Брусничное Солнце

– Для нас большая честь быть здесь, ваше высоко – превосходительство. – В голосе матери тягучей нежностью переливались лесть и раболепие. Ее поклон оказался глубже положенного. Чем заслужил генерал-аншеф такую изумительную покорность матушки? Всегда холодная, расчетливая и черствая, с высшими по чину она держалась уважительно, но гордо. Не позволяла заискивающим ноткам скользнуть в голос, ни единого разу не унизилась, принижая свой род и возвышая иных. О холодном, почти мужском расчете ее матери было известно каждому. А сейчас Варвара глядела и не узнавала. Это настораживало куда больше, чем отеческое «наша» из уст постороннего их роду мужчины. – Пойдем же, Варвара, судари еще порадуют нас своим вниманием.

Они шагнули внутрь, в просторный коридор и великолепную бальную залу с распахнутой дверью в сад. Свежий воздух врывался в поместье, от легкого сквозняка подрагивал огонь свечей, взлетали и опускались легкие оборки на пышных платьях. Привычный уклад.

Всюду сновали ухажеры, с поклоном интересующиеся, занят ли определенный танец, и томно улыбающиеся девицы, стреляющие хитрым взглядом из-под полуопущенных ресниц. Коварные волчицы в овечьих шкурах, стремящиеся затянуть в свои хитро сплетенные сети жениха побогаче, с сословием повыше.

В танцах было свое очарование, возможность унестись вслед за музыкой, наслаждаясь шумно трепыхающимся в груди сердцем. Здесь, как и на охоте, Варвара могла быть несдержанной, необузданной. Степенные медленные танцы сменялись резкими, наполненными страстью и жизнью. Быстро заполнилось карне, к вальсу стремительно разбились на четверки пары.

Запыхавшаяся, ожившая, она не пропустила ни единого танца. Раскраснелись щеки, загорелись глаза, от сдерживаемого смеха ужасно разболелись поясница и живот. Сегодняшний вечер запомнится ей надолго: словно соревнуясь в забавности, кавалеры припоминали неловкие случаи и рассуждали на легкие темы, искрометно блистая отменным чувством юмора. Было бы сложно иначе: фривольные, чувственные разговоры она категорически отвергала.

В промежутках между танцами младшая Глинка скользнула к столам – мать уже была там в окружении мужчин. Обсуждать дела на приемах было делом обыденным. Но редко когда дела эти так цепко и серьезно вела женщина – за долгие годы жизни без отца общество научилось видеть в ней не хрупкую сударыню, а равного партнера. Стекольная мануфактура Глинки расширялась, приносила стабильно высокий доход. Теперь матушка задумалась о возможности увеличить свои владения и приобрести в кредит несколько лесопилен. На вопросительно приподнятые брови Настасьи Ивановны Варвара расслабленно кивнула, широко улыбнулась. До танца еще есть немного времени, в горле першило и давно пересохло, хотелось пить. Прохладное вино расслабило, остудило пылающие руки и щеки. Захотелось снять перчатки и помахать горячими пальцами в воздухе, остужая бушующую в венах кровь. Может быть, перед банкетом ей удастся улизнуть в сад? Через открытые двери дурманил запах кустовых роз и гортензий, узкие дорожки вели вглубь, к мерно журчащему широкому фонтану.

От размышлений ее отвлек появившийся рядом Самуил. Воистину удивительно: как такой огромный человек может подобраться совсем незаметно? Его тихий голос прозвучал у самого уха, всколыхнулись подкрученные черные пряди волос, задетые его дыханием:

– Позволите пригласить вас на вальс?

– Как я могу отказать вам, ваше высокоблагородие? – Голос вздрогнул, в него тайком пробрались ехидные ноты. – Он вам отдан задолго до начала бала.

Не бывало в жизни Варвары такого, чтоб о танцах за кавалера просила собственная мать.

Чужая широкая рука в замшевой перчатке уверенно сжала протянутые пальцы. Зазвучал вальс. Романтический и безумный, дозволяющий куда больше, нежели иные танцы. Здесь было все: и плывущие повороты, и руки Самуила на талии, и ощущение короткого взлета, и падение сердца с очередным разворотом. Мужчина вел уверенно и легко, не тушуясь и не спеша. Разве можно было ожидать иного от их знаменитого рода?

Кружил ее, а затем притягивал непозволительно близко. Так, что трепещущее за ребрами сердце слышало гулкий стук чужого. Варвара подняла голову и снова встретилась с хищным прищуром темно-серых глаз. Уголок губ мужчины потянулся вверх в кривой усмешке.

– Вы прекрасно вальсируете, Варя. – Он намеренно переходил границу, понижая голос до бархатного шепота. Пальцы на талии дразняще сжались, большой очертил виток золотой вышивки. Варвара не растерялась.

– Варвара Николаевна, – поправила барская дочь с учтивой улыбкой ледяным голосом. Ей не хотелось флиртовать и слышать обольстительные речи. Она обещала танец, не большее, так отчего он чувствовал себя столь самоуверенно? – Мне лестно ваше внимание, но прошу вас: не переступайте границы дозволенного. Я не из тех, кто любит подобные игры.

Поворот, накал музыки, взлетели к потолку высокие ноты, ускорились танцоры. Теперь пары не просто кружились – летели над полом, переливались всеми оттенками платьев, мелькали темными фраками и белоснежными перчатками мужчин. Совсем скоро музыка оборвется, оставляя последние ноты сладким послевкусием.

Ответ не сбил дыхания, шумно выдохнув с последним словом, она послушно последовала за партнером, уводя взгляд в сторону. Самуил продолжал наблюдать за ней. Господи, Варя предпочла бы, чтобы он запнулся, отдавил ей ногу и у нее появилась причина улизнуть. Мерзавец танцевал слишком хорошо, но расстояния между ними бессовестно не оставлял.

– Разве? Я полагал, что вы подарили мне два танца с пылкой надеждой на нечто большее. – Самодовольно. Низкий голос завибрировал, запылал от самовлюбленной подначки. Варя резким движением вскинула голову, едва не запнулась, почти сбилась с быстрого шага.

– Мне не дали выбора. Не заставляйте разочаровываться в вас, ваше высокоблагородие. Я могу начать горько жалеть о том, что меня вынудили уделить вам мое внимание.

Он рассмеялся. Склонил голову, касаясь губами ее виска, и Варвара забыла о танце. Попыталась отпрянуть, выдернуть пальцы из уверенной грубой хватки, впервые она почувствовала, как ускользает уверенность в собственной силе. Так чувствует себя цыпленок, когда лис пробирается в курятник для жестокой кровожадной поживы?

– О, поверьте, вы успеете привыкнуть к моему вниманию, я научу вас щедро одаривать меня своим. Где ваша пылкость, которую прежде я встречал на охоте? Где тот огонь, который я вспоминал ночами? – Последний поворот – и танец оборвался. Мужчины разжимали руки и отходили для поклона, а они так и продолжали стоять в центре зала, Самуил провокационно прижимал ее к себе, касаясь дыханием волос. – Нет нужды сдерживать себя, Варя. С женихами дозволено куда большее, чем просто два танца.

С женихами? Воздух выбило из легких, перед глазами пошатнулся мир. Проклятое вино и жмущий корсет! Не было нужды волноваться, самоуверенный наглец хотел сбить ее с толку, не иначе. Стопа Варвары скользящим движением двинулась вперед, платье коснулось горячего бедра Самуила, а затем каблук чувствительно, с изрядным нажимом опустился на его ногу. Внутри бурлило негодование, щеки пылали. Пара начала привлекать лишнее внимание.

– Скорее черти полезут из ада, чем я выйду за вас замуж. Со всем моим уважением.

Не поверил. Снисходительно улыбнулся, выпуская ее из своей хватки. Медведь, не иначе. Лишенный манер, обходящийся грубой силой.

– Твоя мать дала свое благословение. До венчания осталось не больше месяца. А затем ты, вместе с необузданным нравом и ядовитым языком, станешь моей. – Короткий поклон в конце танца, но расчетливый взгляд до последнего цеплялся за ее побледневшее от сдерживаемой ярости лицо. – Каждый танец, каждый вдох и выдох. Скоро все это станет моим, я с нетерпением буду ждать того мига, когда сумею приструнить тебя.

Не дослушав, девушка развернулась резким рывком, почти бегом направилась к столам. Не могло быть это правдой, ее мать не могла оказаться настолько черствой и бессердечной, чтобы заключить союз против ее воли! Репутация неприступной, холодной девицы сыграла с Варей дурную шутку. Он всерьез возомнил, что ее поведение – брошенный вызов.

Настасьи Ивановны там не оказалось, она исчезла из бальной залы вместе с отцом Самуила. Злость разрасталась, поднималась к горлу обжигающей жаркой волной.

Гостиная, вестибюль, бильярдная и библиотека. Варвара распахивала каждую дверь парадной части дома. И нигде не находила мать. Когда взгляд поднялся к широкой лестнице, ступени которой были обиты темно-красным бархатом, цепкая узкая ладонь сжала предплечье так сильно, что ногти-полумесяцы чувствительно впились в кожу.

– Варвара, разве полагается гостям игнорировать обещанные танцы? С минуты на минуту музыканты начнут играть котильон. Тебе подобает быть рядом с гостеприимным хозяином усадьбы.

– Просто хозяином усадьбы? Или женихом? – Это прозвучало так любезно и натянуто, что стало очевидно: Варя раздосадована. Учтивая улыбка, сцепленные у живота руки, костяшки побледнели от силы, с которой переплелись пальцы. Стоящий подле Артемий Агафонович и не подозревал, что через пару мгновений кажущаяся спокойной, почти умиротворенной девушка может перемениться, показать настоящие клыки.

Настасья Ивановна знала о характере своей дочери куда больше, пальцы на руке сжались с такой силой, что Варвара рвано выдохнула, переступила с ноги на ногу. В нежном, казалось бы, легком голосе она услышала угрожающее змеиное шипение.

– Жених хотел донести добрую весть сам, я не могла отказать в столь романтичной просьбе. Ну же, не разочаровывай его долгим отсутствием, порадуемся позже.

«Порадуемся». Удрученно опустились уголки губ, Варвара отпрянула, стоило материнской руке разжаться. Продала. И радовалась она не сделке, о которой грезила долгие годы, нет, мать пировала на останках ее несбыточных надежд и чаяний. Она предпочла отдать свою дочь, не спросив у нее мнения, не дав выбора. Стало горько и обидно, а хуже делалось оттого, что пришлось послушно развернуться и направиться к бальной зале.

Что еще ей оставалось, когда десяток ушей ловил каждое слово, а любопытные взгляды цеплялись за напряженных барынь семейства Глинка? Совсем скоро услужливые языкастые тетушки разнесут по всему залу весть: Варвара Николаевна Глинка удачно влюбила в себя самого Самуила Артемьевича.

А какие надежды были на молодого майора у нежной половины дворянства, какие чаяния! И достаться холодной ведьме-барыне… Невосполнимая утрата.

Самуил был на виду и на слуху, пред ним робела большая часть, а меньшая бесстыдно заводила откровенные призывные разговоры. Его имя гремело на всю столицу: выдающийся молодой военный, первый дуэлянт. Он всегда стрелял в цель, бил без промаха и словом, и делом. Совсем скоро с майором конного полка научились считаться, его не просто уважали, нет – его боялись. Только отчаянный глупец посмел бы бросить в лицо младшего Брусилова оскорбление или насмешку. Потому что это были бы последние слова пред кровавой расправой.

Когда Варвара подошла к бальной зале, заканчивалась кадриль. Этот обещанный танец она сорвала. Неудавшийся юный ухажер вымученно улыбнулся с края зала и вновь уткнулся в карты, прикладываясь к стакану с коньяком. Видно, занял нежданно освободившееся время со стариками, предпочитая карты новым поискам дамы.

Взгляд зацепился за шагающего по комнате Самуила. Неспешного, расслабленного и вальяжного. Его поступь еще не напоминала железную выправку военного. Но стоило ему почуять на себе взгляд и повернуть голову – шаг переменился. Стал резче, стремительнее. Сердце трусливо екнуло, захотелось спастись постыдным бегством. Да разве ж она позволила бы себе так глупо лишиться остатков гордости? Зазвучали первые аккорды, Варя достойно шагнула навстречу.

Котильон всегда был танцем-игрой, танцем-флиртом. Для Варвары же он обратился в отчаянное сражение. Вот он, главный противник. В холодной улыбке изгибал суровую линию тонких губ. В темных грозовых глазах клубилось веселье. Наслаждался ее безысходностью, впитывал. Ждал смирения или горьких слез и мольбы? Тонкие пальцы сжались светлой замшевой перчаткой. Они сделали первый шаг, стали в круг пар.

Легкие семенящие шажки навстречу стоящей напротив девушке, едва касающиеся друг друга изящные руки в разноцветных перчатках, улыбки. Наигранное бегство от собственных партнеров, заинтересованные взгляды, брошенные из-под полуопущенных ресниц.

А Варвара чувствовала себя жертвой по-настоящему. Свободно выдыхала, стоило увеличиться расстоянию меж ними, и сгорала от беспомощной злобы, когда в танце партнеры нагоняли партнерш. Его широкие руки на собственной талии жгли сильнее каленого железа. Барыня их возненавидела.

Возненавидела наклон светловолосой головы к ее виску, едва различимые вдохи, когда тело его напрягалось от дразнящей близости. Последний отзвук мелодии стал для нее благословением. Дамы присели в ответных поклонах перед кавалерами.

– Я провожу на ужин. – Самуил уверенно протянул ей руку, Варвара сделала поспешный шаг назад, едва не сбивая шагающую мимо увлеченно болтающую пару.

– Благодарю, но я вынуждена отказаться. От жары и танцев у меня разболелась голова, я предпочту забрать экипаж и вернуться домой. Буду благодарна, если вы передадите эту весть моей матушке и гостеприимно одолжите ей свой. Вас не затруднит найти с ней общий язык, в этом нет сомнений. – Молниеносный словесный выпад, последние слова перешли в разочарованный шепот-выдох. Едва слышно. Он слышал.

Сделал шаг вперед в опустевшей зале. Музыканты отошли от инструментов, гости отправились за широкие столы на веранду. Эхо их голосов улетало к высокому потолку, разбивалось о десятки зеркал на стенах.

Вот они, замершие друг напротив друга. Демонстративно стягивающая с рук перчатки Варвара, дающая понять, что светский прием для нее окончен вместе с этой беседой. И азартно подающийся вперед Самуил.

Она не отступила, не позволила загнать себя в угол. Он давил пространство вокруг нее, сжимал, перетягивал на себя все внимание. Так близко, что, склони она голову, щека легла бы на парадный мундир. Откровенно издеваясь, Самуил прихватил ее подбородок указательным и большим пальцами, заставил поднять лицо.

– Разве это не посчитается дурным тоном?

– Моя головная боль? Увольте, что может быть естественнее подобного явления? Душная погода, вино и танцы, а затем столь неожиданная новость… Любой бы подурнело.

Мужчина наклонился ближе, еще немного – и губами заденет ее губы. Резкий рывок головы. Ничего не вышло. Пальцы, словно стальные, не позволяли увернуться, отступить. И тогда она поступила единственным верным способом. Варвара сказала правду:

– Я не выйду за вас, Самуил. Дело не в вас, клянусь Богом. Мое сердце давно занято. Я не сумею стать вам примерной женой.

Он будто не услышал. Проклятый мужчина смеялся у самого рта Варвары, щекотал дыханием губы. В легкие ворвался тяжелый древесный запах, перемешанный с сигарным дымом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Народное старославянское название лихорадки.

2

Название пупочной грыжи в XVIII веке.

3

Старославянское название августа.

4

Дамский бальный аксессуар, миниатюрная книжечка, в которую дама записывала номера танцев и имена кавалеров.