Острые камни

– Здравствуйте. Эйна здесь живет?

– Лет сто как нет.

Илии не надо было изображать разочарование. Оно и так буквально сочилось из каждой его поры. Вместе с потом.

– Мы ее друзья. Нам очень нужно ее найти.

– С каких пор у Эйны есть друзья? – хрюкнула старуха.

– Вы же ее мать?

– Уж свезло так свезло.

Такой ответ мало что прояснял, но Илия решил, что мать.

– Когда вы видели дочь в последний раз?

– Лет десять назад прошла мимо меня на улице. Даже не оглянулась. Всегда была такая. Сволочной характер. Слово ей твое не понравится – нарвешься. На отцовские похороны даже не приехала, коза…

– Как давно она съехала?

– Да после школы и съехала. Свалила в Торикин с каким-то парнем. Потом вернулась. Сейчас, может, опять куда умотала.

– После школы? То есть одиннадцатого класса?

– Нет. Восьмого.

– Она бросила школу? – поразился Илия.

Мать Эйны посмотрела на него с недоумением.

– А чё ей была эта школа?

Они возвращались в машину практически уверенные, что Морен убила именно Эйна. Тем не менее шанс, что им удастся ее отыскать, висел на волоске.

– Последний адрес, – постучала по списку ногтем Лиза. – Если с ним облом, не знаю, что делать.

Из трехэтажки на Звездной, 11 доносился дикий младенческий ор. Илия и Лиза с прискорбием обнаружили, что ласкающие слух звуки исходят именно из нужной им квартиры. Понимая всю тщетность своих действий, они постучались. Спустя десять минут им таки удалось урвать пятисекундный интервал между приступами крика, и по приближающемуся реву они поняли, что их услышали.

Распахнув дверь, на них уставилась низенькая женщина с черными, тронутыми сединой волосами, свисающими мокрыми лохмами вдоль блестящего от пота лица. У нее на руках самозабвенно извивался предающийся истерике младенец, покрытый изумрудными пятнами зеленки и замотанный в пеленку.

– Вы – Аэрель?

Женщина что-то ответила. С тем же успехом она могла пошептать им, стоя возле несущегося на всех парах поезда.

– Что? – спросил Илия.

Губы женщины зашевелились снова.

– Что? – крикнул Илия.

– Да замолчи ты, наконец, чудовище! – прикрикнула женщина на младенца.

Младенец обиделся и усилил громкость, приобретая от натуги помидорно-красный цвет.

– Давайте я подержу его! – провопил Илия.

Женщина скептически выгнула бровь, но младенца отдала, видимо, решив: когда сделано уже все что можно, почему бы не попробовать постороннего парня в качестве крайней меры.

Илия размотал как минимум три слоя пеленки, открывая грудку и плечи ребенка, поднял его перед собой столбиком и сказал:

– Привет.

Младенец внезапно замолчал, расслабленно повиснув в руках Илии и ошалело глядя на него чуть косящими круглыми глазами.

– Надо же, успокоился, – пробормотала Аэрель.

– Ему было жарко. И, видимо, эти волдыри чешутся.

– Надеюсь, у вас была ветрянка, – женщина с явным облегчением потрясла усталыми руками. – Потому что если не была, то будет. Дочь вон лежит, стонет с температурой. Кручусь и с ней, и с внуком.

Илия вопросительно посмотрел на Лизу.

– У нас была ветрянка, – сказала Лиза.

Малыш повернул к ней голову. У него было уже два новых симпатичных объекта для изучения, что должно было занять его на некоторое время. Илия положил младенца на сгиб руки и спокойно продолжил разговор.

– Видите ли, мы пытается разыскать нашу тетю. Она когда-то училась с вами в одном классе. Может быть, вы знаете, где она проживает сейчас?

– Кто вам нужен?

– Эйна.

– Эйна? Да Эйна не нужна самой себе.

– Вы что-то слышали о ней? – встрепенулся Илия.

– Видела ее. В универсаме. Она покупала сигареты, клейкую ленту от мух и набор отверток. Обкорнала волосы, набрала вес. Стала похожа на мужика. Я ее едва узнала.

– Вы с ней разговаривали?

– Нет. Она казалась угрюмой. И не совсем трезвой. Надеюсь, не пошла по папашиным стопам.

– Как она была одета? – спросил Илия уже больше от отчаянья.

– Красный комбинезон с короткими рукавами.

– Ткань?

– Грубая такая, как парусина.

Очень странно для такой жары. Может, униформа? Это уже была ниточка.

– Опишите комбинезон подробнее. На нем были надписи, рисунки? – Илия подал завозившемуся младенцу палец, который тот сразу схватил и крепко сжал. Лиза наблюдала за ними примагниченным взглядом.

– Нет. Просто красный однотонный комбинезон. Довольно грязный, с жирными пятнами.

– Спасибо за помощь, – просиял Илия.

– Тебе тоже. Странно видеть мужчину, который сам предлагает успокоить младенца.

– У меня хорошо получается ладить с детьми.

Аэрель сдула со лба прядь волос и протянула руки, принимая ребенка:

– Иди к бабушке. Да ты мой сладкий. Когда не орешь.

Илия потянул Лизу за руку.

– Едем, едем, – поторопил он ее на улице.

– Куда едем-то? – спросила Лиза, пристегнув ремень безопасности.

– На автозаправочную станцию.

– Нам нужно заправиться?

– Да. И, если я правильно догадался, поискать там Эйну. Порасспрашиваем сотрудников.

В девять вечера повисли синие сумерки. Заправились они пять станций назад, но так и не нашли Эйну. И, обнаружив, что очередная заправка уже закрыта на ночь, почти потеряли надежду. Назавтра, в понедельник, им предстояло выйти на работу, но даже если они еще и могли успеть, проведя полночи в пути, они не были готовы уехать. Лиза позвонила с телефона-автомата на дом Медведю и довольно откровенно поведала, что ее резко настигло интимное женское недомогание.

– Думаю, он теперь постесняется звонить мне домой с вопросами сильно ли болит и меньше ли чешется. Поехали в мотель?

– Тут неподалеку еще одна станция. Вдруг пока не закрыта. Давай проверим на всякий случай.

Они въехали на полутемную заправку, хозяева которой явно экономили на освещении.

– Сколько литров? – спросил мрачный низкий женский голос, когда Илия опустил окно.

– Нисколько, – сказал Илия. – Вы не могли бы нам помочь?

– Я могла бы заправить вам бак. Если такая помощь вас не устраивает, валите.

Илия вышел из машины. За ним выскользнула Лиза.

– Мы ищем Эйну.

Женщина молчала. На ней был тот самый красный рабочий комбинезон, который упоминала бабушка крикуна, делающий ее визуально шире и массивнее. Грубое, почти мужское лицо и короткие, небрежно подстриженные волосы, бывшие раньше просто светлыми, а сейчас еще и наполовину седые. Почти ничего общего с щуплой серьезной девушкой с фотографии. Но Илия узнал Эйну сразу.

– И мы ее нашли, – заключил Илия. – Полиция. Нам нужно задать вам несколько вопросов.

– Катитесь отсюда, – отчеканила Эйна, с шумом втыкая заправочный пистолет в гнездо автомата.

Она развернулась и неспешно пошла прочь от них.

– Мы хотели поговорить о Морен.

– Говорите о Морен друг с другом, – бросила Эйна, готовая шагнуть за дверь в здание автозаправки.

Илия подскочил и схватил ее за руку.

– Мы никуда не уедем, – заявил он яростно. – Ваше дальнейшее сопротивление мы будем рассматривать как противодействие лицам при исполнении.

Эйна посмотрела на пальцы Илии, которые сразу разжались под ее взглядом. Страха в ее лице не было – только свирепая решимость. На миг Илии показалось, что сейчас она атакует его, и он напрягся в ожидании удара.

– Мне нужно работать, – сказала Эйна неожиданно ровным голосом. – Еще могут приехать клиенты.

– Когда вы заканчиваете?

– В десять.

– Ничего. Мы второй день вас ищем. Еще час как-нибудь перетерпим.

Сидя в машине, они наблюдали, как подъехала одна машина, затем другая. На этом поток иссяк. Полностью стемнело, лишь светил тусклый желтый фонарь, да окна кафе при заправке. Эйна собрала бумажные стаканчики, крупный мусор, подмела территорию, проверила все оборудование. Двигалась она спокойно и размеренно, даже по-своему грациозно.

– Хладнокровная баба, – с долей восхищения заметила Лиза.

Илия согласно кивнул, хотя его не оставляло чувство неуверенности. Что-то не сходилось. Он вспоминал прямой смелый взгляд Эйны и у него возникали сомнения в ее виновности.

Без пяти десять Эйна заперла помещение заправки и кафе и широкими шагами потопала прочь все в том же красном комбинезоне. Казалось, она напрочь забыла об их существовании. Илия завел двигатель и тихо поехал, держась вровень с ней, марширующей по обочине. Эйна просто не обращала на них внимания. Она шла домой после долгого рабочего дня. Как обычно.

– Эйна, нам только нужно поговорить с вами. Мы не сделаем вам ничего плохого.

Она притормозила на секунду, чтобы окатить его ледяным презрением.

– Слушай, дылда, я с десятью такими, как ты, справлюсь.

Это звучало как некоторое преувеличение, но не как совсем пустая бравада.

– Я в любом случае не собираюсь с вами драться.

– Эйна, мы знаем, что вы убили Морен, – подала голос Лиза. – И что она была сестрой Лайлы. Что вы ревновали Лайлу к ней, чувствуя, что теряете подругу.

– Если вы сами со всем разобрались, чего вам от меня надо?

Илия выскочил из машины и пошел с Эйной рядом. Вокруг шумели деревья, едва видимые в темноте. Если бы не включенные фары автомобиля, здесь сослепу ногу бы можно было сломать. Но Эйна, видимо, без проблем проделывала этот путь каждый вечер.

– Эйна, спрошу вас не как полицейский. А просто как человек. Вы когда-нибудь сталкивались с тайной, которую не можете разгадать? – спросил он. – Которая не дает вам покоя. Которая будит вас с утра и не отстает по ночам. Как будто в вашем черепе заперли крысу.

– Что ты знаешь об этом, парень? – Эйна даже не взглянула в его сторону. – Я живу так всю жизнь.

– Я тоже проживу, если вы не поможете мне разобраться.

Что-то дрогнуло в лице Эйны. Как будто по бетонной стене пробежала трещина.

– Хорошо, – сказала она, – я поговорю с вами. Но к себе домой я вас вести не хочу – не в настроении для гостей. Вернемся в кафе при заправке.

Бросив машину на обочине, они в молчании проделали обратный путь. Эйна отперла дверь кафе, щелкнула выключателем, и на потолке, замигав, включились лампы, залив помещение резким светом. Эйна кивнула на столик у противоположной стены, застеленный красной скатертью, и прошла к холодильнику за стойкой.

– Держите. За мой счет.

Илия отвлекся на редкой изысканности картину с гранатом в желтой тарелке и едва успел поймать брошенные Эйной бутылки, по одной на каждую руку, прежде чем они грохнулись на черно-белый плиточный пол.

– Спасибо.

– Ничего так, ловкий, – прокомментировала Эйна, как будто он успешно прошел тест.

Илия и Лиза устроились за столом. Эйна прикурила сигарету, подцепила ногой стул, развернула и села на него верхом, лицом к спинке. Одна рука с сигаретой, другая сжимает бутылку с потекшей через край пивной пеной.

– Я не убивала Морен. Морен убила Лайла. И вы бы не добились от меня ни слова, если бы я не знала, что привлечь вы ее уже не сможете.

Илия отпил пиво. Оно было ледяное. Он редко пил, но сейчас это было то, что нужно.

– Как это произошло?

Эйна сделала глоток, прежде чем начать, и пиво закапало на ее комбинезон.

– Я дружила с Лайлой. В смысле, я дружила только с Лайлой. С первого класса и до восьмого. Думаю, изначально нас притянуло друг к другу то, что мы обе были отбросами. Дочь алкаша и незаконнорожденная дочь портнихи. Вот уж судьба свела. Все, что Лайла знала об отце, – он бросил ее мать на сносях и уехал в Торикин с другой женщиной. Своей бедности – убогих одежды, обуви, всего – Лайла очень стыдилась. Каждый день говорила об этом. Но я действительно любила Лайлу. Считала ее лучшим человеком на свете. Она была мягкой по характеру, доброй. А я пошла в своего папашу, в любой момент взрывалась. Но если я бесилась, она только брала меня за руку, смотрела мне в глаза своим кротким взглядом, и я утихала.

Илия и Лиза слушали Эйну, не прерывая.

– В июне, перед тем учебным годом, когда все случилось, мать Лайлы сломала руку. Ей пришлось приостановить работу. Денег в семье совсем не стало. Выживали на гречке, пока кость не срослась.

В сентябре мы перешли в восьмой класс. А в середине сентября появилась Морен. Она переехала из Торикина. Ее отец был военным и на год был отправлен служить в отдаленную местность. Мать Морен сама была из здешних мест и решила не отправляться с мужем, а пожить этот год в Риндарине у своей матери (Морен как-то намекнула, что незадолго до этого у родителей произошла размолвка). По Морен сразу было видно, что она – высший класс. Вся такая воспитанная, ухоженная, высокая, говорила по-другому. У нее даже серьги были с настоящими изумрудами. Все это было для нас выше неба.

Морен начала преследовать Лайлу и, конечно, добилась своего, а я отошла на второй план. Мне было бы легче, если бы я считала, что Лайлу просто купили, но они действительно сошлись. Они даже внешне были похожи. Лайлу это радовало, она говорила, что они словно разлученные сестры. Морен дружила и со мной тоже, в школе нас троих считали лучшими подругами, но я понимала, что в действительности это две лучшие подруги и я. Просто еще одна подруга. Хотя я не винила Морен. Она действительно была хорошая. Не ее вина, что лучше меня.

В апреле Лайла нашла письмо из суда в почтовом ящике. Она вскрыла письмо и узнала, что в злополучном гречневом июне её мать подала в суд на отца, требуя признать отцовство и выплачивать дочери содержание. Письмо уведомляло, что в прошении отказано, так как свидетельства отцовства отсутствуют. Да и откуда они могли быть?! В то время женщины старались не афишировать, что путаются с кем-то до брака. Таким образом Лайла впервые узнала имя отца из официального судебного документа.

В конце мая Морен отдала ей несколько книг. Отец часто присылал Морен подарки, заказывая их по телефону с доставкой на дом, и она иногда передаривала их нам. В одной из книг Лайла нашла бланк от магазина. Цветная открытка со словами благодарности за покупку и вписанным от руки именем покупателя. Это было то же самое имя, которое она видела в судебном бланке.

Внезапно все стало ясно. Почему Морен так добивалась ее дружбы. Ее невероятная щедрость. Их внешнее сходство. Упорное нежелание Морен заглянуть в гости к Лайле или позвать ее к себе. Вероятно, Морен боялась быть узнанной матерью Лайлы, возможно, осведомленной о существовании второй девочки. Или что собственная мать Морен распознает в Лайле незаконную дочь своего мужа.

Когда Лайла пришла ко мне вечером того дня, она громко, истерично рыдала. Она чувствовала себя преданной. Она проклинала Морен. Вся скрытая зависть к сестре, ненависть к отцу, давшему одной дочери все, а другой – ничего, поднялись на поверхность. К утру она немного успокоилась, но не могла даже смотреть на Морен. Морен не понимала, что происходит. Очень подавленная, она просидела все уроки одна за партой. Но после занятий она ждала объяснений.

Я не хотела идти с ними. С утра я съела то, что нашла в почти пустом холодильнике. Мамкино неприглядное варево оказалось более несвежим, чем я думала, и у меня крутило живот. Но Лайле было нужно мое присутствие для моральной поддержки, поэтому я пошла.

Мы купили пива. Мне не хотелось пива, но я взяла – за компанию и чтобы чувствовать себя менее лишней. Морен и Лайла всю дорогу ругались. Морен рассказала, что в июле, после того как к ним пришло извещение из суда о поступившем запросе на взыскание алиментов, услышала ссору родителей. Ее мать была в шоке, обнаружив незаконнорожденную дочь у мужа, да еще практически ровесницу их общей дочери. Как-то ему удалось убедить жену, что это неправда, хотя с тех пор между супругами веяло холодком. Морен отцу не поверила. Она отыскала письмо, запрятанное на верхнюю полку шкафа в родительской спальне. Посмотрела имя заявительницы. Когда ей представилась возможность, убедила мать, что очень хочет пожить у бабушки в Риндарине вместо того, чтобы ехать с отцом непонятно куда. Морен хотела найти сестру.

Лайлу все это не впечатлило. Она продолжала разбрасываться горькими упреками. Что Морен кидала ей подачки, что отец Морен сволочь и предал мать Лайлы, что Морен решила поиграться с Лайлой от нечего делать, прежде чем вернуться в свой прекрасный столичный Торикин. Каким-то образом Морен стала виноватой за всю жизнь Лайлы. Я считала, что Лайла просто на взводе и говорит, не подумав, но Морен восприняла их ссору очень серьезно. Она плакала и все время оправдывалась, объясняла, что скрыла правду из страха, что Лайла ее возненавидит. И я думаю, так бы оно и было.

Когда мы дошли до озера, Морен уже была полуживая от слез. У меня в животе бурлило. Они сняли обувь и вошли в озеро. Лайла продолжала кричать, Морен продолжала оправдываться и плакать. Меня тошнило от пива, живот болел. Я поняла, что мне надо отойти. Но там поблизости даже кустов нормальных не было. Пришлось тащиться подальше.

Когда я вернулась, я увидела Лайлу, за шею удерживающую Морен лицом в воде. Затем Лайла отпустила Морен, уже не двигающуюся, и вышла на берег, все еще злобно ругая сестру. Я как вросла в землю. Просто стояла и смотрела на нее. Лайла села и застыла на несколько минут. Потом она встала, пошатываясь и озираясь по сторонам. Обернувшись, увидела Морен в воде, начала кричать и убежала. Я вошла в воду и потрогала Морен. Она лежала вся обмякшая, вода вокруг ее волос была с примесью крови. И я ушла, – Эйна вдруг замолчала, тупо глядя на бутылку в руке. С ее нетронутой сигареты обрушился столбик пепла. – Ничего никому не сказала. Не могла сдать Лайлу, даже если она обернулась чудовищем. Но я навсегда разочаровалась в людях. Больше никто в мире не был для меня даже просто хорошим.

– Какая же ты лгунья, – прервал наступившую паузу тихий, дрожащий голос. – Продолжаешь подставлять меня. Как и тогда.

Илия с Лизой, ошеломленные, повернули головы к Лайле. Она стояла возле стеклянной двери. Как давно она вошла? Что услышала? На Лайле был черный обтягивающий свитер и чуть расклешенная юбка ниже колена, в которой она напоминала леденец на палочке: голова выглядела слишком большой на чрезмерно худощавом теле. Взгляд Лайлы был полон такой боли, что захотелось заглянуть ей за спину – не торчит ли нож между лопаток. Она смотрела только на Илию и Лизу.

– Не верьте ни единому ее слову.

– Тогда вы расскажите, как все было, Лайла.

Лайла медленно прошла к столику в противоположном ряду и села. Боком к Эйне, как будто не могла заставить себя взглянуть на нее.

– Когда мы беседовали, я рассказала вам правду. Кроме двух моментов: что Морен моя сестра и что Эйна была с нами в тот день. Втроем мы подошли к озеру. Мы с сестрой вошли в воду, Эйна осталась на берегу. Если она и уходила куда-то, мы не заметили в пылу ссоры. Потом мне стало плохо. В глазах потемнело. Я очнулась на берегу. Увидела Морен. Побежала домой. Я обезумела от горя и ужаса. Немного успокоившись, позвонила в полицию. Они приехали и забрали меня на допрос в участок, – Лайла посмотрела на свои пальцы, растопыренные на столешнице. Затем вполоборота развернула голову к Эйне, и из уголка ее глаза скатилась слеза. – Во время следствия они сказали мне, что ты дала показания, обвиняя меня в убийстве. Я была потрясена твоим предательством. Но я сказала себе, что, должно быть, ты испугалась. Ты чувствовала сильный стресс. Я не видела других причин, зачем бы ты решила выгораживать себя за мой счет. Мне не было известно про ссадины, сломанный нос. Наоборот, мне сказали, что только твое свидетельство, не подтвержденное уликами, мешает признать смерть Морен несчастным случаем…

Лайла уже плакала в открытую, даже не вытирая слез. Илия скрестил на груди руки. Лиза задумчиво подперла щеку ладонью. Эйна все еще сжимала бутылку пива, но не пила.

– Потом ты отозвала свои показания, тебя исключили из числа свидетелей, дело закрыли как несчастный случай. Они сказали, что привлекли бы тебя за лжесвидетельство, но из-за юного возраста ты не подлежала ответственности по закону, так как в мае, когда ты давала показания, тебе было только тринадцать, даже если в начале июня уже исполнилось четырнадцать. Все эти годы я молчала о твоем участии. Хотела спасти тебя от тени того ужасного случая. Чтобы тебе не задавали вопросы вроде: «Почему ты не помогла своей подруге, когда она тонула?», которыми незнакомцы на улице терзали меня. Но мне и в голову не приходило, что…

Всхлип Лайлы совпал с чирканьем зажигалки Эйны – два коротких, дисгармоничных звука.

– Я не знаю, по какой причине следователи скрыли твое преступление. Может быть, есть какой-то закон о защите малолетних преступников. Но я благодарна. Незнание позволило мне сносно прожить последующие годы, не хороня и тебя, как Морен. А потом пришли эти двое. Показали раны моей сестры. Которые ты нанесла ей, Эйна, потому что больше там никого не было! Я знала, что ты ревновала меня к ней. Но как ты могла пойти на такой чудовищный поступок? – голос Лайлы сорвался на визг. – Я защищала тебя всю жизнь, Эйна! И ты убила мою сестру! И не понесла никакого наказания! Потому что была достаточно взрослой для убийства и слишком юной, чтобы отправиться в тюрьму!

Эйна дослушала Лайлу, молча крутя в руках вторую выгорающую саму по себе сигарету.

– Нет, Лайла, – тихо сказала она. – Это я защищала тебя. От того, что ты сделала, от того, какая ты. Ты была моей лучшей подругой. Ты утопила сестру у меня на глазах, а я просто пошла домой и затаилась как мышь. Хотя молчать мне было очень, очень больно, потому что Морен была милая девочка и не заслуживала того, что ты сделала с ней.

Но уже в шесть утра следующего дня меня разбудили люди из полиции. Они были одеты в штатское и допросили меня в сквере неподалеку от дома. От них я узнала, что ты позвонила им сама и все рассказала. Я была уверена, что, немного успокоившись и услышав голос совести, ты призналась в убийстве. В любом случае, хотя я и была готова солгать ради тебя, Лайла, я просто не знала, что говорить, чтобы наши версии совпали. Поэтому я сказала им правду: рассказала, что видела своими глазами. Умолчала только о твоем злобном шепоте, чтобы не усугублять твою вину.

Они спросили меня, уверена ли я, что действительно видела, как ты топила Морен. Они повторяли этот вопрос много раз. Не знаю, что их смущало. Но я была уверена. Все отпечаталось в моей памяти, как вырезанное острым ножом на древесной коре. Они сообщили, что ты, Лайла, утверждаешь, будто ничего не помнишь о содеянном. Что настаиваешь, будто потеряла сознание, затем, очнувшись, увидела Морен мертвой и решила, что с той произошел несчастный случай. И это перекладывало вину за убийство Морен на меня. Тогда я поняла: ты пытаешься меня подставить.

Несколько недель я спрашивала себя: как я могла так обмануться в тебе, как ты могла так поступить со мной?! Потом мне сообщили, что ссадины на твоих руках, возможно, полученные во время борьбы с жертвой, насторожили следствие и заставили усомниться в твоих показаниях. Еще чуть позже мне было объявлено: эксперты пришли к выводу, что ты совершила убийство в состоянии паталогического аффекта, которое привело к последующей потери памяти. Так как ты не осознавала своих действий и не могла контролировать себя во время преступления, тебя должны были освободить по решению суда.

Следователь спросил меня, считаю ли я, что они должны пропустить тебя через суд. Дать узнать тебе и всему городу, что ты убийца своей сестры – неважно, что невольная. Опорочить на всю оставшуюся жизнь. Он сказал, что твоя психика оказалась очень шаткой. Именно поэтому ты впала в столь острое состояние, раскрыв, что Морен – твоя сестра, которая все это время обманывала тебя. Он сказал, что с учетом аффекта, твоей молодости и психического состояния им проще свести дело к несчастному случаю вместо того, чтобы пускать его в суд. Если я заявлю, что солгала. Что меня вообще там не было, и, когда вас двоих начало одновременно вырубать от алкоголя, некому было помочь.

Я не хотела, чтобы ты страдала. И я написала признание в даче ложных показаний. Но я помнила твой хищный взгляд, когда ты шептала: «Сука заслужила», выходя из озера. И не верила в аффект. Скорее уж в то, что ты решила отомстить отцу, лишив его любимой дочери. Но все же иногда на меня находили сомнения. Вдруг ты такая же жертва обстоятельств, как я? Вдруг ты действительно живешь в неведении о том, что натворила? Хранила ли я твой секрет, или секрет от тебя, нести его мне было тяжело.

Лайла вцепилась в край столешницы.

– Это неправда. Я не могла убить Морен. Это сделала ты. Убийца.

– Но это ты жаловалась на боль в плече в день после – следователь мне рассказал. И у тебя были царапины на руках, – Эйна поднялась со стула и прошла к столу Лайлы. Остановилась напротив нее и посмотрела ей прямо в глаза. – Убить человека нелегко, верно?

Лайла застыла. Она посмотрела на свои руки, затем вдруг вскинула их, запрокинула голову, качнулась всем телом и рухнула со стула на пол.

– Это нервный припадок! – Илия соскочил с места. – Придержите ей голову!