скачать книгу бесплатно
– Так-так?..
– Смотрите, – всё так же серьёзно продолжил собеседник, – это не вино, а вина.
– И она обвиняет лозы?
– Или тех, кто их пил. Впрочем, возможно всё же розы.
– Или грёзы.
– Мимозы.
– Фруктозы.
Они переглянулись и засмеялись.
– Артём.
– Ричард.
– Ого!
– Да, – вздохнул новый знакомый, – именно так.
– Ну всё не Екфрасий.
– Скажите мне, что вы это только что придумали.
– Нет, со мной учился в гимназии. Бил цветочные горшки.
– Могу его понять.
Снова засмеялись. Артём заметил, что Ричард тоже не пьёт: стакан у него оставался почти полным.
– Экзамен?
– А? – и Артём кивнул на стакан:
– Не пьете.
– Так и вы, – парировал тот.
– У меня, брат, сессия, – хмыкнул Артём, – экономическая география послезавтра. Уровень добычи руды, угольные месторождения.
– О! – с уважением посмотрел на него Ричард. – Нет, я.. – он замялся.
Артём перебрал в уме варианты, но тот продолжил сам:
– Я ещё гимназист. Знаю – последнее дело тут быть.
– Полно! – засмеялся Артём. – Я вот и не понял, выглядите на чистый второй курс. Сейчас можно носить такие стрижки?
– Нельзя, – признался Ричард. Артём с любопытством разглядывал гимназиста: как это он промахнулся? Впрочем, Ричард был высокого роста, стрижка у него была студенческая, лицо – серьёзным, вполне тянет на старательного младшекурсника. К тому же если он и смущался, то не подавал виду, курил привычным жестом и не напивался всем доступным спиртным, как свойственно дорвавшимся до свободы школярам.
Ричард поймал его взгляд:
– Я вас разочаровал? Вы, наверное, старший курс?
– Выпускной, – кивнул Артём, – но нет, не разочаровали. Рифмованные причитания – пожалуй да. Я здесь за компанию, – он оглянулся и попытался найти взглядом Романа, но в толкотне сходу не увидел и оставил попытки. – А вы?
– Тоже, – пожал плечами Ричард. – Одноклассники затащили – вон они, жмутся к барышням.
– Что ж вы не жметесь? Считаете себя выше них? – не удержался Артём. Но Ричард, казалось, задумался, затем ответил:
– Возможно, что и так. Не хочется вот так… в нетрезвом виде… Не знаю, – смешался он и неожиданно взглянул Артёму в глаза, – возможно, я старомоден, или смешон, или просто не умею общаться. Наверное. Простите.
– Да, – сказал Артём, кивая. – В смысле – я тоже.
– Но иначе, наверное, всё упустишь? – сейчас сомнения на лице Ричарда выдали возраст; впрочем, Артём всё ещё мог подписаться под всем им сказанным. Он покачал головой:
– Думаю, не стоит. Вы знаете, – неуверенность собеседника внезапно вдохновила Артёма, – мне кажется, что есть в мире два типа людей: одни вот такие, которым это подходит и не вызывает неловкости или ощущения собственной глупости, или брезгливости. А вторые – вторые такие, знаете, недобитые романтики, которым хочется, чтобы был какой-то сердечный жар, чувства, трепет, ну или хоть – понимаете – вы смотрите, как она идет мимо – и на вас вообще не смотрит! Пусть! И вы тоже, а потом вы расходитесь, и вы идете прямо и так и тянет оглянуться, взглянуть ещё раз, и при этом хочется, чтобы она оглянулась и вы бы встретились взглядами, но и не хочется, ведь это будет неловкость и глупость, и вот вы, как дурак, идете, не то оглядываетесь, не то не оглядываетесь, как кот Шредингера, чувствуете себя идиотом и при этом идиотом счастливым, вот так, вот так, мне кажется, должно быть, – закончил он, допил остатки коктейля и добавил, – если я сейчас несу полную чушь, так это по пьяни, так и знайте. В трезвом виде я далеко не настолько романтичен.
Ричард засмеялся.
– Кажется, я понимаю, зачем люди вообще пьют. Но вообще – Артём, согласен. Я думал о том же, только не в таких формулировках.
– Кретинских.
– Цветистых. Это же поэзия! Куда лучше этой белиберды про розы.
Артём пристроил пустой стакан на край стола, огляделся, снова не увидел Романа и предложил:
– Слушайте, а может, мы с вами уже достаточно окультурились? Как вы смотрите, если мы прогуляемся на свежем воздухе?
– Конечно, – Ричард как показалось Артёму с облегчением поставил недопитый стакан; они оделись и пошли по московским переулкам, на которых ещё светились рождественские украшения. Морозный воздух свежил голову и легкие; они вынырнули на Тверскую и прошли её из конца в конец, затем, сделав зигзаг, пошли к Китай-городу и всё это время говорили, говорили, говорили. К дому Ричарда пришли если не друзьями, то хорошими приятелями.
– О! Так вы напротив Янтарских? – удивился совпадению Артём и ещё раз оглянулся по сторонам – но Романа видно не было.
– О да, – вздохнул Ричард. Артём взглянул на него, на дом и тут сообразил:
– Слушайте, вам же никого из них не сватают? Простите, – спохватился он, – конечно, не моё дело…
– Артём, – строго сказал Ричард, – если вы имеете виды, я учту ваши пожелания.
Они опять засмеялись.
– Ну что ж, учитывайте, – вздохнул Артём. – В общем, мне нравится одна из…
– Которая? – перебил его Ричард.
– Соня.
– Софья?
– Соня. Средняя. Софья – это младшая, – пояснил Артём. – Её зовут Софой, чтобы не путаться.
– А. Значит, Соня? С косой? – переспросил Ричард.
– Да, – Артём уже протрезвел и немного жалел об этом. Он набрал воздуха в легкие и добавил:
– В этом году будет семнадцать – я думал просить руки. Но ещё никто не знает.
Помолчал.
– Кроме неё.
И взглянул на Ричарда. Тот постоял, глядя на него, затем сказал так же серьёзно:
– Тогда желаю удачи.
– А вы? – в лоб спросил Артём.
– Я? – удивился Ричард. Неловко улыбнулся:
– Не знаю уж, хотят ли кого-то сосватать, но Ольга уже третий месяц подкарауливает меня в гимназии.
– Ольга – да! – согласился Артём. – Осторожнее.
– Она не в моем вкусе, – пожал плечами Ричард. – Да и какая женитьба в шестнадцать…
– А остальные?
Ричард взглянул на него с легким раздражением:
– Вы боитесь, что мне нравится Соня – так и спрашивайте. Нет. И по правде говоря, меня раздражают их визиты и необходимость на них присутствовать.
– Я просто не хотел, чтобы мы в первый же день знакомства разругались из-за девушки, – примирительно сказал Артём. Прямота – искренняя или наносная – его успокоила. – И, скажу вам честно в ответ, мало кто способен вынести Марью Петровну регулярно и в больших количествах.
Ричард засмеялся, лицо его опять потеряло серьёзность и сделалось детским.
– Точно не я! Даже когда она молчит, видно, что её всегда что-то раздражает… И этот тяжёлый взгляд… Бр-р-р.
– Точно, – кивнул Артём. – И дочерей затюкала.
– М?
– Вы не замечали? Они при ней боятся взгляд поднять.
– О, – удивился Ричард. – Я думал, они всегда такие.
– Не-е-е-е, – улыбнулся Артём, – ничего общего.
– Интересно, – Ричард взглянул на дом напротив. – И какие они? За Соню не беспокойтесь, – прибавил он, – про ваши планы я уловил и осознал.
Артём задумался.
– Ну, Ольга – понятно. Активная, боевая. Соня – читает, рисует, шьет, спокойная. Есть свои интересы. Про Софью толком и не скажешь – но мне видится, что она умная, просто зашуганная сильнее прочих. Знает куда больше, чем говорит. Как-то минут сорок спорили о первопричинах Большого взрыва, пока я ждал… впрочем, не важно.
– Ну-ну, – кажется, Ричарда его слова не убедили, но расстались они доброжелательно.
Артём вернулся на съёмную квартиру, прочитал окончание повести о нашествии марсиан, на днях опубликованное в «Вестнике фантастики» и, не дождавшись возвращения Ромки, уснул. Встал поздно, с гудящей, несмотря на малое количество выпитого, головой, и провел полдня в сражении с ней, пока друг тут же рассказывал о ночных похождениях. Голова и желудок мешали сколько-нибудь сосредоточиться на рассказе – сознание Артёма выхватывало отдельные слова и фразы, не увязывая всё это в цельный сюжет – и он оставил попытки вслушаться и просто кивал, думая, меж тем, о вчерашнем знакомстве. Маловероятно, что Рокстоки свяжут судьбу единственного сына со средней дочерью Янтарских – можно найти варианты получше, и это если они вообще хотят породниться; он с досадой мысленно корил себя за то, что вчера повел себя по-идиотски. Тем более – парню всего шестнадцать, из которых лишь полгода он в Москве, первые знакомства – и вряд ли соседки были самым ярким из них. Артём попытался вспомнить себя в шестнадцать, но вспоминалось лишь то, как он был влюблён в первую красавицу класса Екатерину, которая требовала называть себя Кати? и, разумеется, не обращала на него внимания; да ещё никак не дававшаяся ему геометрия. Какая там женитьба!
«Простая, если бы Кати? согласилась», – оцарапала мысль, и Артём мрачно потёр виски. Ромка тем временем выговорился и вновь собирался куда-то сбежать: концерт? Танцы? Катания на санях? Всё прослушал.
Потом Артём чувствовал себя виноватым, вспоминая даже не столько вечер, сколько это утро, и пытаясь вспомнить, что же именно болтал Роман и о ком? Словно это могло что-то изменить, что-то исправить… Умом Артём понимал, что его вины ни в чём нет, и всё же прокручивал потом события – где, в какой момент он ещё мог что-то изменить и когда всё безнадёжно пошло не так?
Тогда, в январе, всё было ещё понятно и нормально: Рома унёсся куда-то, где его ждали, а Артём остался дома, бороться с остатками похмелья и страшной ленью даже делать шпаргалки по географии, не то, что её учить. Спустя несколько дней наступил экзамен, за ним – последующие, и студенческое братство, отчаянно жаждущее перебраться в следующий, последний семестр с минимальными потерями, привычно захватило в себя Артёма; он учил, писал шпоры, списывал чужие конспекты, караулил преподавателей в надежде на пересдачу, пальцы в чернилах, сумка в разной степени разборчивости тетрадных листах, зачетная книжка медленно, но верно свидетельствовала о взятии очередной высоты. Наконец – Татьянин день! Шумный праздник в университете, затем в ресторане и на московских улицах, после которого Артём с чистой совестью отправился к родителям на каникулы в Нижний Новгород: отметки вполне приемлемые, отец был доволен, мать радостно обнимала, младший братец, который лишь недавно поступил в гимназию, жаждал делиться новостями и призывал играть с ним в морской бой, словом – жизнь в очередной раз была чудно хороша. Артём погрузился в нижегородские будни, встретился со старыми друзьями, осторожно закинул удочку о некой девушке из старинного семейства (приличной, но вряд ли с большим приданым, был вынужден признать он), мать в целом неудовольствия не проявила и пообещала переговорить на эту тему с отцом.
– Летом ты сдашь экзамены, мы приедем на торжество, а затем можем условиться с ними о визите.
– Марья Петровна очень… своеобразна, – признался Артём.
Мама насмешливо посмотрела на него:
– Ну не откажет же она в визите! А наш папенька и не с такими дела улаживал. Тёма, ну что ты как маленький – сам же говоришь, четверо детей и долги, а у нас – работающая фабрика. Главное, сам подумай. Хорошо подумай. Торопиться тебе некуда.
Артём не спорил, но в уме уже рассчитал: пока помолвка, пока свадьба, переезд – он освоится в деле. Иногда, глядя на бумаги с фабричной печатью, которые постоянно попадались ему дома, он чувствовал пробегающий по спине холодок разом и страха, и предвкушения – и хотя в городе, в университете он даже не вспоминал о доме, здесь он проводил пальцем по чернильному оттиску, представляя дни, когда он войдет в это здание, будет принимать решения, отвечать за судьбы других людей, рабочих, продавцов, будет так же, как отец, не спать ночами, просчитывая возможные прибыли и убытки, выискивая новые способы удешевить производство, новые материалы, новые рынки сбыта. На лекциях все эти слова казались чужим и мертвым грузом, балластом, предназначенным лишь для зазубривания и мгновенного забывания, но здесь – здесь они обретали смысл, ценность, вес. Только на самом предприятии Артём начинал видеть за словами реальный мир и настоящую жизнь, в которой даже самая незначительная бумажка из бухгалтерии на самом деле имела смысл, являлась ещё одной деталью, приводящей в движение огромный механизм и поддерживающей его бесперебойное движение.
Странным образом это же движение свойственно не только тем силам, которым мы так или иначе симпатизируем, но и силам совсем иного рода: Артём вернулся в Москву, поднялся в первый учебный день на четвёртый этаж университетского корпуса, чтобы узнать расписание, и краем глаза увидел свою фамилию на одном из листков, небрежно прикреплённых кнопкой сбоку.
Заголовок: «К отчислению».
Глава 4
Большой взрыв
Артём замер. До этого он думал, что выражение «окаменеть» – не более, чем красивая метафора, однако именно это и произошло: он застыл на месте, вцепившись глазами в список. Сердце заколотилось.
Тут же на помощь пришел мозг: это какая-то ошибка, дикая, странная ошибка. Артём заставил себя прочитать список полностью, с первой фамилии по последнюю. Первый курс смешался с последним, но взгляд безошибочно выцеплял знакомых студентов; были двоечники, но человека два, не более, остальные же…
Даже не предчувствие, нет. Предчувствие предчувствия. Ощущение, когда ты вот-вот осознаешь, поймешь, уловишь, но ещё очень не хочешь этого делать. Именно такое чувство предательски пробивалось через логический ряд: зачеты и экзамены сданы, отчислять меня не за что. Это ошибка; сейчас я пойду в деканат, и её обнаружат.
К декану стояла очередь. Пока Артём ждал, к нему присоединись товарищи по несчастью – трясущийся от ужаса Ильдар и спокойный, как удав, Николай. Сессию все сдали.
Дурной сон, из которого не проснёшься, думал Артём.
К декану так и зашли втроём.
– Нарушение устава университета! – хлопнул папкой по столу Герман Викторович, седовласый и сейчас взбешённый мужчина. – И не отнекиваться! Взяли вашего собрата с поличным, полиция. Стыдно! Илья Яковлев…
