Литургия Хаоса

Впереди, где тракт разбивался на две уходящие вдаль дорожки, показалось еще двое всадников. Они двигались навстречу, стараясь зажать Кэйлана в тиски, не дать ему уйти в сторону. Двинув вправо, оттуда полетела стрела, вонзившаяся в землю у копыт. Конь с испугом вильнул в другую сторону. Парень натянул вожжи, заставляя лошадь свернуть в лес, раскинувшийся по левой стороне. Удачно проскочив мимо одного из преследователей, что не сумел подъехать ближе из-за высоких кустов, они проскочили туда, где сотни деревьев раскинули свои ветви, скрывая лес во мраке. Не разбирая дороги, Кэйлан уповал на чуйку коня. Вороной ловко уходил от летящих вслед стрел и арбалетных болтов, которые были направлены именно в него.

Парень начал молиться. Не зная ни одной молитвы Всевышнему или любому другому богу, что почитались в разных уголках этого необъятного мира, он молился отцу и матери. Шептал пересохшими губами просьбы защитить, просьбы указать безопасный путь. Но в ответ слышал проклятия догоняющих и тяжелое дыхание запыхавшейся животины. Свист арбалетного болта раздался над головой, заставляя пригнуться и сильнее прижаться к спине коня. Даже в этой ситуации, Кэйлан всем сердцем желал, чтобы не только он выбрался из передряги невредимым, но и животное, что не сделало ничего плохого, лишь было верным слугой своему хозяину и даже сейчас спасала жизнь мальчика, стремительно лавируя меж стволами деревьев.

Впереди показался свет и высокая трава. Лес, что казался таким необъятным, закончился. От этой мысли кровь вскипела. Сейчас они окажутся на виду и ни одно дерево не поможет избежать стрел, летящих следом.

Что он сделал? В чём провинился? Неужели его стали бы подвергать опасности, если бы просто хотели вернуть в руки лекаря? Или же они решили избавиться от больного парня здесь, в дали от города, дабы избежать распространения заразы? Но Кэйлан понимал, что мысли эти вздор. Никто бы не стал преследовать какого-то захворавшего, пуская в ход ценные боеприпасы. Это нечто другое. Но что же он сделал? Оттого ли ничего не помнит, что совершил злодеяние?

Лес оборвался, выпуская скачущих из своих объятий.

Кэйлан напрягся, продолжая пришпоривать коня. Они отрывались, скача по свободной местности, но у тех, что следовали, было оружие. Пропустив два болта мимо, уводя коня в сторону, Кэйлан ощутил удар. Вороной завизжал, теряя равновесие. Он двинулся в бок и, сделав еще несколько шагов, стал падать. Кэйлан не успел спешиться и повалился наземь, оказавшись придавленным телом коня, ржущего от боли. Животное металось, в надежде избавиться от боли, двигало копытами по сырой земле. Парень увидел глаза, что уставились на него, когда конь отчаянно двигал головой, испуская душераздирающие звуки. Невыносимым был взгляд, наполненный болью. Хотелось кричать в тон крикам умирающего. Разорвать тех, кто сделал это. Парень пытался отодвинуть умирающее тело, освободить ногу, но ослабевшая туша коня была тяжела.

– Стоило оно того? – спросил мужчина, нависший сверху.

Он достал длинный меч и без раздумий вогнал в шею животного. Конь тут же испустил дух. Он избавился от мучений.

Кэйлан взревел. Он кричал, будто обезумевший, смотря в глаза того, что возвышался над ним особняком.

– Замолчи, – не выдержал другой, выкинув кулак в лицо парня.

Голова Кэйлана отлетела на холодную почву, а глаза стала застилать горячая кровь. Парень потерял сознание.

Обойдя улицы, наполненные бедняками, у которых подобно веселью на главной площади тоже разрасталось празднество, пара скрылась в переулке. Перед массивной калиткой стоял бугай, ростом под два метра и шириной плеч в длину калитки. Как он стоит здесь всю ночь – оставалось загадкой, ведь было ясно, что с его размерами переулок был слишком узким.

Кассиан достал небольшой звенящий мешочек и передал стражу в руки. Развязав веревочку, тот заглянул внутрь. На контрасте с огромной ладонью кошель казался крохотным и Марион подумала, что платы будет недостаточно. Но, повеселев, великорослый кивнул и открыл замок. Они вошли в старое здание, устрашающее своей безмятежной старостью и пустотой.

– Раньше здесь располагался ведьминский совет, который тайно был созван чародеями Бласо, во времена правления Коринтира. Однажды, ты отправила меня на встречу с ними.

– Да, я помню. Не думала, что он выглядит так…

– Убого? – грустно улыбнулся Кассиан. – Раньше это был цветущий район, где жили знаменитые художники, скульпторы, писатели и музыканты. Дом этот принадлежал известному в политических кругах лицу, который к тому же занимался меценатством. Отдать поместье ведьмам и чародеям – его затея. За которую он, впрочем, был награждён сполна.

– Что с ним стало? – поинтересовалась Марион, спускаясь в подвал следом за другом.

Вокруг расплетались тонкие нити паутины. Теперь этот дом принадлежал им и это было видно по количеству сплетенных сетей. Подвал и вовсе выглядел как большой кокон паука, что должен ждать за поворотом и съедать каждого человека, что осмелится войти.

– Казнён путём утопления, – ответил Кассиан и пропустил женщину в просторный подвальный холл.

Комната пустовала, не считая грызунов и насекомых, что тихо переговаривались в углах, вопрошая друг друга о том, чьи это гости. Марион прошла вглубь, но споткнулась о твердый предмет и, не рассмотрев его, пнула носком обуви. В центр комнаты отлетела кость, похожая на человеческую.

– Но зачем это место до сих пор охраняют?

– Здесь проводили ритуалы, призывы и подношения высшим силам хаоса. Даже если бы дом снесли, вся тьма и потраченная магия осталась бы на этих землях. Тогда король решил, что лучше держать это место нетронутым.

– Они оставили монумент ведьмовству вот так, под защитой одного человеческого верзилы? – Марион нахмурилась.

– Для нас их страхи – возможность. Благо, что этот особняк так и покоится здесь, в отдалении и под присмотром. Мне было бы жаль, если бы наполненное приятными воспоминаниями место сравняли с землёй.

– А тот… что охраняет, знает кто ты?

– Возможно, догадывается. Но он нем и жаден, поэтому и берёт деньги с такой радостью.

– Часто ты сюда ходишь?

– Магией нужно пользоваться, иначе это всё равно что быть голодным, но не питаться хлебом, что в твоих руках.

Кассиан зажег старый канделябр, на котором покоились заплесневелые свечи. Запах старины забирался в нос, так глубоко, что вкус сырости оставался на языке. Но вместе с этим Марион ощущала в этом месте электризацию многолетнего использования магии, вуалью накрывшей поверхности этого мёртвого дома.

– Садись, – скомандовал Кассиан, разместив деревянный табурет по центру.

– Не думаю, что мне понадобится, – произнесла Марион, скривив губы в отвращении.

– Ты когда ни будь принимала участие в переливании силы?

Кассиан остановился напротив женщины и серьёзно посмотрел в её глаза.

– Это будет больно. Невыносимо больно. Ты будешь умолять меня остановиться, чувствуя, как тело разрывается под влиянием чужеродной магии. Я прежде видел переливание своими глазами, Марион. В этом нет ничего безболезненного. Я впущу в тебя разряд своей энергии, а то, как твоя сущность примет её – увы, я не знаю.

– Не думаю, что это будет равноценно моей природной мощи.

– Вот и проверим, – улыбнулся мужчина.

Он указал глазами на табурет и дождался, пока она сядет.

– Будь готова к тому, что наши души сплетутся воедино. На какое-то время я буду тобой, а ты – мной.

– Слишком интимные подробности, Кассиан, – отмахнулась черноволосая.

– А уж какие чувства они вызывают, – посмеялся он.

Закатав пышные рукава светлой рубахи и откинув золотые волосы за спину, мужчина сконцентрировался. Согнул руки в локтях и задержал их друг напротив друга. Меж ладоней появилась изумрудная сфера. Пульсируя меж его рук, она расширялась, захватывала всполохами хаоса. Кассиан хмурил лоб, тихо шепча заклинания призыва мощи, что может быть использована лишь в крайних случаях. Обычно, маги могут обходиться и без усиления, им и без того достаточно силы совершать что бы то ни было, но сейчас другой случай. Ему необходимо было собрать воедино всё то, что разливалось по телу, питая жизненной энергией своего хозяина. Ему нужно выпустить квинтэссенцию своего колдовства.

Марион ощутила на губах сладкий вкус забытой мощи. Она улыбнулась, блаженно прикрыв глаза. Словно встреча с родным человеком. Поцелуй возлюбленного. Жаркие объятия. Кассиан направил поток в женщину, окутывая её тело струйками переплетающихся чар. Он вошел в неё, резко наполняя изнутри. Сначала Марион показалось, будто силы прогуливаются по её внутренностям, словно осматривая владения. Но позже она ощутила дух магии, разгорающийся в самой сути её существа.

Приятно, подобно чувственным прикосновениям любовника, пульсация возбуждения перетекала снизу вверх. Сердце участило ритм, капли пота прокатились по ложбинке меж грудей. Женщина нахмурилась, ощутив лавину желания, каскадом ложащуюся на женское начало. Руки сжали хлипкий стул, голова закружилась от наплыва чувств. Хотелось скинуть одежды и отдаться этим сильным прикосновениям магии. Марион издали наблюдала за напряженным Кассианом и в её голове рождалась сцена. Он держал её дрожащее нагое тело в своих руках, ласковыми движениями касаясь грудей, сжимая податливую плоть. Она подавалась ближе, проникая в его разгоряченную оболочку. Обволакивая друг друга, сплетаясь подобно змеям, они двигались на встречу друг другу. Лицом к лицу, губами к губам, грудью к груди, телом к телу. И вот они уже не два чародея, а один хаос. Пульсирующий, плотоядный, хищный хаос. Сила ударила клинком, заставляя женщину согнуться от боли. Молния пронзала плоть, электризуя внутренности. Марион застонала, изогнувшись от мук, и сползла со стула. Терзания потоков мучительной энергии поглощали. Воздух потоками сдавливал, отчего невозможно было сделать вдох. Будто его было слишком много. Возможно, она потеряла сознание, но очнувшись от чёрного забытия, она вновь ощутила ту же невыносимую боль. Терпеть не было сил и Марион закричала. Но она не стала умолять его остановиться, она желала ещё. Она просила его продолжать. Кричала словно безрассудная куртизанка, которая впервые ощутила сладость и удовольствие от сладостного проникновения. Марион выкрикивала что-то бессвязное, ощущая, как ломаются внутри кости, обрываются нити мышц, пока внезапно это не сменилось резким, схожим с эйфорией чувством. Она взлетела ввысь, прочь из этого дома, с этой земли, куда-то далеко в небеса, навстречу сверканиям звезд. И полная луна встретила её в свои материнские объятия, поглаживая волосы и прижимая к себе.

– Марион! – вскрикнул Кассиан, поддерживая падающую женщину. – Посмотри на меня. Открой глаза.

Она расположилась в руках мужчины как в мягкой постели. Улыбаясь от безмятежного счастья, заполонившего грудь.

– Я чувствую её, Кассиан, – непослушными губами произнесла она, желая смеяться в приступе охватившего восторга.

– Хорошо, хорошо, – шептал он, прижав расслабленное тело к себе.

Марион смеялась, пока слезы непрекращающимся потоком лились из глаз. Она чувствовала себя живой. Впервые за долгое время она стала собой. Вновь стала тем, кем всегда была. Марион Хелла Тенебра – вестница тлена и хозяйка мрака.

Кэйлан ощутил, как руки сковали за спиной грубой веревкой, а под ногами исчезла твердь. Он распахнул глаза и увидел своих карателей. Они подготовили сухие ветки, разложив домиком под ногами парня, и проверили устойчивость столба, к которому был привязан Кэйлан. Сколько же времени он был без сознания, что они сумели сообразить место его экзекуции?

– Вы совершаете большую ошибку, – прохрипел он.

– Кэйлан Райвхарт, вы обвиняетесь в прислуживании ведьме. За служение силам зла, за приобретение колдовских трав и зелий, за то, что вы, рискуя окружающими, предали свой долг и честь перед людьми и миром, отдали сердце бесам и отреклись от Всевышнего – вы приговариваетесь к сожжению на костре.

Высокий мужчина, зачитавший обвинения, взглянул на парня светлым взглядом. Лицо его выражало набожность и почитание Всевышнему. Он не улыбался, но невозможно было не заметить довольное выражение на благочестивом лице, испещренном уродливыми шрамами.

– Дабы очистить душу пред очами Всевышнего, вы обязаны сообщить, где сейчас скрывается ведьма, – сообщил он, испытующе глядя на парня.

– Я не знаю о чём вы, – прошептал Кэйлан пересушенными губами. – Я не имею никакого отношения к ведьмам…

– Даю вам шанс искупиться! – вскричал мужчина с благочестивым лицом, возводя руки к небесам. – Явите правду пред взором Всевышнего, сообщите, где обитает зло, и душа ваша вознесётся в дом его праведная и чистая.

– Послушайте, клянусь, я не знаю о чём вы, – лепетал Кэйлан, переводя взгляд с одного на другого. – Я клянусь, я не знаю о чём вы!

– Он не скажет, – прошептал один из мужчин, а затем, добавил громче: – Он не сознается! Пусть душа его вечно горит в муках, а сердце никогда не очистится от скверны!

– Есть что добавить? – спросил у Кэйлана один из мужчин, что держал в руках горящий факел и сгорал от желания начать казнь.

Слова не шли. Словно выброшенная на сушу рыба, он открывал и закрывал рот, не сумев выдавить и звука. Потрясение захватило его душу. Напряженное до этого тело обмякло, в ушах простучал пульс. Сейчас он как никогда понимал своего наставника, вспоминал его лицо, когда к ним пришли с обвинениями, как Капо отрицал свою причастность, а Кэйлан, напуганный мальчик, лишь качал головой и пытался удержать руку Капо в своей хватке.

– Я не прислуживал ведьмам и не служил силам тьмы!

В груди поднимался смех. Его рыцарь отвечал точно так же…

Кэйлан дёрнулся, пытаясь ослабить верёвки, что оставляли следы на коже даже через одежды. Это не было похоже на казнь Капо. Того же сперва омыли, затем раздели до нижних одежд, даже позволили сделать каплю освященного вина, дабы внутренняя тьма рассеялась перед священным наказанием в дальнейшем очищении грехов. Происходило это на одной из площадей имперской столицы, люди, наблюдавшие за совершением правосудия могли молиться за душу, что должна пройти этап очищения, а затем возвыситься, как чистая и невинная, будто душа младенца. Так говорил священник, что поднёс факел.

Здесь же, на отшибе, где живой души не было видно за сотни верст, его пытались зажарить будто пойманного кабана. Не было ни молитв, ни последних обещаний о скором очищении. Лишь строгие обвинения в злодеяниях и усмешки на лицах палачей. Парень обессиленно застонал, мысленно проклиная себя, всех этих людей, все эти новые заповеди, что появились будто гром среди ясного неба аккурат после новостей о смерти императора Циона.

– Да не коснется невинных рук кровь, но пусть реки бурлят кровью греховных, – произнес первый слова, вырезанные на имперских знаменах и флагах. Слова, написанные кровью на только зарождающемся правлении императора Эгона.

Тот, что держал в руках пламя, опустился на колено и, не раздумывая, бросил факел к ногам парня. Затем, вторя молитвам другим, отошел. Пятеро в длинных плащах и капюшонах, будто тайное общество, наблюдали за тем, как разгорается пламя, на расстоянии. Подобно мраморным статуям, они были недвижимы, лишь шепчущие губы выдавали в них живых людей.

Кэйлан ощутил, как пламя лижет ноги в сапогах. Огонь стремительно разгорался. В нос попадал дым, заставляя корчиться и тяжело кашлять. Горячий воздух обжигал глаза и кожу. Он чувствовал запах от горящей одежды и боялся представить, какой запах будет у его горящей плоти.

– Я ненавижу вас! Ненавижу! – кричал Кэйлан, ощутив, как боль и ярость поднимаются изнутри горячим потоком, отравляя сознание. – Вы все будете на моём месте! Все вы!

Жар проник в дыхательные пути, обжигая лёгкие. Он закашлялся сильнее, чувствуя, как с каждым звуком разрываются внутренности. Спрятав лицо в складках одежды на плече, старался делать маленькие отрывистые вдохи, но дым окутывал со всех сторон. Это вызывало неконтролируемый кашель, удушье и ужасающее чувство беспомощности. Влажные внутренние ткани начали закипать, создавая ощущение жгучей боли изнутри. Очертания стоящих кругом людей стали размываться от слёз, что вызывало едкое облако.

Сколько ему мучаться? Сколько ждать, пока он не потеряет последнюю нить, связывающую его с жизнью? Он не хотел умирать, но больше всего, не хотел умирать долго и медленно. Не хотел умирать в агонии. В тот момент он понял, что, пожалуй, это самая страшная смерть.

Тепло от пламени начало высушивать кожу, вызывая сильную боль. Кэйлан чувствовал, как постепенно верхний слой кожи его ног начинал обугливаться и лопаться, образуя трещины. В его голове он уже видел, как обезображенный до неузнаваемости мальчик, в черной изглоданной пламенем чешуе, без сознания повис на столбе. В его мыслях он также явно видел своих отца и мать, что наблюдали издали, как сын заживо сгорает, мучаясь в агонии невыносимой боли. И крики его подобно музыкальной сонате смерти раздаются по пустому пространству, заглушая звуки природы.

Над головой прогремел рокочущий звук грома. Кэйлан подумал, что это божественный трибунал приговорил его к смерти, оповещая о своём согласии со сторонником Всевышнего императором Эгоном. Ветер поднялся с земли, хлестко ударяя по лицу. Листва, травинки и даже мелкие камушки стали подниматься ввысь, создавая воронку. Молния ослепляющей полосой света разрезала небо надвое. Но дождь не начинался, словно не желая прерывать бушующий танец пламени.

В раскатах грома послышался властный голос.

– Как смели вы трогать то, что принадлежит мне?

Люди в капюшонах заозирались по сторонам, в надежде найти откуда раздался этот поглощающий пространство голос. Пятеро сбились в одну кучу, оголяя мечи и направляя в разные стороны. Но опасность опускалась на них с другой стороны.

Над головами разверзся ослепляющий свет, а затем из него медленно выплыла фигура. Опускаясь с неба, подобно святому лику, в воздухе повисла женщина. В руках у неё сверкали молнии, глаза горели ярким изумрудным светом. Кэйлан поднял взор на женщину. Он ошеломленно наблюдал за той, что смахнула пламя под ним одним движением руки, ослабляя боль. Верёвки медленно спустились с туловища и Кэйлан осел на ещё горячей земле, зачарованно смотря на своё спасение.

Чёрные волосы струились на ветру, тёмные одеяния танцевали с порывами воздуха, оголяя ноги. Женщина подняла руки вверх, создавая зелёные вспышки над головами людей, а затем, осуждающе взглянув на тех, что подвергли Кэйлана страданиям, она обрушила на их головы грозовые небеса. Молнии пронзали всех, кто столпился снизу, догоняли тех, кто пытался сбежать. Поглощая тела, электричество проходило сквозь, отчего люди валились наземь, а снизу, возникшие из земли когтистые лапы обхватывали их тела, вжимая в твердь, ломая кости и выдавливая из глаз, носа и перекосившихся ртов внутренности. Кэйлан вздрогнул, когда пронзенный разрядом мужчина упал рядом. Его тут же подхватила уродливая рука, сотканная из мрака, обернула свои пальцы вокруг его головы, что с хрустом ломалась в ладони, словно яйцо. Его рука приземлилась подле парня, будто перед смертью тот просил о помощи. Но никто из них не успел издать и звука, молчаливо принимая свою кару. Кэйлан не знал, кому принадлежит резкий запах горящей плоти – ему или раскиданным рядом мертвецам.

Когда в живых остался лишь он и мужчина с праведным взглядом и безобразными шрамами, женщина плавно спустилась вниз. Её ноги не касались земли, она продолжала парить в воздухе, приближаясь к выжившему палачу.

– Ты будешь жить, – ядовитым голосом произнесла она. – Ты поведаешь всем о том, как ведьма спасла наследника Циона, а затем пощадила тебя. Ты скажешь это всем, кого встретишь на пути, а затем доложишь императору лично. Пусть все знают, что свержение Эгона избавит от греха, что успели вы взять на свои потерянные души.

Мужчина кивал трясущейся головой, что-то бессвязно бормотал искривленными губами, а затем вскочил и пронесся к лошадям. Перед тем, как трусливо сбежать, он взглянул на сидящего на земле Кэйлана и произнес:

– Да здравствует император.

Когда Кэйлан остался один на один со своим спасителем, он не рассыпался в благодарностях, как ожидала этого женщина, а лишь испуганно отполз в сторону, туда, где с него сняли его оружие. Парень схватился за меч, но не обнажил лезвие. Лишь прижал к груди, словно желая умереть с тем, что ему дорого.

– Ваше императорское высочество, – с воодушевлением в голосе произнесла она, спустившись на землю. – Я пришла за вами.

Схватив мальчика за руку, женщина подняла его с земли и открыла зияющую дыру в воздухе. Оттуда Кэйлан расслышал звуки живой природы, шум водопада, крики ночных птиц и шум ветра. Его носа коснулся запах свежести и полевых цветов.

Взглянув на женщину, он тяжело сглотнул, не осознавая, что ждёт его в будущем. Она вошла в портал, поддерживая парня, и место, где Кэйлану предстояло умереть, сомкнулось за их спинами. Они оказались у высокой скалы, с которой обрушивался поток воды. Камни, по которым спускалось течение, были украшены разросшимся мхом. Деревья высоким забором ограждали поляну, сомкнувшись по кругу. Прозрачное озеро с покоящимися на водной глади кувшинами розовых цветов переливалось в сиянии ночного светила.

Женщина отпустила парня и тяжело упала на колени, уткнувшись руками в ярко-зелёную траву. Кэйлан, всё ещё ощущая рвущую на части боль, приземлился следом. Затем, тяжело дыша, подполз к своей спасительнице.

– Что с вами? – спросил парень, аккуратно касаясь её плеча.

Женщина делала хриплые вдохи, сжимая в руках растения, словно от боли. Её плечи содрогались в тихих всхлипах. Он и сам был близок к тому, чтобы заплакать навзрыд. В душе образовывалась зудящая дыра, обида на этот мир и на всю несправедливость, что встречается ему на пути. Всё это было каким-то безумием, жуткой историей, какими делились пьяные мужики в тавернах.

– Твою мать, – ругнулся он, стиснув зубы от ощущений, которые накатили новой волной, и прижал вспотевший лоб к земле.

Кэйлан ощущал зудящие ожоги. Со страхом он опустил взгляд на свои ноги. Словно слившись воедино с кожей, лопнувшие сапоги приросли к ногам. Обувь украшали маленькие и побольше дыры, а оттуда было видно кроваво-красное полотно с выступившими на нём пузырями и струпьями. Парня затошнило, голова закружилась и на секунду он подумал, что потеряет сознание.

Женщина перевела взгляд на дрожащего парня и, протянув руку, опустила на него легкий охлаждающий ветерок, сопровождающийся зелёным свечением. Кэйлан ощутил холод, который ласково прошелся сначала по ногам, а затем и по всему телу. Жуткие ожоги медленно затянулись, пузыри исчезли, разгладились, а кожа приобрела знакомый парню вид. Даже мышцы, пульсирующие от боли, расслабились. Он ощутил себя полностью здоровым и полным сил. Рука женщины обессилено упала, а затем всё её тело завалилось на бок.

Кэйлан подскочил, перекладывая её на спину. Он думал, что она потеряла сознание, но оказавшись на спине, она посмотрела на него затуманенным взглядом. Улыбнувшись, она протянула руку и коснулась его головы, пригладив волосы.

– Боялась, что не успею.

– Кто вы? – задал вопрос парень, осматривая лицо с изящными чертами.

Бледная кожа контрастировала с тёмными бровями, такими же тёмными глазами и волосами. Она словно была соткана из белых и чёрных нитей. Бледные чувственные губы сложились в улыбку, когда она заметила, как он разглядывает её. Большие глаза игриво сузились, наблюдая за эмоциями на лице парня.

– Я твой давний друг и наставник, Кэйлан. Вряд ли ты помнишь меня, ведь виделись мы с тобой шестнадцать лет назад. Когда ты родился, я была первой, кто взял тебя на руки. Моё имя Марион. И я советница твоего покойного отца, императора Циона рон-ВалУр Контара.

Он покачал головой.

– Не может быть, – не осознав смысл сказанного, проговорил парень.

Они внимательно смотрели друг на друга. Марион – с ободрением и торжеством. Кэйлан – со страхом и непониманием.

– Не может быть, – повторил он, всё также нависая над расслабленной женщиной. – Мои родители простые крестьяне.

– Твои опекуны были простыми крестьянами. Я передала тебя им, после твоего рождения.

– Что? – такой простой вопрос, наполненный десятками разных чувств и сложных эмоций, сорвался с губ парня.

Кэйлан сел на траву, хватая себя за волосы. Голова раскалывалась на тысячи кусочков. Мысли бурлили внутри, в груди то поднимались, то опускались истеричные смешки.

– Это всё чушь. Околесица! Бессмыслица!

– Я понимаю какого тебе сейчас, Кэйлан. Но мы во всём разберемся вместе. Я обязательно расскажу тебе всё, но не сейчас.

– Почему же? – рассердился парень. – Вы спасли меня, за что я вам, конечно, благодарен, но я не понимаю зачем. Император, наследник, сын Циона. Что, вашу мать, здесь происходит?

– Тише, тише, – Марион приподнялась на локтях и выставила руку в примирительном жесте. – Давай так. Мы успокоимся и всё обсудим.