Традиции & Авангард. №4 (23) 2024

После чего за две ударные пятилетки ратного труда обошёл-объездил почти все горячие точки Европы и половины Африки вместе с четырьмя разными ЧВК поочерёдно. Почему с четырьмя? А сколько, ты думаешь, у нас этих частных военных компаний? Вот и славно, пусть так оно и останется… Кстати, крайняя была как раз из «музыкантов» составлена. Окончательно вернулся в Россию относительно недавно и оказался опять в своём тихом и уютном Хабруйске, надеюсь, теперь навсегда…

Мне всё-таки пришлось пересказать это всё Виталию – в общих чертах и с большими купюрами, разумеется. А куда было деваться-то? Нам ведь вместе теперь расхлёбывать то, что вокруг наворотилось. Да и башка трещала неимоверно, гораздо сильнее обычного, не так, как после прежних давлений, даже думалось теперь с трудом… Нет, была, конечно, сотня причин вообще не зачитывать сии скупые выдержки из чужой для него книги жизни. Как, впрочем, была и у меня в своё время причина вообще её не открывать, даже не брать в руки. Однако получилось, как получилось.

Мы сидели вдвоём у меня на кухне, приканчивая уже вторую поллитру под маринованные грибочки и чипсы. Виталик больше молчал и только кивал головой в паузах между моими откровениями, а потом поднял замутневший взгляд и спросил только:

– И что теперь дальше? Делать-то теперь что?

– Доминировать будем, просто доминировать, пока всё не прояснится и не уляжется, – ответил я, – а пока нам обоим надо бы просто немного подремать.

Засыпая, думал о том, что никогда ведь прежде действовать в подобных обстоятельствах мне ещё не приходилось… Судите сами: вытащить из почти смертельного форс-мажора сразу семь человек (включая себя), только один из которых был мне более-менее близок, знаком и понятен (и это вовсе не я сам, а старый друг и умник Виталя), – при том, что как раз именно мне-то тогда ничто в реальности не угрожало. Без какого-либо плана и без обычно формирующей его второй волны. Довлеть не на традиционное упреждение, а по грубому факту происходящего… Нет уж, такое мне совсем не по зубам, тут, видно, какая-то ещё сила вмешалась, сработал неведомый дополнительный фактор. Или уж я настолько к старости изменился, что теперь и такое тоже могу?

Ладно, завтра будем разбираться, утро вечера мудреней.

Прежде чем засесть на кухне моей холостяцкой однушки на последнем этаже такой же древней, как и сам я, хрущобы на выселках, неподалёку от хабруйских Красных казарм, Виталик добросовестно обзвонил остальных игроков своей команды – и оказалось, что ни один из этой пятёрки ничего произошедшего с нами сегодняшним вечером даже не помнит! Видимо, заодно с искривлением реальности ещё и им память отшибло, стёрлась она, другого объяснения я пока не вижу. А ведь это даже и неплохо, получается – не будут под ногами путаться, можно теперь и в расчёт их не брать, когда кривизну убирать будем.

А кривизна у реальности этой новой оказалась очень даже изрядная, прямо вывих какой-то! Вчера по темноте мы и разглядеть ничего толком не успели – надо было срочно загасить избыточный адреналин алкоголем, любым (а по-другому он не гасится – тоже доказано опытным путём). Да и голову мою надо было пролечить-почистить, трещала она не хуже счётчика Гейгера – Мюллера на максимале.

И когда уже сегодня вот, поутру, осторожно выглянули на улицу, даже понять сначала ничего не могли. Это не было православной идиллией, которую следовало бы ожидать, исходя из моих личных предпочтений, и не было даже СовСоюзом свежего разлива, что тоже было бы вполне ожидаемо и логично, следуя предпочтениям Виталика. Оно оказалось чем-то другим, совсем третьим. Боковой альтернативой, какой-то нелепой сущностью! Будто выбросило нас куда-то в сторону от настоящей дороги, в кусты и овраги.

Даже описывать не хочу, сплошные нонсенсы на фоне всеобщего благорастворения воздухов. Кажется, моя могущественная способность (ну, или кто там ею распоряжается) слепила какую-то совсем неудачную временную вариацию, достав из самых поганых чуланов заблудшей души всё самое для неё противное: вот эти все лубочные балалайки с матрёшками, да танцы с медведями, и кокошники с бубенцами под сумасшедшую люминесценцию. А с другой стороны, и её ведь понять можно, видимо, основная линия развития событий была гораздо гаже, чем этот подвывих с переплясами. Ограничились, как говорится, меньшим из зол.

И потому, как только откатила первая волна непонимания всего этого, я сразу же начал целенаправленно довлеть, переполняясь невыносимо нелепой окружающей средой и не забывая очень осторожно стравливать её из себя, не разглядывая в подробностях все эти искромётные чудесности, повылазившие отовсюду, будто опята из гнилого пня.

Получая, кстати, от самого процесса давления и теперь отнюдь не райское наслаждение и уж тем более никакое не священное блаженство, а вовсе даже наоборот… Башка ещё трещала после вчерашнего, а тут пришлось опять совать её в самое пекло. Ох, чую, болеть потом будет страшно, если совсем не отвалится. В этом, замечу, ещё одна и, пожалуй, главная причина вообще никогда не пользоваться такой уникальной способностью, даже не думать о ней вовсе.

И даже не оставалось совсем времени хотя бы объяснить Виталику, что да как, проинструктировать его, надо было просто действовать – без предупреждений и упреждений, исправляя всё, пока не стало слишком поздно. И так уже целую ночь пропустили по дурости своей, следовало ещё вчера начинать… А потом в окружающей искромётной и нездоровояркой реальности что-то легонько хрустнуло, и она стала постепенно расползаться, разваливаясь.

3. Медленный яд познанья

Твоя реальность реальней многих.Какую дали – такая есть.И унести бы отсюда ноги, но ты обязан остаться здесь…Наталья Захарцева (Резная Свирель)

– Виталя, давай пойдём сразу ко мне. А на игру в другой раз сходишь – последняя она, что ли?

Мы снова стояли у выхода из продмага, и Виталик, естественно, оказался полностью не осведомлён о том, что вчера или даже сегодня с нами происходило, как и о том, что нам вскорости предстояло повторить (ещё одна способность у меня появилась, что ли, – стирать память или здесь опять какой-то побочный эффект от искривления реальности – даже не знаю). Да это и к лучшему, действовать одному мне как-то удобнее и привычнее, к тому же некоторые детали моих вчерашних пьяных откровений помнить и знать ему совсем не обязательно, а повторять их я уж точно никому больше не стану.

Итак, вторая волна откатила нас в самое начало этой нелепой истории. Видимо, ближе или дальше по времени от недавнего форс-мажора ловить было вообще нечего, без вариантов. Поздравляю, майор, теперь твои способности распространяются и на временной интервал тоже… Вот только оно тебе надо?

– Виталик, ну что ты упрямишься? Сам же сказал: поговорить надо, ну и пошли ко мне, посидим-поговорим, я как раз коньячку прикупил фляжку… Другого-то раза может и не случиться. А игры твои, они ж бесконечны. – Мне надо было любой ценой вывести его из игры, чтобы форс-мажор этот проклятый исключить вообще. И по возможности без лишних довлений, а то от них у меня уже скоро башка совсем треснет.

Как младший по возрасту (хоть и старший по чинам) он должен был бы меня послушаться. Но не послушался. Вместо этого стал снова уговаривать пойти с ним на этот их чёртов брейн-ринг, а уж после него и переключаться на душевные разговоры… Ну совершенно дурацкая наклёвывалась ситуация, сплошное повторение только что пройденного.

Однако теперь у меня имелось существенное преимущество, которого вчера ещё не было: я твёрдо знал, что именно произойдёт, кто это сделает и как, а главное – я снова мог действовать в привычном для меня режиме, без всяких там форс-мажоров – по старинке, на упреждение. Преимущество, которое ведь может и пропасть, если мы на игру не придём. Вот только голова всё ещё раскалывалась, отдохнуть бы, да некогда, времени совсем нет… Ладно, соглашусь снова, пусть будет что будет.

И вот опять та же чёртова игра в многолюдном зале на два десятка столиков. Брейн-до, понимаешь! Или брейн-ринг всё-таки? Те же картинки с вопросами на белом экране под громкую музыку, то же жизнерадостное позвякивание бокалов и хруст салатов. Но на этот раз коньяк в баре я брать не стал и тихо присел в сторонке, стараясь не привлекать лишнего внимания и уже без особого азарта присматриваясь ко всему. Никому ничего не подсказывая теперь.

Те же два синхрона по десять вопросов и допы с полуфиналом, но почему-то нет после них никакого резкого распахивания дверей, как в прошлый раз, не врываются сюда эти мрачные фигуры в кевларе и масках… Музыка продолжает играть, да и не накатывает на меня никакая первая волна, не говоря уж о второй, и нечего тут нынче, выходит, упреждать и корректировать.

Да, что-то не так теперь идёт, а почему – непонятно. В этой обновлённой мною реальности, получается, нет никакого СОРа – вообще не было, что ли? Совсем? А что, очень даже неплохой тогда получается поворот, мне нравится! Слава богу, уже не придётся довлеть и вполне можно даже принять-таки на себя соточку коньячку, а то голова так и трещит не переставая…

Дальше игра прошла вполне спокойно, без всяких там под занавес вторжений «групп захвата», без нервов и без драйвов с форс-мажорами. Спокойненько профиналили, но – увы – победа досталась не тем, кому хотелось бы, не нашей команде. Виталик огорчился, конечно, но впереди у нас было намечено душевное распитие напитков в домашних условиях, под долгую беседу… Нет, я вовсе не алкоголик и даже не бытовой пьяница, но под хорошие закуски и умные разговоры – как юный пионер: всегда готов! Прочитал тут недавно, что с возрастом в организме понижается способность вырабатывать алкоголь для каких-то там внутренних химреакций (я и не знал, что у организмов такие способности с потребностью есть), и потому возрастает необходимость дополнительных вливаний. И ведь классную же такому делу отмазку себе на старость эти научники придумали, да? Не подкопнёшь.

Но в результате оказалось, что рановато я позволил себе расслабиться: на выходе нас всё-таки «приняли», но теперь уже другие ребята. Ну, не совсем на выходе, мы даже успели и на улице потоптаться, пытаясь поймать «тачку», чтобы ко мне на выселки ехать, когда тихо и незаметно подкатил серый минивэн, и нас с Виталиком без лишних разговоров очень грамотно «упаковали» (я в этом знаю толк, приходилось когда-то и самому, как говорится). А что удивительно – никакой первой волны я опять так и не ощутил, даже не почувствовал. Только вот голова всё ещё болела сильно.

– «Во многих знаниях много и печали, а кто преумножает знания, преумножает и печаль», однако знаем мы пока совсем немного, а вот преумножить эту печаль очень хочется, – говорил он совсем негромко, выделяя слова выразительными паузами, почти как наш президент. – Нам, в частности, известно, что вы, возможно, настоящий майор (ну, или мойр, или даже парка, или норна – это уж как кому больше нравится называть), то есть существо, наделённое способностью по своему усмотрению изменять реальное положение дел (так сказать, переплетать нити судьбы), в каком-то смысле даже немного демиург… И нам теперь известно также, что вы действительно отставной майор, то есть Мироздание, грубо говоря, отвернулось от вас и более не намерено оказывать свою экстренную помощь.

– Простите, вы сейчас вот это о чём? – попытался уточнить я недоумённо.

Нас с Виталиком привезли с мешками на головах куда-то, как я понял, за город, и рассадили по разным помещениям. Моё было огороженной частью какого-то большого ангара и ярко освещалось лампами, висящими под потолком. В нём наличествовали только два стула, расположенных визави, да узкий стол между ними, остальное пространство не было ничем заполнено, оно просто пространствовало. Пахло какой-то синтетикой и санобработкой.

Невысокий крепыш с внимательным взглядом, которого я уже раньше мельком где-то видел, вошёл минут через пять после того, как с моей головы сдёрнули чёрный мешок, и сразу представился:

– Полковник Гризович, из Особой полиции страны, ОПС. А вас, простите, как звать-величать?

– Просто: Петров, армейский майор в отставке. Чем обязан?

И вот уже после этого он мне и выдал всю ту галиматью про умножение печалей и высшее существо с не желающим его опекать Мирозданием. Я даже оторопел поначалу. Одно дело, когда ты сам по младости лет и недостатку ума возносишься в мечтаниях о чём-то великом и совершенно несбыточном, и совсем другое – когда какой-то хитромудрый хрен с огорода вдруг пафосно и с особым выражением доносит туже идею, давно и аргументированно тобой отвергнутую. Есть в этом доля какого-то цирка, не находите?

Новым во всей его тираде было только то, что меня почему-то вдруг записали в отверженные и ни на что более не способные, а потому я сразу спросил:

– Вы точно уверены, что и Мироздание тоже отправило меня в отставку, а не только Минобороны? Оно вам само об этом доложило?

– Разумеется, нет, пока не докладывало… Но мы почти уверены в этом. Видите ли, тут одно из двух, а может, и больше: либо вы способны менять реальность, либо сама реальность подстраивается под вас, под какие-то ваши, возможно, не совсем осознаваемые запросы или потребности… Но вот благодаря тому, что мы с вами теперь здесь общаемся, можно с высокой долей вероятности делать вывод, что способности эти теперь утрачены либо у вас пока отозваны. Иначе вы бы давно уже отсюда вывернулись, и поминай как звали. Согласны?

– «Не сходи с духовного маршрута, на материальных – тупики… Надо верить в Бога, это круто, в Дед Мороза верят дураки», – промычал я в ответ любимый стих из Аркаши Лиханова, владивостокского поэта, после чего, прикрыв глаза, просто отвернулся.

– И как это понимать? Не желаете общаться? – вскинул брови подполковник.

– Как неприятие любой подобной дурости, наверное. Проще в Бога поверить.

Больше часа он продолжал мне втолковывать что-то про пути взаимодействия с механизмом Мироздания, которые теперь успешно осваивает Особая полиция, к коей он принадлежит. Про то, и про это, и про вот это тоже… Будто по капельке вливая в мои мозги какой-то медленный яд сокровенных знаний, позволяющих возноситься над обыденным и парить мыслью где-то там, в высших сферах разума, в самых что ни на есть эмпиреях. Однако беседа наша (вернее, его монолог) так и закончилась ничем. Я продолжал отмалчиваться, и подполковник (видимо, сам устав от собственной болтовни) свернул наконец этот свой сеанс культпросветработы, пообещав, однако, продолжить позже.

Я не сильно большой философ да и не философ вообще, я практик. И все эти его высокомудрые измышления мне по барабану. Меня сейчас тревожило только одно: а где моя первая волна-то? Почему я не чувствую неправильности происходящего, почему волна непонимания искривляющейся реальности не приходит как обычно? Давно ведь пора довлеть, исправляя и эту внезапную «загогулину» тоже… А вдруг подполковник прав и Мироздание действительно не намерено больше мне помогать? И всё это – наконец-то самая правильная из реальностей?

А не связано ли происходящее с постоянно донимающей меня теперь головной болью? Мысль пришла, как удар под дых, резко, отчётливо, болезненно. Я ведь настолько свыкся с уверенностью в силе и могуществе своей способности, что представить себя без неё уже просто не могу – зачем и как тогда вообще жить, для чего существовать?

Видимо, я теперь уже просто слишком стар и не могу, как в молодости, ситуационно реагировать, подправляя мелкие несуразности, дёргать за самые тонкие ниточки, переделывать жизнь по мелочам. Это всё в прошлом. Я давно только реагирую на волну, накатывающую откуда-то, и плыву вместе с ней, наблюдая, как меняется картина мира вокруг. Но и это бывает теперь нечасто… даже редко, очень редко.

И не я ведь этим управляю, я вообще не управляю ничем! Это как-то и кто-то через меня решает свои задачи, я – всего лишь орудие, передаточное звено, средство управления, не более. И каждый раз это слишком мучительно… Чувствовать себя, могучего и многое могущего, игрушкой в неведомых руках – да не приведи господь!

А ведь я никогда ничего такого не хотел и ни у кого не просил. Мне никогда ничего этого не было надо. Но разве хоть кто-нибудь там – в небесах или где – моими желаниями когда-то заморачивался? Хоть для кого-нибудь из них – тех, кто этим всем правит, – это хоть что-то когда-нибудь значило?

На следующий день терзания разума продолжились, и тут меня поджидал ещё один крепкий удар.

Когда опять привели в то же помещение, стульев оказалось больше – не всего два, а целых три. И на одном из них, по правую руку от разговорчивого полковника, сидел мой школьный друг Виталя. Выглядел он при этом вполне сыто и уверенно, был побрит и поглажен, что стало для меня почти нокаутом, ведь, по моим прикидкам, ввиду полного отсутствия у него каких-либо познаний о действительной моей сущности свирепые и безжалостные палачи в местных застенках должны были как раз переходить к жестоким физическим пыткам его жизнелюбивого тела с использованием своей новейшей изуверской аппаратуры.

«Ах ты ж мой дорогой и бесхитростный друг, как же я в тебе ошибался, оказывается! Так складно ты сочинял мне сказки про наше с тобой школьное детство, что я этому даже стал понемногу верить, хотя и не помнил сам ничего подобного», – сразу подумалось мне. Мы ведь с ним тогда, почти год назад, совершенно случайно столкнулись в троллейбусе, и он первым меня «узнал», начал вспоминать какое-то давно забытое прошлое. Слово за слово, чаркой по столу – чуть ли не каждый месяц потом с ним виделись, а бывало и чаще. То-то, припоминаю теперь, он всё любил расспрашивать про мои героические армейские будни, постоянно поддакивая, – я думал, это ему интересно, раз сам так ни разу и не побывал на передовой.

А ведь ему действительно было всё интересно и, похоже, очень нужно, но по другой совсем причине, вон оно как! Хороший человек и благодарный слушатель, с которым не только разок выпить-посидеть приятно, но и забухать не грех.

Старший специалист аналитического департамента Особой полиции подполковник Серотин Виталий Семёнович никогда не верил, что бывший майор армейской разведки Петров может представлять хоть какую-то угрозу или опасность для государства или общества. Когда прошлым летом ему предложили принять участие в этой оперативной разработке, он даже опешил: а в чём смысл? Для чего это всё? Однако начальству видней, и с ним не поспоришь – раз сказано, значит, надо.

– Друг, пойми, это ж не по злобе, – начал он первым, – я ведь считаю тебя по-прежнему своим другом! Но тут такое дело, приказ есть приказ, ты-то должен понимать… Короче, мне приказали – я делал. Но ничего такого я им не сказал.

– Это какого такого, «друг»? – попытался съязвить я.

– Ну, такого, что характеризовало бы тебя как-то плохо. Или в нужном им русле. Ничего, что могло бы представлять угрозу или опасность для нашей страны. Как аналитик я вообще не согласен с их базовой концепцией… Тут надо вести речь скорее о мультивселенной с её взаимовлияниями и самопроник-новениями, чем о том, чего они понавыдумывали. Нет ведь никаких подтверждающих подобную власть Мироздания фактов, а вот теория множественности миров как раз есть!

– Ребята, вы оба что, меня совсем задурить решили? Вчера про одно, сегодня про другое, вот это вот самое, про мультики ваши… Я вам что, знаменитый учёный? С ними разговаривайте на такие темы, с паучниками, им это понравится. А я старый ветеран, мне это всё сейчас вообще до балды! Я просто домой хочу. И вы точно меня с кем-то путаете.

– Боюсь, придётся напомнить, что вы не просто старый ветеран, а очень даже старый… Хотя, безусловно, настоящий Ветеран, с большой буквы! – Помалкивавший до того вчерашний полковник принялся доставать из портфеля какие-то толстые папки. – Позвольте просветить моего молодого коллегу, что первое реально задокументированное у нас упоминание о некоем «майоре» относится ещё к семнадцатому веку… А если хорошо покопаться в истории, то и недокументированных наберётся вагон и малая тележка. Это если даже пока к мифологии не обращаться. А то, к примеру, можно вспомнить и про некоего Егуду, «единственного, кто может»…

Продолжать я ему не дал, не надо мне этих вот лишних откровений с подробностями. И без всяких теперь побочных волн вполне получилось, практически сразу и вдруг – начал просто и тупо довлеть, несмотря на сразу же расколовшую голову дикую боль.

Очнулся на заброшенном пустыре у своих Красных казарм, и единственное, про что успел подумать: «Да нет же никаких этих мультивселенных, Мироздание у нас на всех одно, и оно – вполне дееспособный и, почти уверен, разумный организм (или всё-таки механизм?). Оно и само вполне может защитить себя от любых навязываемых ему флуктуаций. Ведь для чего-то же создаёт оно нас, мойров, упорно именуемых здесь майорами?»

Эта мысль оказалась последней каплей яда, которую пришлось всё-таки принять… А потом – рывками, вспышками, разрозненными кусками – стала прорываться через все прежние заслоны память (своя или чужая – уж и не знаю). Та самая, которая никому не нужна вовсе.

Часть II

Полковник Шварц

4. Мойры и службы

Наш мир устроен очень странно, какой-то он уже не наш.

Наталья Захарцева (Резная Свирель)

– Итак, что мы знаем про этих мойров? Ну, или ашацва – кому как больше нравится. Да ничего мы толком про них не знаем! Не про мифических кавказских архангелов или греческих старух, плетущих нити судьбы, которых придумали понятно зачем и для чего, а про реальных и, по сути, несчастных людей, призванных неизвестно кем и для каких целей и вынужденных по мере сил и в объёме личного понимания выправлять наше исковерканное настоящее. – Полковник Шварц, стоя у окна своего кабинета на третьем этаже, рассматривал захламлённый хоздвор, но видел совсем не его. – А для того чтобы узнать состояние днища долго плававшего по морям судна, нужно – слой за слоем – соскребать с него налипшие ракушки (в нашем случае – не реальные, а мифологические пласты таких ракушек). Да и не факт, что это получится.

В общем, как предполагает аналитический департамент Особой полиции страны (ОПС, она же Отдельная полицейская стража и ещё целая туча отвлекающих обозначений), на планете одновременно присутствует весьма ограниченное количество мойров и, похоже, все они проявляются в «умеренном поясе»: Северной Америке, России, на Кавказе, в Японии.

Своих мойров никогда не удавалось зафиксировать ни на одном из других континентов – ни в Австралии, ни в Африке, ни в Европе, ни в Антарктиде (впрочем, она ведь и не континент вовсе, а, скорее, архипелаг, как выяснилось недавно). Но это вовсе не значит, что их там нет, это всего лишь рабочая версия, предположение наших аналитиков, базовая конструкция, как говорится.

Российские или американские мойры наверняка периодически посещают Европу, оказывая тем самым определённое влияние и на этот континент. Можно предположить, что в одно из таких стародавних посещений и возникла нелепая древнегреческая сказка.

Легендарная эллинистическая мойра – это, по сути, нечто прямо противоположное самому явлению: не «высший, большой, старший, превосходящий» (чему и соответствует исходно не искажённое слово «майор»), а всего лишь «часть, доля чего-то», да к тому же дама. Выдумщик Платон назвал их дочерьми богини необходимости Ананке (что значит Судьба), вращающей мировое веретено. А до того как Платоном была описана сия античная мифологема, мойров вообще представляли в виде тёмной невидимой силы, не имевшей отчётливого человеческого облика.

Неслучайно же у древних римлян, знавших слово «майор», не было названия «мойры», там этих дружных сестёр величали парками, а в Скандинавии – норнами, правда, в отличие от мойр и парок, норны не могли вмешиваться в течение судеб, они лишь наблюдали со стороны, хотя изредка и помогали людям, предупреждая их об опасности. Если хорошенько покопаться в легендах, то можно увидеть: Судьбу прядут в виде нити и хеттские богини, и даже (иногда) сам Зевс или другие боги.

А вот у славянских народов судьбой изначально занимался бог ясной погоды Догода – крылатый светловолосый юноша (что совсем близко к нашему пониманию функционала «майор») с веткой шиповника в руке, приносящей тёплый ветерок. И только потом, позже, были придуманы девы судьбы Доля и Недоля (счастье и несчастье, судьба и не судьба), тоже небесные пряхи, каждая из которых по очереди плетёт нить жизни. У молодки Доли нить получается светлой и ровной, а у одноглазой старухи Недоли – кривой и тонкой. Кстати, и Доля тоже поначалу представлялась в облике милого юноши с кудрями золотыми и улыбкой весёлой («на месте устоять не может, ходит по свету, для него преград нет, Доля их вмиг одолеет»). Аналоги есть и в мифах других народов, у сахалинских нивхов (гиляков), к примеру, за людьми присматривают и сроки их жизни отмеряют «небесные хозяева» тлы-ызь, добрые или злые.