Брусничное Солнце

Бесстыдно задирая длинные юбки подола, девушка перекинула ногу через узкий подоконник, склонилась, протискиваясь в небольшое окно, и уцепилась за резной отступ. Раньше она была меньше, а завитки аккуратного приметного козырька – больше. Один шаг до крепко спутанных лоз девичьего винограда, аккуратно, чтобы не соскользнули пальцы, а дальше спуститься на вытянутых руках, нашарить лозу постарше и покрепче…

Она сама не заметила, как оказалась на земле. Сердце стучало уже от радости, детское озорство вернуло покой тревожно ворочающейся душе. А сзади, как и когда-то в далеком прошлом, к себе притянули крепкие руки. Огладили живот, дразняще поднялись по выступающим ребрам.

Варя не любила корсеты, не любила ту боль, что неизменно следовала за нынешней модой. И, несмотря на осуждение матушки, надевала их лишь тогда, когда того требовал светский прием или визит гостей. Ей нравилась свобода, возможность дышать полной грудью и наедаться до треска кожи. Варвара любила тепло, что дарили пальцы Грия, любила больше всего на свете и не желала разменивать это чувство на холод сжимающей плотной ткани.

– Припомнили детство свое, Варвара Николаевна? А ежели кто увидит юную барыню за таким непотребным делом? – Мягкий, проникновенный голос послал мурашки по обнаженной шее, от мелодичного тихого смеха взлетела мягкая прядь черных волос, опустилась к ключицам. Она засмеялась в ответ, откинулась назад, позволяя прижать себя ближе к горячему юношескому телу.

Грий. Такой родной и до боли знакомый ей Грий. Он снова приехал в поместье.

Встречаться негаданно стало давней их традицией. С девяти лет, когда погодки остервенело зарывали друг друга в ледяной тяжелый снег. Тогда он кричал, что ненавидит ее и не будь она барской дочкой – непременно утопил бы в пруду. Тогда синеглазый русоволосый мальчишка обзывал ее упырихой и на иностранный манер вампирицей, брезгливо передергивался всем телом, когда Варвара презрительно щурила непривычные взгляду приезжих сиреневые глаза.

Каждую зиму матушка с отцом обновляли семейные портреты, их писал известный на всю империю Евсей Иванович Саломут. На столичный манер, с тонкими мазками и до нелепого смешными белоснежными париками на родительских головах. Умиляясь, матушка попыталась нацепить подобный на Варвару, сражение то длилось долгих двадцать минут, в пылу боя Варя пообещалась выпороть настаивающую нянюшку, служанок и смертельно обидеться на мать. Каждый год портреты в галерее добавлялись в стройный ряд их идеальной семейной жизни. Менялись наряды, разрастались морщинки у глаз, вытягивалась и хорошела неказистая Варвара. А вместе с тем крепла неожиданно возникшая нежная дружба меж барской дочкой и отпрыском художника.

Николай Митрофанович всегда благоволил творческим людям, некоторых из особенно одаренных собственных крепостных он разослал учиться ремеслу в академиях. Разве было что престижнее, чем иметь в своей коллекции прекрасного талантливые жемчужины, которые можно упоминать в широких кабинетах, прикрытых густым табачным дымом?

Вот и Саломуты у них прижились. Распрощавшись по лету, отец и сын отбывали к столичному дворцу и огром – ным роскошным домовладениям столбовых дворян. Работая не покладая рук до первых морозов, они непременно возвращались зимою в их тихое поместье на окраине Костромской губернии. Пока столицу охватывали скука и холод, они грелись у камина, смеялись и обсуждали новости. Грий неспешно перенимал искусство отца. А она стала его первой натурой.

Варваре принадлежала первая картина, вышедшая из-под его кисти. Ей принадлежал первый поцелуй и первая влюбленность юноши. Молодой барыне хотелось верить, что и его сердцем она завладела так же безраздельно. И он ни разу не позволил ей в этом усомниться.

Целовал руки, бросая искрящиеся озорные взгляды из-под густых пшеничных ресниц. Шептал горячие слова, от которых сладко крутило нутро и трепетно заходилось сердце, разливая по щекам румянец.

По достижении совершеннолетия и достойного мастерства в своей профессии Грий начал приезжать в поместье Глинки и летом. Основную клиентуру взял на себя отец, управлялись с заказами они ловчее, и теперь времени на встречи было больше. Матушка всегда радушно принимала младшего из рода Саломутов. Однако с каждым годом внимание ее к Грию становилось все пристальнее, и Варваре хотелось верить, что о взаимных чувствах она догадается не ранее, чем юноша решится к ней посвататься.

Может, сие событие обрадует ее этим летом? Варвара достигла совершеннолетия, мысли о их совместной жизни, пусть и не такой беспечной, заставляли сердце трепетать и волноваться.

Прохладные пальцы девушки опустились на загорелую кожу скулы, скользнули к губам ласкающим движением.

– Ежели кто-то увидит сейчас барыню, не о тех непотребностях языки понесут по округе. Грий, ты вернулся. – Она повернулась в объятиях, мягко коснулась кончиком носа гладко выбритой щеки, потерлась, прикрывая глаза. Гармония и покой. Варвара чувствовала себя так мирно, когда он был рядом.

– Настасья Ивановна всю усадьбу переполошила, впервые меня не встретила. Каждая служанка твое имя кличет, разве что только под кустами не выискивают. – В мягком голосе улавливалась лисья насмешка, пальцы Григория поймали подбородок, приподняли лицо, и она встретилась с теплым искрящимся взглядом. – Приворожила меня, не иначе. Ведьма моя, душа моя, ни на миг не забыл…

Опустил голову, и Варвара потянулась навстречу манящим приоткрытым губам. Сколько еще им так втихомолку видеться? Страх, что матушка отвергнет несостоявшегося жениха, был силен, он ворочался змеями в животе, давил, крутил в узлы и заставлял леденеть кончики пальцев. Разве многого Варваре хочется? Не выйдет получить материнское благословение – сбегут. Как пить дать сбегут. Будут вольными, свободными. Грий станет рисовать знатных господ, она приживется гувернанткой в чужом барском доме при озорном ребенке, которому положено знать азы счета и азбуки. Варвара поможет освоить этикет, танцы и иностранные языки. А затем будет гордиться поступившим в гимназию малышом, станет чаять о его продвижении вперед: университет, высокие должности, хорошая обеспеченная жизнь.

У них всегда будет выбор. Если человек не видит выхода из западни, значит, он недостаточно решителен или сломлен. Чудно, но уверенность в себе и боль распахивают двери, в которые раньше ты бы и не шагнул.

Украденный поцелуй был сладким, глушил, пускал шумную горячую кровь по ушам. Она прижималась к Грию сильнее, чтобы чувствовать каждый изгиб тела, впитывать запах, таять восковой свечой в подхвативших сильных руках. Когда его язык скользнул в рот – мягко, без напора, – она почти уверовала в существование рая. Рай здесь, рядом с ним.

Послышавшиеся громкие причитания за углом дома заставили их отскочить друг от друга. Оглушенная поцелуем, Варвара не сразу разобрала слова. Переводила ошалелый взгляд широко распахнутых глаз с лукаво улыбающегося Григория на выходящих к аккуратной дорожке служанок.

– Легко говорить тебе, Мавра, барыня-то наша совсем из ума выжила. За косу знаешь как оттаскала? Да кричит, ключом перед носом размахивает. Говорит, ежели, девка, не найдешь теперь Варвару Николаевну – продам и глазом не моргну. Да как же так, я ж в семье самая старшая, кто Мирошку моего досматривать будет? Ребенка горького? – Визгливые ноты опускались, грозясь перерасти в громогласный рев. Стоило служанке поднять голову и увидеть у разросшихся лип Варвару – причитания стихли. Девка взвизгнула, широко всплеснув руками, и бегом ринулась в ее сторону, падая в траву на колени. Взметнулась и опустилась рядом порядком потрепанная коса. Видно, матушка и правда оттаскала крепостную за волосы. К великой досаде Варвары, она заревела. Громко, во весь голос. Видно, напряжение и страх сделали свое дело.

– Не губите, юная барыня, не на кого оставить брата моего, матушка ваша зверствует, вас к кабинету кличет. Господа ради, Варвара Николаевна, пойдемте к кабинету, век вашей доброты не забуду! Только не губите, не хочу я из родной избы уезжать, продаст меня барыня, клялась, что продаст.

Скользнули в дразнящей ласке по спине тонкие пальцы художника, в глазах Грия – насмешка. Хитрый плут поклонился, мазнув покрасневшими зацелованными губами по костяшкам ее пальцев, и неспешным шагом отправился к конюшням проверять свой багаж. На Варином же подоле болталась голосящая крепостная, монотонно припечатывающая лоб в пышные травы. Жалость к себе больно куснула за подбородок. Надо же, как никчемно закончилась первая встреча после долгой разлуки.

– Полно тебе, не реви, иду я уже. – Ей пришлось потрудиться, чтобы выдернуть платье из цепких рук служанки. Вой мигом стих. Проворно вскочив на ноги, та громогласно хлюпнула красным носом и вытерла дорожки слез рукавом рубахи.

– Благодарствую, Варвара Николаевна.

Она так и тянулась всхлипывающим хвостом до самого кабинета. Шаркающие шаги вызывали раздражение, но как нельзя кстати отрезвляли. Коридор сменился узкой лестницей на второй этаж. А Варвара не видела ступенек. Перед глазами – солнечный силуэт горячо любимого, возмужавшего за полгода Грия.

Глава 2. Убийца мечты

Дверь кабинета оказалась неплотно прикрытой, через широкую, в два пальца, щель доносился знакомый басовитый голос. Варвара замедлила шаг.

Генерал-аншеф Российской империи Артемий Агафонович Брусилов. Сила, величие и гордость. О высоком положении и статусе в нем говорило все: идеальная военная выправка, ровная осанка, уверенность в четких резких движениях и умение говорить прямо, не прикрывая смысл тонким кружевом лести. Даже человеку, не знающему о его роли в военных полках Российской империи, Артемий не мог показаться добронравным или мягким мужчиной. Рядом с ним робели высшие чины, замолкали светские львицы, привыкшие снисходительно изгибать губы в улыбках и поддевать собеседников. Напряжение становилось почти осязаемым.

Первый раз Варвара и ее матушка встретились с благородным семейством Брусиловых на охоте у мелкого дворянина Грасова, распоряжающегося некоторыми селами на юге губернии. Сын генерала обратил на Варю внимание благодаря дозволению ее матушки участвовать в охоте. Еще бы, уму непостижимо: женщина не просто по-мужски уверенно держится в седле, она недурно справляется с ружьем. И все это с легкой подачи аристократичной матери. Езда подобным образом у высшего сословия считалась бесстыдным неблагопристойным кокетством. А ежели начать разговор про охоту… К безмерной радости Вари, выросшая в сельской местности Настасья Ивановна считала эту забаву невинной, а глядящие в рот стремительно богатеющей барыне подруги старательно закрывали на это глаза. Более того, разве не выглядит пышущая здоровьем женщина на лоснящемся жеребце невероятно? После озвучивания этих мыслей за чаепитием в высокой беседке поместья Настасья с интересом слушала, как все большее количество юных аристократок в соседних поместьях проявляют интерес к конным прогулкам. Теперь Варвару осудить никто бы и не взялся.

А Варя не спешила разочаровать мать правдой: забиралась в седло она не для жарких взглядов в ее сторону и коленопреклоненных женихов у порога. Свобода. Беспечный стремительный полет вперед, когда ветер выбивает из головы все мысли, оставляя ощущение безграничного счастья. Когда травы стремительно сменяют друг друга под мощными копытами послушного жеребца, когда в его прыжке она с заливистым хохотом жмется к лоснящейся, покрытой конским потом шее, щуря глаза.

В день охоты она так же наслаждалась свободой. И, глупо позабыв о роли женщины в высшем обществе, увела у младшего Брусилова добычу. Каков скандал, лучший охотник губернии не успел поднять ружье, когда девчонка сделала свой выстрел! И попала. Дикая коза была не первым ее трофеем, но неожиданно приятным. Самуил отвесил ей шутовской поклон и вернул ружье за плечо, его привычка щуриться проявилась и тогда – он почти насмешливо наблюдал за тем, как Варвара ловко спешивалась с лошади.

Вечером порядком подуставшие гости отужинали этой козой и десятком запеченных в меду кроликов. Из-за окна доносилась брань воюющих за потроха охотничьих борзых, за столом велась веселая перепалка молодых охотников. Юноши не упустили момент подшутить над Брусиловым: сегодня главное блюдо было не его заслугой. Он снисходительно слушал, откинувшись на спинку широкого стула, обитого затертым зеленым бархатом, и улыбался. Надеясь скрасить неловкий момент, Варя предложила забрать ему голову животного для настенного чучела. Всем давно было известно, что тот увлекается собиранием охотничьих трофеев в московском домовладении. «Пусть останется доброй памятью о вашей встрече с первым охотником женского пола». Тогда он не отказался.

Как следует распрощаться они не сумели, Артемия Агафоновича отозвали срочным письмом в Петербург, сын поехал вместе с ним.

После матушка долгие дни воспевала оды их семейству. Несказанная радость: сам Самуил Артемьевич показал свое расположение к Варваре, проявил интерес и уделил время, прогулявшись по саду. Долгие воодушевленные речи Настасьи не трогали Варвару, как и сам Самуил. Оно и к лучшему, что в Костромскую губернию Брусиловы не возвращались два года. Тяжелая служба и широкие владения занимали все время знаменитого рода, некогда было им видеться с провинциальной мелкой знатью. Особняк их порос ядовитыми вьюнками, отчаянно любящий пиво домовладелец работал спустя рукава. Вскоре Настасья Ивановна разочаровалась в своих ожиданиях и забыла о встрече, оказавшейся совершенно не судьбоносной.

И надо же, теперь Варвара снова слышала громогласный низкий бас. Служанка за спиной не заметила ее заминки, чувствительно наступила на ногу и рассыпалась бы в глупых громких извинениях, если бы Варя не взмахнула коротко рукой. Достаточно воплей, девушка не жаждала раскрывать свое присутствие раньше времени.

Дурное действие стало входить у нее в привычку, не иначе… Барыня аккуратно приблизилась к двери. Тонкая полоска света лизнула темное платье и кончики туфель.

– К двадцати годам получить такое выдающееся звание. Право, Артемий Агафонович, ваш сын достойный преемник вашего дела. Подумать только, майор конного полка! – В голосе матери угадывались искренние нотки благоговения. Руки были невинно сложены перед собой, в глазах – знакомый Варе расчетливый огонь, никак не подходящий к нежной улыбке, растягивающей губы. Седеющая голова генерала коротко кивнула, соглашаясь принять неприкрытую лесть.

– Вы сделали хороший выбор, ровно как и я. Что им томиться друг по другу, верно говорю? Вы только представьте: почти вся Костромская губерния под одним началом, сколько средств и возможностей? Домовладение в Москве, вскоре я намерен обзавестись еще одним в Царском городе, не каждый похвалится подобным, а?

– Верно-верно, моя благодарность вашему выбору не знает границ! – Обходя широкий стол, Настасья часто кивала, губы были приоткрыты, в волнении быстрее ходила грудная клетка. Наблюдая за этой женской несдержанностью, генерал добродушно рассмеялся. Похоже, матушка урвала хороший кусок.

Задумавшись, Варя припомнила, что матушка планировала реформу лесного хозяйства. Для увеличения собственного благосостояния семейству Глинка нужна была поддержка. Как же в те годы она рассчитывала на Брусиловых. Должно быть, ее предложение запоздало, но заинтересовало военного.

Только что-то здесь не вязалось, шевельнулась в груди тревога. У Варвары не было времени поразмышлять об этом. Мужчина уже сделал несколько широких шагов к двери.

– Прошу простить мне мою поспешность и несоблюдение всех манер. Совсем скоро мне надобно отбыть ко двору, прежде я хотел исполнить свой отцовский долг.

– Ох, бросьте, вам простить можно и куда большее, Артемий Агафонович, не смущайте меня своими извинениями. В конце концов, все решилось как нельзя более благополучно, а уж где и как – не столь важно.

Старший Брусилов начал оборачиваться, и Варвара резко шагнула назад, опустила вниз голову. Пальцы придерживали платье, нога неспешно потянулась вперед за мгновение до того, как дверь распахнулась. Укорить девушку в подслушивании было сложно: вот она, только шагнула в назначенное матушкой место, изумленно распахивая глаза при виде незваного гостя.

– Варвара Николаевна, вы неизменно прекрасны. – Коротко кивнув, Артемий не остановился, чтобы соблюсти правила этикета. Быстрый шаг уже нес его вниз по ступеням. – До встречи на балу, для меня и моего сына будет честью принять таких долгожданных гостей.

Она не успела поблагодарить за приглашение. Когда Варвара нашлась с ответом, дверь в поместье уже захлопнулась. Стало тихо.

Сзади на плечи опустились руки Настасьи, неожиданно ласково погладили предплечья, опускаясь к горячим пальцам.

Вот бы она забыла о дурном разговоре с бабушкой, вот бы приезд Артемия Агафоновича переменил ее настроение и Варваре не пришлось выслушивать укоры и горькие речи о материнском разочаровании…

Так и вышло. Неожиданно воодушевленная матушка ободряюще поправила тонкие рукава ее платья и повернула Варвару к себе лицом. Радостно улыбающаяся, с искрящимся взглядом. Отчего же внутри так неприятно похолодело? Будто предчувствие надвигающейся беды лениво мазнуло по позвоночнику и, цепляясь за подол, потянулось кривыми когтями вверх, готовое сжать в жадных тисках горло.

– Мы сегодня едем на бал к Брусиловым, к шести часам будь готова. – Бровь Варвары иронично приподнялась, но девушка смолчала. Дурным тоном было предупреждать о светском событии пред самым его началом, если Артемий Агафонович был так занят подготовкой, он всегда мог отправить письмо с подручным за несколько дней до банкета. Вечно осаждающая дочь и указывающая на малейшее нарушение этикета Настасья словно не видела в этом ничего неправильного. – Совсем мало времени, надо же. Пока девки натаскают в бадью воды, пока прическа. А платье. Варвара, оденься посвободнее, твой гардероб напоминает одеяния вдовы. Наверняка будет душно, выбери что-то не столь строгое. И не черное.

Воодушевленная предстоящими сборами женщина небрежно провела ладонью по щеке дочери и метнулась вниз к ступеням. Будь ее воля слабее – Настасья Ивановна сама понеслась бы к кадкам с подогретою водою уже в этот миг. На первой ступеньке матушка неожиданно запнулась, пальцы вцепились в узкое перило, и она обернулась через плечо, энергично взмахнув свободной рукой, чтобы не свалиться вниз.

– Совсем позабыла. Запиши в карне[4] сразу: твои вальс и котильон уже заняты Самуилом Артемьевичем. Было бы невежливо отказать хозяевам торжества, верно же?

Два танца сразу. Губы сжались в суровую линию, Варвара сделала шаг вперед.

Если матушка желает втянуть ее в скандал – нужно поступать именно так, иного исхода у подобного деяния не будет. Варвара помнила, чем такая вольность обернулась для бедной Степаниды – дочери небогатого помещика. На языках ее легкий нрав носила не только Костромская губерния, но и соседствующие с нею Вятская и Ярославская. Скучающая без развлечений провинциальная знать своими языками выполоскала ее кости до дивной безупречной белизны. Бедная девушка, поддавшаяся обаянию приезжего офицера, еще три года содрогалась от любого приглашения на танец. Неизменно оставляла чернильные кляксы в карне и путалась в ногах во время мазурки. Это совсем не помогало очистить ее репутацию. Шептались, что по приезде домой ее отходила розгой родная матушка, упустившая вольность дочери на танцевальном вечере.

– Никак вы за него на танцы зовете, матушка? Я полагала, что кавалер должен сам пригласить даму. Благопристойность обязывает.

– А ты и дальше полагай, Варя. Только в карне запиши, не забудь. Не волнуйся, все обустроится как нельзя лучше. Местным кумушкам полезно понервничать, о своей судьбе тебе волноваться не придется, слово даю.

Темнота нижних ступеней скрыла ее силуэт. Варя так и осталась наверху, глубокая линия неровных морщинок на нахмуренном лбу не разгладилась – весь вид ее выражал осуждение.

Не свойственна матери импульсивность и необдуманность, а значит, одна Варвара пребывает в неведении относительно ее планов. Эта удручающая очевидность испортила юной барыне всю подготовку к вечеру. Словно назло куда-то запропастился Грий.

Осталась холодная вода в высокой бадье да умелые руки личной служанки, затягивающие корсет так туго, что едва хватало воздуха на мелкий вдох. Тому выдумщику, который придумал истязать несчастных женщин узкими платьями, из которых норовит выскочить пышный бюст, и мудреными прическами, Варвара с удовольствием бы отсекла голову.

К поместью именитых соседей они прибыли вовремя. Во дворе уже стояли несколько экипажей, из распахнутых дверей усадьбы доносилась музыка.

Костромская губерния не отличалась пышным дворянским сословием, но в каждой из семей воспитывалось по несколько детей, оттого их количество в бальных залах казалось внушительным. Год ее рождения был богатым на барских наследников – никогда Варино карне не пустовало, порою она позволяла выбирать себе спутника на танец под одобрительным материнским взглядом.

По словам столичных господ, провинциальные балы отличались очаровательной легкостью и простотой. Степенный полонез не длился тридцать минут, а количество столпившегося народу не мешало ходу танца. Если здесь веселилась и цвела молодежь, то на императорских приемах преобладала знать далекого от хлопотной молодости возраста. Балы превращались в нудные завуалированные оды престолу, принижение заслуг и богатств друг друга. Едино весело и там, и здесь было пожилым мужчинам, раскидывающим карты в плотных клубах табачного дыма.

Поместье Брусиловых было вдвое больше их собственного: высокие внушительные люстры с тысячами свечей, вычищенные до блеска канделябры на стенах и легкая музыка, плывущая над головами приглашенных. Мать заметно нервничала – одетая по последнему писку моды, она предпочла выгодно оттеняющий ее черный волос бордовый цвет и легкую волну кудрей вместо высокой замысловатой прически. Варвара же нарядилась в платье глубокого синего цвета. Тонкие оборки скромно прикрывали квадратный вырез, делая его не таким приметным, открытые руки и плечи вечером неизменно станут местом пира для комаров и мошек. Всяко лучше, чем нежно-лиловое, которое так настоятельно и долго советовала ей матушка и почти натянула силой поверх исподнего. Тот маленький клочок ткани, которому полагалось находиться на груди, явно не соответствовал ни единому правилу приличия, о чем Варя и заявила, категорически отвергнув ее выбор.

Как и полагается, отец и сын встречали гостей у дверей. О, об их родстве можно было и не говорить, это понял бы каждый. Оба высокие, широкоплечие, они возвышались на две головы над толпою и казались воистину огромными. Но не было в них неповоротливости и неловкости, свойственной высоким крупным людям, – что старший, что младший казались затесавшимися в толпу бедных овец хищниками.

Солдатские парадные мундиры подчеркивали мускулистость рук, стройность торса, широкие плечи и сильную спину. Идущие перед Варей и Настасьей к выходу девушки нестройно хихикали в белоснежные перчатки, стреляли взглядом в Самуила.

«До чего же хорош собой», «А какая выгодная партия», «Проникновенный взгляд, подайте нюхательные соли, я сейчас потеряю сознание или самообладание. Еще не решилась…»

А Варвара смотрела вперед и ничего из того не видела. Сравнивала. Светлый волос почти как у Грия, но если у художника он переливался теплыми оттенками жидкого золота, у Брусилова он был сероват, неприметен, казался тусклым. Аккуратная линия носа, такие же широкие, как и у нее, четко выделяющиеся скулы, грубая, небрежная линия узкого рта. Не было в нем чувственности, он походил на статую из мрамора. Холодная красота. Неживая.

Она не сразу поняла, что вот уже несколько мгновений Самуил молча пропускает новоприбывших в дом, не рассыпаясь в благодарственном приветствии, как отец. Взгляд ее фиолетовых глаз упирался в его темно-серые, холодные и глубокие, словно грозовые тучи. И эти глаза насмешливо прищурились. Варя не увела взгляд, как полагалось поступать. Внутри поднималась волна невесть откуда взявшегося протеста, барыня выше вздернула подбородок.

Самуилу стоило бы отвернуться, разочароваться в вызывающем поведении. Его же, напротив, это позабавило. Уголок губы дернулся, неровно приподнимаясь, словно мужчина сдерживал улыбку, а затем он совершенно бесчеловечно и нахально ей подмигнул. Вызывая бурный всплеск негодования у оборачивающихся девиц.

Бесстыдство какое!

Варвара недовольно цокнула языком и, отвернувшись первой, с нажимом растерла переносицу. Так поддевает друг друга босоногая крепостная ребятня, никак не высшее сословие.

Совсем скоро они поравнялись с широкими дверьми, на пороге Артемий Агафонович склонился в приветственном полупоклоне, едва касаясь губами костяшек материнской руки, закрытых легкой бордовой перчаткой.

– Рад видеть вас и нашу превосходную Варвару Николаевну. Проходите же, совсем скоро мы присоединимся к вам.

«Нашу». Губы Вари изогнулись в вежливой холодной улыбке, приветствуя хозяев, она присела в поклоне.