Психоделика. Книга для мертвых

– И самое смешное, мой любезный Карл, во всем этом,– я многозначительно обвел рукой помещение,– есть четкая, наполненная аксиомами система. И даже, я бы сказал, система в системе. Вот так!

Истина, находящаяся на дне бутылки, там и остается. Во как. И чтобы понять ее, чтобы, хотя бы краешек увидеть, мы начинаем пить новую бутылку. И когда уже все, уже почти вот-вот… У меня кончаются деньги, и истина в очередной раз ускользает от нас, осенив… Ммм… Я хотел сказать…

– Мимолетно… – подсказал Карл, как всегда верно ухватив суть. Молодец. Истинный арий. Люблю этого человека. Он сует мне сдачу, машинально беру блестящую монетку и сую в нагрудный карман. Киваю и говорю:

– Да!

Потом я обнаруживаю себя сидящим на рельсах. Только туннель тут был уже другой, квадратный, я перенесся на Красноармейскую линию. Перегон Буденного – Осовиахим. Чудеса продолжаются. Мне становится смешно, надо же так быстро набрался.

Впереди на банкетке стоит плаха и рядом с ней мускулистый мужчина в бордовом костюме и такой же полумаске. Он обведен черным фломастером, и я приветливо машу ему рукой.

«Привет, белка!»

– Меч или топор? – спрашивает он устало.

– Топор! – крикнул я почему-то.

– Держи! – он протягивает мне тяжелый инструмент, а свободной рукой вынимает из-за спины клинок и добавляет, – Тогда меч мне…

Я хватаюсь за обух обеими руками и пытяюсь увернуться от рассекающей воздух полоски стали. И тут зазвенело. Меч ударил о щит. И тяжелая рука оттолкнула меня в сторону.

Рыцарь в белом, видавшем виды плаще с нашитым на него крестом, с непокрытой головой и лицом, украшенным давними шрамами усмехнулся мне и ободряюще сказал:

– Если получится, запомни. Я принял крест, и меня зовут Гарольд! Вот возьми свою монетку, ты обронил…

Он опирался на два громадных меча. Их называли двуручными и насвистывал что-то… Или он просто сказал: «Гарольд»» А остальное мне померещилось? Я машинально сунул в карман блестящую монетку. Палач ударил снова и рыцарь парировал легко переставив один из мечей чуть в сторону, а потом засмеялся, выдернул из земли второй меч и нанес удар, обведенный палач, чертыхаясь отпрыгнул назад, Гарольд снова воткнул двуручник в землю, легко словно тростинку выдернул из земли первый меч и раскрутил его над головой, а я восторгаясь этой удивительной техникой, поспешил обогнуть место несостоявшейся казни и двинулся дальше.

«Двигаться дальше, я еще помню это место, когда здесь не было людно…»

На стенах тоннеля зацвели цветы абрикоса…

Дальше. Правая рука, сжимающая топор постепенно наливается огнем. Бросаю его на рельсы и слышу как металл звенит о металл. Лезу за пазуху и вынимаю нож, он светился в темноте и немного покалывает кожу.

«Интересно, чего боятся китайцы?» – пришла в голову интересная мысль.

«Японцев», – ответил молодой генерал в белом мундире и лукаво улыбнулся глазами. В воздух поднялись камикадзе, сыновья микадо отправились в свой бессмертный полет. Самураи спустились со склонов и обнажив кривые мечи ушли навстречу славе. Несчастные солдаты последнего набора 1916 года примкнули штыки к незаряженным винтовкам и утопали следом, смешно волоча кривоватые ноги в тяжелых английских ботинках.

«Минут пять у меня есть», – грустно подумал я и увидел наконец Великую Армию, разворачивающуюся у подножья холмов.

Пространство расширилось и заблестело серебряной мишурой. Слово с неба, неба? Пошел вдруг блестящий праздничный дождь. Но это был не дождь. Мишура разрезала людей на части и тела исчезали, дымясь и плавясь в этом апокалипсическом кошмаре. Потом белый дым заполнил все, и холмы исчезли. Какое-то время я шел в полной темноте, с трудом нащупывая ногами шпалы, пока снова вдали не послышался знакомый перестук колесниц.

Четвертый день двигались мы к Аскалону. Противник особенно нам не досаждал. Изредка летучие отряды мамелюков появлялись со стороны солнца и сделав несколько выстрелов так же быстро исчезали.

Наконец вдали появились городские башни. Город был укреплен. Это бросалось в глаза, понятно, такое войско, какое было у нас спрятать в пустыне не возможно, и неприятель был прекрасно осведомлен и о нашей численности и о наших возможностях. Насколько я знали з достоверных источников, прямого штурма не планировалось. Но и о длительной осаде речь не шла. Ждали Ричарда, он двигался морем, а пока приходилось рассчитывать только на свои силы.

Потом появились двое, просто вышли из вентсбойки, я знал, что их зовут Пьетро и Паоло и были они близнецами. Они молча смотрят на меня оба бледные почти синие, я машу им рукой и они послушно следуют за мной. Их одежда разорвана во многих местах и покрыта бурыми пятнами. Дальше двигаемся втроем. Я знаю, что нас преследуют, Паоло о чем-то просит меня на незнакомом языке, я не понимаю слов, но понимаю, что он хочет увидеть небо, я киваю и мы быстро движемся к ближайшей вентшахте, но потом соображаю, что это не выход, потому что даже если бы мы попытались там подняться наверх, почти наверняка там бы нас уже встречали с распростертыми объятиями. При наличии плана расположения вентшахт операция «перехват» включалась моментально. Более того уже сейчас по тоннелю должна была двигаться мобильная группа.

Вопрос только в том насколько они подготовлены и укомплектованы ли сотрудниками МЧС.

Мои спутники с тревогой глядели на меня, и потому пришлось, не теряя уверенности двигаться вперед.

Спрятаться в туннеле только, кажется что просто. Есть, конечно, спецобъекты и некоторые другие мышиные норы, но это в основном тупики. Дырок на поверхность не так много. Оставался только выводящий на поверхность метромост протяженностью около километра. И частый сектор вокруг него. Там можно прорваться потому точного места нашего выхода на поверхность знать никто не будет. А там уже с боем или еще как-нибудь…

– Подтянулись рыцари, – приказал я, и пошел вперед, крепко сжимая топор. Мои спутники двинулись следом. – Когда выйдем, разбежимся в трех направлениях. Кому повезет, тому повезет. Других вариантов я не вижу.

Не знаю, понимали ли они меня, но шли как приклеенные, похожие на оживших сомнамбул.

При этом синхронно крестились и бормотали что-то, не разжимая губ.

– Ага, начнем помолясь, – пробурчал под нос Александр Васильевич и бодренько поскакал в сторону метромоста.

Добрались. Пьеро подошел ко мне и прикоснулся к моим вискам указательным пальцами, я почувствовал космический холод и еще то, что голову мою наполняют неведомые доселе знания. Среди них был и некий певучий язык, напоминающий современный итальянский. И еще латынь…Паоло читал молитву и перебирал черные блестящие четки. Я понял, что мне нужно делать и вынул нож. Потом размахнулся и бросил его в стену тоннеля. Полыхнуло неслабо, и образовалась дыра, сквозь которую легко мог бы пролезть человек.

– Грацио! – хором произнесли братья, и я впервые увидел, как они улыбаются. Потом они отряхнулись, словно два задорных щенка, мертвенная бледность стала сходить с их лиц, и братья полезли в образовавшееся отверстие.

«Повезло», – стучала в голове кровь, – «теперь ищи их свищи», – шептал разум вдогонку.

Потом я все же спросил то, о чем не решался спросить:

– А Руфия где?

Пьетро на миг остановился и грустно сказал:

– А она тоже умерла тогда. Ты еще не помнишь. Мы остановили время всего на два часа, а этого делать было нельзя. Все вернулось на круги своя. После того как мы расстались на наш караван напали бедуины, обычные бедуины, но их было так много…

Силуэты братьев начали таять, я кивнул им на прощанье и двинулся дальше.

Музыка заиграла громче. Невидимый мне оркестр грянул Штрауса, какой-то из вальсов. И я четко понял6 «Смерти нет. Совсем нет». Звуки отражались от дюпингов и уходили по спирали вглубь тоннеля. Слезы катились по моим щекам и это были слезы радости.

– Тра-та-та-ти, тра-та-тара тата! – заорал я вслед невидимым музыкантам, и смело ринулся вперед. Меня охватила радостная ярость, я чувствовал себя молодым хищником, идущим по следу крови. Мои нозри раздувались в предвкушении пира, и схватки. Кулаки сжались в кувалды, я готов был разорвать любого. Кто посмел бы стать у меня на пути.

Оранжевая фигура, появившаяся на секунду, трусливо спряталась в вентсбойку.

– Ага! – заорал я и почувствовал внутри себя закипающий энергетический фонтан. Я покрывался стальной чешуей, на голове у меня ветвились стальные рога, а суставчатый щелкающий бичом хвост высекал искры их рельсов.

Все живое и неживое в страхе исчезало с моего пути, а потом вдруг лопнула где-то струна, и все кончилось, и остался я сидящий в нелепой позе на банкетке, в разорванной куртке, с обломком арматуры, лежащим у ног. И чьи-то шаги из мрака. Крадущиеся, опасные, переходящие в цокот.

Я рванул решетчатую дверь помещения дренажной перекачки, замок лопнул и рассыпался. Здесь можно было перейти с первого пути на второй. Я вихрем промчался сквозь помещение насосной, рванул вторую дверь. Цокот не отставал, без ножа я чувствовал себя голым. Дверь оказалась открытой.

Новый поворот Да только там у них оказался еще один тоннель, из него пахло недавним ремонтом, это была Новая линия, хотя она и не могла здесь быть, потому что она была только перспективная и ее еще не было вообще.

Новой линии, она стремилась куда-то вниз и за каждым поворотом ожидало…

– Я – эвкид!

Что получилось на самом деле я не знал, но по виду окружающих меня шипастых воинов, звучало это угрожающе. Они почитали меня за берсерка и очевидно так это и было, потому что вокруг меня было пустое пространство, в горячке боя берсеркеры не щадили никого, ни своих ни чужих.

Кроме набедренной повязки на моем истерзанном палачами теле были только шрамы и кровоточащие раны. Еще были цепи, я гремел ими время от времени и мычал. Холода я не ощущал, хотя стояла поздняя осень, и в десяти шагах вокруг смыкался туман.

Кроме боли и ненависти я не чувствовал ничего, и только время от времени мычал в ожидании вражеского мяса и крови, которые я желал пить и есть.

Враги были где-то рядом за стеной тумана и нападать не спешили, а может это мы ждали команду, но я знал, что это они держали меня в холодной яме и пытали меня, трезво рассуждать я не мог, я вообще никак не мог рассуждать, потому, что мозг мой был тяжело травмирован и почти не работал.

Просто сон был настолько ярок, что проснувшись, я долго лежал недвижимо, меня бил серьезный озноб, и я почему-то подумал. Что в яме меня могли держать и свои, если им нужен был хороший берсерк, то почему бы не выдержать хорошего парня с неплохими физическими данными в тонусе.

Какой-то опасливо озирающийся воин в трех шагах от меня держал в руках угрожающего вида шипастую же хренотень на длинной металлической ручке, когда послышался шум толпы, чужой толпы, орущей на странном языке, и из тумана стали вырастать неясные силуэты, он с воплем подкатил мне это забавное орудие и отскочил в сторону.

Он был абсолютно прав этот неизвестный мне воин, потому что почувствовав металл в своих огрубевших ладонях, и то как мир вокруг меня окончательно померк и боль, кровь и смерть пролились из меня наружу…

Неужели все это действительно было?

А это, кажется, уже было даже не на земле. Скорее всего, в аду. У меня не было половины мозга, чего-то еще из внутренних органов, и я знал только одно, что я беглый раб и желаю одного – отомстить.

Мой народ назывался эвкидами, и единственное, что я мог мычать с помощью основательно подрезанного языка:

– Я – эвкид!

Отмотать бы все назад. На пару лет хотя бы. Ведь хорошо же было. Нет, надо было все испортить. Но как?

Линию построить не успели, ладно, но тоннель-то пробит. Там может в районе тупика прошерстить, глядишь и отыщется. Да ведь засыпало там все. Или не все? Фонарь надо хороший, а то и два. Помощника бы мне взять, а то загнусь, не успею…

Незаметно для самого себя я уже принял решение. Теперь его надо было воплотить в жизнь.

Кто-то взял ля-минор, и у меня сразу испортилось настроение. Глупо ничего же не происходит, а вот услышал звук и на тебе…

-Эй, франдж!

Я медленно оглянулся. Кричал некий человек в развивающейся на поднявшемся ветру хламиде. И так он стоял весь в черном, крепко вбив ноги в песок и щурился, разглядывая меня из-под белой, словно мертвой ладони. У него была черная борода и испрещенное морщинами и шрамами лицо. И волчий взгляд холодных глаз. Нет. Глаза не были холодны, они были словно замерзшая вода тысячелетнего озера.

Он выразительно провел ребром руки по горлу, прошипел что-то неразборчивое по-арабски, повернулся и пошел прочь…

– Называй меня паладином! – крикнул ему я.

Он остановился, обернулся, еще раз сверкнул глазами и прохрипел:

– Я запомню тебя… Не думай что у тебя получится…

– Что получится?

– Все переиграть, ты уже пробовал, помнишь?

Я не помнил. Он это понял и ушел не оглядываясь. Прямо в небе за ним открылась дверь, туда он и ушел.

Я бросился следом.

…человечек в заляпанном кровью медицинском халате все клацал и клацал по старенькой клавиатуре. Он был один в один похож на Гийома, ну того из сна. Он отвернулся на миг от экрана, вскочил и бросился навстречу:

– Чего тебе?

Он пытался закрыть собой экран монитора, но я разглядел зависшую на паузе картинку, где замерли в ожидании терракотовые воины, сгрудившиеся вокруг высокого трона, на котором сидел золотой дракон с человеческим лицом. И песочные часы на столе…

Мне подписать…

Потом, все потом. Выйди из кабинета. Сейчас тут обед…

Да мне только…

Он теснил меня, руки у него дрожали.

Вы кто? – вырвалось у меня.

Кто надо. Иди…

И тут я понял, это то самое место, где они играют в нас. Потом вдруг все погасло и запахло паленой пластмассой.

– Пробки! – сказал громкий голос сверху, – проклятые пробки…

Я упал и пополз в темноте. Свет был вдали, очень далеко, но я полз, пока не уткнулся в чьи-то ноги в железных башмаках.

– Меч и щит! – произнес хмурый рыцарь, поджидавший меня на тридцатом пикете. У него не было коня, а белый плащ был измазан кровью, лицо было подобно гипсовой белой маске и покрыто странным узором.

Я кивнул. Он был прав. Щит надо запустить. Он-то в тоннеле точно, никак его на поверхность поднять не успели, по любому. Со щитом-то сподручнее. Он им всю малину разнесет, да только… А как его запустишь без электрики? Да и работать я с ним не могу. Надо с Метростроя кого-нибудь, кто там у них остался? Петрович? Иваныч? Или Юрка вот тот оглашенный, как его фамилия не помню ни хера, не помню. Где их искать? И если я пойду до конца, то все можно будет переиграть? Всю мою долбанную жизнь? Или нельзя?

– Ну что решил? – спросил Франциско, похоже, он читал мои мысли на раз..

– А что я могу решать? Я же уже того… – я распахнул куртку и показал торчащий из живота нож, – терять нечего…

– Выбор за тобой.

– А хули… – я пожал плечами, – пойдем, бля, буду тебе инструктаж проводить. По технике безопасности.

Он серьезно кивнул головой. Ни хрена чувства юмора нет у человека. «Делай, что должно и будь, что будет…»

Новый день облегчения не принес. Поутру оказалось, что державшие наш правый фланг люди Мейвилля отошли, повинуясь неведомо чьему приказу, и непонятно из каких соображений и оставили нас на съедение «шакалам пустыни» Омара, чем тот, разумеется, не преминул моментально воспользоваться. А чего ж не воспользоваться?

И с удовольствием щипал нас по маленьким кусочкам от рассвета и до заката. Его конники в островерхих шлемах, то появлялись, то исчезали, тем самым выводя нас из равновесия, почти ежечасно. Осыпали стрелами и визгливыми криками, танцевали на своих подпрыгивающих лошадках и снова исчезали. Благо выручала импровизированная линия полевых укреплений из сдвинутых наспех повозок, которые мы успели скрепить между собой и все попытки «шакалов» пробиться сквозь них успехом не увенчались.

Ближе к ночи прибыл гонец от Верховного, и мы тоже получили приказ отходить, что и сделали под покровом ночи, наспех зализывая раны.

В кромешной тьме, факелы было решено не зажигать, столкнулись с авангардом Мейвилля и приняв их за наших противников едва не вступили в жестокую схватку. Спасло то, что после первых ударов, они завопили на французском, и на том дело и закончилось почти без потерь с обеих сторон.

Выяснилась и причина их вчерашнего отступления, оказывается, отступило все христианское воинство, только нам почему-то приказ о согласованном отходе не передали, почему Мейвилль не знал. Может гонец не доехал, может, забыли в ставке в суматохе, сие осталось загадкой.

Не по-христиански выругавшись, я отказался от предложенного бароном ужина и отправился спать.

Так прошел еще один бесконечный день.

– Щит я не запущу, извини. Не моя компетенция. Сделаем по-другому. Сразу за линейным, отстой. Там электричка, мы должны пройти ее насквозь и сразу за ней вход на новый спецобъект. Думаю там уже все готово.

– Артефакт? – Франциско внимательно слушал, наклонив наполовину отрубленную голову.

– Пулемет, – засмеялся я, – та еще штука, получше артефакта будет. Там мы их и задержим.

– А эта… электричка…

– Я должен. Пойдем, иначе я не сумею…

Мы запрыгнули на банкетку и двинулись в темноту.

Двери состава были приветливо раскрыты.

– Идем…

Когда я поднялся по ступенькам дошло до меня, что я не тот герой, что лупит из автомата по своим противники, прячась по за углами, а герой – скромный, тот, что безоружным пытается спастись от своих кошмаров, которые преследуют его, меня, всю жизнь.

– Терракотовая армия – это не китайцы… – сказал Франциско.

Повисла томительная пауза. Потом я все-таки спросил:

– А кто?

– Хм… Хороший вопрос, главное своевременный. Почему ты считаешь, что мы, то есть люди, единственные претенденты на главный приз?

Я уже ничего не понимал.

– Какой такой приз? – просто так спросил, чтобы не молчать. Моего собеседника мой вопрос несказанно позабавил.

– Смешно, – так он и сказал, – откуда мне, тебе и вообще всем нам знать? Мы планету свою особенно-то и не любим. Говорим, что любим, песни поем… А на самом деле как раз наоборот. Уничтожаем в основном и с каждым годочком все интенсивнее и интенсивнее. А кто-то считает иначе. И возможно рассматривает человечество в качестве некого вредоносного вируса, который надо уничтожить. Ну или как-то еще…

– Мы мешаем?

– Выходит, что так… Закладки эти понатыканы по всему миру. Это счастье, что ту, что в Китае официально обнаружили, теперь мы знаем примерно, с чем нам придется столкнуться. А в других местах? Все дальше сам, нам нельзя… Постой, я заберу…

Он выдернул из меня нож и я ничего не почувствовал. Впрочем, нет, идти стало намного легче, словно занозу из меня вынули.

Странным вагон был не по виду по цвету. Он был розовым, словно только что вышел из покраски. Еще он был украшен странным граффити, религиозного содержания, но распятие тут соседствовало с мусульманским полумесяцем, а Папа Римский стоял в обнимку с улыбчивым нэцкэ Будды. Старинные гравюры на вагоне тоже присутствовали повсеместно, тут были изображены фрагменты великий битв прошлого, и я знал осаду Акры и взятие Константинополя тоже узнал. Интересно. Кто ж тут так постарался… Но это были цветочки, когда я вошел через открытые настежь двери. То понял что состав странный не только снаружи. Еще он был странным внутри. Я шел по нему, а он все не кончался и не кончался. И было это так странно, так странно…

Первый шаг дался с трудом, потом воспоминания нахлынули на меня.

Первый вагон.

Короткий удар вправо, переход, выдернуть, отбить левой рукой, поворот, удар, еще поворот. Кажется, прокатило. Чей-то бородатый дурно пахнущий рот, очень близко и очень громко, удар всем телом, мощно. Рот захлебнулся, брызнуло красным. Еще полшага вперед, еще полшага. Справа мелькнуло копье, ага, есть поддержка, это хорошо, стало не так тесно. Кони ржали где-то слева от меня, надо пробиться туда, к ним. Тогда можно будет взять чьего-нибудь коня и возвысится над этой безумной схваткой.

Да только где? Кто-то ухнул справа, сначала бьем потом смотрим, а как иначе? Угадал – не наш. Слюни с кровью, тьфу. Куда лезешь болезный? На и тебе, щитом промеж глаз, чтоб не волновался зря.

Накапливалась усталость, постепенно, но неотвратимо. Потом к ней добавилась злость, я вспомнил обо всем сразу, и о странных ухмылках некоторых особ, и о предательстве «союзников», чтоб им пусто было, и даже о скотине Бастарде, пролившим вино на мой новый плащ неделю назад. Я физически чувствовал, как внутри меня разливается досада, размером с эту пустыню и нет ей конца. Наверное, это меня и спасло. Злость вытеснила усталость, теперь ей не было места внутри моего измученного тела, оно превратилось в бездушный автомат, кололо и рубило на все стороны и враги с ужасом разбегались с моего пути. Гиль потом сказал, что это Господь наделил меня силой Архангела, что это Озарение Божье и Сила Святая. Я промолчал, потому, что больше запомнил негромкое «берсерк», что шептали наши же пехотинцы, собравшиеся вокруг меня в тот момент, когда сознание вернулось ко мне, и я обнаружил себя в обнимку с отрубленной головой какого-то несчастного араба, подвернувшегося мне под руку.

Ей-ей, высушу и повешу на пояс, чтоб боялись, твари. Причем все, и наши и не наши.

Мы выстояли. Как выяснилось позже, враг отступил, имея почти пятикратное преимущество. Это было Божьим чудом. Самым настоящим. Кольцо блокады разжалось и распалось. Мы получили возможность убраться из этих мест, чем и воспользовались. Султан нас определенно зауважал и преследовать не стал. Отчего? Оставим сие на усмотрение султана.

Мы организованно отступали к побережью, где я рассчитывал кое с кем, кое о чем побеседовать. С глазу на глаз.

Второй вагон.

– Держаться! Держаться!

Наш небольшой строй становился все короче и короче. Люди падали, на их места становились другие, еще немного и заменять ушедших будет не кем. Я отчего-то вспомнил, как Марк мне рассказывал о древних воинах, скреплявших свои щиты цепями и продолжавших сражаться с мертвыми в строю. Строй, в нем было наше единственное спасение.

Противник это чувствовал и все усиливал натиск.

– Держаться!

Да сколько же их?

Из силы тоже были не беспредельны, гора тел напротив нас росла, а нас становилось все меньше. Если нам не хватит людей чтобы удерживать перевал…

Арбалетчики били в упор, мы насколько могли, прикрывали их, и рубили, рубили, рубили.

Рядом со мной пал Максимилиан, мне некогда было смотреть, что с ним, потому что меня атаковало сразу двое. Один из них визжал, глаза его закатились изо рта текла слюна, у другого глаза источали такую лютую злобу, словно я только что зарубил его молодую жену.

Кто-то из-за спины ткнул его копьем, и он остановился, раскинув руки и выронив свою кривую саблю и маленький щит.

– Держаться!

Ударом меча я прикончил второго, и тут же в щит ударило копье. Пришлось рубить наконечник, благо ударивший, был недостаточно ловок и позволил мне сделать это.

– Они тоже устали! – заорал я и оставшиеся в живых ответили мне одобрительным гулом.

Мы двинули из последних сил, но мощно уверенно. Вражеский строй рассыпался, они действительно не ожидали.

А собственно, какая разница, в этом мире мы оставались собой, рыцарями, верными сторожевыми псами христовыми. И верили мы свято в то, что чтобы не случилось с нами, все есть только лишь Деяние Божье. И мы были здесь не одни, не раз и не два по пути на площадь я встречал глазами кресты на плащах.

Потом толпа завопила:

– Принцесса! Принцесса! Слава! – и нас принялись толкать со всех сторон, что вывело нас из состояния глубокой задумчивости. А потом события понеслись с калейдоскопической быстротой.

Именно в тот момент, когда эта загадочная принцесса должна была появиться с неведомой нам целью на глаза своему, я так полагаю народу, со стороны ворот раздались прекрасно знакомые нам звуки труб и означать они могли только одно – «Тревога!»

И враз все изменилось, толпа заколебалась, толпа шатнулась. Мы быстро переглянулись и стали пробираться к дворцу, ибо основная масса людей пыталась покинуть площадь.

Когда это нам удалось, и впереди забрезжило свободное пространство, мы увидели строящихся рыцарей и других вооруженных людей. Среди них были и плащи с крестами. Мы направились к ним. Определив на глаз, командира я обратился к нему, но он нетерпеливо отмахнулся латной рукавицей и сказал:

– Не до церемоний, становитесь в строй, иначе будет совсем худо…

– Что тут происходит?

– Потом, все потом. Если хотите жить присоединяйтесь к нам. Жан! – И он поспешил куда-то влево.

Мы переглянулись, и стали в строй, вообще я заметил. Что перед лицом всякой опасности, лучше всего находиться в строю.

Площадь медленно пустела. Находившиеся рядом с нами в строю люди ни по-французски ни по-германски не говорили, и на наши вопросы просто возводили к небу глаза и молчали. При этом все были серьезно встревожены.