
Полная версия:
Сборище рассказов
кто-то отправлял сони сообщения: обрати внимание. он скучает по тебе. он в опасности.
сони игнорировала. потом разволновалась и пыталась дозвониться. но номер не отвечал.
потом сони работала для какой-то семьи. и они возились с какими-то девушками.
и в тот дом пришел хейске. сони обрадовалась и спрашивала у хозяев: он кажется ваш родственник. они отвечали: нет, это совпадение.
сони заметила среди этих людей пожилую женщину, которой в реальности не было в живых. это послужило сигналом. пытаясь вырваться из пелены сна, она спрашивала: окаасан, отоосан, на улице изменилась погода, на улице потеплело?
но потом сони с хейске были на самой вершине мансарды старого домика. и он обнял ее. сони почувствовала, что окружающее исчезает и остается только эфемерное, только чувства. как тонущий человек, она на мгновение распахнула глаза. и ощутила, что комнату наполняет прохладный сладкий запах, смешанный с ароматом весенней лиственницы и молодых побегов ивы. запах подавлял ее собственный запах пота, кожи, загнанных лошадей, старых отшельников и заброшенных городов.
сони встрепенулась: хватит! не хватало еще, чтобы он навязал мне грезы парня-подростка! и отымел в этом дурацком сне!
тотчас на мансарде появилась красивая девушка с темными длинными вьющимися волосами. она сказала: я покурю здесь, здесь не остается запахов от дыма.
какая досада! – думала сони. хейске смеялся.
далее персонажи шли друг за другом.
пока они не оказались на сухом крылечке. хейске повернулся к ней и сказал: почему ты себя недооцениваешь? ты стала женственней и прекрасней.
сони осматривала подарок и не придала значение его словам.
хейске спросил: кто? кто сказал тебе обо мне?
сони пыталась вспомнить. сон всегда так изменчив. может, ангел посылал ей сообщения. но она сказала: это был хиро, твой друг, да это он мне сказал, он о тебе беспокоится, не сердись на него.
они молчали. и наблюдали оранжевый свет солнца.
хейске посмотрел на сони, помолчал и спросил:
я пришел, чтобы узнать одну вещь. ты ведь только меня любишь.
сони превратилась в девушку с длинными запутанными одеждами. она покорно распласталась в глубоком поклоне, опустив глаза, сказала:
данна, оф кос, форева энд эвер! до гроба и в следующих жизнях!
хейске улыбнулся и повернулся к закату. выпутавшись из рукавов, обычная сони сидела и пыталась вспомнить: это же неправда, почему я так живописую? я люблю и других..
у спящей сони шевелились веки и вздрагивали руки: хай-хай.
из окна стучали белые прозрачные ангелы и шептали: проснись, сони, посмотри, на улице потеплело.
кукольник всегда влюблен в свою куклу. когда кукла ломается, он создает новую, более совершенную. но в седых снах ему нет-нет да и приснится та, что когда-то была в его руках. мазохист был самым древним садистом и наоборот.
есть люди, которые принадлежат всему миру и не принадлежат никому..
ПРО-щай!
Первый слог похож на то, как разрезают ножом картонную коробку, или на звук застегивания очень новой добротной молнии. ПРО!
Щай. Конечно, что-то китайское, нежное, невесомое, улетучивающееся.
Я, наверное, никогда не говорила этого слова, хотя бы потому, что на не моем родном языке. Просто так, массово, может, это и было вынесено на слух, но что-то не припомню.
И вообще, разве так говорят? Это так печально.
Иногда я коплю смски. В последнее время часто попадались на глаза статьи, высказывания о том, что сотовые телефоны, смс-сообщения нас только отдалили. Возможно. Но иногда я хочу копить смски. Там бывает нередко очень много теплого и забавного. Только у меня не вмещается походу больше ста сообщений. Иногда я переправляю штуки две в папку сохраненных. Потом когда-то я даже хотела переписать в блокнот серию смсок. Списала два-три предложения и бросила это дело. А потом пришлось со временем все это теплое и забавное удалить. Вот в чем минус всего этого дела. Конечно, есть мозг, память, сердце, но если ты намеренно что-то удаляешь, если даже это приходится делать, это уже какое-то действие.
Однажды, давным-давно, я ехала на моторке по реке на родине матери с родными. Моторка ехала очень быстро. И навстречу дуло очень сильно. Было очень свежо, холодно, ветрено. Самый раз для меня. Когда я не боялась сквозняков и любила пронизывающий холод и движение воздуха. У нас с братом были кепарики. Такие матерчатые, из легкой ткани. А козырек пластиковый, полупрозрачный. У брата сине-белый, у меня красно-белый. Сзади они были на резинке, так что сорвать ее было не таким легким делом. Но там, на реке я почувствовала, что если я буду как-то сидеть, не напрягаясь, кепка у меня улетит. Я была маленькой, но у меня было такое чувство, такая мысль: «А пусть давай она улетит в реку и там, здесь останется». И так было счастливо и горько одновременно. Спустя некоторое время, ветер сорвал кепарик, подхватил и он упал в реку и исчез. Мать спохватилась. А я сказала, что это случилось, потому что так задумано. А может и соврала что-то несусветное (имела обыкновение порой). Я не могу точно сказать.
Северные люди не прощаются. Сейчас мы северные и современные. Мы отмечаем День святого Вали, чмокаемся, можем говорить вслух романтичные вещи. Может быть, сейчас мы страдаем меньше по этому поводу, потому что сейчас все близко, все доступно. А далеко только ты сам. Для меня это так. Далеко только ты сам. Внутри.
Океан (вчера):
– Дома так пусто. Если честно, я даже посуды не мою. Так и стоят. Все свои вещи тоже отправила. Компа нет. Вас нет. Тоска дома, поэтому вообще не сижу.
Медвежонок (спустя несколько дней после конца):
– Хорошо. Будь счастлива!
Я (левому мужчине):
– Спасибо за приятное времяпрепровождение.
Аня:
– Как ты говоришь: «Учугэйиэн!»
Общество долго не думает. Оно думает практично, логично, системно и в разумные сроки. И вот на тебе твое пожизненное клеймо. Разве не лучше жить с каким-то клеймом-ошибкой, типа необдуманным, но смиренным тату, чем всю жизнь отряхивать, отстирывать, наводить полер на то, чего на самом деле нет?
Я не могла не откликнуться, когда очень родственно мне написали:
– …радости нет, какая-то пустота.
Поэтому я сама позвонила. Я не из тех, кто подносит тапочки, смотрит в рот мужчине, хотя бы из хитрости. Поэтому я вечно буду одинокой в этом смысле. Я говорила что-то веселое, бодрое, жизнерадостное, поддерживала. Но он был очень усталый и разочарованный. Потом сказал: «Ладно, пока!» Я сказала: «Учугэй ба5айытык!»
Помню, как он подошел ко мне в кафе. Я очень удивилась. Мы никогда раньше не общались, даже не здоровались. И он мне всегда казался другим, немоим (мое клеймо от лица общества), что он совсем не мой круг, ничего общего, даже как женщина я не в его вкусе. Что-то оттеночное, быстро как тень исчезающее.
Потом мы поговорили поверхностно, непринужденно. Потом смотрели на его телефоне приколы, клипы. Ему несколько раз звонили, прерывая наше невинное развлечение. Я так и не услышала от него ничего основополагающего, что могло бы дать мне знак: Зацепило! Ничего. Все очень просто. Официально, но дружески.
Потом мы переписывались и слегка заигрывали друг с другом. Был намек на то, что мы встретимся и наконец-то пообщаемся чуть поуже, поближе.
А потом я уехала. А потом эта пустота. Не моя. Или моя?
Что я могу сказать в утешение, в оправдание мужчине, который устает и разочаровывается? Мое детское эго, тупая бабская демагогия, каприз могут сказать, что мужчина не должен быть таким, не должен. А я сама? Я сама скажу и сделаю (сделаю ли?) все, что смогу и все. То, что я ненавижу и не предпочитаю. Недосказанность. Меня преследует. Бутоны, которые засыхают, не успев расцвести. Зачем все это дается в жизни? Для разнообразия что ли?
Ночью из-за этой чужой пустоты у меня родилось множество, ее заполняющее для меня.
Я могу продолжать жизнь, чудо, любовь, но только если это кому-то нужно.
Нет, так нет. Долго об этом думать я не буду.
Странно, но, когда мне вдруг становилось очень одиноко, тоскливо, что пора было лезть на стенку или залечь на дно, всегда что-то появляется. Что-то, что меня развеет, рассмешит, заставит задуматься. А потом, когда события меняются, это что-то тоже отходит куда-то в сторону и постепенно тихо исчезает.
Недостаточный объем памяти, чтобы все сохранить да?
Я очень благодарна таким образом. Положительное и отрицательное всегда ходят рядом (не хочу говорить радость и горе). Каждый раз это о себе напомнит (соседи зальют; ссора, когда терпеть не можешь выяснять отношения, а стоишь и кричишь громче всех).
Чужой человек, в твоей пустоте я шагала как в теплом, душном, но очень удобном пространстве между небом и землей. Где сливаются небо и земля? На горизонте? Через несколько тысяч километров? На самом-то деле, ведь они вместе. Вот земля, а дальше пошло небо. То есть я шагала там, где они любили друг друга. И стоял очень пронзительный крик птиц. Ор птиц, я бы сказала. И было очень тепло, душно и удобно. Вот, что значит твоя пустота.
ПРО-щай!
Только с любовью.
Май sexual
На небо взгляну – там белые-белые облачка, чуть мошка конечно, а так зелено еще, и тепло, и ветер такой приятный.
Мы стоим на дороге, автостопщики. Он свалился с какого-то джипа. Я пришла пешком в своих потертых босоножках. Мне бы присесть, мне бы отдохнуть. А я думаю по пути: Налево или направо? Коня потеряешь, погибель найдешь, себя потеряешь. Вообще-то, про «налево и направо» чуть позже мыслишка пришла, а так читаю список по порядку на рекламном щите: туда, домой, туда, домой. Выходит: Туда. А я взяла и домой. Постольку, поскольку, позже опять подумала: если завтра конец света, если черная дырка приближается со скоростью света к нашей планетке, разве не стоит провести это время, все это время с самыми близкими людьми? Да, так оно и есть. Ни одной минуты не жалею об этом.
Жмурясь от солнца, я подставляю ладонь стрекозам, которое в августовское время больно охочи посидеть то тут, то там. Рыжая особь сторожится, приценивается и садится на безымянный палец левой руки. Обсыхает. Он вытягивает правую руку и показывает большой палец, как американцы. Но мы очень долго ловим сегодня. Все проезжают мимо.
Я набираю случайные номера, чтоб спросить, не знают ли они номер одной больницы, и попадаю к Бэтси.
– Кума, это ты?!
– Да, кумушка, это я! Это ты?
– Да, я!
– Так долго тебя не слышала.
– Да, вот, я, тут.
Бэтси злилась на меня за то, что я не отвечала на ее сообщения. И так трудно было потом объяснять, что я, будучи занятой то на работе, то на встрече выпускников, забывала отвечать на ее смски. И оправдываться правдой: за два дня я получила сообщения от двух людей, и только тебе объясняюсь. Она пеняет мне, что мне нет дел до ее проблем, что у меня все лучше всех, желает мне спокойной ночи, прощается. Я успеваю кинуть: «ну вот, никогда не стоит просить прощения у людей. С этого момента люди начинают обижаться по-настоящему». Чуть позже приходит ответ: «нет, так немножко легче». Мой баланс исчерпан. На следующий день ближе к обеду с другой симки, я сообщаю: «У меня вчера деньги закончились». А она мне мой коронный ответ (на самом деле я всегда цитировала эту русоведку-цветочницу): «Ну, я так и подумала».
Ориентация на север. Я хочу, чтоб ты делал. Вечная ценность одиночества. Еще одно неоспоримое доказательство себе. Лежу на старой сухой скамейке. По небу проплывают облака. Ветрено сегодня и солнечно. Более легкий слой нагоняет верхний, или уползает в другую сторону. Солнце жарит лицо и ноги. Я закрываю голову руками и смотрю сквозь просвет. Только проснувшееся тело пахнет вчерашним гелем для душа, сном и потом.
В летнем душе я чувствовала себя с дороги, а может с середины месяца полукобылой, полукрокодилом. Каждый день люди потребляют генетически-модифицированные продукты, овощи-полисомики. Их стимуляторы стимулируют и тебя самого, откуда ты знаешь, кем проснулся сегодня ночью.
Где-то жалобно ржет коршун, настойчиво каркает ворона, напоминая о себе, как о памяти. Я смотрю на нее, я смотрю на ворона и говорю: это больше не признак, это тотем, но не признак, скорее призрак, но не признак.
Раскладываю камушки на пеньке и кусок отломившегося подсвечника и стеклянного дельфина со сломанным плавником. Очень красиво. Брызгаю все это водой и фотографирую. Не знаю, как получилось, потому что очень светло.
Внезапно просыпаюсь от грохота грома, так треснувшего, что стекла деревянного домика задрожали, и пол заскрипел. Я слышу шаги сквозь ливень, и думаю, что это Оленька подставляет железный таз, чтоб от соседей сквозь не проливало. И не могу понять в каком направлении и где это я лежу. Только чуть погодя я понимаю, что во дворе ходит мой отец, а лежу я на кресло-кровати на даче. И так хорошо и успокоительно становится от этой мысли, что я моменто море засыпаю.
Мой новоявленный новоиспеченный брат и клер бенетт говорят мне: «Сними проститута». Я говорю: «Я звонила когда-то, такой услуги нет. И вообще, я, ребята, о любви говорю, а вы мне про член». Новоявленный брат лучится и лучезарится, и качает головой: «Бырахтарыма рэ!» И становится понятно, что он действительно мой родственник.
Мой друг мне говорит: «Тебе бы понравилось в постели с геем. Мне кажется, это твоя мечта». Я говорю: «Эс, гей миигин эмэьэ5э тэбэн ыытар буо!» Как символично.
И кои-то веки. В моей жизни, появляется эта выявленная, сокрытая мечта.
Не успеваю я в это поверить, как клэр выдает мне при всех:
– Давай позовем Красные трусы!!!
И это слышат минимум, как пять человек.
Но тут дело в том, что эти словосочетание-имя ассоциируются у меня с двумя людьми. Один, вернее одна, очень дорогой мне человек, красные трусишки, моя подруга. И абсолютно не в тему красные трусы, мой прохожий знакомый. Я ору, так что эти пять человек тоже все в курсе:
– Нет!!! Он маньяк и почетный сквиртовед! Я его боюсь.
Мой внутренний голос в одеянии мадонны из того самого мультфильма про сотворение мира шепчет мне в ухо:
– Эй, сантори, зис ис йо sexual dream! Or no? (и заливается самым что ни на есть замечательным хихиканьем).
Я добавляю вслух:
– И у него зеленые глаза. Его водитель описал, что он саха, брюнет, атлет с зелеными глазами. И я тогда не удержалась и сказала: Фуу, ехсюю! Мне жаль, что я спросила об этом. К сожалению, вы – не мой человек. Если вы обиделись, опустите меня. Он по ходу не ожидал. Он считал себя красавичком. А я представила Фуу, ехсюю!!! Как-то неромантично.
Клэр танцует смешанно то вальс, то диско и говорит:
– А как же Алекс?
– Хм.. Алекс..
Я спрашиваю у мото-мото, того же брата:
– Слушай, как бы ты отнесся к парню, который все время поет?
– Аа?!
– Ну, типа тунц-тунц-тунц, ту-ту-ту, тынц-ту-тынц-тынц-ту
– О, вааще!
– Ну, он это.. Как ты. Типа из культурной сферы. И вообще он гей.
– Аа?!!!
– Суокка! (по-японски).
– Акаарыгын да эн ваще!
– Ну, ты даешь – диэриий! Но у него такой красивый голос. И еще…
Немного об Алекс:
– эй, эй, попридержи коней, детка! давай лучше к нашей теме вернемся.
– ты имеешь ввиду секс? но мне больше нечего сказать. расскажи ты.
– ты только спроси.
(что спросить у парня, который вроде бы во всем лучше тебя. моложе, то есть свежее, активнее, свежее. умнее, потому что сделал уже три намека, содержание которых я так и не поняла. интернациональнее, потому что знает о вулканах, ньурбе, чурапче и танцевальных коллективах. смелее, потому что готов к сексуальным экспериментам с кем угодно, даже с представителями своего пола. откровеннее, потому что признается и совершенно не стыдится своего друга-гея и того что он бывает на гей-вечеринках. богаче, потому что от непонятия я начинаю зевать и поддакивать, когда речь заходит о деньгах или работе, красивее).
– мм.. у тебя есть шрамы на теле (странный вопрос)
– нет. хотя вот на ноге есть шрам с детства и я не знаю от чего он.
– а? билбэккин да? как так?
– ну вот, представь, не знаю. однажды спросил у родителей, но они не захотели говорить, сменили тему. но ты молодец, надо спросить у родителей.
– о 5осподи, как странно, типа твои родители уберегли тебя от правды.
– ну да, видимо я тогда испытал огромную боль.
– а! я знаю, откуда у тебя этот шрам!
– откуда?
– у тебя там чип.
– что?!
– ну, у тебя там чип, такая микросхема.
– а! которую в меня внедрили инопланетяне.
– да, когда ты был маленьким
– они меня украли и отвезли в свою лабораторию. и стерли мне потом память, сказав что вернутся.
– и вот прошло много лет и они пришли за тобой.
– я дома, с родными. они захватили меня и уносят.
– ааа!
– нет! нет! отпустите меня! мама!
– вау (как говорит ник, который сейчас со своим полутульским ружьем бродит в дебрях южной азии). это похоже на рассказ. продолжай. мне нравится.
– они говорят мне: алеша, мы изучали твою землю много лет и людей которых ее населяют. теперь мы вновь пришли за тобой.
– но почему я?!
– потому что ты избранный, алеша, ты особенный.
– оу, матрица дии олох!
– разве. но что во мне такого? мы изучили твой мозг. и теперь полетели с нами. мы подарим тебе мир. мир который будет только твой. так они сказали. и это был мой мир. там по улице ходили голографические девушки и я мог брать кого угодно.
– ха! и этот искусственник тебе понравился. разве тебе не быстро надоест?
– нет, они настоящие. только мой мир, понимаешь. а еще они сказали: вот алеша, это Твой мир. живи и радуйся. а что это? мама, папа, сестра! вы живы! как я счастлив! спасибо вам!
– и они жили долго и счастливо!
– да!
– хочешь знать мою мечту в постели?
да.
– тссшш… … …
– окей, детка, ты конечно не моя весовая категория, но я завтра почитаю весь материал на эту тему и мы попробуем.
– но я холодная, фригидная женщина. ты готов на такое отчаяние?
– попытка не пытка.
К обеду я вздыхаю и говорю вслух никому:
– Я, честно говоря, не могу понять мужчин. Это для меня чужая планета. Иногда все ясно как пень. Иногда, я хочу поменять ориентацию.
Новоявленный брат смеется:
– Ты что лесбиянка?!
Вообще-то когда он так говорит, типа подсмеиваясь, я знаю, что смешок-то чуток поддельный. Она-то, сынок, явно была чуть розовая. Но это прошлое, не буду его ворошить, да и не хочу.
– О нет, нет! К сожалению, я абсолютная гетеро.
И как только я об этом сказала, после обеда ко мне подошла девушка. Она мне показалась такой знакомой. Я даже подумала, что именно так выглядит девушка, которую я никогда не видела. Правда, у той глаза темные, а у этой как у серо-голубой кошки. Когда мне женщина кажется красивой, она мне всегда почему-то кажется очень знакомой, даже родственной чуть-чуть. И если с другими женщинами ты просто рубаха-парень, или соперница, или заклятый враг, то на такую смотришь и вроде бы стыдишься, а глаз не сводишь. Вот она такая была. Давно такую не видел. То есть не видела.
Я что-то ей наврала. А сама все тонула в ее глазах и мраморном личике. И она смотрела на меня, не отрываясь. Тут-то и подвигалось что-то под корой. Никогда не говори никогда, саша.
Ну конечно, она тут же исчезла из моей жизни. И я ее вряд ли когда-нибудь увижу. А еще хуже, увижу, но не узнаю. Потому что это будет уже не мой ангел, а какая-нибудь клуша. А зачем вам рассказывать про будущую смерть.
зис стори телл ми май мам.
однажды с утра летом неандерталец сидел на бревнышке пьяный, пока вовсе не свалился на землю и не заснул.
сандаара вертелась около него, не давала спать.
– почему ты спишь здесь? иди домой.
он от нее отмахивался как от мухи.
А она все продолжала расспрашивать его своим вопросительным голосом:
– ты почему спишь на земле? мама будет тебя ругать.
– ы-ы-ый!!! у меня нет мамы!
– а где она?
– умерла!
– а папа?
– умерли оба!
– ты плачешь? почему ты плачешь?
и заглядывает ему в лицо.
И мой неандерталец обливается горючими пьяными слезами.
И он вовсе не тот, который на меня наезжал, наезжал на других, грубил моей маме, противный мужичонка.
А мой красивый модный неандерталевый человек.
У Алекса тоже нет папы. Он умер, когда он был маленьким. И тут-то в моем мозгу: Хлоп! Срабатывает рефлекс робин гуда. Быть за тех, кто никому не нужен. Помогать тем, кого все забыли. Дно. Может, я сама бенталь? Нет. Это не тяга к уцененным товарам. Это не защита всех униженных и оскорбленных. Это не плащ героя, развевающегося на ветру самыми что ни на есть модными цветами. В общем-то, это даже не обостренное чувство справедливости. Это и не покровительство обездоленных. Это робингудство по-даримальски. Это безусловно-рефлекторная деятельность, которая может и не имеет никакого результата. Типа. Думаю, недавно, один человек удивился. Я, да, типа самая бесчувственная эгоистка и раскольник и вдруг выдает свое робингудство, как нищий свои платиновые зубы.
Трудно что ли. Мир, в котором я живу, называется мечтой, хочешь я тебя с собой возьму, хочешь позову с собой. Ты позабудешь про печаль и боль, ты будешь над собой смеяться. Я, забывающая, как писать сообщения. Я – результат атомной войны. Я – разбитое сердце джека. Я – пульсирующая вена того вакуума, что плавает неподалеку от нашей вселенной. Я – от которой умирают цветы, как только прохожу рядом. Но только мое перевернутое зазеркалье знает, что в треугольной клумбе ныне выросли простые красивые скромные цветы. Что я написала несколько песен, которые могут вылечить больную душу. Этим летом. Может, все не так. А так, как я, например, могу сказать сейчас, когда услышу кривляние одной из граней. Но вот на этой стороне, ты получил одну драгоценную ветку: «Ты – красивый». И мне кажется, ты это понял, Алекс.
Снежный человек
Я увидела его три года тому назад по пути из одного села в другое.
Было позднезимнее раннее утро. Часов эдак в семь. Клюя носом, откинувшись на спинку сиденья, я сонно всматривалась в проносящиеся за окном пейзажи. Темные деревья освещались фарами автомобиля. Каждый, хоть когда-нибудь ездил по нашим дорогам в осеннюю, зимнюю, весеннюю темную пору, тот знает, как угрюмо и угрожающе надвигается на тебя темный лиственничный лес (да и любой другой). Он угнетающе давит на твое утреннее или вечернее ранимое, особо чувствительное состояние. Я сжалась в ком и поправила шапку, которую не снимала всю дорогу, потому что в машине было холодно. Упала одна моя варежка, я нагнулась, чтобы поднять ее и краем глаз заметила за окном что-то темное. Я повернула голову, чтобы рассмотреть, что это было. Уазик, на котором мы ехали, был очень старый, видавший виды. Иногда он страшно пыхтел и кашлял и попросту полз по дороге. Ничего не было. Только деревья и сизый снег. Я подумала, что мне показался бурелом или валежник. Снова откинувшись на спинку сиденья, я обозревала покосившиеся деревья, отмечая одинокие веточки, не покрытые снегом. Видимо что-то потревожило их, и они одиноко чернели на сиреневом фоне зимнего утра. Вдруг чья-то темная фигура показалась в глубине леса. Я встрепенулась и прижалась к стеклу. Я очень надеялась, что это будет какое-нибудь крупное животное типа лося или косули, но это было что-то другое. Я закричала водителю, чтобы он остановился. Тот рассердился, потому что от моего крика он выронил пластиковый стаканчик с горячим чаем, машина резко встала, попутчик, сидевший впереди повернулся ко мне. Я снова прильнула к стеклу и увидела темную тень, быстро продвигающуюся вперед. Чтобы не упустить его из виду, я выскочила из машины. За мной выскочил и схватил меня за руку: «Ты что? Садись обратно! Надень шапку, замерзнешь!» Я заметила, что действительно стою без шапки, и показала пальцем в движущуюся тень, направляющуюся теперь к нам. У моего попутчика сдвинулись брови, он открыл дверцу и стал впихивать меня внутрь. Я было сопротивлялась, на что он громко прошептал: «Это медведь, он проснулся раньше времени, это не к добру». Тут к нам присоединился водитель, он приложил руку козырьком и сказал: «Это не медведь, Петя! Тебе пора подобрать очки!» Я с торжеством проговорила: «Это человек». Водитель сплюнул, надвинул шапку на затылок и недовольно бросил: «Чего тут восторгаться. Конечно, какой дурак отправится в такую даль и в такую рань. Они, наверное, на машине, или он». Тем временем человек приближался, и мои близорукие глаза заметили его охотничьи лыжи. Наш попутчик достал из кармана пачку сигарет и закурил. Я наконец-таки почувствовала, что у меня мерзнет голова, и полезла за шапкой. Тут водитель сообщил нам, что мы уезжаем. Я хотела возразить, потому что человек на лыжах меня заинтриговал, и я хотела увидеть его вблизи, и даже поговорить с ним. Но это было невозможно. Водитель приходился мне дядей и очень не любил, когда кто-либо ему перечил или нюнюкал. Я покорно залезла в машину и прижалась к холодному стеклу, где я опять начала пальцами отогревать себе небольшое оконце. Человек почти подошел к дороге. Наш попутчик выбросил окурок, вошел, захлопнул дверцей и сказал: «Подозрительный тип. Чего доброго еще выкинет. Фанат какой-то. Я в машине околел, а им хоть бы что». Водитель хмыкнул и завел машину: «Может быть он охотник. Хотя какая тут охота, здесь охоты нет. Туда далеко у Степанова уха есть, но далеко это».