Падение клана Шэ. Том 1

– Не стыдно? – притворно рассердился Бай Лици, но его глаза улыбались. – А должно быть! Невежество постыдно всегда! Вы никогда не относились к учëбе серьëзно, но я с удовольствием приму ваше приглашение, если здоровье мне позволит.

Он закашлялся вдруг, на его щеках выступил нездоровый румянец. Цзиньюаню стало жаль его, и он заторопился уходить… но у выхода вспомнил о вещи, давно волновавшей его.

Юйчжэн… Он давно подозревал, но теперь всë встало на свои места.

– Советник Бай, я слышал легенды о том, что император Юйчжэн смог подчинить себе демона. Это правда?

Бай Лици улыбнулся.

– Да, такие легенды ходят по Цзянху. Учëные же считают, что это иносказание и демоном был назван особенно яростный боец. Разве такой человек, как государь Юйчжэн, всю жизнь сражавшийся с демонами, захотел бы мараться о нечистое, порочное создание?

– Да… наверное, не стал бы, – задумчиво ответил Цзиньюань и откланялся, провожаемый внимательным взглядом Бай Лици.

* * *

Следующие две недели он провëл в своей усадьбе как в золотой клетке. Ему было запрещено выезжать лично инспектировать армию, он мог лишь получать записки и отвечать на прошения. Даже старший брат Цзиньлэ не пришëл увидеться, но передал через Бай Лици, что аудиенция прошла удачно и отец всерьëз задумался о штурме Агатовой горы.

Бай Лици на правах учителя был единственным человеком, имевшим право навещать Цзиньюаня. Несколько часов в день они и правда всерьëз занимались учëбой, а остальное время играли в вэйци и пили чай.

Цзиньюань скучал по Лай Баню – вот кто смог бы разделить его одиночество и успокоить! А со временем заскучал и по Фэнбао. Этот демон, конечно, на стенку бы полез от ничегонеделанья, но как весело было бы с ним отрабатывать приëмы!

Бай Лици всегда был благодарным наблюдателем его тренировок и восхищался им, но сам, по слабости здоровья, никогда не участвовал.

Цзиньюаню и не нужно было восхищение – он хотел шуток и подначек, распаляющих кровь.

Наконец, на третью неделю отец вызвал его во дворец.

Цзиньюань не спал всю ночь перед аудиенцией. Бай Лици помог ему даже выбрать наряд – сдержанный и подходящий к случаю. Помог и написать сочинение – пусть и смехотворное для любого чиновника, но искреннее, и даже не лишëнное изящества в выборе цитат.

И всë же Цзиньюань не верил в успех до тех пор, пока не преклонил колени в тронном зале.

Отец, которому заранее доставили сочинение, находился в благостном расположении духа.

– Никуда не годится! – провозгласил он, возвращая свиток. – Ты смышлëн в военном деле, Цзиньюань, и солдаты тебя любят. Неспособность к составлению красивых речей ты искупаешь искренностью и жаром сердца. И никто не может упрекнуть тебя в корысти или нечестных намерениях.

– Недостойный сын не заслуживает такой похвалы отца! – произнёс Цзиньюань не поднимая глаз.

– Это мне решать, чего ты заслуживаешь. – Отец тяжело вздохнул. – Мальчишка, тебе ещë учиться и учиться! Мы бы всë разрешили мирно, соберись ты с мыслями и выскажись разумно, как твой старший брат. Смотри на Цзиньлэ! Повторяй за ним! И тогда, может быть, добьëшься почëта.

– Да, отец. Я буду во всëм слушаться старшего брата!

Он произнëс это искренне, ведь считал Цзиньлэ мудрейшим человеком, хоть и не всегда соглашался с ним.

Старший брат стоял поодаль, у отцовского трона, и выглядел как всегда невозмутимым. Ростом и статью он, пошедший в матушку-императрицу, уступал Цзиньюаню и отцу, и черты лица у него были обманчиво мягкие, но горделивая осанка словно делала его выше и значительнее.

Поймав мимолëтный взгляд Цзиньюаня, он ободряюще улыбнулся уголком рта.

– Отец, Цзиньюань почтительный младший брат, мне не на что жаловаться. Он легко распаляется, но отходчив. И пусть его сочинение не изящно, в нëм видно искреннее раскаяние. Прошу вас, простите этого негодника! Впредь я буду наставлять его лучше.

– Хорошо, Цзиньлэ, ты прав. Цзиньюань ещë молод, он всему научится. – Отцу явно не терпелось покончить с этим. – Ты прощëн, Цзиньюань.

Цзиньюань низко поклонился.

– Сын благодарит своего отца!

– Ладно, ладно. А теперь к делу. Отбери тех, кого считаешь достойными, возьми столько людей, сколько считаешь нужным, и привези мне… так и быть, половину сокровищ Агатовой горы. Сокровища эти должен венчать священный меч императора Юйчжэна. Военное министерство не будет чинить тебе никаких препятствий.

Цзиньюань открыл рот, чтобы возразить, но не смог издать ни звука. Половина! Но ведь это было несправедливо!

– Отец… – начал он, но император жестом остановил его.

– Если это не слова благодарности, ничего не желаю слышать!

– Я… – Цзиньюань справился с желанием встать и выбежать из дворца, яростно бросив всë и от всего отказавшись. Он больше не ребëнок. Так нельзя. Шэ Юэ и весь клан Шэ ждут его… – Я лишь хотел сказать, что сперва мне нужно найти мастера-музыканта, что сыграет перед Зеркалом глубин. Я вызвался помочь клану Шэ в поисках и не могу взять своих слов назад.

Отец снисходительно улыбнулся.

– Клан Шэ… ладно, ладно. Как только подготовишь все бумаги для Военного министерства, так и быть, отправляйся. Принц должен держать своё слово.

Цзиньюань снова поклонился, но скорее, чтобы скрыть выражение лица.

* * *

Домой он вернулся как в воду опущенный. Требовать у мастеров из Цзянху половину их же сокровищ! Это было ещë более несправедливо, чем не помогать им вовсе!

– Пришëл господин Бай, – объявил слуга.

Цзиньюань не хотел никого принимать, но это был Бай Лици, поэтому он потребовал принести подогретого вина.

– Это та грань выгоды, о которой вы говорили? – встретил он Бай Лици горьким упрëком.

– Что вас так расстроило, ваше высочество? – Бай Лици опустился рядом с ним на подушки и, хоть и был гостем, наполнил его чарку.

– Как будто вы не понимаете! – Цзиньюань выпил залпом и сам налил себе ещë. – Я должен прийти к священным школам Цзянху и потребовать у них половину их же собственности! Разве это справедливо?

– Вы обещали им безвозмездную помощь?

– Нет, но…

– Тогда в чëм же несправедливость? Множество солдат Западной Шу погибнут, возможно, во время штурма. Разве же их жизни ничего не стоят?

– Стоят, – угрюмо согласился Цзиньюань, наливая себе ещë вина.

– Без них наша оборона ослабнет. Что, если царство Лян решит напасть на нас, узнав о том, что мы потеряли воинов? Вступятся ли за нас вольные бойца из Цзянху?

– А если они не согласятся отдавать сокровища?!

– Тогда вам придëтся их заставить, – неожиданно жëстко сказал Бай Лици.

– Я не желаю! – Цзиньюань поборол дрожь и схватил кувшин, осушив его залпом.

– Это крайняя мера. – Бай Лици оттаял и ласково коснулся его рукава. – Мой господин, не принимайте мои слова близко к сердцу. Я советник, я должен предполагать и рассматривать любой исход!

– Пожалуй… – Цзиньюань достал из-за пазухи флейту учителя, которую носил с собой как талисман.

– Кажется, эта флейта принадлежала мастеру Жуань-цзы? – негромко спросил Бай Лици. Цзиньюань кивнул.

– Будь учитель жив, он всех примирил бы и нашëл… другой способ. Не знаю какой, но другой! – Он почувствовал, что слишком пьян, измотан и грустен, чтобы думать.

– Увы, я не так мудр, как мастер Жуань-цзы.

– Нет, нет, я совсем не хотел вас обидеть… – Цзиньюань вздохнул. – Как жаль, что я почти не умею играть. Тогда не пришлось бы искать мастера…

Он прижал флейту к губам и подул. Флейта протяжно застонала… и еë голос оборвался.

– Нет, не могу… я ни на что не способен!

– Позвольте мне. Я не владею тайнами цигун, но знаю несколько мелодий. Если это хоть немного развеет вашу печаль, мой принц…

Цзиньюань помедлил, но передал ему флейту. Учитель всегда призывал Цзиньюаня не доверять безоглядно тому, кто замешан в дворцовых интригах, но уважительно отзывался о Бай Лици.

– Я не думаю, что музыка способна мне помочь.

Вместо ответа Бай Лици прижал к губам флейту, закрыл глаза, и печальная мелодия полилась над лунным садом. Порой она вздымалась и опадала морской волной, порой вилась как горный ручей, разливалась широким потоком, как равнинная река…

Она печалилась о несбыточном, и эта печаль сладкой болью отзывалась в душе Цзиньюаня.

Луна освещала Бай Лици, и его лицо казалось выточенным из тончайшего белого нефрита, серебряные нити переливались в чëрных волосах, длинные ресницы трепетали, будто он грезил наяву. Его длинные пальцы ласкали флейту, казалось, он не зажимает отверстия, а касается точек ци, заставляя драгоценный камень петь…

Но вот он отнял флейту от приоткрытых губ, и мелодия оборвалась.

– Я давно не играл, господин… – проговорил он, не поднимая глаз. – Надеюсь… это немного развлекло вас.

– Ваша игра прекрасна. Я… даже я не смог бы выразить словами то, что у меня на сердце, так полно, как вы выразили это в музыке. Мне стоит оставить эту флейту вам.

– Нет-нет! – Бай Лици вскинул голову, поражëнный. – Я никогда не посмею взять еë!

Он поспешно схватил Цзиньюаня за руку, притянул к себе, вкладывая флейту в его ладонь…

Его рука всë ещë была холодной, пальцы вздрагивали. Он смотрел на Цзиньюаня так, будто впервые видел, и Цзиньюань почувствовал нечто странное, словно по меридианам вместо ци побежала лава. Что это за вино…

В лунном свете советник Бай казался совсем юным и беззащитным. Как, должно быть, тяжело болеть и все дни проводить в одиночестве… его мелодия ведь пела именно об этом. О невозможности увидеть семью. О родных местах, до которых путь так далёк.

– Конечно… не берите, если она вам не нужна… – выдавил Цзиньюань, не зная, что сказать. Не утешать ведь его – нет повода.

– Я не смею… – прошептал Бай Лици. Его губы дрожали. – Позвольте лишь…

Он не договорил – подался вперед, и Цзиньюань вздрогнул всем телом.

– Простите… – почему-то извинился он, отшатываясь. Хотел встать, но ноги не слушались.

– Мой принц, как вы можете извиняться… – Бай Лици вновь облизнул губы и в его лице промелькнуло нечто лисье. Цзиньюань понял вдруг, почему не может пошевелиться: лисица вытягивала из него силы!

– Ты лис… – безнадёжно сказал он, вставая и пошатываясь. Он упал бы, но Бай Лици подхватил его.

– О, если бы! Идëмте, мой принц, вы устали… ваш слуга всë сделает за вас.

Откуда-то появились хихикающие служанки, пахнущие, как цветочный луг, нагретый солнцем, подхватили его с двух сторон. Цзиньюань позволил довести себя до постели и раздеть. Он помнил, что не должен делать этого, но почему, – забыл. Неужто вино так ударило в голову…

– Оставьте все печали, мой принц… – прохладная ладонь коснулась его лба. – Отдохните.

Цзиньюань послушно закрыл глаза. Этот жар, теснота, смех, аромат цветочного луга, от которого никуда не деться…

Что происходит? Нужно выгнать всех… Так нельзя, у него ведь есть… Как же Юэ…

– Ваше высочество? – услышал он будто издалека голос Бай Лици. – Забудьте о сожалениях. Ваше высочество… старший брат…

Старший брат…

«Он оговорился? Кто его старший брат?» – промелькнуло в голове Цзиньюаня, но эта мысль сразу же улетучилась, а с ней и все остальные…

* * *

Наутро Цзиньюань проснулся разбитый, с больной головой. Рот словно грязью залепило, губы пересохли.

Ещë не собравшись с мыслями, он повернулся и замер, поняв, что не один.

И вспомнил всë.

Стыд обжëг его, как удар хлыстом.

Он вскочил и выбежал из комнаты, на ходу натягивая одежду.

Как одержимый, он пролетел мимо слуг на конюшню и, вскочив на коня, унëсся, не слушая криков о том, что завтрак готов.

Он гнал и гнал, пока не упал без сил у лесного источника и не сунул голову в ледяную воду.

Столица – отвратительное, гнилое место. Скорее отсюда, иначе она уничтожит его!

Он хотел лишь одного – вновь оказаться на просторах Цзянху… но как теперь смотреть в глаза Шэ Юэ?

Даже если она любит его, это ошибка.

Больше он не достоин ничьей любви.

Глава 10

Интересно следить за чужими дрязгами, когда тебя они не касаются.

Пока семейка Шэ препиралась, Фэнбао грыз тыквенные семечки в уголке и подмечал, кто как ведëт переговоры с родичами.

Девчонка Шэ надувала губы и ныла о том, как малыш Юань спас еë от смерти, как она должна отплатить ему, как она не может оставаться в стороне от дел клана…

Мать Шэ, конечно, стояла на своëм: дочь никуда не поедет. Пусть немного проводит гостей из Огненного Меча, но на этом всë.

Шэ Цзюэ хранил пока молчание, по его болезненно сдвинутым бровям было видно, как он колеблется. Средний брат, Юй, никого как будто не поддерживал, но от болтовни удержаться не мог.

– Признайся, матушка, ты не о безопасности сестрицы заботишься, а о еë будущем. Юэ может за себя постоять, но так ли еë сердце неприступно? Скажи, Юэ, кто тебе нравится больше, принц или молодой господин Фэн Гуанмин?

Девчонка покраснела и едва не кинулась на него с кулаками.

– Ах ты…

– Брат Юй, как девица может ответить на такой вопрос, когда вокруг столько мужчин? – прервал еë мальчишка Вэйянь, подпиравший дверь. – Как по мне, так она хочет тебя побить за дело.

– Вот именно! – девчонка Юэ надулась. – Я не поеду провожать Фениксов Золотой долины, и совсем не потому, что мне не нравится Фэн Гуанмин. По-моему, он очень достойный, но, любезничая с ним, я великого мастера не найду!

С «достойным» Фэнбао мог бы поспорить, но заметил, что после того боя она порой заходила поболтать с мальчишкой. Что значит девичье сердце…

– Хорошо, сестрица, но тогда объясни мне вот что: почему демон не может поехать один, если этот мастер его старый знакомый? – не сдавался мальчишка Юй.

– Потому что этот демон озвереет, сорвëтся с поводка и, чего доброго, устроит резню, – подал голос Фэнбао. Он как раз покончил с семечками, и его рот ничем не был занят.

– Вот ещë! – отрезала Шэ Юэ. – Если он попробует, я знаю способ его утихомирить! Дело вовсе не в этом. Сами подумайте, как это будет выглядеть, если он один придëт просить? Разве он часть Цзянху? Разве не клан Шэ поведëт героев в бой, а он? Братец Цзюэ, едем с нами! Ведь ты глава клана!

– Я отказываюсь. – Цзюэ покачал головой. – У меня много дел здесь, как глава школы я не могу пропадать неделями, если и Вэйянь уйдëт. Но девушке не пристало путешествовать вдвоëм с чужим мужчиной. Юй, поедешь ты. Юэ, ты останешься дома.

– Но, брат Цзюэ! – одновременно вскричали и девчонка, и мальчишка.

– Почему вам вечно всë не нравится?! – не сдержался Цзюэ. – Вы просто малые дети! Почему вам не поддержать своего старшего брата хоть раз?!

Оба пристыженно замолчали, но мальчишка Юй осмелился подать голос.

– Старший брат, не гневайся. Ты знаешь меня, я домосед и выезжаю редко. Пускаться в такое путешествие для меня…

– Это приказ главы клана! Разговор окончен, – отрезал Цзюэ и вышел. За ним – Чжоу Вэйянь.

Фэнбао потихоньку вышел за ними и сделал вид, что отправился по своим делам, но на деле просто завернул за угол, дожидаясь девчонку Юэ.

До отъезда малыш Юань честно рассказал ему правду, оболтус этакий: передал главную тайну девчонке просто потому, что она «хорошая». Просто «чтобы успокоить еë». Фэнбао даже не разгневался, ему было досадно. Влюблëнные мальчишки!

Но, помня, как плакала Шэ Юэ по Лань-лань, он не мог не смягчиться. Раз она может оплакивать демона, раз увидела в чудовище потерянную душу… то, может, и в нëм увидит того, кого лучше не трогать.

Однако он решил убедиться и, дождавшись, пока она выбежит, разругавшись с матерью, поймал еë за рукав.

– Подожди, сестрица. Слезами делу не поможешь.

– А я вовсе и не плачу! – огрызнулась она как ребëнок, украдкой вытирая слезы.

– Тогда слушай. Я сделаю так, что Шэ Цзюэ переменит решение, но взамен поклянись жизнями своих братьев, что никогда не будешь применять ко мне те самые слова и никому о них не расскажешь.

– Я клянусь жизнями своих братьев! – немедленно выпалила она. Фэнбао даже опешил.

– Эй, неужто ты такая жадная до драки, что согласилась не подумав, лишь бы убежать?

– Вовсе нет! – Шэ Юэ опустила глаза, теребя рукава. – У меня есть свои причины, понятно?

– Малыш Юань всё равно вернётся сюда с войском, почему тебе не дождаться его?

– Потому что… – Она подняла глаза. – Я понравилась ему как воин, а не как… девица, которая сидит и вышивает у окна. Ему нравятся девушки из Цзянху, которые дерутся.

– Да ты, наверное, и иголку-то в руках держать не умеешь!

Шэ Юэ покраснела.

– Зато умею метать отравленные иглы! У, не зли меня, болтун Хуань!

– Как-как ты меня назвала?! – Фэнбао сверкнул глазами. – Послушай-ка, девчонка! А что, если малышу Юаню нравятся не девицы-воины, а просто воины? Что тогда будешь делать? Засунешь в шаровары баклажан?

– Да как ты смеешь такое говорить девушке!

Фэнбао расхохотался.

– Ну ладно, может, я и соврал! Но с твоим братом я правда поговорю. Ты же поклялась.

С этими словами он запрыгнул на крышу и исчез.

Конечно, он не сразу отправился к Цзюэ, вначале посетил кухню и заглянул во все горшки. Пусть мальчишка понежится пока в ощущении власти, не часто, наверное, ему удаëтся приструнить домочадцев! Пусть успокоится и станет мягким, как тушëное мясо в котле… Это тушëное мясо было таким вкусным, что Фэнбао не заметил даже матушку Шэ.

– А ну кыш! – вскричала матушка Шэ, замахиваясь на него полотенцем. – Это еда для учеников! Брысь!

Фэнбао увернулся от полотенца. Удар был до странного точным, словно матушка кнутом била, а не пыталась прихлопнуть надоеду!

– Эй, тëтушка! Нельзя бить старших! Я, Хуань Фэнбао, вам в деды гожусь!

Второй удар, и полотенце обмоталось вокруг щиколотки. Стоило матушке дëрнуть, и Фэнбао полетел вверх тормашками.

Он успел подставить руки и не упасть, но вот выпутаться было сложнее.

– Я Бао Жун, дочь Железного Архата Бао! Мой дед – Драконий гром Бао Жулэ! Ты, демонский прихвостень, и через сто лет не смог бы его победить!

Бао…

«Дядя Фэнбао… то есть учитель! Я сирота, но можно возьму фамилию от тебя? Хватит людям звать меня Слабаком Фусу! Я хочу быть Бао Фусу!»

Мальчишка, прибившийся к отряду, просто сопляк, который как-то незаметно вытянулся и стал юношей…

А теперь его род влился в род Шэ. И техники обращения с кнутом, которым Фэнбао когда-то учил его со скуки, стали приëмами Шэ.

Фусу… неужели он уже умер? Как это может быть? Ведь совсем немного времени прошло…

У него пропало желание драться.

– Простите, тëтушка. Если б я знал, что вы дочь таких героев! Взамен набью вам дичи в горах! Сейчас немедленно и отправлюсь!

Он мог бы еë заставить кланяться великому учителю, да какой толк? Все эти титулы – просто пыль, которую уносит время.

* * *

– Ещë раз! Теперь ты понял, почему это движение так важно? Ты собираешь ци и направляешь в кулак, так что твой удар становится подобен волне, гонимой ветром.

– Да, учитель!

Цзюэ одобрительно кивнул и подошëл к следующему ученику.

– А что делаешь ты? Если продолжишь так махать руками, вывихнешь плечо. Этими приëмами мы наполняем меридианы энергией, ты должен чувствовать течение ци в первую очередь. Ещë раз! А я посмотрю.

– Да, учитель!

Фэнбао покачал головой. Он знал этот приëм – «Волна разбивает скалу». Но все эти прыжки и удары до…

– Зачем бесцельно гонять ци по телу? – вырвалось у него.

Цзюэ обернулся, недовольный.

– Я уважаю вас, мастер Хуань, но здесь я учитель. Зачем вы вмешиваетесь?

И правда, зачем? Как теперь его уговаривать? Фэнбао решил подсластить пилюлю.

– Не гневайтесь, глава Шэ. С тех пор как я в последний раз видел этот приëм, прошло три… много лет. Наверняка ваши предки смогли усовершенствовать его, а я, дурак, не понял. Научите меня!

Цзюэ немного смягчился.

– Хорошо, мастер Фэнбао. Покажите, что вы видели, а я скажу, техника ли это школы Серебряного Ручья.

Фэнбао не заставил себя упрашивать. Он встал в стойку мабу, вздохнул глубоко, чувствуя, как ци волной прокатывается по телу, соединил ладони перед грудью, замыкая круг, прыгнул, закручиваясь как смерч, и послал поток энергии в кулак, целясь в одинокую вишню. Дерево затрещало от удара, посыпались листья… Но почему-то самодовольные юнцы не восхитились! Только зашептались!

– О… Так вот что вы считаете техниками Серебряного Ручья… – Цзюэ даже не пытался скрыть самодовольство в голосе. – Ученики, мастер показал вам приëм «Волна разбивает скалу». Когда-то он считался сильнейшим в нашей школе. Направленный в даньтянь, он надолго может лишить человека способностей, направленный в голову – лишает жизни.

– Что же тебе ещë нужно? – спросил Фэнбао, скрестив руки на груди.

– С тех пор прошло триста лет. Наш прадед Шэ Куань счëл его слишком грубым для изящного стиля нашей школы. – Цзюэ достал веер и, видно по привычке, принялся прохаживаться из стороны в сторону, обмахиваясь. – Ци – не молот, которым мы бьëм врага. Ци – поток, текущий через всë живое. Каждое здоровое тело прекрасно и священно, не важно, принадлежит оно человеку… или животному.

Он остановился, окинул Фэнбао взглядом с головы до ног. Вот паршивец!

– Каждое прекрасное тело создано как для боя, так и для медитации, для вкушения пищи, для слушания музыки и любования природой.

Рассказывая, он вышел на середину площадки.

Удар, блок, удар, поворот… та же лëгкость и быстрота движений, которую Фэнбао заметил в том шуточном сражении.

Прыжок, удар сверху по невидимому противнику, плавный уход от ответного удара и наконец…

Цзюэ выбросил вперëд руку с веером, словно заканчивал танец, и невидимая волна ци взметнула его волосы как ветер, вздыбила пыль и расколола пополам деревянный манекен.

Ученики восторженно закричали. Даже Фэнбао покачал головой в досаде.

– Дракон вырывается из пучины, – ответил Цзюэ на его незаданный вопрос и обернулся к ученикам. – Теперь вы поняли, для чего мы даëм ци свободу циркулировать по телу? В этой свободе наша сила.

– Учитель, покажите ещë! Ещë!

Цзюэ самодовольно улыбнулся.

– Сперва уберите здесь. Я должен побеседовать с мастером Хуанем.

Он отвëл Фэнбао на террасу и налил ему чаю.

– Чем короче бой, тем больше шансов выжить. Ты же искусственно его продлеваешь ради красивого удара, который может и не попасть в цель, – сказал Фэнбао, принимая чашку. – Раздражает такая расточительность!

– Разве я недостаточно быстр?

– Не для того, кто правда захочет тебя убить. Когда мы воевали со степняками…

– Но мастера Цзянху давно не участвовали в войнах, – возразил Цзюэ. – Мы наставники воинов, но не солдаты. Эти приëмы – для того, чтобы побеждать таких же мастеров.

– Значит, бесполезные на Агатовой горе.

Лицо Цзюэ омрачилось.

– Этого я и страшусь.

Фэнбао решил, что это хороший момент.

– С моим отшельником вам нечего бояться. Правда, слушая сегодня вашу свару, я понял, что не сказал важного. Видишь ли, он холоден и заносчив с мужчинами, но сердце у него смягчается, когда видит девушку.

Цзюэ вскинул брови.

– Не скажешь же ты мне, что он развратник?

– Вот каковы твои мысли! – Фэнбао рассмеялся. – И кто тут ещë развратник!

Цзюэ покраснел.

– Какая глупость, я не…

– Ну ладно, не злись, друг Цзюэ, я не то хотел сказать. – Фэнбао примирительно хлопнул его по колену. – Когда-то у него была дочь, которая умерла подростком. Потом он обучал принцессу, сестру императора Юйчжэна, любил еë как родную. Та вышла замуж за правителя другого царства и забыла о своëм втором отце.

Цзюэ вздохнул.

– Я понимаю, к чему ты клонишь.

– Вот именно. Если к нему, человеку утончëнному, любящему проводить время среди женщин, ввалится ватага мужланов, захочет он нам помогать?

– По твоим словам выходит, что нет. И ты специально не сказал об этом при нашей матушке, зная, что она станет упираться, не слушая здравого смысла.

– Она из рода Бао, конечно, она не послушает. Основатель их рода, Бао Фусу, был такой же. – Фэнбао улыбнулся. – Он меня считал своим учителем и приëмным отцом, так что я, считай, твой дед, и ты должен слушаться меня, а не мать!

Цзюэ рассмеялся.

– Не сочти за грубость, друг Фэнбао, но я отказываюсь своим дедом считать демона. И всë же…

Он бросил на Фэнбао странный, печальный взгляд и отвернулся.

– И всë же… я хотел бы попасть в те времена, когда и демоны, и люди могли открыто быть собратьями. В те дни не могло возникнуть Агатовой горы!

Фэнбао хмыкнул.

– Не было таких времëн. Юйчжэн скрывал, что я демон, иначе его назвали бы колдуном, мастером тëмных искусств, и никто не захотел бы с ним объединяться. Не было Агатовой горы, потому что не было демона, способного еë создать. Покончив со степняками, мы обратились внутрь нашего царства и принялись очищать его от скверны. В этом была наша ошибка. Юйчжэн хотел и умел лишь воевать, он не был императором мирного времени.