скачать книгу бесплатно
– Что стоишь? – поторапливает. – Кидай, я поймаю.
Спорить готов, да не с кем – эта хитрюга нарочно встала у меня над головой! Но я упорно смотрю на горизонт, закрепляя узлы. Так упорно, что чуть не приматываю ей ногу.
– Эй! – вскрикивает она, поджав ступню. И спокойно стоит на одной ножке, ни за что не держась.
– Умница, – подмечаю я, – имя выучила.
Она отбрасывает за спину косу и садится рядом с растянутой на ветках шкурой.
– Снимешь меня?
– Ты и сама спрыгнешь.
– Так камни же! – колеблется Эйка.
Я ставлю её на землю, и смертоносные зубы оказываются в опасной близости от моей шеи.
– Обувь носить не пробовала?
– А по деревьям как лазать? – не понимает она. – Тут либо удобство, либо польза! Тебе надо ещё помогать или хватит? Я боюсь, что солнце проглянет, мне бы в сундучке переждать.
– Иди, – разрешаю я с облегчением, – только ближе к воде, там камни гладкие.
Провожая взглядом ночную нежить, я всё равно беспокоюсь, как бы она не повредила ногу. Чепуха! Её с любой высоты кидай, ничего не сделается.
С наступлением сумерек Эйка выбирается из сундука уже в жёлтом платье. И мы устраиваемся за столом. Стёкла запотевают от вечерней прохлады. Закат догорает вдалеке нитью расплавленного золота. Я зажигаю светильник и рассказываю про алфавит. Эйка забирается с ногами на стул и рассказывает про дальние острова. Ни от того, ни от другого нет ни малейшей пользы. Зато не скучно.
* * *
Примерно с месяц всё идет более-менее. Эйка питается раз в стуки, ночью. Потом спит до полудня. Снятую с оборотня шкуру я постелил в сундук – для уюта. Ещё гвозди прибил – платья вешать. И расчистил пару полок. Правда, Эйке нечего туда класть, разве что гребешок. И челюсть какой-то зверюги с зубами в три ряда. Сказала, что нашла эту кость в лесу. Как было на самом деле, не хочу знать.
Временами она и мне что-нибудь приносит с охоты. Не обязательно съедобное. Хотя заяц был неплох. Мы не сразу сообразили, как его готовить, но в результате он стал похож на еду. Мне бы ещё три ряда зубов, чтобы справляться с такой пищей!
Намаявшись с зайцем, пробовать ягоды из того леса я отказался. Они были волосатые и пахли тухлятиной, но Эйка, как я уже понял, абсолютно не отличает съедобное от несъедобного. Только живое от неживого.
Но если не цепляться к мелочам, вдвоём стало веселее. И поговорить есть с кем, и прогуляться. Только гулять надо в час между солнцем и волками. Хорошо, что осенью дни короче! Плохо, что дожди начинаются раньше обычного. Я засыпаю под шорох капель и просыпаюсь под него же. И так привыкаю к этому, что очередным ненастным вечером пропускаю перемену звука. Лишь через несколько минут я соображаю сквозь сон, что слышу не шум воды, а шорох крыльев. Бабочки налетели, чтоб их!
Эта пакость всегда оживляется после сильных дождей. Видно, их в норах заливает или у них гон по осени. Но они как видят маяк, тут же стараются так облепить лампу, чтобы ни один луч не просочился. Тупые, но подлые.
Я пытаюсь распугать их криками, но бабочки обнаглели и меня не страшатся. Остаётся запалить факел и гонять их огнём. Полночи я бегаю вокруг лампы за этими вредителями. А они размером с хорошего зайца, между прочим! И кусают будь здоров. Злобные создания отступают, лишь когда я поджигаю троих. Пылающие мотыльки тонут в черноте под маяком, как синие звёзды. Я сам чудом не сверзился вниз в горячке боя, но теперь могу собой гордиться. Настроение немного портит истошное верещание гибнущих бабочек и радостное урчание волков. И то, что вновь начинается ливень.
Можно было не трудиться! Я ловлю языком дождевые капли и ухмыляюсь сам не знаю чему, когда Эй поднимается на площадку.
– Я вернулась, а в комнате пусто, – поясняет она, отжимая мокрые волосы. – И оборотни кого-то рвут… Тебя тоже поели?
– Нет, я бабочек гонял. Не приближайся, если ты голодная.
– Я не голодная, – произносит она, помедлив, – а ты скоро станешь несъедобный. Пошли, а то столько крови пропадает, смотреть тошно!
В комнате при нормальном освещении Эйка кажется такой бледной, что, наверное, не врёт про тошноту. На самом деле кровопотеря ничтожная, но эта чудачка трясётся над каждой царапиной, и спорить тут бесполезно. А вот перевязывать она не умеет и четыре пустяковые ранки обрабатывает целый час, отбегая к окну проветриться.
– Зачем ты себя изводишь? – спрашиваю я, устав от этого мельтешения. – Бабочки на меня сто раз нападали. Как-то справлялся.
– Я тоже хочу справляться, – упирается она, – кажется, я уже меньше боюсь.
– Чего? Укусов? – усмехаюсь я, натягивая целую рубашку.
– Тебя, – вздыхает Эйка.
То есть вот так вот – она не дышит, но умудряется вздыхать.
Я застываю в понятном недоумении.
– А ты меня боишься?
– Ничего не могу с собой поделать, – признаётся она, глядя на дождь в окне, – я всего лишь творение магии, а ты творишь саму магию. Ты одним росчерком пера способен всё изменить.
– Что изменить? – поражаюсь я.
– Что захочешь.
Вроде бы, она удостоверилась, что чародей я никудышный.
– Это просто вещь, – разъясняю я, достав из-под подушки Перо, – им можно записать заклинание, но… Это просто вещь. Потрогай, если хочешь!
Она колеблется, потом нерешительно протягивает руку, но сразу её отдёргивает. Искры сыплются с пальцев, и Эйка обиженно шипит.
– Извини, я не знал, – пугаюсь я, поспешно пряча Перо, – знай я больше, помог бы тебе.
И себе заодно.
Она хмуро разглядывает оплавленные когти:
– Вот как? Мне нужна помощь?
Непогода продолжается всю неделю. Мне слегка нездоровится после встречи с бабочками, и большую часть времени мы с Эйкой без дела валяемся на чёрной шкуре, расстеленной на полу. Я учу её читать, записывая в воздухе слова волшебным Пером. А потом откапываю на пыльной полке забытую игру – по расчерченному на полосы голубому простору скользят белые и алые кораблики. Половина флота давно запропастилась куда-то, но так даже интереснее. Можно на ходу выдумывать правила. В перерывах между морскими боями мы болтаем или слушаем дождь, и я соглашаюсь съесть на спор одну волосатую ягоду. Они не вредные, нет. Но такие кислые, что я до вечера не могу отплеваться. И голова с них кружится.
На третий день дождь ненадолго прекращается – как обычно, под вечер, и мы решаем пройтись по берегу. Если туда и обратно, как раз успеем до ночи. Снаружи сыро и холодно, но дышится легко. Эйка не дышит и не мёрзнет, и безмятежно ступает босиком по ледяному песку. Меня от этого по-прежнему передёргивает, но ей виднее. Или нет. На полдороге она спотыкается и хватается коготками за мой локоть. До скал мы идём, держась за руки, а потом устраиваемся на прибрежном валуне. Камень мокрый и скользкий, но Эй опирается на меня, а я греюсь об неё, и закат кажется бесподобным.
Немного потерпев солнце, Эйка отодвигается в тень скалы и спрашивает про корабль, который сел на рифы неподалёку отсюда. Вечерний свет вспыхивает золотыми искрами, проходя сквозь него, и мираж пылает живым огнём. Я начинаю объяснять, что судно давно разбито и сколько ни пытайся к нему приблизиться, всё время что-то разворачивает назад. Но это не страшно. Может, мы ещё увидим другие корабли – живые, а не призрачные.
Эй щурится на солнце, пробившее толщу грозовых туч. А потом спрашивает, что я имел в виду, когда сказал, что хочу ей помочь? Я неточно помню этот момент. Я говорю:
– Ну, мало ли. Вдруг колдовство подскажет, где твой остров?
– Думаешь, я горю желанием вернуться? – мрачнеет Эйка. – Зачем? Тут полно еды! И разве ты отправишься со мной в такую даль?
– Ты бы не звала меня, не будь между нами Связи. Но, возможно, есть средство и от неё, – предполагаю я, швыряя в воду ракушки, – даже сильная магия – это всего лишь магия.
– Я тоже – всего лишь магия? – настораживается Эй.
– Не ты. А чары, которые тебя держат, ? пытаюсь я объяснить. ? Ты говорила, что вынуждена пить кровь. Разве тебе не хочется освободиться от этого?
– Нет, – отвечает она, прожигая взглядом мёртвый корабль. – Я всем довольна.
– Потому что твои мысли скованы.
Эйка скалится, обратив ко мне тёмные, как пропасть, глаза:
– Да неужели? Значит, ваши страшные чары не дают мне шевельнуться? Ну, тогда сам убирайся!
Она толкает всего раз, и я скатываюсь с камня. Внизу песок, но от удара из лёгких вышибает весь воздух. Я вижу над собой лицо Эйки, одновременно сердитое и испуганное, а пошевелиться не могу. Пока не вспоминаю про Перо в кармане. Я нашариваю его, прежде чем ощупать кости, и осторожно выдыхаю, держась за грудь. Целое! Можно жить дальше.
Эй уже выпрыгнула из тени на солнце, но теперь настороженно застыла, следя за моими руками.
– К чему такие… Порывы? – откашливаюсь я, пряча Перо за пазуху. – Если тебе надоело моё общество, просто скажи… Со сломанной спиной я точно никуда не уйду.
– Ты и так не уйдёшь! – заявляет Эй. – Ты прикован к своему маяку.
– Долг есть долг.
Садясь и выплёвывая песок, я мысленно подбираю более внятное объяснение. И отчаиваюсь подобрать.
– К сожалению, тебе не понять. Но, к счастью, это не твоё дело.
– Теперь моё! Раз я обязана к тебе возвращаться, – не унимается Эйка.
– Это горе, да. Но почему бы не нести его стойко?
Украдкой я поглядываю на лес. Солнце уже чиркнуло по горизонту, и тени деревьев протянулись через берег к воде. Пора прятаться, но я не двигаюсь с места. Злюсь на себя, злюсь на неё и безуспешно пытаюсь отряхнуться от мокрого песка.
– Что тебя бесит? – не могу я понять. – Никто не говорит, что надо жить счастливо. Но отчего бы не жить мирно?
– Отчего?! – ветер бросает волосы ей в лицо, Эйка сердито откидывает их за спину, и чёрные пряди разлетаются по воздуху грозовым облаком.
И в общем уже понятно, что всё это ей не нужно. Я имею в виду маяк и корабли. И платье в голубой цветочек смотрится на ней нелепо, также как бусы из ракушек. Всё безнадёжно. Я это осознаю одним мигом, и тоска ударяет вместе с первым порывом зимнего холода. Но я жду ответа.
– Что тебя больше бесит? – передразнивает Эй. – То, что я кровожадная тварь или то, что я приковала тебя к себе? Что бы ты хотел подправить в первую очередь?
Я всё-таки встаю, цепляясь за скалу, но левая нога отзывается острой болью.
– При чём здесь мои желания? – спрашиваю я, потирая колено. – Лишь бы ты была сыта и довольна! Кстати, отойди в тень.
– Сама разберусь! ? скалится Эйка. ? С чего ты взялся командовать?
– А с чего ты злишься?
– С того, что я тварь, – с готовностью подсказывает она, – в этом моя природа.
– Хорошо, – киваю я, чуть подумав.
Тропинка совсем узкая, но Эйка не спешит посторониться. Мне приходится опереться на камень, чтобы удержать равновесие. Я гляжу на Эй, она глядит на меня, и это длится довольно долго. С небес опять начинает капать, но кому какое дело?
– Что именно тебе хорошо? ? наконец, осведомляется Эй.
– Хорошо, будем жить в кошмаре, – поясняю я, стараясь не думать о наступающей ночи и близкой зиме, – можно теперь пройти? Или подаришь меня оборотням?
Лицо Эйки на секунду искажает судорога, как будто она хочет превратиться. Но она только бросает:
– С тобой невозможно говорить.
– Да, это не моё, – соглашаюсь я, ловя на ладонь дождевые капли, – у меня одно дело – зажигать лампу. Разговоры для этого нужны. Скорее наоборот.
– И для Связи наоборот, – кривится Эйка, – её не за тем придумали.
Я вообще не знаю, для чего её придумали. Я…
– Я вообще не знаю, для чего её придумали. Я сказал, что хочу избавиться от проклятия, а не от тебя, Эй. Мы могли бы сами решить, как лучше.
Слова заканчиваются, и я смотрю уже не на неё, а на тонущие в дождевой завесе обломки судна.
– И какое это будет решение? – осведомляется насмешливый голос. – Если хочешь, я растолкую, для чего нужна Связь. Такие, как я, гибнут нечасто, но всё же гибнут. Особенно если идёт война. А сами мы размножаться не способны. Можно обращать живых, но с этим полно мороки.
– Войны давно нет.
– Ну и что? – огрызается Эйка. – Я тебе объясняю, для чего нужен один живой в паре! Вот за этим и придумана Связь, она сразу решает все вопросы.
– Видимо, не все. Если ни тебе, ни мне нет покоя.
Я бы и дальше смотрел на океан, но там смотреть некуда, одна мгла. Неподъёмные сизые волны кидаются на берег в надежде раскрошить камень. Когда-нибудь раскрошат – и что дальше?
– Действительно, загадка, – Эй делает ко мне шаг и задумчиво наклоняет голову, – наверное, я ослабла от долгого перелёта и плохо тебя укусила.
Мне неприятен этот тон, и я пытаюсь отодвинуться, то есть вжаться в камень, но она продолжает тем же ласковым голосом:
– Или вы, волшебники, плохо подчиняетесь чарам? Кто знает! ? продолжает она вкрадчиво. ? Если наши и кусали магов, то в живых не оставляли. Слишком опасно.
Я вглядываюсь в сумрачные глаза, но не ощущаю, что утопаю в бездне, как это было в первый день. Мне просто интересно. И слегка страшно. Я начинаю думать, что это очень близкие чувства.
Эй всё-таки останавливается. Вплотную ко мне. Я бы ощутил её дыхание на своём лице, если бы она дышала. А так я ощущаю лишь идущий от неё жар. Дождь льёт всё сильнее, но Эйка совершенно сухая, только пар от неё поднимается. Если она волнуется, злится, или сытно поела, то способна обжечь.
– Или, – договаривает она шёпотом, – дело в том, что я не пытаюсь?
И давай смеяться. Страсть до чего непростые создания, кто они там…
– Пойдём уже домой, – урезониваю я её, – сейчас тут грязи будет по колено.
А эта чокнутая всё стоит под дождём и хохочет. Прислонилась к камню возле меня и заливается.
