Психоделика. Книга для мертвых

Я знал, что мне нужно найти лавку Саида, недалеко от рынка. Там торговали травами и лечебными настоями. Так мне сказал один местный житель почтенного вида, к которому я обратился за помощью. И среди посетителей его были абсолютно разные люди, так что, избрав ее местом сбора, мы не должны были вызвать особых подозрений ни у кого.

Город жил своей повседневной жизнью и ему, как и всем другим крупным городам было абсолютно наплевать на наши проблемы и желания. Город торговал, влюблялся, скандалил, обманывал, клялся в преданности, пел, танцевал, заунывно призывал к мессе и никуда не спешил.

Никуда не спешил и я, решив, как следует осмотреться. Прислонившись к стене, я развязал свой мешок и принялся методично перебирать содержимое с таким видом, словно всецело увлечен этим в высшей степени ответственным занятием. При этом я, разумеется, внимательно поглядывал по сторонам, изучая реакцию города на свою скромную персону.

Через пару-тройку минут я обнаружил, что мне удалось привлечь внимание двух живописных оборванцев лет двенадцати-тринадцати, которые как бы невзначай затеяли незатейливые игрища в нескольких шагах от меня, при этом время от времени бросая красноречивые взгляды на мой мешок.

Пришлось, зевнув продемонстрировать им, тоже, как бы невзначай, свой рабочий нож сапожника, всего на миг, но этого хватило. Оборванцев, как ветром сдуло, и для меня осталось загадкой, толи содержимое мешка их не удовлетворило, толи демонстрация ножа произвела столь благостный эффект. Скорее всего, как всегда – истина оказалась где-то посередине. Решили не связываться. Что ж, разумно.

Шестым чувством, определив направление, поймав пульсирующие потоки человеческого движения, я побрел в сторону рынка и не заметил, как оказался у цели. Рынок неожиданно охватил меня своими разноцветными объятиями и запахами и я понял, что вырваться из них будет очень непросто.

– Пойдем! – кто-то крепко схватил меня за рукав и я увидел хитрое, но такое преданное лицо торговца кожей, что у меня тут же пропало желание отрубить посягнувшую на меня конечность.

– У меня лучший товар, нигде такой не найдешь, даже время не теряй. Клянусь Аллахом!

Пришлось уделить ему минут десять и даже для приличия поторговаться. Сапожник я, иль нет?

Потом был торговец сладостями, все-таки всучивший мне кусок шербета и пару сладких лепешек, потом торговец удовольствиями, потом… Потом я понял, что рынок надо срочно покинуть, ибо меня засасывало. Рынок нужно обойти по окружности, ни в коем случае не ступая на его отравленную деньгами и страстью наживы территорию.

Обойти, и найти, наконец, эту лавку. Увы, сделать это было совсем не просто. Не знаю, сколько бы я еще промучился там, если бы нос к носу не столкнулся с Паоло.

– Похоже, мы напали на след? – улыбнувшись, поинтересовался я.

– Лавка Саида, – нехотя произнес монашек. Забавно, наши поиски пересеклись. Я почувствовал охотничий азарт.

Он был наряжен лицедеем, и я его даже не сразу узнал, тем более, что он никак не мог обойтись без своих обычных флорентийских вывертов. Гитара болталась в мешке за спиной.

Сделав ему знак, я прошел немного вперед и остановился в тени под навесом. Через какое-то время францисканец присоединился ко мне.

– Его видели здесь… – объявил он. – И он должен вернуться… За какой-то книгой.

Я кивнул.

– Что еще?

– Канун праздника. Трудно с жильем. В городе много приезжих.

– Это для нас хорошо.

– Да, у нас жилье есть. Пока все спокойно. Саид, хозяин лавки, сдает комнаты, кроме лавки он содержит несколько лачуг, как раз для подобных случаев.

– Даже так?

– Именно, он производит впечатление отчаянного пройдохи. Я дал ему денег и сказал, что мне тоже нужна эта книга.

– Ты хорошо заплатил?

– Он остался доволен. Мы можем возвращаться.

– Нет, я хочу взглянуть на это место. Идем, покажешь дорогу.

Примерно через полчаса петляния узкими улочками мы добрались. Я шел шагах в двадцати позади францисканца, но ничего подозрительного не обнаружил.

В том, что у султана есть своя служба безопасности, я даже не сомневался, просто надеялся на то, что наши скромные персоны до поры не попали в сферу ее интересов. Нет, изредка попадались несколько странные личности похожие на наблюдателей, но это вполне могли быть обыкновенные члены разбойничьих шаек, коими всегда славился Вечный Город. А уж в канун праздника и подавно.

Добрались до лавки.

«Ого! Да тут целый постоялый двор».

Пяток небольших хибар, над которыми весело курился дымок, находились внутри обнесенного в человеческий рост забором двора. Деревянные ворота, искрещенные затейливой резьбой, были полуоткрыты, а на пороге, прислонившись могучей спиной к калитке, стоял нетрезвый викинг.

«Его-то как сюда занесло?» – подумалось мне.

Я не стал испытывать судьбу, и мы просто прошли мимо. Викинг проводил нас внимательным взглядом, и я понял, что сын Одина трезв как стекло.

– Тут засада малыш… – как можно более мягко сообщил я Паоло. Он сделал глаза величиной с римский аск, и я повел его дальше легонько двинув в бок для большей секретности. Негоже военному монаху ордена столь явно выражать свои эмоции. Похоже, брату Франциско, еще работать и работать.

– Они тоже ищут его, и наши поиски подняли ил со дна…

– Они? Кто они?

Я пожал плечами:

– У брата своего спроси, у того что со шрамами. Он объяснит потом, если захочешь.

Снова хорошенько пропетляли, я убедился, что слежки нет, и лишь после этого направился к месту нашей дислокации.

Темнело. На пороге нашей гостиницы внушительно возвышался Гарольд, я провел параллель с викингом и Паоло уже пришедший в себя прыснул в кулак. Всем своим внушительным видом германец показывал, ваши секреты – это ваши секреты, мне они без надобности, а вот задницы ваши я, если что, прикрою, так и быть.

При нашем появлении некое подобие улыбки скользнуло по лицу великана и он слегка посторонившись пропустил нас внутрь.

«Слепые паломники» были на месте. Ага, вот и вся святая компания наконец-то в сборе, не хватало только вашего покорного слуги и малыша музыканта. Как и положено за столом. Перед каждым стояла миска похлебки и по куску лепешки. Губы братьев Эсперо слегка шевелились, они творили вечернюю молитву.

Другие жители этого импровизированной гостиницы, занимались, но в целом «гарнизон» готовился к принятию пищи.

Ужин прошел в молчании, о деле не было сказано ни слова. Были ли тут шпионы, не знаю, но все были настороже.

С Франциско удалось переговорить ближе к ночи, когда село беспощадное солнце и жара немного спала.

Он молча выслушал мой рассказ, а потом сказал:

– Осталось два дня до срока.

– Хм, что ты предлагаешь, лезть в логово врага? Они там тоже похоже ждут не дождутся вашего озорника Иерофонта.

– Настало время поговорить, – Франциско был как никогда любезен.

– Да неужели? Надоело водить за нос доблестного рыцаря?

– Клемент, пойми, – монах миролюбиво тронул меня за рукав, – я действительно знаю мало. Нам, тебе, мне, нашим отцам командирам, на данном этапе нужен этот книжник.

– Дальше…

– Дальше, нам надо перехватить его до того как он придет в лавку.

– А если он тоже почуял неладное? И затаился?

– А если нет? Пойми Иерофонт, это козырная карта. Он обладает знанием, но он… я не сказал тебе, он немного не в себе…

Час от часу не легче! Найди психа в святом Городе. Задача.

Я молча ждал продолжения.

– Как только он войдет в лавку его тут же схватят.

– Значит надо не дать ему войти в лавку. Смотри, вот карта города. К этому месту ведет пять улиц. Нас тоже пятеро. Мы станем здесь, здесь и здесь.

– И будем ловить всех седых стариков сумасшедшего вида без одной руки…

Франциско снова улыбнулся. Сегодня он был само очарование.

– Да, – сказал Эсперо, – именно так.

х х х

Глава ХХVІІІ

The Beatles “Lucy In The Sky With Diamond”

явь

Ну, вот мы уже в Иерусалиме. Быстро как-то. Ощущение такое, что все движется к неумолимой развязке. Стал обращать внимание на ворон и черных собак. Насмотрелся видимо в свое время американской херни, сами знаете про что, теперь вот расхлебываю.

Так не отвлекаться, намечается серьезный разговор. Николай уже теребил меня за рукав. Надо его помучить.

– А можно еще объявление дать. «Чудю, шо попало» и телефон, контактный, ну, чтоб деньги знали куда отправлять…

– Отправлять,– передразнил меня Коля,– чего сразу литру не взять? Не понимаю…

– Вы еще очень многого не понимаете, мой пожилой друг.

– Че?

– А процесс? Этот неуловимый миг, когда ты допиваешь, то что есть и понимаешь – мало!

Я стукнул кулаком по столу, звякнула ложечка в пустой чашке.

– Тихо, скаженный,– поморщился Вениамин.

– Та ладно,– я отмахнулся свободной от сигареты рукой,– Так вот. О чем это я? Ага, ну здравствуй, Омар, все убиваешь, режешь, веру забыл, заветы Аллаха…

Николай значительно покрутил пальцем у виска. Он все делал либо значительно, либо основательно, у него даже два сына было примерно моих лет и оба тоже под 100 кг

– Как всегда херню какую-то порешь, истинный ты ариец, конечно, но я тебя Сашок частенько не понимаю толком. Сидишь вроде нормальный, потом бац, переклинило. То до девки какой-то побежал, то ментов задрачивать. На хуя ты их цепляешь, скажи?

– Ха-ха,– ответил, чувствуя, что мое персональное море становится все мельче и мельче и уже подбирается к коленям.

– Ладно, сидите, я схожу,– встает Вениамин, и прочувственно жмем ему руки. Молодец, ситуацию отсканировал и принял единственно верное решение.

Пока его не было, я сгреб домино и подмигнул Николаю:

– Партейку, дядя Коля?

– Пошел ты кобыле в трещину,– отмахнулся тот,– не мог сразу литру взять,– он все еще дулся на меня.

– Так вдогонку же! – возмутился я,– Вторая же пошла, куда? А пивком полирнуть?

– Я пива не пью…

– Да знаю. Не расстраивайся, сейчас принесет, о, а у нас тут закуски, еще на две. Ты чего консерву не жрешь.

– Я сало…

– Та понятно. Знаешь, Оскар Уайльд сказал когда-то: «Каждым выдающимся поступком мы наживаем себе врага. Чтобы завоевать популярность, надо быть посредственностью». Так-то.

– Это который пидор был? – хмуря брови и проявляя, вместе с тем, завидную осведомленность в личной жизни знаменитых людей произносит дядя Коля.

– Ага.

– И он на хуй пусть идет. Никогда нормальный мужик другого мужика посредственностью не назовет. Потому что или мы все пред Богом равны, а значит посредственности, или все гении, сука.

Я зааплодировал.

– Браво! Ну, даешь дядя Коля. Это, по-твоему, значит, как в армии, строем и с песнями.

– А то как же?

– А Бог всех разными создавал.

– Похуй. Получилось-то все одинаковые, понты только разные, но это проходит.

– С возрастом.

– И с деньгами. С деньгами приходит, с ними же, сука и уходит. Вот у меня сын, папа дай денег, дай денег. На. Еще дай, на. Машину взял, девочки. Сука,– Коля сплюнул,– и ходит на понтах расфуфыренный, пока батька деньги дает. И рот еще раскрывать пытается, щенок. А та, конечно, заступаться. Заебали. А как не дам денег?

– Ну и не давай.

– Так сын же, жалко.

– Отож.

Помолчали, тут и Веня пришел, да не один, с тренером.

– Я ноль-семь взял, ну вас на хуй…

Коля сделал страшное лицо и попытку дать подзатыльник. Ни то, ни другое эффекта не принесло.

– На хер, хватит с нас.

– Ну, наливай, раз хватит. По чуть-чуть…

Выпили, закусили хлебушком.

– А я только что НЛО видел над площадью,– сообщил нам Вениамин.

– Ты б еще мурцовки хлебанул своей вдогонку и не такого бы увидел,– проворчал Николай,– признавайся, хлебал?

– Та не, я серьезно. Все идут под ноги смотрят, а постоял, покурил на свежем воздухе, на тучки глянул, типа погоду, а оно висит окаянное. Потом, шусть, и нету. Кругленькая такая херня.

– Ну и даже если так, что нам с того? – это уже я спросил скептически.

– Да ни хуя,– ответил Коля,– зарплаты не добавят. И вообще никаких пришельцев нет, есть только галлюцинации разных типов.

Вениамин подумал немного и поинтересовался:

– Так что, уже белка пришла ко мне?

– Не к тебе, а за тобой,– наставительно произнес Николай       и подмигнул мне, – наливай. Спасемся бегством.

Выпили.

– Ты не расстраивайся, Веньямин, – продолжил утешительную беседу наш аксакал, – то может какой шарик воздушный был…

– Или метеорологический зонд,– подсказал я.

– О! Или зонтик у барышни тю-тю улетел…

Вениамин стукнул кулаком по столу.

– Нет, это были они. И они за нами наблюдают. Я вот передачу смотрел, они сейчас в ожидании…

– Чуда,– резюмировал Коля,– ну началось…

– Не это так в Дании, семеро ебут, а один в ожидании…

Тут надо отметить, что у Вениамина пришельцы – больная тема. Ну как больная, нет, он не псих, врачей проходит всех, и психиатра в том числе, но вот любит он на эти темы потрепаться, а уж когда выкушает изрядно, то просто пиши, пропало. Ну и ладно, мне так практически все равно про что трындеть, не про работу же? Сколько можно, вчера бухали, про работу, позавчера – тоже самое, надо и о вечном вспомнить.

Вообще о пришельцах это мне мысль понравилась, свежая такая незатасканная. Может и впрямь внеземное вторжение, в смысле из-под земли, откуда никто не ждет. А тут Саша с пулеметом. Прикольно.

Вспомнили о вечном. Еще по одной, короче, улетела ноль-семь вслед за Веника пришельцами, а потом конечно было пиво… накидался я в тот день изрядно, как домой дополз, не помню, знаю, что дополз оттого, что проснулся наутро в своей кровати.

Уже неплохо. Само по себе.

Сон

Слишком много заинтересованных лиц. Слишком много непонятных головоломок. Слишком много всего.

Итак, меня отправляют в Святую землю за некоей Реликвией, и только старший из Эсперо знает, да и то не полностью, о настоящей цели визита. Впрочем, пока на этом и остановимся. История с одной стороны кажется весьма правдоподобной, но с другой стороны, что-то в ней не так…

Далее… А что далее. Проклятая крепость. Портал. Сумасшедший старик с книгой. Думай, Клемент, думай.

А чего думать, книга и сейчас у меня в сумке. По плану Франциско я должен был отвлечь ею нашего книжника в случае его появления, отвести в укромное место, ну а дальше по ситуации, но доставить его живым и невредимым в некий дом, который за бешеные деньги снял наш командор накануне. Другие участники нашего предприятия получили похожие указания и теперь болтались на подходах к лавке Саида в ожидании нашей безумной жертвы. Прошло уже три часа, как я заступил на пост, и мне уже захотелось кинуть чего-нибудь в рот.

Вчера на мой вопрос о том, как мы будем осуществлять связь меду собой по ходу операции, этот гадкий итальянец опять стал разыгрывать шпиона, что похоже ему ужасно нравилось, и заверил меня, что он все продумал, и я все узнаю в свое время. Боже всемилостивый, как же меня все это достало!

Слишком много непонятного окружало меня в последнее время. Слишком много непонятного…

– Руфия нашла нашего человека, пойдем – произнес младший Эсперо, откидывая с глаз черную прядь, – он тут инкогнито. Он вынырнул из-за громадной кучи мусора, наваленной прямо посреди дороги, и я даже не успел удивиться.

Я молча смотрел на него, он сиял.

–Какая еще Рафия?

– Руфия. Он все-таки пришел, хвала Господу! Представляешь?

– Не представляю. Ты всегда был такой утомительный?

Паоло вспыхнул, но видя, что мой взгляд не предвещает юному монаху ничего хорошего, поспешил объясниться.

– Руфия – мавританка, она следовала за нами из Неаполя, она страховала нас на случай провала.

Вот те раз. Женщина! Этого еще не хватало. Как он сказа? Страховала нас?

– Понимаешь, мы держали сейчас каждый свою улицу. А она перемещалась по окружности с центром в лавке Саида. И в конце концов наткнулась на этого человека. Хитро? Это я придумал.

Я выразительно посмотрел на него, и малыш покраснел, толи от стыда толи от удовольствия.

– Учти малыш, гордыня смертный грех, – и погрозил ему пальцем.

Паоло насупился, шмыгнул носом и буркнул:

– Я не малыш… – потом лицо его просветлело, и он не удержался от продолжения:

– Руфия увела его за собой. Знаешь она какая? – глаза его мечтательно закатились.

– Но-но, лошадка, тебе про такое думать даже не смей!

Он снова насупился, но все равно остался при своем:

– Сам увидишь…

Не забывая о слежке, мы отправились по новому адресу.

Ничем не примечательный низенький глиняный домик посреди шумной улицы, мудро, где-то на окраине мы были бы заметны, а тут…

–Иди, – сказал Паоло, – мне нельзя туда. – в его голосе звучала неприкрытая печаль.

Я смекнул, в чем тут дело.

– Ага, – сказал я, – это Веселый дом? В Святом городе? Кошмар!

Он мрачно кивнул:

– Веселей некуда, иди, поговори с ними, я буду вести наблюдение. Я огляделся и на другой стороне улицы увидел второго братца. Дон Франциско берег их моральный облик. Чтож, если эта Руфия действительно, такая как говорит малыш, то можно познакомиться с ней поближе. Передвинув за спину нож, я двинулся к дому…

Войдя внутрь, я поморщился, в нос ударил сильный запах неведомых благовоний. Никогда их не любил.

Все были здесь. Франциско в обычной одежде горожанина, седой бородатый старик с ясными глазами, и руками, крепко сжимавшими потрепанную книгу, вернее одной рукой он ее сжимал, а второй, без пальцев просто прижимал к себе и стройная девушка, завернутая в дорогую ткань с лицом укрытым кружевным забралом. Именно так я называл это приспособление местных красавиц.

– Гарольд где? – спросил я с порога.

Франциско развел руками и указал за стену из-за которой доносились звуки толи борьбы толи любовных утех.

– Понятно, – я присел на стоящий в углу сундук и приготовился слушать.

х х х

Глава XXIX

The Beatles “Penny Lane”

явь

– Привет пидорасам! – крикнул я.

– От такого слышу! – вежливо откликнулся Гоша. Гоша был вежливый, потому как интеллигент и немного художник. В данный момент он возвышался во весь свой отнюдь не маленький росточек за мольбертом и писал что-то воистину гениальное. Или генитальное, с него станется. Месяц свой член рисовал как-то с натуры. Сказал, что это Джону Леннону посвящение, тот вроде как фильм про хуй свой снимал, а этот значит, отблагодарил корифея. Сегодня его гениальность оттенял сдвинутый на бок лиловый берет, слава Богу что без перьев, оттопыренное парой сигарет ухо под ним и серая книжица на табурете с броским названием «Пополь-Вух».

Кроме того татуированное тело гения кожаная безрукавка и потертые вельветовые джинсы. Ну как скажите было его не подъебнуть?

Как Гошу звали на самом деле, никто не знал, Гоша – это вообще сокращение от Ван Гог, а вот Ван Гог – это погонялово.

А вот еще интересно. Пишут же писаки разные – пиф-паф. Убили там, застрелили. Горы трупов герои наворачивают. А вот лучше бы про тех, кого застрелили писали. Честнее было бы и правдоподобнее. Там Фрейд, допустим Зигмунд Соломонович, такого-то года, жил с той то или с тем-то. Дети опять же остались и подробненько, по пунктикам… Может застреленные на самом-то деле герои, а не эти которые с пистолетами? Может они передовики производства, или сталевары известные, может, они просто пользу приносят своим нелегким каждодневным трудом, а их тут очередью из пулемета…

А вот Гошан он не такой, во-первых он не пишет, а рисует, вернее все-таки пишет… Но в смысле… Блин, да что же это такое. Художники ж не рисуют, а пишут. Только не красками, а буквами, вернее наоборот, красками. Блин, задолбался…

Им попробуй, скажи, вернее, спроси: «что ты там нарисовал»?

Вмиг гады отбреют бритко, скажут: «мы пишем»! Как моряки которые не плавают, а ходят. По воде, блин.

Но Гоша повторюсь, молодец. Он кроме писания и говорун неплохой, он как бы это покрасивей сказать, не стесняясь, брал краски с палитр известных художников слова и щедро украшал ими свои блеклые полотна. Этот процесс назывался – цитированием классики. Классики молча глядели на это дело с некрашеных стен и только глубокой ночью, тихим шепотом проклинали художника добротным литературным русским языком.

У Малколма Брэдбери хорошо сказано насчет литераторов: «Догадаться, что перед вами литераторы, можно было лишь по косвенным приметам: брюзгливые, зловредные физиономии, взаимная неприязнь». Точнее и не скажешь. Интересно, а про художников у него, что-нибудь есть?

– Чем больше я наблюдаю разных пидорасов, тем сильнее начинаю себя уважать…

Вот такой он у нас философ, кроме того, что пишет.

– Что друг ситный, – говорю, – демоны одолевает?

– Да где там… Кризис экономический распространился и на культуру. Ты принес чего-нибудь жидкого?

– Нет, блядь, не принес…

Губы художника растянулись в довольной улыбочке.

– За что я тебя…

– Не говори это слово. Посуду давай!

– Это мигом…

И понеслось.

Вчера за мной снова приходили, не испугались того, что я в отпуске.

«Надо», – сказали, отвели на объект приковали и все. Сидел как положено не моргал… Суки, ненавижу. Что за блядская работа? И в отпуске достали, еще и бухого, вернее не выспавшегося. Первый отдел бля…И зачем? Непонятно. Но неприятно.

Потому в раздерганных чувствах я к художнику нашему и приперся. Тоскливо мне одному стало. Он хоть совета и не даст, но время скрасит.

– Это как с англичанами. Плохо, когда они у тебя в противниках, но еще хуже, когда они у тебя в союзниках. Это не я, это кто-то умный сказал.

– Или вот например интроверты и экстраверты. Если вы находитесь в подходящей компании, то только затронь эту тему и головная боль обеспечена на весь оставшийся вечер. Даже вопросы национального самосознания не надо поднимать.

– Интроверт и экстраверт. Все. Никто толком не знает. Что это такое, но в то же время что-то где-то слыхали, и этого достаточно. Вполне.

– И еще. Последнее время, просматривая интернет и изумляясь обилию пишущей публики, у меня появилось четкое убеждение, что половина человечества строчит доносы сама на себя в суды высшей небесной инстанции, а другая половина оправдывается во всех грехах, переводя тонны электронной бумаги.

А еще у нас был Паша, так вот он выпивал стыдливо, словно извинялся все время, за свою склонность к алкоголю.

Вот так каждый раз, выпил, и вину свою усугубил. Как по мне, так с такими мыслями вообще за стол садиться не стоит. Сожрут тебя подобные мысли, пьешь – пей, гуляешь – гуляй, летать, так летать, короче. Так опять отвлекся. Че там?

– …замерзаете, то моментально прячете ногу под одеяло, потому что там теплее. Так и во всем. И не надо себя обманывать. Личный комфорт – это великая жизненная сила. Если вы не аскет. Хотя даже если аскет, тут вы наоборот осознанно идете на дискомфорт, но только потому, что сами же себе и внушали, что так лучше. Всего-то и делов.

Надо что-то сказать в тему, сейчас скажу…

– Было бы с водкой как с онанизмом. Подергал себя за какой-нибудь орган и лежишь пьяненький балдеешь. И не надо никаких лишних растрат.

– К чему это?

– А так!

Мозг мой всхрапнул как рыцарская лошадь, дал команду языку и началась самая моя любимая стадия опьянения, когда я чудил и болтал, что попало. Гоша в этом плане был идеальным собуты… собеседником, потому что был точно такой же. Конь моего мозга вынес меня на литературную кочку.

– И еще интересно. Вся литература написанная людьми, интересна лишь живым. А для мертвых хоть кто-нибудь пишет? Нет Только рассказывают про ноосферу, про всякую херню. Про Послесмертие. А для своих же усопших литературу не удосужились завести. А зря. Я так думаю им бы весьма приятно было бы прочитать что0нибудь. Или опять, блядь, информации не хватает? Так найдите, вы же умнехонькие суки, академики и доктора наук. Мне кстати больше нравиться словосочетание Врач Наук. Как-то оно веселей звучит. Врачеватель типа. Мозгом своим толоконным врачует науку сию… Хе-хе…

– Как представлю – врач сельскохозяйственных наук. Ага. С сумками полными курей.

– Или Врач исторических наук.

«Так больной, где болит? Здесь? Что тут у нас? Средневековье. Хм… Малоизученный орган… Весьма, весьма. Отрежем!» Так его!

Посмеялись и я продолжил:

– Вот мне для живых писать, допустим, трудно. Как для них писать? Я не знаю, я не знаю чем они живут, чем дышат, что им в конце концов интересно. А вот многие люди, которых я хорошо знал, уже умерли, и я если пишу, то думаю, а чтоб допустим тот или другой сказали бы прочитав это. И примерно знаю ответ. А может, даже наверняка они в этот момент рядом стоят и кивают, видя мои каракули или возмущаются. Но с мертвыми все равно проще, они у меня в голове, а живые нет, у живых свои дела. Так-то вот. Потому всю эту дребедень можно было бы смело называть «Книга для мертвых». Тех что я знаю, и которые знают меня, того прежнего. Вот им-то это стопроцентно было бы интересно, типа, а чего это Сашок опять тут наваял, ага, про крестоносцев, ну молодец, почитаем, так… Потом через время. «Нууу, херня это все на постном масле. Но все равно занятно», и уже как бы время не зря потратил.