Многогранник

– Я… я… Зачем ты так? – пытаясь отвлечься, говорил Амос. – Зачем ты пытаешь меня, как и их? – и указал на друзей. – У тебя чрезмерное желание всех исправить и всем помочь?

– Нет, Амми, – убедительно говорила девушка, – тебе я давно помогла – твоя чаша склонилась к лучшей юности, – она медленно села рядом с ним, приложила ладонь к его щеке и продолжила. – Мне нужно знать, что ты помнишь из детства: мне нужна информация, Амми, – девушка с надеждой смотрела в его ослепительно красивые голубые глаза и нежно говорила о том, чего и не понимал Амос, но хотел во что бы то ни стало совершить.

– Да… – в беспамятстве согласился он, не зная с чем.

– Что – да, Амос? – шёпотом переспросила Мишель.

– Да, – быстро исправился юноша, выйдя из помутнения, – я расскажу, что помню.

– Спасибо, Амос, – с естественной радостью поблагодарила девушка.

– Да не за что… – пожал он плечами в ответ и начал свой рассказ. – Помню, – говорил Амос, – ещё будучи совсем маленьким, часто ходил с родителями гулять… Они были тогда никак сейчас – они были лучше… Мама меня часто целовала в щёчку, – потерев место, где только что лежала рука Мишель, вспоминал юноша, – брала на руки и кружила, прижав к себе, а я через её плечо глядел на развивающийся от ветра нежно-розовый подол с какими-то красивыми цветочками, которые мне так хотелось оторвать и подарить ей… – Амос печально улыбнулся. – Она учила меня, что женщины заслуживают цветы, как минимум, по тому, что они так много терпят, скрывая свои чувства от мужчин… Я тогда её не понимал, а сейчас уж и поздно… Она ещё говорила, – с улыбкой дополнил он, – что когда я найду в себе любовь к другому человеку, то гореть сможет даже вода, что в ней засияют звезды… Бессмыслица какая-то, но почему-то мне всегда нравилось слушать, как она рассказывает о чем-то непонятном для меня тогда… Помню, мне нравилось, как она пишет картины. Да, она художник по профессии и натуре, чего я долго не понимал, ибо папа… папа всегда говорил, что это бесполезная трата времени. Сначала он говорил, потом стал осуждать маму из-за её выбора, дальше – запретил рисовать в доме (мне тогда семь было уже), а под конец и вовсе, как мне известно, убрал все картины из дома. Странно, но это его выбор, как и дом… Раньше же он был не такой: в тот момент, когда меня кружила на руках мама, папа играл на фортепиано что-то плавное, текучее, как медленная река, но порой с порогами… – Амос вновь печально усмехнулся. – Он был любящим отцом, который помогал мне учится писать и читать, а потом стал прокрастианцем, который показывается раз в год из проектора или вообще забывает о моем дне рождении… Помню, ещё не уехав в школу, где-то за пару месяцев до этого все чаще стал слышать, как они громко о чем-то спорят – меня это всегда пугало. Не знаю почему, но это было так. Они говорили о какой-то работе чего-то, что я всегда не мог расслышать, говорили и обо мне что-то, но, так как был на этаж выше, я не слышал всего. Удалось однажды только разобрать, что ничего, кроме лиги отца, я выбрать не должен и не могу, и что при любых затруднениях определённо не будет Лиги Искусств. Тогда я не понимал, о чем идёт речь, да и не хотел. А как они отдали меня в школу и больше не навещали никогда, вы и так знаете. С отцом у нас встреча была лишь через экран в тот раз, когда меня поймали на улице, а подарки он отправлял через учителей. Ну, про смартфоны вы знаете: никаких гаджетов в школе, хоть и у некоторых учителей я все же замечал их… ну, вы знаете. Вот, вроде бы, и все, – со вздохом завершил Амос.

– А на счёт чего ругались твои родители? – с интересом спросила Мишель.

– Да не помню: давно же было… А зачем тебе? – насторожившись, прошептал Амос.

– Да неважно. Расскажи лучше, почему твой отец так не любит Лигу Искусств?

– Если честно, не особо знаю: при мне не говорилось на такие темы… – юноша грустно посмотрел вдаль комнаты и вдруг заметил, что на висевших там часах уже 3:30 утра. – Мишель, черт! – выругался он, начав быстро собираться.

– Что такое? – растерянно спросила она.

– Время! – посмотрев на те же часы, воскликнул Ренат. – Мы можем не успеть! – и побежал будить Рафа.

Мишель оглянулась, чтобы увидеть, который час.

– Вот же договорили! – ошеломленно крикнула она. – Через полчаса придёт охрана сюда, а мы ещё не успели уйти! – девушка мимолетно начала помогать Амосу собирать рюкзак. – Ренат! – позвала она юношу, который не мог разбудить спящего друга. – Прижми это к его носу! – кинув какой-то пузырёк с жидкостью Ренату, выкрикнула Мишель; юноша поймал его.

– Что это? – спросил он.

– Концентрированный нашатырь – поможет в момент; только закрой нос перед тем, как открывать, – ответила девушка, уже собрав все со стола и настраивая костюм.

Ренат поднёс открытый флакон, предварительно задержав дыхание. Раф, проснувшись от жуткого запаха, тут же закашлялся.

– Что такое? – отдыхиваясь, говорил он. – Почему, кхе-кхе, эта жидкость так пахнет?

– Ну, – закрыв флакон, отвечал Ренат, – этого я не знаю, но знаю, что, если ты сейчас же не настроишь костюм, то поползешь по грязи с открытой головой и точно уж не будешь благоухать ближайшие пару дней.

– Неужели я проспал? – испуганно вторил Раф.

– Нет, мы все просмотрели и проговорили… – объяснял ему друг, уже полностью обличенный в защитное одеяние.

– Давайте живее! – крикнул от выхода им Амос, уже готовый к возвращению.

– Идём! – ответил ему быстро собравшийся Раф через пару секунд.

Четверо ребята стояло у двери.

– Жаль, что мы не успели ничего посмотреть, но хоть поговорили, – подметила верно Мишель и открыла дверь. – Пойдёмте: нам пора, – девушка вышла, а за ней вышли и остальные.

Минув туннели и не попавшись охране, которая в четыре утра уже шла на дежурство, друзья за полчаса преодолели несколько коридоров до восьмого курса. Там юноши тихо попрощались с Мишель, заранее отдав ей защитные костюмы, и направились в свой корпус, щеголяя разноцветными пижамами. Устав за долгий день, трое друзей, придя в 223-юю комнату тут же разошлись по кроватям, пожелав друг другу выспаться за оставшиеся два с половиной часа и не проспать начало занятий.

Глава десятая

– Кто-то сверху нынче омрачён печалью, – говорила месяц спустя, озираясь на небо, Мишель О'Роуз, пред которой по стеклу балкона медленно прокатилась капля дождя. – Надеюсь, кто-то там печален лично, а не общественно, иначе – это дурной знак… – удалившись от своего класса, в межурочное время она перебирала стопку бумаг с различными схемами, чертежами, множеством знаков вопросов и некоторыми видневшимися досье. – А знаки в этом мире – крайне важная вещь… Так, – девушка достала из толстой близ лежащей папки пустой листок и стала в него всматриваться, – это определённо то, что мне нужно. Да, это именно то… – не успев заключить, она дернулась, чуть ли не уронив всю стопку бумаг: в тишине дальнего угла коридора какой-то мальчик громко открыл дверь и вышел из класса. – О, ужас. Ах-ха-х, – рассмеявшись над своей реакцией, продолжила Мишель. – Что же я говорила? А, точно, – девушка вновь взяла тот чистый лист и, оглядываясь по сторонам, сунула его в самую глубь папки. – Надеюсь, к вечеру успею все перевести в новый формат… Можно, наверное, попросить Амоса помочь… Нет, определённо нельзя. Никто здесь не должен знать, особенно он… Ему не пережить такое: он слишком раним, – умиленно улыбнувшись, Мишель стала собирать все свои бумаги в чёрный саквояж средних размеров с маленькой красной меткой в виде громкоговорителя на ручке. – Но мне нужен свой человек на тот случай… если что-то пойдёт не так… Все же придётся ему рассказать, но кто же сказал, что все? Да, так и поступлю: поведаю лишь самую малость.

Аккуратно положив последний листок, девушка подняла сумку с пола, чтобы застегнуть, и тут что-то коснулось её плеча.

– А-а! – вскликнув, Мишель захватила то, что дотронулось до неё, и собиралась перекинуть это через себя, но тут оно закричало от боли: этим чем-то был Амос. – Амос! Что ты делаешь тут? – с недовольством прикрикнула девушка.

– А-ат-пусти, – протянул юноша, не в силах вырвать себя из рук хрупкой Мишель.

– Оу, прости, – она отпустила его, и Амос рухнул на пол. – Вставай, давай, – девушка подала ему руку.

– Спасибо, что не убила, – поднимаясь, удивлённый голосом говорил юноша.

– Да это так… Ты неожиданно появился, а я тут занята была… – девушка, скрывая за собой саквояж, приснилась к плазменному окну балкона.

– Откуда ты так хорошо знаешь приёмы захвата?! – говорил Амос, переживая произошедшее. – Я думал, что ты не ходишь ни на один вид борьбы… Я чуть не умер от страха, когда ты меня схватила!..

– Что ты здесь делаешь, Амос? – протяжно спрашивала Мишель, умеряя взволнованный тон друга.

– Да… я как бы хотел узнать на счёт сегодняшней прогулки: пойдём мы или нет, так как завтра ты же знаешь… бал уже… – юноша опустил глаза, едва заметно покраснев.

– Думаю, – она задумалась, – думаю, да. Но у меня есть одна просьба: сегодня только вдвоём.

Юноша, тотчас же взбодрившись, быстро заморгал и не мог долго сказать что-нибудь дельное: одни несвязные звуки вперемешку с вопросительной интонацией – девушка положила ему руку на плечо, ласково улыбнулась и ответила на его непонимание:

– Так нужно, Амос, – говорила она полушепотом. – Возможно… возможно, мне нужно кое-что рассказать… Оно личное, очень личное и очень тайное. Амос, ты понимаешь, что они не должны знать о том, где ты будешь этой ночью? – девушка с серьёзным видом взяла свой саквояж и поднесла к Амосу. – То, что здесь лежит, – стоит не миллионы, миллиарды или квадрагинтиллионы – оно стоит жизни. И тот, кто владеет этим саквояжем, находится в опасности, ибо содержимое имеет историческое значение: с помощью него я могу изменить мир… в самом прямом смысле, – юноша смотрел на неё не то со страхом, не то с паникой, не то с непониманием. – Ты даже не представляешь, что я узнала за эти года, ты не представляешь, кто и зачем создал все это, – и она обвела взглядом вокруг себя. – Только ничего не говори ни сейчас, ни потом и никому. У меня через минут пятнадцать начнётся урок – я не могу спрятать эту сумку, но ты сможешь… Да, Амос, спрячь её так, чтобы никто не знал, где она, кроме тебя. Я её заберу вечером, как подготовлю все к завтрашнему балу, но потом снова отдам, а ты снова её спрячешь и принесешь её уже только к полуночи в Естественно-научный комплекс: мы должны будем кое-что сделать, – девушка подняла саквояж, нажала на красную метку, и он исчез – Амос удивился, ибо все ещё его чувствовал. – Не переживай: это мой новый прогрессик в защите информации. Так никто не увидит её. Просто возьми за ручку и, ничего не говоря, иди и прячь его. Если понял, кивни, – юноша смиренно кивнул в ответ. – Хорошо, спасибо, до встречи… – они пожали друг другу руки, Амос, порой оглядываясь, пошёл в сторону от Мишель. – Отлично, – оставшись одна, девушка от усталости присела на балкон и протерла глаза. – Теперь дело за малым: перенести документы на телефон и отдать его мисс Хидден…

Отдавшись слабости, девушка хотела оставшиеся пару минут провести в молчании и тишине, но тут её курс вышел из-за угла и с хохотом и криками направлялся к кабинету близ неё.

– Ты точно фрик! – слышалось в метрах двадцати от неё.

– Тебе наряд-то кто подбирал? Бабушка? Ах-ха-ха, – гудела толпа, шедшая вокруг одного темнокожего мальчика в полосатом жилете с бабочками и в серых штанах с маленькими цветочками в самом низу штанин.

– Ах-ха, – искусственно отсмеивался он, – точно бабуля… Прямо с того света! Хах…

– Во-оу, – протянул кто-то сзади, – да твой юмор темнее, чем… чем ты! Ах-ха-ха, – на миг затихшая масса школьников вновь залилась смехом.

Тот юноша казался весёлым.

– Что происходит? – ровным тоном спросила Мишель подошедших ближе однокурсников.

– Да ничего… – все замялись, пытались что-то ответить, но лишь мямлили, как и всегда, когда Мишель указывала им на их неправоту.

– Не надо, Чарльз, – остановив объяснения голубоглазого блондина со смазливой внешностью, быстро проговорила она. – Я знаю, что что-то не так. Что это за глупые шутки? – продолжила девушка твёрдо и не терпя пререканий.

– Да мы просто пошутили: он же выглядит, как не знаю кто! – встрял в разговор высокий кареглазый брюнет, точно с такой же смазливой внешностью, как и тот блондин, по совместительству главный разжигатель смешков в сторону милого мальчика в полосатом жилете.

– Что значит: «он же выглядит, как не знаю кто»? Тебя безусловно не должно волновать, Дигс, то, как он выглядит, то, что он носит, и то, каким ему быть. Это его выбор. Если он так хочет, если ему так нравится, то вы все, – Мишель указала пальцем на сконфуженную толпу школьников, – вы все не имеет права его осуждать: это его жизнь.

– Да ничего, Мишель… Это же просто шутки… – запинаясь, говорил тот мальчик в жилете с бабочками.

– Нет, Ник, – девушка аккуратно взяла его руки. – Это – не «просто шутки». Это – то, что тебя расстраивает, то, что тебе не нравится, – мальчик с легким испугом отпрянул от неё. – Не надо, Ник, – Мишель продолжила с тем особым тоном, который словно указывал всем, что стоит делать и как, – они тебя больше не будут задирать. Да, ребята? – ей не решительно кивнула пара людей. – Ты прекрасен по-своему. Помни это. И вы, – девушка вновь обратилась к толпе, – вы тоже прекрасны по-своему, но, пожалуйста, уважайте прекрасное в других; не надо самоутверждаться за счет оскорбления и принижения – пусть и не специального – более уязвимых. Я знаю, что вы лучше и выше всего этого… Тем более все помнят, что произошло в прошлый раз… – погрузившись в воспоминания, Мишель с однокурсниками поникли на какое-то неизвестное для них всех время: может, час, может, два, может, на те действительно оставшиеся две минуты.

По коридорам пролетел звон, сообщающий о преддверии урока (время, чтобы ученики зашли и приготовились к занятию).

– Ладно, не будем о грустном, надеюсь, мы все всё поняли, – с доброй и живой улыбкой заключила Мишель, пропуская ребят вперёд.

– Спасибо, Мишель, – сказал ей Ник, проходя в класс, и за ним же эхом звучали вновь и вновь эти слова от всех тех, кто переступал порог кабинета, заходя внутрь: все они знали, что без неё каждый мог бы был оказаться на месте Ника, и никто бы им не помог, никто бы не вступился: все бы либо наблюдали, либо терзали насмешками…

– Будьте добрее – это важно, – завершив свои рассуждения, светлоголовая девушка вошла в класс.

Прозвенел второй, начинающий занятия, звонок.

Урок прошёл незаметно для неё, как и последующие часы после него и после всей учёбы. Также незаметно для себя она пришла к Амосу, не отвечая на его вопросы, забрала сумку, лишь сказав: «Позже, все позже» – незаметно оказалась в своей комнате и незаметно перевела информацию с листов на телефон. Посмотрев в окно, она поняла, что незаметно наступил вечер, так же незаметно, как наступит и конец её жизни: быстро и бессмысленно… И она очнулась: в комнату зашла соседка.

– Эй-й, – задорно протянула невысокая полненькая девушка с фиолетовыми волосами, – Мишель! – окликнула она одноклассницу, заметив, что та, не слышит её.

– А, точно! – радостно отозвалась девушка. – Привет, Викки, – и обняла подругу.

– Я захожу, а ты тут в темноте стоишь со страшной сумкой в руках и меня в упор не слышишь. Что за безобразие? – притворно рассердилась Викки.

– Ах-ха, да я так… задумалась что-то…

– Ой ну и ладно! – вскрикнула от нетерпения та в ответ. – Смотри, что у меня есть! – девушка достала из громадного пакета какие-то две длинные запечатанные вещи.

– О, боже! – весело выпалила Мишель. – Это же они? – с восторгом спросила она.

– Да! – ответила ей также Викки.

Девушки завизжали от радости.

– Я бы так хотела его поскорее надеть… – сменив настрой прошептала Мишель. – Оно такое красивое…

– Да… – подтвердила подруга. – Моё хоть и красивое, но твоё – безупречное… восхищаясь вторила она.

– Ну что ты, – считая платье Викки таким же красивым, как и свое, сказала Мишель.

– Ой, перестань! – отнекивалась та. – Все и так понимают, что вы с Амосом будет прекраснейшей парой на балу, – Викки, улыбаясь, подтолкнула подругу локтем. – Ну, а мы с Ренатом так, ничего особо пышного: просто красивые! – девушки захохотали.

– Какая же ты забавная, Викки! – нежно приобняв подругу, подчеркнула Мишель и получила новую порцию «ой, ну ты!» в ответ. – Ты же знаешь, что с Амосом мы не пара. Он всего лишь пригласил меня на бал…

– Ну конечно! – будто обиженно, но по-доброму фыркнула девушка. – Будто не видишь, как он смотрит на самого уникального и непревзойденного человека в этом мире, на тебя, Мишель? – нежно продолжила Викки. – Будто не знаешь, что этот чёртов юный Эбейсс по уши влюблен в тебя? Ты ли, мой вечный Концентрат правды, не замечаешь его чувств к тебе? – в её глазах читалось непонимание вперемешку с удивлением и заботой.

– Знаю, Викки, знаю… Именно поэтому я согласилась пойти, но и именно поэтому мы всего лишь друзья… – взяв пакет с запечатанным платьем и прочими украшениями, Мишель встала с дивана близ окна и направилась в гардеробную.

– Тогда я тебя не понимаю! – крикнула ей подруга вслед и пошла за ней. – Лучший парень всей школы, да и всего мира, наверное, готов сброситься ради тебя с крыши, пойти против устоев отца и постоянно зависать в той жуткой клетке наказаний, а ты: «Мы с ним просто друзья»! – дразня соседку, пылко говорила она. – Что за безрассудство?

– Викки… – глубоко вздохнув, Мишель села на маленький пуфик в гардеробной. – Ты пойми: во-первых, я иду против его семьи – вряд ли она одобрит такие отношения их ребёнка; во-вторых, он заслуживает того, кто будет любить его больше, чем свои дела, а я люблю больше то, чем я занимаюсь: оно важнее для меня, чем Амос… хоть я этого долго и не могла признать; и в-третьих, моя жизнь слишком опасна, чтобы я втягивала кого-то в неё, тем более чтобы втягивала туда такого хорошего и удивительного Амоса. Он мне дорог, но… это не судьба. После завтрашнего бала все закончится: он уйдёт в другую страту, а я – нет, – лицо девушки омрачилось, а губы налились алым цветом. – Ах, теперь всё понятно, Викки? – собравшись, тепло спросила она.

– Да-а, – довольно протянула подруга в ответ.

– И что же тебе понятно? – переспросила её Мишель.

– То, что ты все же любишь Амоса! – завизжала Викки и подпрыгнула от радости.

– Викки! – в комнате разлился девичий смех.

– Жаль, конечно, но вот мы с Ренатом… – подруга задумалась. – Думаю, он предложит мне жениться! Завтра же! А если нет, то я сама предложу! – импульсивно вскрикивала Викки. – Что ты смеёшься? Ну что смешного?! – смотря на задыхающуюся от смеха Мишель, вопрошала она.

– Да ничего… Ах-ха-х… Я думаю, что все будет хоро… – но девушка не успела договорить: на столе зазвенел телефон. – Подожди, Викки, – Мишель вышла из гардеробной и настороженно взяла трубку. – Алло, – тревожно слетело с её губ.

– Здравствуй, Мишель О'Роуз, – послышался на другом конце глубокий, спокойный голос.

– Как вы нашли меня? – переминая пальцы спрашивала девушка.

– Тебе известно это – не притворяйся, Мишель, – все также спокойно звучал голос из телефона.

– Я догадывалась, что рано или поздно, но вы поймете, насколько я близка к победе… Всё же, я надеялась на лучшее… Как же мне вас называть?

– Можешь просто мистер, мисс О'Роуз, – плавно ответил ей мужчина.

– В таком случае, вы можете называть меня Мишель, – твёрдо, без единой нотки сомнения прозвучали слова девушки.

– Вам известно, что мы давно узнали, кто и когда декодировал наши архивы, мисс О'Роуз. И также вам известно, что вы зашли слишком далеко. Так далеко, что нам придётся действовать во благо сохранения информации.

– Да, мне это известно, но ещё мне известно, что школа – единственное защищённое в нужной степени место.

– Хах, – усмехнулся мужчина с каким-то злобным оттенком, – вы даже не представляете, насколько вы заблуждаетесь… Вы не подумали над моим предложе… – он хотел договорить, но Мишель его перебила.

– Я знаю, что в ближайшие два дня я определённо не изменю своих решений, мистер.

– Жаль, что вы так и не поняли, Мишель, очень жаль. Но я даю вам последний шанс: вы согласны отдать всю информацию нам и позволить совершить операцию? – прошипел мужской голос в телефоне.

– Нет, – однозначно заявила девушка.

– Тогда прощайте. Прощайте навсегда, мисс О'Роуз, – с мёртвым спокойствием завершил разговор прокрастианец по другую сторону экрана и сбросил звонок.

– Черт! – прошептала Мишель, громко положив телефон на стол.

– Мишель! – зайдя в комнату, удивился Амос. – Ты же не выража…

– А ты что тут делаешь, Амос? – шёпотом перебила его девушка, все ещё озадаченная звонком.

– Да как же? Время выходить… Я вот и пришёл за тобой, – ответил смущенный Амос и обратился с приветственным рукопожатием к Викки. – А ты почему еще не у Рената? Он тебя там ждёт и ждёт… – сказал он ей.

– О, боже! – завопила та. – Я совсем забыла! – и начала быстро собираться. – Пока туда, пока сюда, вот же!.. Всё, прощайте! – девушка мигом вылетела в открытую дверь.

– Они собирались посмотреть вместе фильм, – пояснил Амос, увидев недопонимание Мишель.

– А, точно, – вспомнив, поморщилась та в ответ. – Ладно, минуту подожди: я переоденусь из школьного, и пойдём.

– Хорошо… – протяжно проговорил Амос и сел на кресло в ожидании девушки.

Мишель зашла в гардеробную, с тяжестью в голове и бессилием в руках сняла с ближайшей вешалки платье и рухнула на стул, стоящий недалеко от шкафа с одеждой. «Надеюсь, они не станут действовать открыто, надеюсь, они подумают о других школьника и сделают то, что хотят как-нибудь тайно, не на виду у всех…» – думала про себя девушка, надевая белые оксфорды, шурованные алыми лентами. «Думаю, нужно верить, что я успею отдать телефон мисс Хидден, и тогда, может быть, мне выпадет шанс остаться в живых…» – застегнув платье, говорила она своему отражению в зеркале, которое заплетало ей косу.

Мишель собралась, оделась и вышла к Амосу. Ещё не услышав слов восхищения её внешним видом, девушка поняла, что для него она сейчас прекрасна. И вправду, длинное непышное белое платье с полупрозрачным воротом и кружевами, словно из девятнадцатого века, шло ей бесподобно. «Что может быть лучше, чем вечная классика? Только её возвращение в моду» – сказала она ласково другу и, взяв принесенный саквояж, вышла из комнаты; Амос вышел вслед за ней.

Они – по просьбе девушки – шли молча, ни о чем не разговаривали и постоянно обходили камеры слежения. Саквояж им не особо мешал, но при встрече с другими курсантами приходилось прикладывать усилия, чтобы выглядело естественно то, что в руках у них его нет; на их счастье, мало кто скитался по коридорам в столь позднее время.

По прошествии получаса они оказались у входа в Естественно-научный комплекс. Амос думал по-обычному зайти через главные ворота, но Мишель повела его вокруг ограды. Так им пришлось ещё полчаса провести в хождениях. Юноша уже хотел было заговорить, но девушка остановила его, покачав головой в разные стороны – он замолк с негодованием. Тогда она, достав из сумочки маленькое зеркальце, присела на землю и положила круглый предмет близ ограды. Амос не сразу понял, что делает Мишель, но, увидев, что ограда начала подниматься после её действий, осознал, что это её очередной метод взлома системы. Но зачем – он пока что не понимал.

Девушка осторожно взяла Амоса за руку и, отодвигая ветки, направилась в гущу выстроившихся кустов. Куда же они идут? Кусты, кусты и деревья – ничего не видно. Некоторое время казалось, что ребята ходят по кругу. Но вот! Амос видит, как вдали, там, куда они идут, что-то ярко светится. Что же это?.. Светильник? Фонарь? О, нет, как бы не так. Это луна! Такая ослепительная и завораживающая, с жемчужным отсветом плыла над тёмным морем перед ними.

– Где это мы? – тихо, едва шевеля губами, спросил юноша.

– Остров Ваадху, Амми… – стараясь не нарушить минуту восхищения, прошептала Мишель. – Ну, почти…

– Ослепительно… Что значит «почти»? – оторвавшись от полуночной красоты морского пляжа, спросил Амос.

– Это… – подбирая подходящие слова, пыталась объяснить девушка, – это модель своего рода, то есть это не остров, а лишь имитация. Ты же видела, что мы шли через перелесок, не окружённый водой. Следовательно, это не остров…

– Мишель, – тепло улыбнувшись, перебил её Амос, – я знаю географию…, и ты тоже, поэтому скажи, что ты имела в виду.

Девушка смутилась.

– Ладно, – прервав молчание, заговорил юноша, – если ты не хочешь, можешь не говорить, – и ласково улыбнулся, мягко пошлепав её по плечу.

Девушка кивнула головой в ответ и сбросила невидимый режим в настройках саквояж, просто приложив свою руку ко дну.

– Мы пришли сюда именно из-за этой сумки, – начала она, видя, что друг был весь во внимании и специально для большего понимания присел на имеющуюся здесь одинокую скамью. – Как я говорила, сумка имеет великое значение, настолько масштабное, что я боюсь, что может случиться что-то непоправимое из-за той информации, за которой я охотилась все эти восемь лет. Я не могу рассказать, что именно тут, но ты должен мне довериться и помочь… – присев рядом с юношей, Мишель поставила саквояж меж ними и, взглянув прямо в глаза, спросила его: – Ты поможешь мне, Амми?