скачать книгу бесплатно
Прокричав здравицу, опустился на колени пред алыми ступенями трона. Император вопросил, кто таков. Тот поведал, что спустился с горы Дракона и тигра – Лунхушань, наречен «Великолепным Великим праведником Чжаном секты Истинного единства[91 - Этот титул знаменитого даосского деятеля или подвижника был рангом выше титула «бессмертного отшельника», который присваивался по царскому указу до X века, и в 1368 году, при восшествии на престол первого императора династии Мин, впервые был получен 42-м патриархом секты Истинного единства (чжэнъи), основанной еще в середине II века н. э. даосским патриархом Чжан Даолином.], тождественно наследующим недеяние как главное стремление основателей даосского учения».
Император догадался, что перед ним – Небесный наставник Чжан Даолин, и спросил, во имя чего великий праведник распластался у ступеней трона. Почтеннейший ответствовал:
– Вассалы обманывают вашу милость – догадаться нелегко, ибо земля необъятна и небо высоко. Дело мое столь значимо, что не смею скрыть от Высочайшего.
– Говори, не бойся, – поощрил император.
И монах заявил:
– Иноземцы поднесли вам немало даров, но все они ничего не стоят.
– А что же стоит?
– Есть кое-что.
– Я – Сын Неба и Земли. Весь народ Поднебесной – мои дети, все богатства Поднебесной – мои богатства, все ее сокровища – мои сокровища. О какой такой важной и жизненно необходимой вещи ты толкуешь?
– Она находится не где-то в Поднебесной, а в самом дворце.
– Где же ее искать, как не в моих складах-сокровищницах? Только слева от Западных ворот Запретного города их девять[92 - Внутренние (дворцовые) склады-хранилища были заложены первым императором династии Мин сразу по восшествии его на престол. Приведенные в романе названия подлинные, однако в реальности их было больше (не упомянуты склады конфискованного имущества). Склады принадлежали в основном министерствам по сбору податей, общественных работ и Военному ведомству.]. Там хранятся: запасы соли; золота, серебра, драгоценных камней, перьев и шерсти животных; серы и селитры; тканей и красителей; воинских жилетов[93 - Воинские жилеты подбивали толстым слоем ваты для защиты воина от стрел.], обуви и одежды; полотняных и шелковых тканей; меди, железа и красного сандала; доспехов и оружия; монет и ценностей, а еще отдельный склад для хранения шелка, тюля и парчи. Да еще во внутреннем павильоне есть хранилище драгоценностей, полное жемчуга, кораллов, агата, янтаря, тридакны, камня «кошачий глаз», черепаховых панцирей, изумрудов – всего и не перечесть. Какое же из моих сокровищ Небесный наставник имеет в виду?
На что Чжан отвечал:
– Ежели помилуете меня, грешного, – доложу, а нет – так и промолчу.
Император повелел:
– Говори!
– Сокровищ у государя хоть возами вози; поистине, громоздятся они, словно горы, да только нет такого, с помощью коего можно противостоять любым недругам.
– Никак это волшебная, светящаяся в ночи жемчужина с загривка черного дракона?
– Не о ней речь.
– Есть ли название у столь редкой вещицы?
– Сие есть потомственная императорская печать[94 - Сделанная из знаменитого ланьтяньского нефрита, печать передавалась императорами наследникам со времен первого императора династии Цинь (III век до н. э.)].
– Упоминается ли о ней в классических канонах?
– Да, в одной старой энциклопедии.
– Мы изучили три учения и девять философских течений, канонические книги и комментарии к ним, древние философские трактаты. Как могло случиться, что нам неведомо о сокровище, с помощью которого наследуется престол?
– Знания, коими обладает Ваше Величество, не те, что у обычных людей.
– Как так? Растолкуй, послушаю.
– Ваши знания касаются великих основ, кои сформулированы так: совершенствуй личность, порядок в семье, упорядочивай государство и усмиряй Поднебесную[95 - Отсылка ко второй книге трактата «Великое учение» («Да сюэ») – первой части сборника конфуцианских трактатов «Четверокнижие» («Сы шу»). Ср.: «В древности желавшие высветлить светлую благодать в Поднебесной предварительно упорядочивали свое государство, желавшие упорядочить свое государство предварительно выравнивали свою семью, желавшие выровнять свою семью предварительно усовершенствовали свою личность, желавшие усовершенствовать свою личность предварительно выправляли свое сердце, желавшие выправить свое сердце предварительно делали искренними свои помыслы, желавшие сделать искренними свои помыслы предварительно доводили до конца свое знание». Цит. по: Конфуцианское «Четверокнижие» («Сы шу») / Пер. с кит. и коммент. А. И. Кобзева, А. Е. Лукьянова, Л. С. Переломова (отв. ред.), П. С. Попова. М.: Восточная литература, 2004. С. 93.]. От сих принципов и в древности, и поныне зависит спокойствие либо беспорядок, процветание или упадок Поднебесной. Неужто высочайший учится, как бедные служилые, что декламируют наизусть тексты, не понимая их смысла, и нагромождают красивости стиля, лишь бы победить в состязании?! Потому-то вы и не узрели сию драгоценность.
– Поведай мне о ней.
Небесный наставник назвал сокровище – потомственная государева печать – и изложил всю ее историю с древности:
– Наконец, печать оказалась в руках Шуньди, последнего императора монгольской династии Юань – того, что сбежал. Батюшка ваш, основатель Великой Мин, послал за ним в погоню двух полководцев из знати – Сюя и Чана[96 - В основе следующего за этим фрагмента лежит исторический эпизод, когда Чжу Юаньчжан, объединив Юг, послал в Северный Китай против императора Шуньди войска под предводительством военачальников Сюй Да и Чан Юйчуня и одержал победу. В 1369 году Шуньди бежал в южную часть Монголии, где в 1370 году умер.]. Шуньди мчался всё быстрее, а оба военачальника стремительно нагоняли его. И вот уж в закатной стороне света прямо перед Западным океаном показалась гора Хунло. У Шуньди оставалось лишь семеро всадников, и преследователи решили: «На сей раз вырвем траву с корнем». Шуньди пригорюнился: «Ну, в этот раз поджарят меня на жаровне». Да кто же знал, что Небесный владыка распорядится по-своему?! Видят – над морем-океаном встал медный мост, и Шуньди на белом слоне с императорской печатью в руках проскочил по нему и стремительно направился во владения варваров. Военачальники рванулись было за ним, да только мост тот мгновенно исчез, и им пришлось повернуть к подножью горы. Тут с неба с грозным рыком спустился единорог[97 - Единорог цилинь – мифический зверь, который изображался как тигр или кабан с рогом на носу.]. Обоим вельможам ничего не оставалось, как вернуться восвояси. Так потомственная императорская печать попала к западным варварам. Однако ежели монгол-иноземец одолел сей путь, то неужто мы, китайцы, его не пройдем! Что ежели мы немедля перебросим войска с севера и юга, призовем командующих Пяти армейских управлений и сорока восьми военных гарнизонов[98 - Более сорока гарнизонов (в каждом 5600 человек) в начальный период правления династии Мин находилось у границы с Монголией.], соберем всех тысяцких и сотников и направим их походом против варваров в Западный океан? Неужто не сдюжим?
– Сухопутный путь далек и полон опасностей, горы круты и обрывисты, нелегко придется воинам Южной династии[99 - Южная династия здесь и далее является обозначением династии Мин, которую так называли, очевидно, потому, что столица государства вначале находилась на юге, в Нанкине.]. Надобно разузнать дорогу у бывалых людей. Может, Небесный наставник ошибается? Вы ведь не бывали в Западном океане, откуда вам знать о трудностях пути?
– Ваш верноподданный внимательно изучил расположение небесных тел и географию тех мест. Ваше Величество задали вопрос, и я не смею скрыть правду.
– Ну что ж, поведай ее мне.
– Верноподанному нетрудно изложить – боюсь, однако, напугаю государя и удостоюсь тысячи смертей.
Император не сдержал улыбки:
– Сражаясь за нашу новую власть[100 - Китайская династия Мин (1368–1644) установилась в результате национально-освободительной войны против правившей в стране почти столетие монгольской династии Юань. Сразу после провозглашения династии Мин император Чжу Юаньчжан, устроив свою столицу поначалу в Нанкине, переименовал юаньскую Великую столицу (расположенную на территории будущего Пекина) в Бэйпин («Мирный север»). Остатки монгольских войск некоторое время продолжали сопротивление, но к 1387 году пали их последние оплоты внутри Китая, и в начале XV века началось строительство новой северной столицы, названной Бэйцзин – «Северная столица» (русское звучание – Пекин) по аналогии с Нанкином, чье название в переводе означает «Южная столица».], мы порубили столько монголов, что трупы горами громоздились, а кровь реками лилась. Даже только что вылупившихся цыплят порубили. Мы легко захватили вражеских полководцев, сохраняли спокойствие и уверенность. Пощадить противника значило разрушить и Небесные врата, и потусторонний мир. Мы справились с этим играючи, чего мне нынче бояться?
– Ежели будет ваша воля и Ваше Величество не видит в том вины верноподданного, решусь обо всем поведать.
– Вы слишком скромны! Говорите.
– Дозвольте не перечислять все округа, области, уезды, ярмарочные центры и морские причалы.
– О военных победах мы позаботимся. Вы поведайте нам об опасностях пути – заставах у основных портов, переправах и речных теснинах.
Небесный наставник повел свой рассказ:
– С тех пор как Небо целиком накрыло сущее, всё рожденное на земле располагается на четырех материках: Пурвавидеха, Апарагодания, Джамбудвипа и Курудвипа. Земли и реки, коими владеет Ваше Величество, находятся на Джамбудвипе. Ежели Ваше Величество распорядится отправить войско в поход, полководцам следует идти водным путем: выйти из полноводной Янцзы к устью канала Мэнхэ[101 - Мэнхэ – канал, проложенный при династии Тан (618–907) для удобства перевозки податного хлеба водным путем от Чанчжоу до Янцзы.], миновать японские острова Рюкю и южные окраины Китая. Затем предстоит тяжелейший путь в пятьсот ли вдоль Магнитного хребта. Южнее за ним – устье Красной реки, впадающей в залив Южно-Китайского моря: это еще тысяча ли водных преград. Преодолеют их, а впереди уже ждет река Белого дракона[102 - Река с этим названием – Байлунцзян – протекает в китайских провинциях Ганьсу и Сычуань и является притоком реки Цзялинцзян, которая, в свою очередь, впадает в Янцзы. Длина реки Байлунцзян – 1119 км. Храм Белого дракона находился в 15 ли от Наньтуна – крупного порта в устье реки Янцзы.], это еще триста ли нелегкого плаванья. Ну а дальше пути и вовсе нет, ибо там на восемьсот ли раскинулся Простор мягкой воды[103 - В древности Простором мягкой воды назывались архипелаг Сиша и острова Чжунша в Южно-Китайском море, расположенные к юго-востоку от участков магнитного поля, а также Тайваньская отмель.]. Как его преодолеть? Повсюду в мире – в девяти больших и восьми малых реках, в пяти озерах и четырех морях – вода плотная. По ней корабли легко пройдут при попутном ветре с парусами. А в мягкой воде гусиное перо и то вглубь погружается, мелкая ряска – и та со дна не всплывает.
Император попросил уточнить местоположение этого участка океана. Небесный наставник пояснил, что по нему проходит водораздел между южным материком Джамбудвипа и западным – Апарагодания:
– Словами не описать все имеющиеся там чудеса несказанные, не перечесть, сколько там странного и удивительного.
Небесный наставник упорно стоял на том, что хотя путь в те земли вельми тяжел, опасен и труднопреодолим, поиск наследственной печати, оставшейся у западных варваров, того стоит. Император предложил послать в те края какого-нибудь сноровистого служаку. Не успел Небесный наставник ответить, как вмешался сановный буддист Яо, коему двором был пожалован зело почетный титул:
– Кто слухи распускает, сам ложь от правды не отличает. Пусть праведник Чжан и отвечает за поиски имперской печати.
Император тут же дал согласие, а даос подумал: «Между мной и этим Яо никогда не возникало ни обид, ни вражды. С чего он ко мне придирается и строит козни? Надо придумать, как достойно ответить на подобные любезности». Доблестный Небесный наставник нахмурился и в мгновенье ока составил план: «Сановник Яо – буддист. На этом деле о поисках печати я его уничтожу, покажу, что коли в городе пожар, задохнется и рыба в пруду. Будет пупок кусать[104 - «Кусать пупок» – аналог русского выражения «кусать локти».], да поздно». И затем откликнулся:
– Я придумал, как вернуть печать. Это не сложней, чем, пошарив в мешке, вытащить нужную вещь.
– Говори – послушаем, – повелел император.
Чжан осторожно начал:
– Дозвольте сперва кое-что важное предложить.
Император милостиво согласился, и Небесный наставник продолжал:
– Прежде чем я займусь поисками государевой печати, надобно истребить буддийских монахов по всей стране, в буддийских скитах и храмах обеих столиц – севера и юга – и всех тринадцати провинций. Только тогда я осмелюсь изложить мой замысел – как отправиться в Западный океан и добыть наследственную печать.
Поскольку теперь император не мог думать ни о чем, кроме печати, он тут же последовал совету Чжана и издал эдикт об уничтожении буддийских монастырей Поднебесной – неважно, в дальних ли, ближних местах. Эдикт передали в Ведомство обрядов, Ведомство в свою очередь направило распоряжение в обе столицы и в тринадцать провинций. В течение семи дней со дня получения указа всем буддийским монахам предписывалось расстричься и вернуться к мирской жизни. Не выполнивших указ велено было изгнать за территорию Великой стены; не покинувших монастыри – считать нарушившими эдикт, членов их семей обезглавить, а соседей, кои не донесут[105 - Обычная практика при системе баоцзя – объединение дворов деревни в группы с введением круговой поруки.], отправить в ссылку в отдаленные места на военное поселение.
Издавна говорится: кто ближе к огню, обжигается первым. Получив приказ из министерства, полицейские управления пяти столичных районов без промедления занялись преследованием и уничтожением буддистов. В знаменитых горах Поднебесной насчитывалось четыреста восемьдесят буддийских храмов, в них – тьма-тьмущая буддийских монахов. Были среди них и великие мудрецы, и самые обыкновенные люди – как говорится, и змеи, и драконы.
Сказывают, буддистам ничего не оставалось, как собрать вещички, повесить тюки на коромысла, коромысла взгромоздить на плечи и со слезами на глазах покинуть монастыри. Бывало, что отцы-наставники и настоятели оплакивали послушников и учеников не только из своих, но и из прочих скитов, ибо всех постигла одна и та же участь. Некоторые отправились утолить горечь в дома вольных дев[106 - Вольные девы – не зарегистрированные официально проститутки, принимавшие гостей дома.], другие решили на прощанье расслабиться в женских буддийских монастырях, что до того строго воспрещалось.
Кто мог удержаться от стенаний! Монахов несчетно, роптаний немерено! И стон сей великий был услышан толкователем канонов – буддийским монахом Цзинь Бифэном из монастыря Цинлян, что в священных горах Утай. Он как раз сидел в зале и рассуждал с учениками о сокровенном, когда его коснулся разносивший вести ветер-пассат. Мудрец подумал: «В канонах Махасангхика Виная[107 - Махасангхика Виная – свод «Великое собрание» (или «Учение большинства»), который представляет направление, появившееся после раскола в общине на Втором буддийском соборе в конце IV века до н. э.] тоже описана пора подобных страданий. Ежели я не преодолею их, буддизм вовек не воспрянет. Ради чего же тогда я сошел в сей грешный мир?» И он наказал главному смотрителю храма[108 - Главные смотрители храма отвечали за принятие пострига и обетов, чтение сутр и совершение покаянного моления.]:
– Велите монахам охранять площадку для молений, я же направлю свои стопы в Нанкин.
Что тут началось! Начальники главного Департамента по делам буддийского духовенства[109 - Департамент по делам буддийского духовенства был создан в столице в 1382 году и подчинялся Министерству обрядов.], руководители каждого из отделов – те, кто отвечал и за административный порядок в монастырях, и за обучение послушников, и за толкование канонов, и за соблюдение религиозных заповедей, а также главы соответствующих провинциальных, окружных и уездных департаментов, настоятели и надзиратели монастырей, ученые-каноники, следящие за проведением диспутов, – все как один взмолились:
– О, почтенный наставник! Что с нами будет, ежели вы нас покинете?
С той же мольбой обратились к нему остальные буддисты – от монахов и монахинь высшей степени посвящения до буддистов-мирян. Наставник обещал обернуться за два-три дня. Как возможно с горы Утай за пару дней добраться до Нанкина? Однако ведомо, что Цзинь Бифэн – не обычный мирянин, на божественном луче взлетает, на нем и приземляется.
Смотрите – вот он надел круглую шапочку, нарядный халат, подвязанный золотистым шелковым шнуром, на ногах плотные носки и сандалии. Он перекинул через плечо свой чудодейственный посох с девятью звенящими кольцами, поймал божественный луч, миг – и монах в Нанкине. Оглянулся – до чего же прекрасен сей град (Ил. 9), раскинувшийся меж гор, воистину – свернувшийся дракон или присевший перед прыжком тигр[110 - История этого устойчивого образа Нанкина такова: в эпоху Сражающихся царств (V–III вв. до н. э.) основатель царства Шу направил полководца Чжугэ Ляна в столицу царства У – нынешний Нанкин, чтобы перетянуть правителя У на свою сторону. Приблизившись к городу, Чжу восхитился: окружавшая его Пурпурная гора была похожа на могучего свернувшегося дракона, а Каменный город – на присевшего перед прыжком тигра; прекрасное место для создания сильной столицы.].
Бифэн спустился с божественного луча и оказался у храма Поклонения двум святым. Смеркалось.
Старейшина вошел в храм, подошел к жертвеннику. С порывом ветра явился охраняющий город святой: одет в ярко-красный халат с золотым поясом, на голове черный тюрбан, в руках – длинная и узкая, словно кинжал, дщица из слоновой кости. Лицо напудрено-нарумянено, зубы белые, губы алые[111 - Так описывали мужскую красоту в средневековых китайских романах.]. Клацая зубами, он трижды обошел наставника справа, как того требовал буддийский ритуал[112 - Ритуальный обход может совершаться семь и более раз, но трехкратный наиболее распространен и служит выражением поклонения Будде, законам буддизма и самому наставнику; может сопровождаться также пением мантр.]. Затем представился духом Нанкина, изгоняющим из города злые силы, оберегающим и благословляющим императора, правящего по мандату Неба под девизом Хунъу[113 - Хунъу (1368–1398) – девиз правления основателя династии Мин Чжу Юаньчжана.]:
– В Нанкине тринадцать внутренних и восемнадцать внешних городских ворот, я охраняю внешние врата. Когда эти дикие чужеземцы – Юани – вторглись в Китай, смешались Небо и Земля, нечисти всякой расплодилось превеликое множество. Однако по вступлении на престол нынешнего императора я всю ее изничтожил, а немногие оставшиеся убрались в дальние края. В городе настали мир и покой.
Бифэн решил осмотреть город, взял посох с девятью кольцами и вышел за ворота монастыря. Видит – на улицах полным-полно народу, все шумят-галдят, дома стоят тесно. Он подумал: «Раз уж прибыл на Джамбудвипу, придется спасать людские души. Таков путь Будды». Взгляните-ка: вот уже Светозарный – в одной руке посох, в другой золотая патра – идет по улицам и выкрикивает:
– Нищий монах просит подаяния на вечернюю трапезу!
Так миновал более десятка домов, но никто не проявлял милосердия и сострадания, пока он не оказался у тринадцатого по счету строения. Глянул на богатый высокий дом и подумал: «Может, всё же найдется добрый человек и проявит дружелюбие». Постучал в ворота, громко попросил подаяние. Показался какой-то неказистый плешивый человечек, рот клювом орлиным выпирает. Завидев буддийского монаха, затараторил:
– Проходи, проходи дальше.
Бифэн не тронулся с места, и тогда человечек вцепился в его рясу и потянул к соседнему дому. Из тех дверей показался еще один нескладный неряшливый мужичок с неопрятными волосами и заорал на первого:
– С какой стати ты тащишь в мой дом этого бродягу буддиста? Он у твоих ворот остановился!
Первый был горячего нрава, схватил соседа за грудки, и вот уже они сцепились в клубок. Чуть погодя на улицу высыпали соседи. Они не только не утихомиривали драчунов, наоборот – подливали масла в огонь, выкрикивая:
– Какое еще подаяние клянчит этот монах?
И вся толпа стала толкать буддиста, да так, что он перекатывался с одного конца улицы на другой. Спросите, почему? Да вспомните, что в те времена даосы были в почете, а буддисты преследовались, и монахам строго-настрого запрещалось появляться на улицах. Светозарному ничего не оставалось, как усмехаться и повторять про себя: «Как сказано в канонах, вручаю себя Будде. Поистине не осталось на Джамбудвипе ни милосердия, ни сострадания».
Пока суд да дело, начало светать, император появился в тронном зале, где собрались военные и гражданские чины. А Бифэн в это время с трудом пробирался ко дворцу. Миновав процветающий торговый речной порт Шансиньхэ[114 - Порт Шансиньхэ в эпоху Мин представлял собой улицу длиной девять километров, которая тянулась вдоль нижнего течения Янцзы и на которой находились наиболее крупные в стране рынки древесины.], вошел он во внешние врата Цзяндун. Пройдя через внутренние городские ворота Трехгорья, по Шлюзовому мосту попал на одноименную улицу, перешел через арочный мост Хуайцин и древний мостик Дачжун, свернул на улицу Церемоний и, наконец, достиг главных внутренних ворот города – Полуденных. А навстречу ему катит экипаж с важным дворцовым евнухом-сановником, впереди на коне – охранник, воздымающий табличку с должностью и рангом вельможи.
– Прошу подаяние, – смиренно произнес монах. Охранник окинул его взглядом: голова обрита, шапка тыквой, крашеная одежда, в одной руке – патра, в другой – посох, сразу видать – буддийский монах. Служака был человек злобный, выхватил из седельного вьюка терновый прут и стеганул Бифэна по ногам. Да только буддист не привык кричать от боли, он только молча упал на колени. Охранник еще больше разошелся.
Они и не заметили, как евнух сошел с экипажа и подошел узнать, что стряслось. Охранник смекнул, что дело пахнет судом, и стал оправдываться:
– Императорский указ повелевает привечать даосов и истреблять буддистов, их отлавливают по всем городам и весям, хватают без разбора любого, у кого на голове пусть даже всего две волосинки: лысые и плешивые вовсе попрятались, боятся нос за ворота высунуть. А этот монах важно себе расхаживает, да еще взывает о подаянии. Уж не знаю, на какого покровителя он рассчитывает?
Вельможа спрашивает:
– Монах, ты что, на вершине горы отсиживался или под водой хоронился? Глухой, что ли, императорского указа не слыхал?
– Да я из дальних краев иду, там ни о чем таком и слыхом не слыхивали.
– У нашего столичного града внутренних ворот тринадцать, да еще восемнадцать внешних – ты через какие вошел?
Почтеннейший чуток призадумался, и его осенило:
– Уважаемый посланник государева двора, позвольте поинтересоваться, далеко ли отсюда ваши родные края?
Сановник был человеком высоконравственным – видя, сколь учтиво обращается к нему монах, вежливо ответил:
– Ученик Ваш не местный – из Хойчжоу[115 - Хойчжоу, или Хуэйчжоу, в настоящее время является одним из районов города Хуаншань в провинции Аньхой. – Примеч. ред.].
– Тогда вам-то следовало знать. Это только жителям столицы не ведомо, как нынче обстоят дела в областях, округах или уездах. Там теперь всё как положено: на сторожевой башне городской стены висят побеленные таблички, на коих чернеет название, посему всяк точно знает, через какие ворота входит. Государь учредил в Нанкине столицу с городской стеной, но на ней ни одной башни и никаких обозначений. Где мне, ничтожному, да еще в предутренней мгле, разобраться, в какие из множества внутренних и внешних ворот я входил?
А охранник всё не унимался:
– Дозвольте отконвоировать монаха обратно, пусть укажет ворота.
– Да я пока сюда шел, столько раз петлял да за углы заворачивал. Где мне сыскать дорогу, по которой пришел? – возразил Бифэн.
– Ну коли так, я не стану разбираться со стражем ворот, лучше разберусь с тобой, – заявил вельможа.
– Благодарю покорно, что выручили бедного монаха.
– Что значит выручил? Я собираюсь привлечь тебя к ответственности.
– Это как же?
– Самое малое – тебя допросят в Отделе жертвоприношений при Ведомстве церемоний, а похуже будет – так твою голову отрубят да вывесят на устрашение прочим.
– Ваше превосходительство преисполнен благих намерений; что до меня – я, ничтожный, не вижу в этом великого свершения[116 - «Великое свершение» в буддизме – постижение абсолютного бытия, полное прозрение. Порождающими и способствующими факторами служат явление Будды в миру и толкование основ буддизма.].
– Что ты имеешь в виду?
– Ежели мою бедную голову выставят на шесте, тем самым я лишь обеспокою посланника двора ответственностью, сие никак не назовешь великим событием.
– Издревле встречались люди, ценившие долг и пренебрегавшие богатством, но не ведал о таких, кои ценили долг и пренебрегали жизнью.
– Да что слушать его напыщенные речи, – злился охранник.
Тогда сановник приказал:
