На посошок: Guide to Russian Spirits

Сначала из темноты вышли длинные худые ноги в темных джинсах, что-то, похожее на атласный бордовый халат, а потом показалась светлая голова. Лизин лучший друг Дима подошел к ним и резко приобнял Иру за плечи:

– Иди вон туда, третий корпус, твоя кровать на первом этаже, – он повернул ее корпус в сторону нужного здания и сказал громко и четко, как будто объясняя что-то ребенку. Ира зевнула еще раз и подняла руку, со вкусом почесав рыжую копну. Рубашка упала с ее плеч, но Даня успел подхватить ее в самый последний момент над землей. Дима не заметил потери и слегка подтолкнул Иру вперед. Та не реагировала.

Остро чувствовалась затянувшаяся пауза. Никто ничего не пытался сделать, они вчетвером просто стояли и дышали. Где-то далеко бегали полуночники-организаторы, но в их уголке, совсем близком к миру за забором, было тихо. Лиза еще раз взглянула на лицо потеряшки, и ее еще раз передернуло от увиденного. Затем перевела глаза на Диму и подняла бровь в немом вопросе. Как можно оставаться таким спокойным? Ира напоминала девочку из историй Стивена Кинга, которая их всех прирежет этой же ночью. А вдруг что-то случилось и ей нужна квалифицированная помощь? Здесь в глуши?

Наконец-то, с большим опозданием Ира кивнула и поплелась к корпусу, медленно, почему-то оглядываясь по сторонам. Тонкая фигурка то подсвечивалась гирляндами, то почти пропадала в темных уголках.

– Ну здравствуй, дорогой. Потрудишься объяснить? – она наконец-то поймала взгляд Димы, но в его глазах вместо беспокойства или молчаливого сочувствия плясали бесята.

– Любимая, ты Иру плохо знаешь, – ухмыльнулся Дима – Она втихаря та ещё пьянчужка. Особенно когда вырывается из дома. У неё мама строгая, за ней следит. Шаг влево, шаг вправо – домашний арест. А тут – свобода, костры, кхм… мальчики. Она, наверное, Посвята этого целый год ждала, чтобы был официальный повод из дома отпроситься. Ну вот и навернула, от радости.

– И доехала спустя три часа? – Лиза все еще держала бровь изогнутой, но мурашки с кожи ушли окончательно. Дима взъерошил свои светлые волосы, а потом зашептал, вкрадчиво, как будто делился чем-то сокровенным:

– Скажу тебе по секрету. На нашем Посвяте, на том самом, который некоторые снобки пропустили, – на этом моменте он слегка тыкнул Лизу пальцем между ребер, – Ира так напилась, что уснула в кладовке. И нашли ее на следующий день, уже ближе к вечеру, да и то, потому что начала сладко похрапывать. Так что, малыш, не мешай Фрекен Бок шалить.

Дима неожиданно запустил руки в ее волосы с восторженным возгласом:

– О, червяк! – и действительно, он вытащил что-то длинное и белое. Лиза отпрыгнула, но потом присмотрелась. Белая нитка, как смешно. БЕЛАЯ?

Дима скинул ее на пол и нырнул обратно в темноту. Подол его халата всколыхнулся от ветра так, что не оставалось никаких сомнений, зачем он его напялил. Тонкий гладкий материал не мог согреть в прохладную ночь, зато картинно развевался на ветру.

– Сходишь за ее сумкой? – Ли тряхнула головой, улыбаясь от легкости своего друга и поворачиваясь к Дане. Даня кивнул и нырнул в темноту, а потом резко вынырнул на освещенном фонарем клочке пространства спереди. В очередной раз по спине Лизы будто прокатился кусок льда, когда Даня развел руками. Никакой сумки не было.

– Да ты издеваешься, – не дав себе испугаться и подумать еще раз, Лиза пошла к калитке сама. Какая-то часть сознания кричала, что нельзя быть такой трусихой, что территория закрыта и вокруг много людей. Но остальная часть тела, почему-то, не слушалась и давила на своем. Дыхание все не хотело возвращаться в привычный ритм, глаза бегали по сторонам, а Лиза упорно собирала их в кучу, чтобы не увидеть что-то страшное (или кажущееся страшным) вокруг.

Резкий кашель сзади. Ли дернулась и обернулась, выставив вперед ладони. Жалкая оборона, но в ту минуту ничего лучше в голову ей не пришло. Одинокий высокий парень, лицо которого осветил огонек зажигалки, помахал ей рукой и закурил. Дурак. Курит у забора. Девушка тяжело задышала, пытаясь успокоиться. Слишком много впечатлений за этот день. Лагерь из уютного на мгновение стал очень страшным. Она взглянула на калитку, потом сжала кулаки и шагнула в ее сторону. Еще шаг, быстро, чтобы не испугаться окончательно. Кажется, она не доживет до конца Посвята, если не придумает, как не пугаться от каждого шороха.

Лиза заглянула за калитку, которая ужасающе скрипнула даже от минимального касания. Глаза пробежались по кустам, наткнувшись на темную сумку с длинной ручкой, чтобы носить ее через плечо. Лиза сделала глубокий выдох в темноту леса, обступавшего их со всех сторон. Одной рукой держась за калитку, будто за последнюю точку опоры в ночи, она присела на корточки и подцепила сумку. Та оказалась неожиданно легкой.

Быстро юркнув за калитку и закрыв ее за собой, Лиза подошла к ближайшей гирлянде, чтобы лучше рассмотреть содержимое сумки. В ней была пара книг, пачка носовых платков, пустая бутылка воды и таблетница. Ни сахара, ни имбиря, ни лимонного сока. Лиза недоуменно уставилась в сумку, затем сунула туда руку и порылась. От безнадеги, от непонимания. Рука перебирала вещи снова и снова: книги, платки, бутылка, таблетница, платки, бутылка, книги. Матовые мягкие обложки книг, скользкая пачка платков и гулкая прохладная таблетница. Пустой пластик бутылки со скрипом расправился. Она не могла поверить в то, что видит. Книги, таблетница… Даня кашлянул, и Лиза очнулась от транса и закрыла сумку, чтобы удержаться от соблазна прощупать все, даже подкладку.

– Ты в курсе того, о чем говорит Дима? – хрипло сказала Ли и прочистила горло.

– Слышал что-то похожее. В любом случае, это не наше дело. Давай вернемся к работе.

Даня с абсолютно безразличным лицом подошел и буквально повел Лизу за руку к бару. Сумку девушка повесила на плечо. Они молчали, пока не оказались по ту сторону стойки. Даня вздохнул и провел ладонью от лба по волосам и до самой шеи:

– Сходишь к Алене? Может у них на кухне остался еще сахар. Хотя бы одну из настоек добьем сегодня. Чувствую, что все равно завтра придется идти в магазин, он тут далековато, но ничего не поделаешь. Не будем ждать Надю. Закончим с тем, что имеем, и на боковую, завтра вставать рано.

– Рано вставать? Зачем? – Лиза скопировала его жест и приложила ладонь ко лбу. Тот был влажным от испарины, последствие тревоги. Она вдруг поняла, что злополучная сумка все еще висит у нее на плече и быстро стряхнула ее на пустой стол – Я встану ближе к 12, мне ж сопровождать только в 14.

– Эээээ нет, не получится, – Даня сочувственно улыбнулся, – в 11 Арина назначила общий сбор, генеральную репетицию.

– Она меня ненавидит, просто хочет убить, – Лиза присела на корточки и уткнулась лицом в деревянную поверхность парты, прикрыв лицо руками. Перевод разговора на насущные проблемы подействовал самым чудесным образом, теперь ей хотелось только поныть. – обычно по субботам я сплю до воскресенья.

– Ну не во всем же она плохая, – Даня, копируя манеру Димы, немного потрепал Лизу за волосы. Неуклюже, как будто младшую сестру или ребенка. Лиза встала, потянулась и посмотрела на оставшуюся пластиковую миску с малиной. Малина посмотрела на нее, призывно поблескивая оставшимися косточками. Вновь хлынул спирт, и чистые руки приступили к действию. Даня вернулся к своей мяте и повертел ножом, счищая прилипшие кусочки.

Они продолжили работу в тишине. Малина влажно похлюпывала, а нож ударялся о деревянную доску с каждым ударом по веткам мяты. Даня был глубоко сосредоточен. Да и если бы кто-то посмотрел на Лизу со стороны в тот момент, то мог бы заметить, как ее взгляд медленно расплывается. Мыслями она улетала куда-то далеко. Подальше от холодной, еще слегка хрустящей кусочками льда малины.

– Да, не во всем, – сказала Лиза, продолжая уже законченный разговор. – Вот знаешь, в кино и сериалах очень часто гипертрофируют характеры людей. Мерзкие люди никогда не получают шанса на исправление, только если они заведомо сделаны красивыми и с трагичной историей, чтобы зритель мог сделать из них кумиров. Если в кино блондинка, то обязательно во всем розовом, с кучей банок косметики на полках, а еще в довершение – богатенькая, но не благодаря своему труду, а благодаря мужу или родителям. Если главная героиня-бунтарка, то косметикой она никогда не пользовалась и смотрит на сыворотки и крема с презрением, волосы расчесывает пальцами.

– И? – Даня поднял голову от нарезания мяты. Он не понял связи и лениво ковырял доску, убирая прилипшие листы.

– И они все ненастоящие, понимаешь? – Лиза посмотрела на него глазами, напоминавшими в свете гирлянд два больших темно-карих озера. – И это так бесит, на самом деле. В жизни нельзя подвести человека под стереотип, под единое удобное описание – и придумать оправдание и причину всем его поступкам тоже нельзя. Она не истинное зло, она настоящая, со всеми плюсами и минусами. И противоположных людей тоже не бывает, у каждого есть точки соприкосновения с другими. Просто в кино и сериалах так проще, зачем тратить время на раскрытие человеческой истории, когда есть истории продающие. И персонажи так и остаются говорящими куклами.

Даня молча смотрел на Лизу, кончик его ножа был все еще уткнут в влажный пучок мяты. Он, казалось, едва дышал, вникая в смысл ее слов и находя в них нечто большее, более глубинное, чем жалоба на сценаристов произведений массовой культуры. Лиза протерла глаза ребром ладони и добавила шепотом:

– Вот бы кто-то стал наблюдателем Вселенной и вместо придумывания мертвых персонажей записывал живые истории.

Даня тряхнул головой и вдруг улыбнулся:

– Это на тебя так так живая история Иры повлияла? Или просто недосып?

Они нервно похихикали. Лиза помолчала, подумала, и не захотела добавлять, что сама считала себя наблюдателем вселенной и тайно грезила о карьере писателя. Пока что все ее творчество ограничивалось заметками в студенческое медиа, но это только пока. Две недели назад она отправила несколько своих коротких рассказов на творческий конкурс их факультета, в надежде перейти от легкого заигрывания с новостными текстами к настоящим писательским дебрям. Стать настоящим писателем, как говорили классики, глаголом жечь сердца людей. Рассказы эти она писала на основе историй своих друзей, самых интересных и необычных. Меняла имена, сшивала все линии и забавные детали в тканное полотно. Получался симпатичный коллаж, лоскутное одеяло, описывающее жизнь неидеальной и детальной, какой ей виделось мироздание. Все реплики были продуманными – но не гениальными. Острыми – но уколы были безболезненными. На все ответы в конце давались вопросы. Чем не следующий бестселлер?

Лиза протерла всю малину до жижи и начала медленно выливать ее в пятилитровку с водкой. Даня пересчитывал бутылки, помечая карандашом что-то на маленьком листочке. Когда жижа кончилась, Даня молча подал ей небольшую бутылку с водой, чтобы ополоснуть руки и миску. Мыть в раковинах сейчас будет проблематично. Девушка попыталась очистить свое кольцо и ногти, но воды не хватило, и она взяла бумажную салфетку, кончиком ножа вычищая остатки малины.

По пути в Пищеблок, Лиза представила, как завтра им придется обслужить сто или более первокурсников, несколько часов разливая готовые напитки и смешивая коктейли. И слегка ужаснулась этой перспективе. По мере приближения времени ее эмоции менялись то в одну, то в другую сторону. Хотя, без сомнения, это был интересный опыт (лагерной жизни в том числе). Вокруг уже почти никого не осталось, лежат, наверное, и посапывают в своих кроватях после работы. Одна она медленно идет за сахаром в самый конец лагеря и пытается не заснуть. Даже гирлянды над головой уже начали мигать, будто от усталости. Лиза задержала на них взгляд. Лампочки мигали не как от плохого контакта, а будто в такт чему-то. Раз-два, раз-два… слишком ровно. Наверное, перебои в электричестве.

– Сахар? Да, проходи, проходи, сейчас найдем, – крикнула из глубины кухни Алена, когда Лиза переступила порог корпуса со звучным названием. Света тут было не так много, половина ламп на потолке не работала, но девушек, вызвавшихся делать закуски на кухне, этот факт никак не пугал. Ли зашла с заднего входа для персонала, потому что передняя дверь, ведущая в столовую, была закрыта на все замки. Через окно на раздаче проглядывались длинные деревянные столы и скамейки, вот она, лагерная столовка!

– Девушка, вытрите ноги на пороге, а то посажу, – и вновь из неоткуда выбежал Дима, нацепивший советскую милицейскую фуражку. На широких худых плечах висел все тот же дорогой красный шелковый халат. В сочетании с футболкой он выглядел очень карикатурно, но его это никогда не смущало. Ну, вы знаете, общественное мнение.

Дима оперся о дверной косяк и пригрозил пальцем:

– Здесь кстати есть решетки на выдаче, видимо, чтобы дети хлеб не крали. Так что протирай ноги тщательнее, иначе в камере сидеть будешь! Мне есть, куда тебя запереть.

– Сама сяду, только камеру выберу, где маньяки помоложе, – Лиза отпустила себя и широко улыбнулась от непринужденности друга, вспомнившего их любимую фразу из детективного сериала. Дима схватил поварешку (видимо, чтобы стукнуть Лизе по маковке) и случайно уронил еще две большие деревянные ложки. Он захихикал, наклонился через край стола и не удержав равновесия, чуть не упал на пол. Выражение лица и вся комичность ситуации напоминала ранние работы Чарли Чаплина. Где-то издалека раздалось тихое Аленино: «Вот же гадость, убью».

Ли тихо захихикала в ответ, а потом подумала, ну а черт с ним. Может, Ира выпила чуть за праздник и от непривычки развезло с глотка. На душе окончательно полегчало. Непосредственность Димы снимала все тревоги. Как и всегда.

Девушка вытерла кроссовки о тряпку, кинутую у входа и прищурилась. Огромная кухня с металлическим столами, кучей огромных, на несколько литров, кастрюль и чайников, с половниками, висящими на стенах. Тусклый свет. Все было довольно чисто, девочки не зря постарались, но на одном из столов неаккуратной горкой валялись продукты для закусок. И наверху, будто специально, лежал красный мешочек с сахаром.

– Скажи Алене, что я уже нашла, что мне надо, – Лиза воровато огляделась, схватила сахар и начала медленно отступать к выходу, чтобы не вызвать много шума и не привлечь внимания. Алена гремела в подсобке посудой и материлась такими словами, какие и повторить трудно. Мешочек с сахаром был надежно прижат к груди. Лиза уже была у выхода, как вдруг Алена гаркнула так, что Ли дернулась и задела кастрюлю с водой, стоявшую с краю стола. Та громогласно упала на пол, залив все водой. Тут же мат из подсобки прекратился и кто-то зашагал в их сторону. Кто-то очень злой. Вероятнее всего, со светлыми волосами.

Дима поморщился от грохота, а затем картинно закатил глаза. Его худые руки уже начали закатывать рукава халата и заправлять его полы в пояс джинс. Лиза замерла у двери, не издавая ни звука. Шаги приближались и не сулили ничего хорошего. Девушка сглотнула, все еще крепко вцепившись в сахар. Что делать? Что делать? Что делать? Что делать?

Дима вытащил из горы вещей тряпку и присел на корточки. Оказалось, что его джинсы были с прорезями – бледные колени мгновенно вылезли наружу. Такие острые, что казалось, что это они прорвали ткань от малейшего движения. Колени начали трястись от негодования, когда их хозяин опустил тряпку в лужу и принялся водить по ней туда-сюда.

– Надеюсь, когда-нибудь я начну видеть вас как женщин, а не как слуг Сатаны, посланных мне в наказание. Беги уже, я приберусь.

Настойка с лимоном была почти готова, когда снова раздался скрип со стороны ворот, Лиза с Даней и бровью не повели. Время было как раз для Нади, а странного им на сегодня достаточно.

– Алкоголики, вы где? – услышали бармены незабываемый хриплый голосок. Надя курила как паровоз и всегда была готова стрельнуть сигаретку, чем окончательно растопила сердца всех сокурсников еще в первый учебный день. Даня и Лиза с улыбками перегнулись и помахали топающему вдалеке курьеру.

Она вывалила из цветастого пакета продукты, обняла барменов с манерным зевком и развернулась в сторону второго корпуса. Когда девушка скрылась за дубовыми дверьми, Лиза не выдержала и захохотала во весь голос. Даня спустя секунду присоединился и даже чуть-чуть стукнул кулаком по столу. Слишком милой была непосредственность их знакомой, и слишком много эмоций они пережили. Закончив смеяться, они переглянулись и молча пожали плечами. Главное, что на нее можно было положиться. Ли нашла глазами ту початую бутылку водки. Даня вопросительно поднял бровь, когда напарница резко метнулась к их импровизированному алкогольному складу на полке. Лиза залихватски подхватила бутылку и сделала глоток, тут же опуская ее и кашляя. Даня ухмыльнулся.

Они быстро пропихнули лимоны и мяту через горлышко пятилитровки, добавили сахар по вкусу и слегка взболтали. С малиновой была такая же приготовительная операция, разве что вторым ингредиентом стал красный острый перец. Даня резал его ножом, постоянно ойкая и айкая, чтобы Лиза улыбалась сквозь усталость.

Глаза начали окончательно закрываться ближе к четырем утра, небо посветлело, а последние задержавшиеся на общественных работах студенты уходили по кроватям, чтобы подремать и с петухами снова начать работать. Даня грохнул пятилитровкой по столу, спуская ее вниз на глубокую полку шкафа, чтобы красотка настоялась в темноте эти часы. Лиза взяла тряпку и неспешно убирала остатки семечек перца со стола, вытирала разделочные доски, которые кто-то привез со своей кухни. Ни одного комара, ни одного сверчка или лягушки не было слышно в пронзительной утренней тишине. Казалось, что воздух сам по себе звенел, не найдя звуков, которые можно было бы разнести по округе.

Гирлянды продолжали гореть, когда напарники по алкоголю задвинули столы бара так, чтобы никто не лез в их «погреб» (полку) с настойками. Как хорошо, что в лагере было стабильное электричество, пусть и не во всех корпусах – столовая и администрация скалились темными окнами.

– Все равно сахара не хватило. Завтра после завтрака соберемся и пойдем в магазин, он по ту сторону железной дороги, идти долго.

– Ой, а может быть не после завтрака? Давай когда я перваков приведу сюда? Иначе не успею за ними, а в магазин тоже хочется.

– Ну давай, – Даня вздохнул и начал поочередно открывать все ящики и полки в их баре. – Спешить некуда. Все равно от пары часов настойка сильно не поменяется.

– Все равно, никто на вкус ее от чистой водки не отличит, ты хотел сказать? – ухмыльнулась и подняла бровь Лиза и тут же осознала свою колкость. Даня ничего не ответил, продолжая рыться в одном из ящиков. Затем хлопнул им, и кивнул в сторону корпусов. Лиза провела рукой по лицу, прикрыв глаза, а потом последовала за ним. Тяжелый длинный день.

Лиза с Даней зашли в свой третий корпус, ставший уже родным. На втором этаже они жили в одной палате вместе с Аленой и Димой, которые все еще не вернулись из «Пищеблока». В других палатах этого корпуса или не работали лампы, или матрасы отсырели и заплесневели в край. Было решено завтра до приезда первокурсников оперативно это исправить. Фонарями, более свежими матрасами – возможно, придется даже подпирать кровати книгами.

За время их отсутствия, им постелили матрасы и старенькое постельное белье серого цвета в мелкий цветочек. Тумбочки протерли чем-то пахучим и спиртовым, а все окна закрыли, оставив открытыми только небольшие форточки по краям. Лиза плюхнулась на свою кровать с ужасным скрипом – так как есть, в пальто и в обуви. Даня предпочел снять кроссовки и достал из рюкзака пару домашних тапочек и теплые носки. Лиза вопросительно подняла одну бровь, но ничего не сказала, переводя глаза в потолок.

Палату освещали небольшие ночные лампы на тумбочках, давая желтый теплый свет. На потолок отбрасывались замысловатые тени от абажуров и витражных стекол по бокам. Красиво, как на бабушкиной старой даче. Зеленые стены оттенком стали чуточку приятнее, как яблоки антоновка. Даня тут же захрапел, оставляя Лизу одну наедине со своими мыслями. Она вздохнула, скинула кроссовки под кровать и слегка укрылась одеялом. Было непривычно спать полностью в одежде, но снимать хоть что-то, даже пальто, казалось немыслимым. Брезгливость ли это, нежелание касаться кожей старых простыней и матраса? Лиза почесала подбородок. Да нет, не настолько она была городской белоручкой, на бабушкиной даче и не на таком приходилось спать. Холодно? Да нет, наверное, будет с утра, но пока тело было согрето любимым пальто и сверху прикрыто тонким одеялом. Наверное, виновата непривычная обстановка вокруг. Она впервые так далеко от дома, без сменной одежды и привычных вещей. С собой лишь зубная щетка с пастой, галстук и шапочка для бара, зарядка для бесполезного телефона, книжка в дорогу и кошелек с деньгами и проездным. Да еще эти постоянные перепады настроения: только-только лагерь начинает казаться уютным, вылезает какая-нибудь Ира без сумки или заплесневелый советский рубль.

Лиза вертелась на кровати, поскрипывая пружинами каждые полторы минуты. Дима с Аленой так и не пришли ночевать, увлеченные или работой, или друг другом. Тяжелое ощущение себя как единственной живой души (неспящей живой души) в целом корпусе. Даня вдруг скрипнул кроватью и перестал храпеть.

Плохо. Стало слишком тихо. Каждый шорох или звук. То ли окна скрипят ставнями из-за порывов ветра, то ли это шуршат черви, подъедающие древесину стен, то ли кто-то далеко в лесу прорывается сквозь бурелом и густые заросли. Где-то слева над головой тихо постучали. Лиза зажмурилась и не решалась открыть глаза, вслушиваясь в тишину. Ей одновременно хотелось, чтобы стук повторился, чтобы она смогла лучше расслышать и понять что это – и не хотелось, чтобы он повторялся, вдруг он будет звучать еще страшнее. Свет абажуров, проскальзывающий сквозь ресницы, стал слишком желтым, тревожно-желтым. Он не спасал, он должен был успокаивать тех, кто боится темноты, но каким-то странным образом ей стал помогать. Лизина лампа мигнула и выключилась. Замечательно, просто прекрасно. Как будто ЧТО-ТО нависало прямо над ее кроватью.

Когда на лестнице раздались тяжелые шаги, такие, что стены слегка подрагивали, Лиза машинально натянула одеяло на голову, надеясь, что отработанный в детстве прием спасет и сейчас. Шаг, еще шаг, скрип половицы, глухой стук перил, за которые схватились рукой. Секунда тишины – и раздался оглушительный визг пружин, на которых плюхнулись со всей силы. В душе Лизы разлилось невероятное блаженство. Это же один из организаторов, уставший после работы, кое-как дополз до постели.