целовались, целовались, целовались. Первый раз в жизни она получала столько удовольствия от поцелуев. И от жарких, страстных, бросающих в бурлящую пучину, и от нежных, воздушных, ласковых, несущих по поверхности легкого бриза. Да, целоваться он умел. Еще ему бы курить бросить. Случись бы с ними в тот момент, где угодно, в машине, в парке, в сквере то, ради чего многие мужчины очаровывают женщин, она бы, наверное, и не заметила, что совсем этого не хотела. В том смысле, что поцелуями и ласками он ее уже полностью лишил и разума, и воли. Но ему просто нравилось быть с ней, ему было достаточно того, что с ними уже происходило. Она была согласна всю ночь так провести с ним. Но после одного из поцелуев…

– Поедем ко мне?

Что? Ну да! А почему нет? Секунду назад она была готова ко всему. Но без вопросов и предложений.

– К тебе?

– Да?

Он зовет домой? Значит, он живет один. Значит, он не женат. В крайнем случае, разведен. А почему тогда нет?

– Куда? К тебе домой?

Он замялся. Он зашевелился. К другу? Специально для подобных встреч квартиру держит?

– Нет, домой ехать далеко, в гостиницу.

А вот это гром среди ясного неба! Нет, есть такие гостиницы, где можно и на час номер снять. Но ей в то время даже в голову не пришло именно это. Почему-то сразу стало понятно, что Григорий живет в гостинице, что он не из этого города, он приезжий, приблудный, прикомандированный. Вспомнила карту. Кто из местных картой родного города пользуется?

Так оно и есть! Нет, ничего на место эйфории не пришло. Сразу же пустота в душе и на сердце. Что здесь страшного? Да ничего! Но почему-то появилось ощущения того, что ее обманули. А только ли в этом обманули?

– Ты женат?

Она увидала, как заходили у него желваки. Ох! Не дай Бог было ему соврать! Выпрыгнула бы из машины в ночь и на пушечный выстрел не подпустила бы.

– Да, но…

– Помолчи! Причем здесь но.

Не соврал!

– Чего, кольцо снимаешь что ли в командировке?

– Нет кольца. Я его потерял. Давно. И не стал взамен покупать другого. Я считаю обручальным то кольцо, которое на палец в день свадьбы надето было. А другое, так, подделка.

И здесь не врет. А зачем? Мог ведь просто руки под кольцо поменять. Да и смотрела она его руки. Нравятся они ей, большие и сильные. И пальцы его рассматривала, место под снятым кольцом долго летом заметным остается. И что же ей с ним делать? Но он же ее не обманывал. Она его ни о чем не спрашивала, а как он должен был сам ей обо всем сказать? Представить невозможно, подходит на первой встрече и говорит: «Девушка, я женат, но мне очень хочется с Вами приятно провести время»! Как бы она посмотрела на такого идиота?

Инна украдкой глянула на Григория. Он сидел какой-то жалкий. Ей не хотелось видеть его таким, ей хотелось влепить ему пощечину. Не за то, что он женат, а за то, что он сник, растерялся, распустил сопли. Но побоялась, вдруг еще не дай Бог заплачет, придется тогда его, словно обиженного ребенка, успокаивать. Но несмотря на то, что не очень он был ей в данный момент времени симпатичен, она решилась.

– Отвези меня, пожалуйста, домой!

Как же он медленно ехал? Дай ему волю, он до утра бы ее вез домой, пришлось ей немного и здесь проявить свою волю. А в голове постоянно вертелась мысль. Она еще не знала как. Она не знала как, под какой причиной пригласить его к себе домой. Решение пришло само собой. Выходя из машины, она и правда подвернула ногу, но так, легко, почти неощутимо. Как он испугался за нее! Знать, и правда, она ему дорога. Как он неумело, но с какой осторожностью и нежностью вел ее домой. Инна чуть не рассмеялась.

У нее были планы в тот вечер только на остаток дня. И планов на то, чтобы совсем порвать с Григорием отношения, не было. И, уж, тем более, планов порвать отношения не было после той незабываемой ночи на берегу водохранилища. Она не знала, что испытывают другие женщины с другими мужчинами при тех же обстоятельствах. Но то, что испытала она…

Господи, что же в голове-то происходит!

Планы начали роиться в голове утром. Когда она проснулась. Он еще спал, еле слышно дышал, в уголке губ притаилась крохотная капелька слюны. А у нее в голове вертелась тысяча и одна мысль.

Ну что дальше?

Оставит он семью, придет к ней? Будут ли они счастливы? Наверняка ведь у него есть дети, которых наверняка он любит. Как он будет их любить на расстоянии? Она сама выросла без отца, и знает, как нужна скупая отцовская любовь, особенно в период отрочества и юности. Сейчас, что видно по нему, у него хорошая, высокооплачиваемая работа, он успешен, он обеспечен. Но здесь у него работа временная. Вряд ли Григорий здесь найдет ту работу, которая его устроит.

Ну что дальше?

Бросить все, и уехать с ним к нему? Вообще бред! Жить в маленьком городке на площади квартиры с носовой платок с его бывшей женой и детьми? Немыслимо!

Наверное, мысли глупые, детские, но именно они и терзали ее в то утро. Так и решила. Все. Надо рвать! Познал Григорий молодого, роскошного тела, насытился, вот ему и награда за все те приятные минуты, которые он доставил ей.

Он уходил.

Она видела, она чувствовала, как ему не хочется уходить. Она не желала показывать ему, как ей не хотелось, чтобы он уходил. Слезы, ее выдавали слезы.

Она не знала. Инна пока ничего не знала. Она ни в чем не была уверена. Она ни на чем не поставила жирного креста. Она знала лишь одно. Каждый должен биться за себя и за свое счастье. Даже если кажется, что венцом этой битвы будет Пиррова победа.

***

Его просто выставили за дверь! Со слезами, по всей видимости, вопреки своему желанию, но просто выставили за дверь!

С пустой головой, с занозой в сердце, с огромным булыжником на душе, он вышел на улицу, сел в машину и долго сидел в ней, не понимая совершенно, что ему дальше делать, куда ехать, как вообще жить дальше. Права ли она была? Скорее всего, права. Она хорошая, молодая, красивая, милая девчонка, и он, немолодой уже, потертый самец, связанный давно семейными узами. Зачем он ей? Поиграться? К чему потрепанная игрушка, если вокруг столько холеных и лощеных парней, которые бы за счастье посчитали иметь хоть какое-то отношение к ней.

Маразм!

Вместо того, чтобы достать свежий кусок колбасы, поднять с пола кем-то уже надкусанный ломоть, который в любое время может быть отобран кем-то другим, имеющим право на него.

Все правильно!

Инна поступила правильно! Только не надо было бы заканчивать все тем, что произошло прошедшей ночью. Эта ночь усугубила его, и без того не очень радужное, состояние. Как теперь вырваться из сетей воспоминаний о тех ощущениях, как телесных, так и душевных, которые он испытал в ее объятьях.

Мысли толкались, слипались, рвались на куски, но ничего стройного в голове не складывалось. Никакого решения в голову не приходило. Надо сегодняшний день просто переболеть. Надо вычеркнуть его из жизни любым способом. А как? Водка? А почему бы нет? Напиться, забыться, уснуть. А там… А там будет другой день, не отличающийся от сегодняшнего, но он будет только завтра. Завтра будет завтра. Завтра он будет решать, как ему жить завтра. А сегодня к черту все!

Григорий глянул на часы и ахнул. Время было почти семь часов вечера, получается, что в машине он просидел больше шести часов.

Он завел машину, поехал, мимо того магазина, где они впервые встретились. Остановился. Зашел. Пара бутылок водки… Нет, бутылку водки, бутылку коньяка… Нет, пропивать свое счастье так уж в компании с благородными, с дорогими напитками, какое счастье, такие и напитки, две бутылки коньяка. А зачем ему два коньяка, водку он больше уважает. За себя водкой, за Инну коньяком.

Мандарины. Он горько улыбнулся. Ее любимые. Взял, прихватил еще коробку шоколадных конфет и какие-то там сэндвичи.

Номер в гостинице уныл и тосклив. Полный стакан водки не скрасил его углов. Второй стакан пошел вдогонку за первым. Не полный, половина. Не хватает воздуха, на балкон!

– Эй, молодой человек! Скучаем? Я сейчас поднимусь, скрашу твое одиночество.

Он не успел разглядеть, кому принадлежит нежный женский голос, не успел обдумать того, что сказали, не успел ответить ни «Да», ни «Нет», на пороге номера стояло некое чудо в короткой юбке с пышной копной светлых волос.

– Ну что ты столбом стоишь, предложи девушке сесть, предложи выпить. Фу, как пошло, водка. Коньяк? Ну что ты? Мартини, шампанское…

Девушка взяла трубку телефона.

– Принеси, пожалуйста, в номер мартини и шампанское.

Он, выпив еще водки, сидел в кресле и осоловевшими глазами смотрел на сидевшую напротив него девушку с бокалом мартини в руке. И сравнивал ее с Инной. Хороша, ничего не скажешь, хороша! Но не заиграет каждая клеточка ее тела под его руками, не издадут ее легкие тех нежных, но страстных вдохов и выдохов, не забьется жилка у нее на шее, не…

Да все не то, к тому же еще пошло, вульгарно и грязно.

Она поняла его взгляд по-своему, поднялась, подошла к нему, села на колени, прижалась пышной грудью к его лицу. Дорогие духи ударили в нос, вызвав страшную брезгливость. Он резко встал, девушка отскочила в сторону.

– Ты чего?

– Пошла вон!

– Чего?

– Вон пошла!

– Козел! Урод! Импотент!

Хлопнула дверь. Он допил водку и упал в кровать.

Утро было страшным. Ко всему прочему он не нашел бумажника с приличной сумой денег и кредитной карточкой. Когда эта… успела его украсть, он не знал или не помнил. Бумажника не было. Бак полупустой. С пустыми карманами до дома он завтра не доедет. Мысли пуще вчерашнего вертелись в голове, с ними он залез в ванну.

Господи! А вот и повод для новой встречи! Других знакомых у него в городе нет. Как будто бы нет. К кому ему еще обратиться за помощью?

– Кто? – раздалось в домофоне.

Этот голос его сводит с ума.

– Я.

Щелкнул замок, ни дополнительных вопросов, ни просто отказа не последовало. Его пугало именно это. А оказалось так все просто. Потом она открыла дверь, посмотрела на него своими такими необыкновенными глазами, в которых был один вопрос: «Что случилось?» Именно так. Ее взгляд беспокоился за Григория, взгляд понимал, что не просто так он появился здесь, что-то случилось.

– Извини, бумажник украли. Мне не на что уехать из вашего города.

– Сколько тебе нужно?

– Десять тысяч.

Она ушла в комнату, вернулась с деньгами, протянула их Григорию, две купюры по пять тысяч рублей.

– Я верну! Обязательно верну!

– Не сомневаюсь… Фу! Ты что, пил?

– Вчера.

– Да какое вчера, от тебя разит как от целой кучи алкашей. Все. Подожди. Никуда ты в таком состоянии не поедешь. Не хватало еще других неприятностей. Иди в ванну. Иди, приходи в себя. Никуда я тебя не пущу.

Она вырвала деньги из его руки и толкнула его в сторону ванной комнаты.

– Я уже мылся сегодня!

– Ничего, в таком состоянии тебе лишняя ванна не помешает.

Как же у нее в квартире хорошо! Нет, у него дома тоже все хорошо, но в обустройстве ее квартиры, каждого из ее помещений была какая-то изюминка, которая располагала к неге.

– Ты ел?

– Вчера. Тоже вчера.

Она принесла ему в ванну кофе, принесла что-то из горячего, он и не понял, что именно ему принесли, просто съел. А ему было не стыдно лежать голым перед ней, как было стыдно в то утро.

Боже мой, как она хороша, как она мила, сколько же нежности она излучает.

– Добился своего? Паразит!

Она вздохнула, легла на спину. Он придвинулся к ней поближе, и начал губами ощупывать каждый миллиметр ее кожи. Пробежался по щечкам, отметил глаза, поласкал ушки, шейку, грудь… Грудь!!!

– Погоди, я устала немного, погоди.

Лизнув полоску ряда обнажившихся зубов, когда она говорила, он припал к губам.

– Ну, пожалуйста! Подожди! Извини!

– Ты не прогонишь меня сегодня?

– Нет!

– А если я тебе скажу, что я бумажник в машине нашел. Не прогонишь?

Она повернулась к нему, утопила его своим взглядом, тихо вздохнула и шепотом сказала:

– Паразит!

Можно войти в одну и ту же реку дважды! Можно!

– Ты сегодня уедешь?

– Нет. Я дам телеграмму, попрошу отпуск за свой счет, я не хочу от тебя уезжать. Не хочу! Не могу! У меня нет сил!

Но он уехал. Он не мог тогда прямо сказать, почему он уехал, но он обязательно скажет почему. Чуть позже. Потом. Если она даст возможность ему сказать! Он ехал, без конца повторяя про себя: