Провинциальные тетради. Том 1

Я ей что-то рассказываю про Артюра Рембо; о том, что он написал свое последнее стихотворение в девятнадцать лет, и считается выдающимся поэтом Франции. Или рассказываю об Иннокентии Анненском, и о том, как, стоя на Царскосельском вокзале на самом перроне, он вдруг упал – остановилось сердце…

Потом что-то читаю ей из «своего». Наташка благодарит меня за подаренное стихотворение. Это – ее стихотворение…

Сидеть в купе не охота, и мы идем в тамбур; рабочая дверь заскрипела, и в вагон ворвалась ночь… И я чувствую, как мой голос растворяется в ней, и не пытаюсь его удержать. Зачем говорить?

Я прижимаю Натку к себе. Она отталкивается и одновременно притягивается, словно в ней – два полюса магнита; и я даже начинаю подумывать о том, что она…

Я тихо шепчу ей – Натка…

…Люди всегда неистово ищут счастье – оно кажется им чем-то огромным, таинственным, но идеальным… оно кажется им недосягаемым, а потому никто не может сказать, что же оно есть из себя на самом деле.

И я не могу сказать; но мне все явственней кажется, что оно не больше маленькой серой пуговички на рубашке, не больше тайного движения ладони, – вот поэтому мы его просто не замечаем.

«Чин-но», – говорю. – «Сегодня ночь такая чин-ная»…

Наташка улыбается. Она всегда улыбается, словно в ней море тепла и доброты…

«Расскажи мне о чем-нибудь…»

И я начинаю рассказывать о Розанове и цитировать «Опавшие листья».

Ее подружка, глупенькая и добродушная Элька, уже спит и видит десятый сон. Она всему верит и восхищается всему… А я уже многому даже не удивляюсь…

…Но вот машинист спустил тормоз, и светофор уже замигал желтым. Я стою на перроне и курю.

«Заходи, сейчас поедем»

Да, конечно.

Через минуту весь мир снова сдвинется с места.

И мы снова будет пытаться уловить очертания этого мира, глядя в окно; и будет едва гореть ночник; и я пожелаю Натке спокойной ночи, и поцелую ее…

И все начнется самого начала…

ПОСВЯЩЕНИЯ И ПИСЬМА (1991)

«Мне очень легко быть рядом с тобой…»

А.К.

Мне очень легко быть рядом с тобойВ этом шумном озлобленном цирке,В сумятице века, где, видно, любойЗаложен, как встарь, под копирку.Где страшно смеяться и глупо реветьНад тем, что зовется репризой,И думать о том, как навязчиво смертьГуляет дождем по карнизам.И только-то света, что ты, но потомНикто не ответит, что хочет.И тени бездумные бродят кругом,А клоун надрывно хохочет…1991

«Как грустно, Анечка, как грустно!..»

А.К.

Как грустно, Анечка, как грустно!Мешать ли тени за столом,В образовавшийся разломБросая пошлости и чувства?О чем еще? Кому? Когда?Как усыпительные струиЯ принимаю поцелуи —И просыпаться нет стыда…Откуда взяться тем ключамИ не придуманы ли мноюПечальный свет над головоюИ черный шорох по плечам?..1991

Стекло

Пять сонетов, посвященных А.К.

1.Уже давно невидим меч,Что занесен над головою;Но вот успела осень стечьПо крышам черною водою,В саду успела листья сжечь,Успела сладить с тишиною,И вот уже спешит за мноюЛюбовницей внезапных встреч.Но за окном – все тот же бред,И по утру сверкает иней,И в глубине печально синейЯ вижу тот же самый следОсенних, резких, нервных линийВ непредназначенный рассвет.2.Тебе, к тебе… – зачем те строки,Когда уже незримый ядБлагодаря судьбе жестокойБыл влит в изящество палат?Когда беспечно и до срокуСвой перстень бросил Поликрат,И тот был океаном взят, —Кому нужна души морока,Когда и без нее моглаСудьба быть правильной и чинной,И в одиночестве гостинойСчитать до верного числаИ к небесам спешить пустынным —В квадрат обычного стекла…3.Как хорошо не знать удачиИ быть вне женщин, но в вине;И сидя у закрытой дачи,Я думал – это обо мне.Но оказалось все иначе —В тяжелом дымном полуснеМеня касаются оне;И по ночам едва не плачу,Когда бессонница спешитКо мне, как будто бы на поезд;Она бессовестно следит,Глядит, как я в бумагах роюсь,Ища неначатую повестьСвоих претензий и обид.4.Среди стеклянных безделушекВ дыму дешевых сигаретМне – утешителю старушек —Уже давно покою нет;Среди немытых чайных кружекИ в предвкушении побед —Такой же, как и все, поэт,Который никому не нужен;Который крутится юлойСредь тех, кому дарован холод,Еще не стар, но и не молод,Не грешник, как и не святой,Своей свободой перемолотИ мертв – свободою чужой.5.Все кончится, возможно, скоро —Осталось подождать чуть-чуть;И незаслуженным укоромТебя случайно не спугнуть.Тебя, рожденную просторомТемницы, где хранится суть;И я пойму когда-нибудьНебытовые разговоры,Едва все кончится; тогдаЯ не коснусь тебя губами,Мы захламим весь мир словами,Мы будем сонны, как вода, —Мы, не познавшие стыдаГордиться мертвыми стихами!..1991

Пять посланий, написанных под утро

1. САМОМУ СЕБЕОдин, печален и смущенДалеким, безразличным светом,И фиолетовым лучом,Нежданной вьюгою отпетом.Один, как ласковый монах,Что растопил порядок снежный,Едва кукушка на часахСчитать устала путь безбрежный,Теряясь в сумерках и снах.В такую пору даже БогОдин, прекрасен и убог…2. Г. БЕАРУО, где бы вам искать раздора,Дарить презрения мечи,И пучеглазые мячиНадбрасывать поверх забора?О, где бы вам искать стыда,Челом стучать, клонить колено?Еще не высохла вода,Струится бойко кровь по венам, —Таки нет божьего трудаВыдумывать себе число —О, где бы вам исполнить зло!3. В. фон ЭФФЕНУОпять ни весточки, ни сна —Должно быть, почту разогнали;И вот чужие именаНелепы в грусти и печали.Опять ни слова, ни звонка,Часы все спутаны и карты.Едина нить, но так тонка —Совсем-совсем истрется к марту;Так странно верить, что покаВесне спешить накладно, лень,Опять вернется прошлый день.4. Ю. ПОПОВУОткуда путь ведешь, мой брат?Давай сегодня вместе будем,И не спеши в пустой посад —Никто не ждет нас в злобе буден.Откуда путь ведешь, друг мой?Час не пришел для тех селений,Еще пропитанных смолойСосновой, в сырости осенней, —Так будет долгим сей покой!В конце концов, зачем нам знать:Откуда и куда шагать?..5. А. КИПНИСОшибок жизнерадостных и тленныхДесятой доли не было пока.И жизнь еще спонтанная и мгновенна,Но устремляет взоры за века.Очнись, чего желать нам в водах Леты,Что приготовил сумеречный сад?Еще бессвязны всполохи рассвета,Совсем не те черновики горят —Так разбросать бы дивные монетыВокруг себя, и радоваться им.О бог мой, что останется за сим?..1991

«Все прокурено в квартире…»

А.В.

Все прокурено в квартире:И одежда, и обои —И в таком туманном миреЧто поделаешь с тобою?Не оставишь, не прогонишь,Словно призрак новогодний.Не забудешь и не вспомнишь —Мы с тобой легки сегодня.Добавляя к чаю мяты,Не замедлим улыбнуться…Если сны и вправду святы —Нужно поспешить проснуться.1991

«Это было бы в Царском Селе …»

Ю.О.

Это было бы в Царском Селе —Откровенье простуженных парков,Но последние дни в февралеОстаются нелепой ремаркой,Послесловием к строгости строк,Что написаны твердой рукою,Если б я на мгновение смогВозвратиться в ту строгость с тобою,И буянить, целуя уста,Бунтовать среди мертвого сада,Обретая в квадрате листаБеспорядочной страсти усладу.И чернила, подобно золе,Согрешили б на новое слово —Это было бы в Царском Селе,Если б мы оказались там снова…1991

«Нам не сойтись на полустанке…»

Н.М.

Нам не сойтись на полустанке,Увы, но и не разойтись,Когда вокзальной перебранке,Как эху, путь предписан ввысь,Над пересудами вагонов,Под шелест листьев, под покойГармоники, и блеск перроновУж пуст давно, и не впервойЕго встречать на остановке,Повиснув словно акробатНа поручнях, и гений ловкийУже крапит стихи подряд.А все о том, что пусто ныне,Что нам не встретиться, увы,И словно нищие в пустынеМы океана видим сны,И с ними – вечные разломы,Того, что стать не довелось,Но что давно уже знакомо,Как будто долгожданный гостьК тебе ли, и ко мне ль приходит,Средь бреда станций и огней,И так безбожно хороводитСудьбой твоей, судьбой моей…1991

«Свет луны сухой и бледный…»

Н.М.

Свет луны сухой и бледныйЧертит волны, чертит скалы;Словно проволокой меднойВремя тянется устало.В этом мраке, в этом мракеВсе давно в оцепененье —И деревья, и собаки,И хмельные откровенья.Даже чайки бездыханны,И недвижны, и бескрылы.Это море, словно в ваннойКафель, серый и унылый.Без тебя мне одиноко —На свободе, как в темнице.В этой гавани порокаКорабли – чужие лица.Где ты, где ты, кто с тобоюНыне делит хлеб и ложе,Оставляя шум прибоя,Словно тапочки в прихожей?..1991

СТИХОТВОРЕНИЯ 1991 ГОДА

«Лишь стает ночь, и утро будет вздорным…»

Лишь стает ночь, и утро будет вздорным,Сверкнет на солнце радостно булат.И ветер, изгоняя дух тлетворный,Раскроет окна заспанных палат.И завопят ленивые калеки,Что пролежали здесь без года век,О том, что им названье – человеки,И гордо-звучно слово «человек».Но все сметет с пути воскресший демон:Пробирки, склянки, пепельницы иХолодной бритвой полоснет по венамИ возвестит пророчества свои.

«Какая ночь, какая тишь!..»

Какая ночь, какая тишь!..Но до утра уже полшага.Все невесомо, странно, лишьОгней естественна ватага.И спят облезлые дома,Укрывшись серой штукатуркой.Какая чудная тюрьма,Где вечно все играют в жмурки.И натыкаются впотьмахНа куст оттаявшей сирени,И мнут задумчиво в рукахОбрывки сонных наваждений;Идут, не зная ни о чем,И запинаясь о коряги,И нервно дергая плечом,Пытаются взмахнуть мечомВ порыве смуты и отваги…

«Это будет немного печальней, чем звук колокольчика сонный…»

Это будет немного печальней, чем звук колокольчика сонный.Это будет похоже на память, что вдруг объявилась сегодня.Шелест тонких страничек блокнота спешит в фейерверк заоконный,Мне остается только осевший и тающий снег прошлогодний.Что ж, на этом спасибо за милость, за миг, что еще не отравленНи стрелой, ни забавною шуткой, ни завистью злобной и дикой.Я и так понимаю, что сам я своей же рукой обезглавлен,И откуда мне ждать или жаждать последнего жадного крика?..

Прогулка

Одет неброско – в костюме Босха,со слоем грима.Шагаю мимоларьков, лотков, старушек-развалюшеки других неведомых зверушек.Шагаю мимодомов, столбов, витрин комиссионки.Навстречу мне – две милые девчонки.Я их люблю – я должен их любить.Ходитьвот так абсурдно, но приятно —одет опрятно…Воды? – здесь рядом питьевой фонтанчик,а за углом есть милый ресторанчикс вином и коньяком —он мне знаком – я в немчастенько проводил приятные часы.Весыкачнутся в сторону тревожно.Я заказал мороженое – можнопозволить сладкий холод в теплый день.Не лень,совсем не леньходить, расталкивая ближних,беспомощных и лишних,таких же,как и я.Одет я – верх приличия.И даже в шляпе фетровой.Читаю Вику Ветрову.Здесь, в парке,не очень жарко.А так – все как всегда,хотя немного влажно;за пивом бьюсь отважно —не важно,что сосед уж пьяни нос сует в стакан —одет привычно —лишь галстук заграничный,отличныеусы скрутились, как могли —такие ж – у художника Дали.Людей я путать начинаю,не замечаю,не отличаю.Трамваикак прежде поедают что попало:сухого дедушку, здорового нахала,авоськи, маски, краски,дым сигареты —все было где-то, как будто в сказке.Мужик метлою метет за мною.И наши мысли неуловимы.Шагаю мимо…

«Один, один! бессонный и смятенный!..»

Один, один! бессонный и смятенный!Среди бумаг на письменном столе,Среди чернильных образов вселенной,За отзвуками света на стекле…Мне хорошо, что нет причин смеяться,Что нет уже ни ветра и ни сна.Мне хорошо, что я могу остатьсяВ календаре, где властвует весна.И нет уже ни звука, ни ползвука,Все равномерно, тихо, как в раю.И вот уже с неслышимого стукаЯ невидимки голос узнаю.Когда еще, слегка качая шторы,Он будет дым по комнате пускать,Вести со мной пустые разговорыИ всуе о хорошем вспоминать.Каков тот день, когда неумолимоМне судьи будут выносить итогЗа то, что пуля уходила мимо,За то, что я любви не уберег.И будет больно, и смешно, и грустно:Де-мол, теперь смотри, мой брат, смотри,Как над тобой висит слепая люстраИ глупо бьется бабочка внутри…

«Кому оставить горечь рая…»

Кому оставить горечь рая,Кому оставить страх победы?В руках мусолить чашку с чаемИ петь вчерашние куплеты.Кому оставить холод мысли,Бесстрастный взгляд и злые чувства?Смотреть, как кружат в небе листья,Как листья надо мной смеются.Кому оставить дикость векаВ двух зеркалах – зрачках беспечных?И ждать спасительного снега,И наслаждаться бессердечьем!..

«В той красоте – ни выстрела, ни крови…»

В той красоте – ни выстрела, ни крови,Там – желтый лист и дальняя дорога.В той красоте – ни зла, ни суесловий,В той красоте – ни правды, ни подлога.Но иногда мне кажется, что дикоВ той красоте без боли и без крика…

Просчитанный по осени цыпленок

Я снова никем не замечен,не рассекречен.В моем углу в деревянном трухлявом сарае —я все знаю:каждую щепку,каждую щелку,я даже знаю, где какой камень лежит.Из угла – изумительный вид!Можно смотреть, как курицам головыкрутят к обеду,и наслаждаться победой.Можно смотреть, как цыплятасбиваются с ног,вцепившись в сочный листок.В чем прелесть угла? —там властвует мгла:сохранит от чужого уха,сохранит от чужого взгляда —большего мне и не надо.Сим незамеченный мир знаменит…Из угла – изумительный вид!

«Опять часы на книжной полке…»

Опять часы на книжной полкеЗловеще замедляют ход.Опять незримые иголкиВ меня впиваются, и вотУж ночь разорвана, шумлива,Шаги, шаги, и скрип дверей,Вороны каркают пугливо,Во мрак густой спешат скорей.Вокруг сумятица и спорыКленовых листьев и грозы,Вздох половиц, и звон фарфора,Улыбка и печаль слезы.Трещат обои, бьются мошкиИ смотрят в сонное окно,И взбудораженные кошкиСо зла царапают сукно —Цвет то ли красный, то ли белый —Зато трезвучия ясны.Зима вернуться не успела,Как стало душно от весны.И вот уже смешные нитиЯ обрываю, как в кино.Стучите, ходики, молчите,Или сбивайтесь – все равно…

Мысли в старом саду

И сад – уже давно не сад,А дивный бал чертополоха,Сухие яблони стоятИ топчут зло стручки гороха.Ах, эта старость, этот бред!У покосившейся оградыСкользит, скользит холодный светПо жилкам пасмурного сада.Нелепо до одури сарай,Что словно подпираем вишней.Как мне приятен дикий рай —Я в нем чужой, но и не лишний.Мне здесь услуги и почет,Я сыт редисом и укропом.И ржавый кран течет, течет,Но не пускает капли скопом.Мне здесь приятней скоротатьВсе пораженья и победы.Меня не суждено предать,Пока я никому не предан…

«Из всех писем, отправленных мной…»

Из всех писем, отправленных мнойВ неизвестно какие пределы,Это – впрочем, бескровное дело —Это не застоится за мной.Просто звуки заказаны в срокИ не более, чем паутина.Глупо хлопают дверцы машиныНа распутье миров и дорог…

Колыбельная

Вот опять по ночам,Доверяясь свечам,Бродят грустные тихие сказки.Почему ты не спишь,Мой хороший малыш,Закрывай поскорей свои глазки.Даже гномы, и теВ колдовской темнотеВсе уснули до срока в вповалку.Только бабочка вдруг,Сделав призрачный круг,Вспоминает смешные считалки.И печальна луна,В черном небе одна,Зацепившись за облако, плачет.До нее дела нет,В окнах выключен свет,Лишь фонарь у подъезда маячит.И не слышно шагов,И не видно врагов, —Знать, и нечисть устало кемарит —Не хрустит под окномИ не злит сквозняком,И ведьмацкое зелье не варит.За кварталом кварталЗасопел, задремал,И во всю уже спит без опаски.Мой хороший малыш,Только ты все не спишь —Закрывай же скорей свои глазки.

У подъезда

У подъездаВ день отъездаТолько ветер песни пел.Хоть бесславно,Но забавно,Я б так, верно, не сумел.И отрадно,Что парадноЯ обмыт, обут, одет.Над крылечком —Дым колечкомУлетает в новый свет.Напомажен,ПриукрашенЧерно-красный Кадиллак.У подъездаВ день отъездаВсе не эдак, все не так.Под чечеткуВ белом теткаПриближается ко мне.Я сыграл быИ сплясал бы —Только руки на ремне.Воет ветер,Ноет ветер —Прощевайте, господин!..У подъездаВ день отъездаЯ обязан быть один…

Тень августа

По бездорожью, в осенней хмари,Какие люди – куда идут?И на проселках, густых от гари,Вверяют шагу излом минут.Жестокость нищих не знает меры —Кого возвысить – кого казнить?И чьи повадки и чьи манерыПлетут по тюрьмам стальную нить?И не до смеха, не до оваций —Кому насколько? В который разСреди иллюзий и коронацийНа чистой ноте собьется час?..

Одиночество нового года

Как горько от старого годаНа полках таить дневники,И складывать в ящик комода,Как ложки, чужие стихи.Но что остается? ОткудаСегодня такая тоска?И среди немытой посудыЖучком копошится строка.Для счастья ей много ли нужно,Не все ли равно, что за год,Когда стрелки кружат и кружат,А в гости никто не идет.Когда уж остыла картошкаИ чайник натужно свистит,Когда за холодным окошкомЛишь снег под огнями блестит?Но мне ли расплакаться, мне ли,Что я не ушел от беды,Когда равнодушно метелиТасуют чужие следы.И мне ль ненавидеть кого-то,И мне ли вверяться кому?Как горько из старого годаКуда-то идти одному!..

ХРИСТОС, КОТОРОГО МЫ ЗАСЛУЖИВАЕМ

К прочтению романа А. Камю «Посторонний» (1991)

Памяти С. Л. Кошелева.

* * *

…Нет ничего приятнее, чем писать о художественном произведении, которое пока не заклишировано и не сведено в некий догмат; и пока есть возможность свободно мыслить, было бы нелепо пренебрегать этой возможностью, как, впрочем, нелепо упрекать себя в том, что являюсь «проповедником» идей А. Камю, что временной раздел в пятьдесят лет не играет никакой роли – мир продолжает жить тем, чем он жил всегда: «обманом и слепыми надеждами». Однако иллюзия не может существовать вечно, даже хотя бы потому, что на смену ее всегда спешит новая, путь и похожая на правду и истину.

Нужно вовремя определить границы – ловить метаморфозы сознания на излете – и, благодаря этим геркулесовым столпам, корректировать и объяснять свою действительность. И открыт тему можно словами – «пограничность» модернизма есть его философская и эстетическая основа.

Действительно, литература нового времени во многом представляет собой примеры ограничения. Происходит как бы обыгрывание одного из тезисов Ницше: «Вы не должны ничего хотеть свыше своих сил» (сравните у О. Хаксли: «Люби то, что тебе предназначено») … Люди – не птицы, как, впрочем, и рай – не паноптикум отошедших душ. Для каждой вещи в мире отведено свое место, в том числе и для игрушки разумной. Нужно быть выше окружающей действительности настолько, чтобы понять всю абсурдность ссоры с этим миром, а за сим, падая с высоты, признать его таковым, каков он есть на самом деле.

В какой-то мере можно говорить об «апологии пассивности»; стоит сыграть роль агнца, довольствующегося той травой, которая есть на лугу, и не пытаться ее искать в лесу, среди волков, – и это, пожалуй, одно из условий для выживания, вполне претендующее быть достаточным условием для разумной организации бытия. В одной из своих пьес М. Метерлинк писал: «Лучше не трогаться с места!.. За стенами приюта не на что смотреть. Не будем совсем выходить из приюта. Я предпочитаю не выходить совсем…» Можно вспомнить и Г. Миллера, у которого в «Тропике рака» замечено: «Мир сжался до одного квартала, а дальше он пуст…»