Конъюгаты: Три

– И дедушка не знал об этом?

– Даже если узнал, у Аичи не принято быть стукачом.

Парень разлил по тарелкам обед и пододвинул Далиле кувшин с прохладным виноградным соком.

– Овощи и фрукты из Айталайи прислали сегодня. У вас тут с фруктами просто беда.

– Да, есть такое.

Кирсанова с удовольствием уплела за обе щёки стряпню Айнара. Действительно, она частенько замечала парня с яблоком и другими дарами их родины, будь то за чтением, чертежами, которыми он любил заниматься, или даже за просмотром телевизора. Как и Хрисанф, он совершенно не брезговал ширпотребом, и, можно сказать, даже упоительно этому отдавался.

– Что, старикан твой тебя не накормил сегодня?

– Он же на открытии моста.

– Смотрю, этот пердун жоско осовременился тут, слился с местными.

– Не говори так, у Хрисанфа с Калитой – талант к ведению бизнеса, они много работают, плюс твой отец – ведущий ценный специалист в институте.

В эту минуту в кухню заглянула Виктория с Хайджи, чтобы взять домашнего печенья для братьев и сестёр. Далила внутренне прыснула оттого, что и Айнар и Викки задрали носы и стали смотреть куда-то высоко в сторону.

Когда девочки ушли, Кирсанова спросила.

– Почему ты не женишься? По идее, вы ведь старше меня. Айтал поведал, что у него есть невеста.

Пасынок хмыкнул, чуть не поперхнувшись чаем с земляничным (местным) вареньем.

– Брат и столб будет обожествлять, если представить ему это, как женщину.

– Но он говорил, что это любовь всей его жизни. И Хрисанф в курсе.

– Пфф, сеньора. Не будьте так наивны. Он и вам наверняка клал поклоны.

– Но. Просто я его мачеха.

– Вы что ли не замужем за моим гребаным родителем. Могли бы и догадаться, что Айтал такой елейный в папку своего любимого.

Далила покраснела и отставила стакан с соком.

– Вообще-то, этот ваш папка считает, что именно ты больше похож на него, а не твой братец.

Тут густо свекольным стал Айнар, даже его тёмные веснушки слились в этой огненной краске.

– Ни за что! Я – Аичи! Во мне нет и капли этого старого уродца!

– Да что ты говоришь. Посмотри на себя в зеркало.

Видимо, пасынок понял это буквально (впрочем, как и Хрисанф – он тоже часто так реагирует), и подошёл к подоконнику, где стояло небольшое квадратное зеркало, в которое Вероника любила чморить свои ничтожные прыщи.

– Да это Аичи. Вы что, смеётесь надо мной?!

Далила подавила свой сардонический хохот.

– Полагаю с возрастом, у вас и разрез глаз изменится и волосы потемнеют.

– Сеньора, вы издеваетесь?!

– И эти милые веснушки тоже, наверное, спадут.

– Прекратите! Или не получите на десерт ни кусочка кастеллы.

– Молчу-молчу! Но я не хотела тебя обидеть, ведь я считаю мужа самым красивым человеком в мире. И его дети также красивы для меня.

– Замолчите уже, и кушайте!

– Ох, эту даму не заткнуть. Если бы ты женился, ты бы мог получить часть наследства раньше и построить собственный дом.

– Мне ничего не надо от этого ублюдка!

– У вас троих сомнительное происхождение, но мне интересно, почему ты так холоден к нашим горничным? Прости, но мне пришлось быть свидетелем того, как ты относишься к прочим субъектам противоположного пола.

– Только не говорите, что это в Хрисанфа!

– А в кого же? В Арания?

Айнар впился зубами в бисквит, чтобы не отвечать докучливой мачехе. Прошло минут пятнадцать прежде, чем он открыл рот.

– Вы спрашиваете. А зачем? Зачем жениться? Зачем заводить детей?

– Как зачем? Это… Так положено. Мироустройством. Как же ты собирался продолжить род Аичи без самого главного?

– Сеньора, любовь всё портит. Ты отдаёшь ей всё, а взамен получаешь нож в спину. Я никогда не женюсь. И никогда никого не полюблю. Мне это не нужно.

И тогда Далиле, кажется, стало частично понятно, почему он западал именно на "определённых" женщин. Он не хотел влюбляться и вёл себя так, чтобы быть противным для слабого пола. Чтобы и они не влюблялись в него. Может, Айнар пришёл к такому выводу из-за того, что его отец бросил его мать, или оттого, что считал Айтала носителем лучших генов, нежели он, а, может быть, где-то внутри, желал любви также сильно, как Хрисанф, отчего боялся даже признаться себе в этой сокровенности.

По причине тотальной экономии в долгом волосе в их семье, он также скупо относился к единокровным сёстрам: ведь у них с братом ничего подобного не было от слова вообще. Айнар и ненавидел их, и сердился, и не мог спокойно реагировать, когда в коридоре доносился весёлый глупый беспричинный смех. Как говорил дядюшка Тургенев, самый лучший в мире.

Ох, мой милый мальчик, маленькая, хоть и большая, гордая копия отца, его искаженное отражение. Что же будет, когда ты познакомишься с Аэлитой? Ты и так подолгу рассматриваешь её фотокарточку, что она мне подарила, и которую я вставила в няшную розово-белую рамочку. Ты находишь здравый работающий повод, чтобы полазить в моей библиотеке, но по пути всегда замираешь над столом у этой яркой улыбки и сияющих глаз. Наверное, тебе башку снесёт, когда она приедет на каникулы и ворвётся в наш дом с-ничем-не-спутать возгласами. Может, ты напал на Арсена также: придумав себе вполне реалистичное оправдание. А ты, Аэл, и в жизни бы не поверила да, что в тебя влюбится не только твой обожаемый толстяк.

Глава 33

Хрисанф счёл лучшим забить на контакт жены со старшим сыном.

Она права. Если мы с ним не можем найти общий язык, а она может с обеими – то в этом нет её вины. Наоборот, дураком выхожу я с этими возрастными прицепами.

Но, разумеется, чтобы не было протечи, в доме всегда оставался надёжный наушник в виде Стефана: в случае форс-мажора он должен был непременно и немедленно оповестить Кирсанова.

А их секреты. Ладно, наверное, это и значит быть семьёй: иметь возможность вступать в самую близкую конъюгацию, но не делать это против воли. В конце концов, Далила достаточно умна, чтобы не рассказывать ему лишнее, а Айнар, надеюсь, понял, что в этом доме распускать похотливые руки запрещено.

Его сомнения также были вызваны тем, что Аичи прежде неблаговидно отзывался о его супруге не потому, что откровенно так считал, а из нелюбви именно к нему. По жизни в женщинах он был чисто по внешности абсолютно не разборчив (или всеяден), и ни возраст, ни нация, ни разнообразные мелкие недостатки не были ему помехой, чтобы удовлетворить свои биологические потребности.

Я эту шкурку знаю. На том же заводе сделана. Хотя, скорее всего, он не во вкусе Далилы. Этой привереде только деликатес подавай.

Агний вспомнил о ненавистном Корсуне и поехал домой.

Она встретила его лениво в комнате, обустроенной в японском стиле: там было почти пусто, не считая красивых тёмных деревянных полов, стен с раздвижной перегородкой со вставками бумаги, сделанной Калитой, и небольшими полками, где хранились сувениры из восточной страны.

– Почему ты не сопровождаешь меня?

– У меня на этот счёт есть здоровская идея. Потом скажу.

– Я чувствую себя придурком, когда перерезаю красные ленточки, или раздаю куски торта детям и зевакам.

– Почему?

Садится рядом с ним на пол и прислоняется к нему, прикасаясь головой его плеча.

– За каждым мужчиной стоит женщина поэтому.

– Там сказано: за каждым великим. А я не такая, так что незачем мне излишне светиться.

– Как прошёл день?

– Хорошо.

– Как дети?

– Урсула заявила, что будет играть весь вечер во дворе и не зайдёт, пока мы не закажем для неё кучу тех светящихся шаров и не купим арбуз, который ей нужен, чтобы треснуть палкой. Прикинь, она всё ещё там. Бедняга Стаф уже замаялся носить ей напитки и накидки, чтоб не получила солнечный удар.

– Вот упрямица. Точь-в-точь как ты. Не отступит, пока не получит желаемое!

– Как зовут твою жену? В жизни не видела такого человека.

Агний слегка, не увлекаясь, поцеловал её и стал набирать необходимые номера. Он говорит, что держит дочек в строгости, но сам бежит по первому же их капризному зову.

– Порядок. Через полчаса заманим эту дикарку обратно. Она подаёт плохой пример Миле. За Хайджи я не беспокоюсь, она такая же примерная и послушная, как ты. Но Милка в рот смотрит этой бандитке.

– Ещё раз спрашиваю, как зовут вашу супругу?

Хрисанф откладывает телефон и наклоняется к любимой.

– Далила. Далила Птеровна Кирсанова. Далилушка. Кто ещё мог снести этих динозавров!

– Агний! Сам динозавр!

На самом деле, Хрисанф очень любит, когда она его балует: так бы и лежал, как котик, которого гладят по спинке и животу и называют разными ласковыми именами. Но потом держит себя в руках, чтоб окончательно не расплавиться.

Скажет ещё, что, как девчонка. Но ещё чуток!

– Дэли, жаль, что ты не была со мной во всех тех дивных местах, где я бывал.

Далила надулась, что твой индюк.

– Я даже не была в Айталайа.

– Что Айталайа. Ты даже не была в Японии.

– Ты меня с собой не берёшь!

– Да, как-то засели мы тут. Но неплохо же?

– Неплохо (соглашается).

– И ты точно кулик своего болота. Мечтаешь-мечтаешь, а как попадёшь куда-нибудь, как и твои земляки, начнёшь вещать, что лучше здешнего края ничего нет.

– Нээ?

– Да, конечно. Знаешь, что было самое лучшее в тех красотах?

– Море?

– Нет.

– Мм, горы?

– Нет.

– Еда?

– Я везде найду, где вкусно покушать.

– Женщины?

– Близко.

– Девушки-аборигены.

– Очень даже близко.

– Девушки в национальных одеждах, которые подносили тебе кокос с трубочкой под пальмой у прохладного бассейна?

– Это уже твоя мечта. Нет же.

– У меня были бы загорелые парни.

– Окей, придётся завтра в институт пешком в коротких беговых шортах идти, раз тебе хочется, чтоб я обгорел. Кокос-то достану.

– Ну, Агний, тридцать, нет, двадцать минут! Теперь мы уж не молодожёны, каждая минута дорога!

– Расслабься, титях.

– Титях, может, это закаты или восходы? Ты любишь солнце.

– Вот-вот, можешь, когда хочешь, мозги работают что надо! Я приготовлю тебе подарок, если угадаешь!

– Ыы! Солнце? Солнечное затмение? Полёт в космос? Луна и ты в одиночестве на берегу?

– Так горячо, солнышко! Это подсказка!

– Так луна, солнце, песок… Секс на пляже что ли? Неужели, это всё, что ты запомнил?!

Хрисанф улегся подле её ног и, смеясь, протягивает к ней руки, чтобы присоединилась к нему.

– Не так уж это и глупо!

– Агний, пятнадцать минут!

– Ну, хорошо, сдаюсь. Хотя это ты должна была сдаться. Самое лучшее в тех странствиях было только одно – ты.

– Но мы же не были тогда знакомы, дурачишка.

– Но я жил ожиданием тебя. Сам себе не верил и верил. Это и было движущей силой моего существования. И только одна эта вера окрашивала океан в невообразимые цвета, и девушки, продающие коралловые бусы, казались милыми, и солнце не жарило, а согревало душу.

– Мм.

– И это всё?

– За десять минут я уже ничего толкового не придумаю. И вряд ли перебью твой рекорд.

– Ты проиграла! Поэтому получишь свой подарок.

– За что?

– За то, что ты единственный бесценный подарок в моей жизни.

– Ладно, валяй. Я хочу посмотреть, что это. Только быстрей. Мы идём ловить Урсик.

Хрисанф немного приподнялся, чтобы приблизить своё лицо к её лицу.

– Ну же, быстрее!

– Привет!

– Чего?

– Я дарю тебе себя в этот прекрасный летний вечер. Чтобы ты не говорила о себе, как продажной шкуре. И чтобы не ругала меня, что задабриваю тебя пустяками.

– Я не говорила, что это пустяки.

Тут она забыла, что осталось всего три минуты и сама поцеловала мужа.

– Ах, Агний, мне кажется я думала о том же до встречи с тобой. Теперь мне так кажется.

– Любимая, ты делаешь меня счастливым.

Глава 34

Тутти сидел под махоньким соломенным грибком, который ему построили в дань уважения местные жители, и разбирался с ежедневным отчётом, время от времени потихоньку наблюдая за Аэлитой. Иногда она появлялась в поле его обзора, иногда – нет: слишком много возни было внутри временных построек, где девушка помогала самыми обычными делами: варила еду, стирала, смотрела за детьми, обрабатывала раны, давала лекарства, экономила провизию и между этим работала в развалах, собирая пробы почвы, воды и воздуха.

На ней был только закрытый спецкостюм, пригодный к тропическим условиям, и она не пользовалась защитными средствами, когда ходила в точки, где то было рекомендовано.

Золотареву с самого начала предполагали использовать на совсем другом уровне миротворчества, но до сих пор, по прошествии нескольких месяцев, слышали, что ей нормально в аналогичном секторе.

Жара и духота сменялись ночью необыкновенной темнотой и свежестью, поэтому молодые люди поздно ложились: ели, болтали, любовались звёздами. Аэл, по её словам, расслабляла мышцы рук и ног, которые вздулись, как у качка, от несения тяжестей, а Тутти, который ничем таким не занимался, развлекал её настольными играми, обучал стрельбе из разного оружия и доставал немного той молодёжной еды, которая нравилась обоим.

– Куколка, так ты всю красоту растеряешь на чёрной работе.

– С чего ты взял, что я красивая?! (смеётся)

– Мои глаза мне об этом сообщили в тот день, когда я впервые тебя увидел.

Они оба принадлежали, по крайней мере в настоящем, к тем людям, которые носят одно и тоже. Тутти был всё в тех же удобных джинсах и полосатой футболке, с неизменной короткой стрижкой и в лёгких кроссовках. Аэлита, когда освобождалась от своих повседневных забот, накидывала своё то самое невесомое платьишко и даже спала в нём, потому что у них, может это странно, не было с собой почти никакого багажа. Мелочи, вроде зубной щётки, пасты, расчёски, мыла парень материализировал откуда-то из своего невидимого склада, как и продукты, которые ребята кушали, когда оставались наедине. Он хотел достать для неё другие наряды, но она категорически не просила у него ничего лишнего.

– Тутти, ты так смешно говоришь!

И вот, по обыкновению, разражается своим громким прекрасным смехом. Эта девчонка слишком много смеётся. И без видимой причины. У неё благотворное влияние на здоровье: ничего особенного не делает, а больные выздоравливают, раны затягиваются, улучшается эмоциональный фон. Мы со Стэнли не можем понять, это произошло после её инициации, или и до этого была такой, или это просто совпадение? Третье тоже не стоит исключать. Она ведёт себя абсолютно обыкновенски. Правда, количество энергии поражает. Крепкие солдаты, и те бывает корчатся от усталости, и необходимо строго выверять график смен, чтоб никто не окочурился прямо тут, под солнцем. Но Аэл хоть бы хны. Её маленькое светлое лицо в любое время дня было озарено такой добродушной неунывающей улыбкой, которая не только подавляла злобу у озлобленных, а как будто придавала сил и вытаскивала за шкирку из захватившего было отчаяния.

Сейчас разберёмся! Сейчас всё порядок будет! Дай-ка сюда эту тряпку! А этот малой почему сопли до моих ботинок пустил?! Конечно, ведь надо поиграть! А ты, бабушка, давай следи, чтоб я кашу не пересолила! Солд, замена! Воды попей, покушай, поспи! Ничего, я вообще-то натуральный тяжеловес, зверюга! (Солдом она называла любых служащих низшего звания).

– Ты совсем не загорела.

У самого Тутти кожа и до этого была обветренной: он много путешествовал.

– О, это чудодейственный эффект моего крема! Ха-ха-ха! (никакой косметики и в помине не было, она оставила даже свои бальзамы для губ и старенький карандаш для век и бровей).

Правда, временами она смотрелась в треснутое зеркало у общего рукомойника, и сама же отворачивалась от собственного взгляда. Её глаза теперь всегда отдавали зеленью. Мужики уважали эту миниатюрную, но стальную девушку из специального миротворческого корпуса. Таких работников по зонам было очень мало, но если их выделяли, то все втихаря радовались. Они не имели никакого снабжения и оборудования на первый взгляд, но превосходно осуществляли организацию по улучшению обстановки на местности. Сразу налаживалась связь, материальное обеспечение, поставка медикаментов и всего другого по необходимости. Никто по существу не мог точно сказать, кто их направляет и финансирует, да и некогда было подозревать тех с виду обычных людей, которые так помогали в трудную минуту. Тем не менее, нет нет и всматривались в Аэл, например, когда она переодевалась и высвобождала из-под армейского головного убора свои длинные волосы и весело озиралась, потирая ладони и предвкушая какую-нибудь вкусняшку. Всяк готов был поделиться с ней с сушкой, пряником, лапшой быстрого приготовления и даже виски. Она, ничего, брала какой-нибудь донат в пакете, или засохшие мармеладки, но никто, всё-таки, не осмеливался подкатить к ней по-конкретному: это же была машина, которая таскала бетон и мешки на своих статных, но стройных плечах. Спасатель первого класса. Такой только на губной гармошке можно сыграть и леденцами собственного приготовления (плавили из сахара) угостить.

Сможет ли Арсен сделать их когда-нибудь карими. Или с цветом глаз изменилась вся моя судьба.

– Если ты будешь встречаться со мной, то тебе в будущем можно будет не заниматься всем этим.

– Ха! Что будем делать в таком случае?!

Аэлита шаловливо взглянула на инструктора, отчего тот весь напрягся и даже отругал себя про себя, что теряет правильный набор слов в её присутствии. Тутти кашлянул и нервно посмотрел в сторону, напуская на себя важность, присущую снаружи простовыглядящим, но многосложным и богатым изнутри.

– Что-нибудь поинтереснее. Мы можем вместе ездить повсюду, я научу тебя тому, что может потом пригодиться. Рытье выгребных ям, сомнительное питье и уход за нуждающимися – это не твой предел. Ты достойна большего.

– Чего например?! Сидеть дома и жарить тебе плов, в придачу смотреть за оравой отпрысков Сантаны и менять им подгузники?!

Зелёный принц был возмущён до глубины души.

О чём только думает эта малявка?! Жениться?! В таком молодом возрасте? Дети? Что за бред! Может, дело в том чуваке, её гражданском муже? За всё это время она не подпустила его ближе своих ног. Где было разрешено укладываться спать. Аэл дразнила его, как будто не была против его чувств, но порой так впивалась глазищами, что вызывала ощущение того сосания под ложечкой, какое может породить самая твоя строгая учительница, делающая тебе выговор, или мать, поймавшая за безобразием. Такой барьер. Как по маслу, а потом резко: Стоп!

– Я – наследник Лавшики, недооценивай меня, куколка.

– Вау, какая птица! Поделишься зарплатой?!

И снова безудержный смех. Снова Тутти готов грызть себе локти, чтобы объяснить себе, почему он, спокойный невозмутимый, весь закипает из-за этой маленькой зеленоглазой бестии.

Аэлита же перед тем, как провалиться в сон, думала об Арсене. На это ей выделялось всего несколько коротеньких минут, потому что утром, днём, вечером – было некогда и нельзя – другим надо уделить внимание, а ночью она и раньше засыпала со скоростью света, а сейчас и вовсе отрубалась так, что страдающие бессонницей не поверили б, что такие создания существуют.

Арсен, я действительно выросла на несколько сантиметров. И мы сравним наши бицепсы, когда я приеду к тебе. Мои руки, конечно, остались прежними метелками, но устроим армрестлинг и посмотрим кто кого! Пацаны называют меня терминатором, громилой Эй, зверюгой или могучим Илией. Всё одно и тоже. Только Тутти и знает моё имя. Тутти – нормальный. И, Арсен, теперь у меня есть женственность. Раньше мужчины не смотрели в мою сторону, либо считали за своего. Сейчас что-то изменилось. И я сама стала какой-то неправильной, распутной что ли. Мне нравится, когда украдкой провожают взглядами, как будто желая притронуться к моему телу или лицу. И я в ответ смотрю на них с благодарностью и как будто потом мы всё это обустроим как надо. И это твоя Аэлитка. Я вру, не переставая. И свою ложь считаю самой чистой правдой. Скажу Тутти, что он милый и по-правдашнему так думаю. Мне нравится, когда он, считая, что я уже сплю, осторожно гладит мои ступни и колени. Ох, Арсен, зачем тебе я такая сдалась отныне?! Ты разведешься со мной, когда увидишь такую. Но даже и это всё не конечный пункт. Самое глупое в том, что эта женственность, эти, не знаю как определить, способности пришли тогда, когда они мне вовсе не нужны. Потому что в моих глазах, куда бы я не пошла, что бы я не делала – стоишь ты. И только ты мне нужен. Только тебя люблю. Остальное – просто жалкая игра, роль отенкая, которую я играю, даже если являюсь им. Что с того? Мир прекрасен и я сделаю всё, чтобы он продолжал быть прекрасным и безопасным. Но для твоей Аэл тоже нужен маленький кусочек счастья, свой маленький и такой необходимый мир – это жизнь с тобой. Пусть моя любовь хранит и бережёт тебя во веки веков, во все тысячелетия, во всех бесконечностях. Если ты меня не забыл, знай, я буду стараться ещё сильнее, ещё лучше. И я даже верю, что ты помнишь меня, так как всё у меня получается, ладится, как будто где-то там, очень далеко, ты желаешь мне того же, что и я. Мой.

Глава 35

Айнар словно принял слова Далилы со всей обстоятельностью: он в самом деле не без удовольствия выкраивал время для младших сыновей Кирсановых. Девочек он, по понятной причине, обходил и относился как-то ласково-равнодушно, можно сказать практически игнорировал (ну хоть по крайней мере без тени того негатива, что доставалось взрослым дочерям Хрисанфа).

В голове Далилы промелькнула мысль: комплекс старшего ребёнка? Я что, могу вертеть им, если просто-напросто навешаю разной придуманной ответственности? Агний не знает о моей этой просьбе пасынку, но, думаю, ему бы не понравилось, что я пытаюсь строить интриги, даже если они гроша ломаного не стоит. Он слишком идеалист. Ладно, я никого не заставляла, просто так сказанула. И что плохого в том, что дети хоть как-то контактируют.

Она нашла мальчиков в детской, где Айнар разговаривал с малышами, озвучивая отдельно каждую зверюшку из симпатичного мобиля, подаренного Калитой.

– А ты им нравишься.

– Ещё бы. Я вообще – ребячья радость.

– Я сто раз переменила о тебе мнение. Но ведь у тебя, наверное, не столь много опыта.

– В замок деда часто сбегается детвора летом. Родители не разрешают им гулять возле мест, где столько оружия. Но, может, именно это их и привлекает. Вы не поверите, но я всегда играю с ними в войнушки.

– Аа. А Айтал?

– Айтал выносит сладости, мастерит им воздушных змей, скворечники, ловит бабочек и потом отпускает. Понятно же.

Кирсанова с удовольствием отметила, что у парня чистые руки и ногти. Он собрал волосы в хвост и надел хлопковую мягкую синюю футболку, которая отлично оттеняла его глаза.

– Знаешь, по-моему ты неплохой аналитик. Мне кажется, Араний от тебя не откажется.

– Меня с детства привлекают Игры и Теория.

– Игры и теория? Тогда тебе точно нужно в орден. Я слышала, это очень относительная вещь. Немногие её понимают.

– Сеньора, у меня серьёзная недостача: слишком шероховатая конъюгация. Это не приветствуется среди наших. Всё равно что какашка слона среди плодовых мушек.

– Унн… А почему так? Плохо учился? Хрисанф сказал, что Айтал, не проходя официальное обучение, кое было у тебя, гораздо продвинутее тебя.

– Всё просто. Биология. Природа. Мы это оба отлично знали, да и дедушка знал. Загвоздка была лишь в том, что брат, почему-то совершенно не хотел быть конъюгатом. Не только, чтобы уступить мне дорогу и так далее. От старого хрыча, наверное.

– Муж говорит, у тебя свои способы управления конъюгатскими техниками.

– Может быть. Он наверняка думает, что это месть и жажда наживы.

– Это правда?

– Прикол в том, что мои траблы в овладении нашими приписанными данными, растут из того же места, что фобии Айтала.

– От Хрисанфа?

– От него, твоего драгоценного. В Айталайе некоторые сведомые недолюбливают меня, считая грязноватым выродком, в котором намешаны человеческие гены.

– Но разве Аичи – не один из древних стабильных родов?

– У конъюгатов, впрочем, как и у всех, нет чистых линий.

– Да, они появляются повсюду, повсеместно, попеременно.

– В точку. Только чашка весов в спутанности, оттого плохой работе моих генов, давит с той стороны, где вклад гребаного папаши.

– Хрисанф???

– Ну, Аичи-то свою родословную знают более или менее. А у этого ублюдка – провал. Поэтому и я – как сломанные часы.

– Да ты что. Муж всем конъюгатам конъюгат.

– Он – прокачанный. Не могу не признать. И самопрокаченный. А в прошлом, может, и помог кто.

Далила вспомнила про неприязнь Агния к Искандеру Корсуну.

– Хм. Ну, если твой отец смог, то и ты – не рыжий.

– На это дедуля и рассчитывал. Он души не чает в твоём сахарном поросёнке. Типа, отец, сын и дух любви нам в помощь. Но так только в сказках бывает.