Живая: Принцесса ночи

– Эта девушка страдает не меньше, чем другие.

Из-за плеча женщины показался молодой светловолосый мужчина.

– Но то, что каждую беду она встречает без страха, делает ей честь.

– Возможно, – Кларисса покачала головой, – теперь она вдова, догоняй ее.

Но Карл только покачал головой с грустной улыбкой.

– Не сейчас. Сперва я хочу дать ей обо всем забыть.

И Зоя, и Хэвен, и Айкен остро ощущали разницу между минувшим маем и наступившим ноябрем. Казалось бы, прошло не так много времени, да и много ли раз в обычной жизни задумаешься об отличии настоящего от прошлого – но вот теперь эта разница всех троих буквально била под дых. И если Айкен задумался от слов возлюбленной, то Хэвен и Зоя просто ощущали изменившуюся ситуацию глубоко кожей, так что иногда по мышцам пробегал спазм. Должно быть – всего лишь реакция типичного жителя Аннувна, вдруг покинувшего Дворы. Раньше, несмотря на то, что и учитель, и его ученица находились на поверхности физически, оба ментально пребывали в Сияющей стране. Но одному пришлось сойти с сидской земли, другая порвала последнюю связь с сокрытым миром, вступив в связь со смертным.

Из них двоих Зое было сложнее: ее важная часть осталась в Аннувне, ее тянуло туда. На физическом уровне это ощущалось, как эхо от полученной травмы – тянущее, ноющее чувство. Но, к счастью, к нему можно было и притерпеться, оставалось только немного подождать.

Она взяла из сумочки косметичку, достала пудреницу и раскрыла ее, всматриваясь в свою позорную рану: память о неудаче. Потом Зоя отрезала две полоски пластыря и крест-накрест наклеила их на веко, не заметив, что Хэвен возвышался над ней, немо бросая тень на зеркало.

– Зачем это? – наконец спросил он с большим неодобрением в голосе. Зоя просто молча подняла к нему лицо, расслабилась, так что тик – трепет века, как впаянного под кожу крылышка колибри, – остался единственным пятном движения и жизни в ее облике. Хэвен безэмоционально кивнул.

– Ты снова стал молчаливый. Задал вопрос – получил ответ, никакой лишней болтовни. Теперь ты похож на себя прежнего. Это Аннувн виноват? Не стоило гостить там?

– Нет, потери, – Хэвен не посмотрел на ученицу, снова занявшись чемоданами и сумками, до сих пор до конца не разобранными. – Хотел только тебе сказать, что у нас есть одно дело.

Как выяснилось, он подразумевал тренировки. На пустырь они отправились без Айкена. Зое было неловко: она помнила это место по прошлогодним почти ласковым спаррингам, во время которых они с Айкеном чаще просто ненавязчиво обжимались, и чем дальше, тем больше, нежели действительно дрались. В тот день она поняла, что ничего столь же деликатного здесь впредь больше не будет.

Хэвен принес с собой ведро и поставил его неподалеку на обломок плиты. На вопрос ученицы, зачем, ответил, что они будут драться, пока оно не заполнится дождевой водой. Что же делать, если ливень скоро перестанет, спросила тогда Зоя, и Хэвен только усмехнулся в ответ. Это значило "молись, чтобы этого не произошло".

И они начали тренироваться.

Зоя скинула дождевик, и в тот же момент Хэвен грубо содрал с нее толстовку, оставив в одном топике.

– Не забывай, кто у тебя за спиной, – он нанес удар, но ученица уклонилась, ушла с ложным выпадом, протанцевала по чавкающей грязи, чувствуя, как вязнут в ней кроссовки, мешая двигаться привычно легко.

Несмотря на более чем почтенный возраст, несмотря даже на погрузневшую фигуру, Хэвен двигался лучше, чем кто-либо знакомый Зое: как и всегда. Словно не прошло ни минуты с их последней тренировки в Аннувне. Зоя даже узнавала характерные приемы и обманные выпады.

Но скорости ей не хватало. Мозг был больше занят занывшими от напряжения ранами, чем защитой или нападением. Девушка никак не могла, хоть и страстно желала, отделаться от мысли "это же всего лишь Хэвен".

– Как ты собралась защищать то, что тебе дорого, если не можешь защитить даже саму себя?

Он ударил ее коленом в живот, и Зоя согнулась пополам, глупо забыв закрыть лицо: колено Хэвена врезалось ей в подбородок, смяв нос и чудом не сломав его.

– Ты все не веришь, что тебе придется сражаться со мной, – фыркнул учитель, вытирая с лица капли дождя. – А меж тем, сила Габриэля возросла. Если он захочет подчинить мою волю, он это сделает.

Зою пронзило страхом, как молнией: волна ужаса прошла через каждую клетку. Но если учитель рассчитывал, что своими словами подогреет энтузиазм подопечной, то он ошибся. Зоя защищалась, но сама прекратила атаковать, не в силах выбросить из головы страшные картины, в которых ей приходилось всерьез драться с Хэвеном. Словно сейчас ей оставались последние часы, в которые можно не хотеть его убить.

– Бейся же, ну! – учитель двинул девушку ногой в грудь.

Зоя обессиленно откинулась, позволяя себе упасть прямо в грязь и не заботясь о чистоте одежды. Она чуть было не закрыла глаза: уже расслабилась, сдалась. Но Хэвен напрыгнул на нее сверху и ударил в лицо. Так страшно ее не били несколько сотен лет в прямом смысле – безжалостный, нацеленный на максимальный ущерб хук чудом проскользил по скуле, когда девушка инстинктивно сжалась. Второй пришелся на другую сторону лица, впечатал голову Зои в грязь.

– Ведро… еще… не полное, – между ударами выдыхал Хэвен. Зоя защищалась жалко, по-девчоночьи, забыв всю науку: просто испугалась.

– Если хочешь победить, попробуй сбросить меня с себя, – крикнул Хэвен, заглушая шум дождя и гул крови в ушах ученицы. Он знал, что у нее достанет силы поднять его, ведь раньше она уже это делала.

Но теперь Зоя была разбита. Ей стоило неимоверных усилий спихнуть с себя учителя: сперва она только дергалась, как пойманный в тиски зверек, но потом, чувствуя, как на секунду вспыхнули на коже полосы, выгнулась, уперлась ногами в землю что есть силы, и вывернулась, освобождаясь от вмявшего ее в грязь Хэвена. Полосы погасли, не успев толком показаться.

Зоя вскочила на ноги под смех учителя. Перед глазами у нее все плыло и плясало, но из-за дождя ей казалось, что это еще не обморок. Еще никогда она не испытывала столь гадких ощущений: тошнота, подкатившая к горлу, тонкий писк в ушах, словно на неработающем канале телевидения. Хэвен поднялся на ноги легко, не замечая ни дождя, ни грязи на одежде. Он видел перед собой только Зою, в миг ставшую из ученицы противницей. И вот тогда девушка вспомнила, какие чувства испытывала к Хэвену с начала знакомства. Пусть в Неблагом Дворе и распространялись слухи, что у них роман, но кто, черт побери, серьезно поверил, что можно завести отношения с кем-то, внушающим столь сильный ужас?

Зоя отпрянула назад, словно ее толкнул полыхающий взгляд Хэвена, поскользнулась и упала, вскочила, как могла, быстро, и, не спуская с Хэвена глаз, медленно попятилась.

– Если ты сейчас же не начнешь шевелиться…

Хэвен не договорил, атакуя. Ученица с трудом увернулась, так что нога Хэвена только выбила фонтан грязных брызг из раскисшей земли. Но второй удар пришелся ей по голове, оглушая. На несколько мгновений ослепнув и оглохнув, Зоя откатилась к каменной глыбе, едва не сшибив ногой ведро. Если б она разлила воду, догадалась девушка, Хэвен бы просто заставил ее начать все заново.

Зоя медленно, преодолевая себя, поднялась, обхватила глыбу камня руками, надсадно кашляя, так что под лопатками согрелась точка боли, прижала ладонь к щеке – не только мокро, но и липко, густо. Отняла пальцы, взглянула – нет, не кровь, просто грязь. Все в порядке.

– Я учу тебя, а не убиваю, – Хэвен догадался, что она боялась, будто он разобьет ей увечную глазницу, так, что кость раскрошится.

Мужчина взял ведро и вылил воду из него на Зою.

– Вот теперь можешь передохнуть.

Она сползла на землю, не в силах подняться на дрожащих ногах, тихо захныкала, неразличимо за шумом дождя, утерла нос и лоб, только размазав по лицу грязь.

– Я не обозлился на тебя за то, что увидел в Самайн. И не разочаровался. Просто я думаю, как ты собираешься защищать то, что по-настоящему любишь, не имея на то сил? В первую очередь, душевных…

Зоя сжалась, в груди у нее похолодело: она подумала об Айкене.

– Мы начнем заново, когда ведро вновь наполнится водой?

Хэвен ухмыльнулся, щелкнул пальцами, в пелене дождя меж его ногтями блеснул тусклый зеленый огонек.

– О да. Ты ведь догадываешься, что наполняться, пока ты отдыхаешь, оно будет быстрее, чем пока мы бьемся?

Зоя поднялась, прокашлялась, нажимая пальцами на шею, чтобы выплюнуть грязь, если она попала в дыхательные пути.

– Что ж. Ты перестал меня жалеть, я перестала строить из себя валькирию. Будем драться, пока я не смогу подняться, тогда оба будем довольны, – и она сцепила руки в замок. А потом бросилась на мужчину. Хэвен улыбнулся, уходя от удара и перехватывая противницу за плечи. Ее кожа горела, готовая покрыться полосами.

Глава двенадцатая

И сегодня я встретил

Ту, кого я так ждал,

Ту же гордость заметил,

Ту же томность узнал.

Федор Сологуб

Айкен перебирал картонки с рунами в руке, как игральные карты. Зоя смотрела на то, как быстро движутся его пальцы, и думала, что уже почти забыла тот вечер, когда они ходили в казино. Как это было давно – века назад! Кого она встретила тогда? Игрока, наркомана, одержимого вожделением… А теперь рядом с ней был рыцарь, которого она сама, пожалуй, была недостойна.

Будто почувствовав на себе пристальный взгляд, Айкен поднял голову и улыбнулся Зое.

– Как твой бок? Глаз?

– Получше, – девушка положила руку на кожу ровно между ремнями. Шрама от соединения видно больше не было, но между одной частью и другой получился контраст по цвету: приложенная часть сильно побледнела.

– Я, знаешь, – Айкен отложил карточки в сторону, потер подбородок, раздумывая, как поточнее сформулировать то, что он хотел сказать. – Вчера не было времени поговорить об этом, но, кажется, твоя магия подействовала на меня, как листья коки на морфиниста. Прилив сил и полное избавление от старой зависимости.

– О, неужели? – Зоя присела рядом с напарником. – Ты говоришь только о тех пагубных пристрастиях, что меня так расстраивали, надеюсь? От зависимости от меня ты же не излечился?

Айкен не ответил: они поцеловались, сначала легко, но потом – уже более страстно, так, что в итоге карточки с рунами полетели на пол, а молодые люди упали на диван.

Зоя чувствовала, что она будто бы двоится в такие моменты. Удовольствие имело слишком сильный привкус отчаяния.

Шел тридцать второй год. До отмены сухого закона – около одиннадцати месяцев, немногим меньше ровного числа. Но никто тогда об этом не знал. Все ходили пить в нелегальные бары, порой "подпольные" во всех смыслах слова. И вот теперь, убеждаясь, что в каждой шутке есть изрядная доля правды, Билли спускался вслед за братом и его шайкой в душное задымленное помещение, пахнущее алкоголем, табаком и развратом. Настоящий вертеп! Билли невольно прижал к боку плотнее захваченную с собой книжку стихов, словно Библию, не зная, зачем вовсе ее взял из дома. Однако потертый переплет внушал ощущение незыблемости в этом пугающем море запрещенных удовольствий.

Рональд, старший из братьев, похлопал младшего по плечу:

– Ну, Билли-бой, возьми себе выпить и будь хорошим мальчиком, поиграй, пока взрослые будут обстряпывать свои дела.

– Поиграй?…

Рональд рассмеялся.

– Не будь таким букой. Пойди и подружись тут с кем-нибудь, – он выпрямился, щелкнул пальцами, указал на один из свободных столов в уголке. – Бутылку виски!

Бармен кивнул, очевидно, прекрасно знакомый с явившейся компанией, ее нравами и вкусами. Рональд и его друзья сели за стол и почти сразу же начали шушукаться, Билли остался в центре помещения, чувствуя себя идиотом. Краснея, словно кто-то мог ему это запретить, он шмыгнул к барной стойке и заказал себе виски. Не первый стакан за всю жизнь, но вот так, практически в открытую, самостоятельно – впервые. Молодой человек ослабил галстук и осмотрелся, ожидая, пока ему нальют.

И с этого момента его жизнь начала резко меняться, хоть на первый взгляд трудно было бы это заметить. Но все последующее было вышито Судьбой на ткани реальности еще века назад.

Билли заметил ее у стены: невысокая миловидная рыжая девушка, оправлявшая складку на подоле. Она подняла взгляд и улыбнулась, но кому – неведомо. Ее глаза смотрели то ли на Билли, то ли на кого-то за его плечом. Он обернулся, а когда вновь посмотрел вперед, увидел, что место опустело (впрочем, как не обнаружил никого и за спиной). Девушка уже кружила по танцполу с молодым человеком, обладателем густо напомаженных волос.

– И что же так тебя заворожило, приятель? – спросил у Билли бармен, но, проследив за поворотом головы клиента, догадался раньше, чем тот ответил. – А-а-а, Виви. Она тут танцует со всеми, особенно, если напьется. Веселая девушка.

– Хочешь сказать, безотказная?

Бармен пожал плечами, усмехаясь, как бы говоря "думай сам". Билли стало неловко, он предпочел взять свой стакан и сесть за один из пустующих столиков возле танцпола. Невдалеке от своей компании, но все же отдельно от них. К тому же, ему отчего-то хотелось посмотреть на Виви. Ее подол взмывал выше колен, когда она, смеясь в танцевальном экстазе, вскидывала ноги. Билли отвлекся лишь на секунду, ставя стакан на стол, и именно в эту минуту раздался звук пощечины. Молодой человек поднял голову. Виви, красная лицом и шеей, спиной шла от своего недавнего партнера по танцу. А тот смотрел на нее непонимающими пустыми глазами, держась за щеку. Между пальцами проступал отпечаток ладони – поменьше, чем у него.

Виви подошла к барной стойке, положила на нее локти, наклонилась вперед, шепча что-то бармену. Потом обернулась, нервно стреляя глазами, и взглянула прямо на Билли. В смущении он опустил голову и уткнулся в книгу, которой наконец нашел применение. Но не успел прочесть и трех строк, как услышал, что кресло напротив него скрипнуло под чьим-то весом. Билли поднял голову: на него умоляюще смотрела Виви, держа в руке бокал.

– Молчите, – девушка лучезарно улыбнулась. – И сделайте вид, что мы с вами добрые друзья, пожалуйста. Не хочу, чтобы Ваши приятели нам помешали. А еще меньше хочу, чтобы тот обиженный господин заявлял на меня права.

Уильям опешил.

– Меня зовут Вивиан. А Вы – мистер Купер?

Молодой человек озадаченно кивнул.

– Уильям.

– А! «Могучий царь! Которого рука Хранит мощь суши и морей…»6

– Нет, моя фамилия пишется иначе, через О.

– Что ж, Уилл. Билл, значит. Так, должно быть, они, – легкий кивок головой в сторону приятелей парня. – Вас называют.

– Верно.

– Наслышана о Рональде.

Вивиан протянула руку через стол, Уилл осторожно сжал ее своей, и прежде, чем он подумал, а не стоит ли подняться и поцеловать запястье новой знакомой, девушка одарила его крепким рукопожатием. И в следующую секунду пальцы ее расслабились, легко выскользнули из кулака Уилла. Молодой человек подумал, что не так эта Вивиан проста, как могло бы показаться с первого взгляда.

Внешности она была нетривиальной, небанальной, вся – словно причудливая китайская головоломка из слоновой кости, вырезанные друг в друге куб и шар, где в шар помещен еще один куб. На первый взгляд она могла показаться лишь хорошенькой – за счет румянца, ясных синих глаз, блестящих темно-рыжих волос. На второй же Вивиан смотрелась либо как крайне несимпатичная женщина – слишком округлые глаза, слишком крупный нос, любопытно выдающийся вперед, слишком грубые скулы; либо как удивительная красавица. Уилл боялся отвести взгляд, опасаясь, что если станет сравнивать Вивиан с другими девушками в баре, ему придется сделать какой-то вывод относительно ее внешности, заклеймить как дурнушку или милашку, но сейчас он наслаждался мигом, который, возможно, мог бы и не повториться. Он смотрел на девушку и не мог решить, привлекательна она или отталкивающа. Глаза – но губы. Скулы – но шея. Нос – но волосы.

– Вы рассматриваете меня так пристально, будто пытаетесь вспомнить, – сказала Вивиан. В ее глазах мелькнула едва уловимая грусть: через отведенные на мгновение зрачки, мимолетное движение ресниц. И Уилл склонился к решению, что она все-таки хороша.

– Сожалею. Но не помню Вас.

– Да. Должно быть, мы и не виделись никогда. Я не так давно в Америке, – призналась девушка, закурила, и дым словно пробудил в ней ностальгию. – Да, а в Париже многое иначе.

В Вивиан было что-то, что Уильям раньше встречал вживую только в мужчинах. При малом росте она будто занимала в несколько раз больше пространства, высилась, как Афина Паллада, даже сидя. В Вивиан чувствовалась уверенность высокого, сильного человека, какую раньше Уилл подмечал разве что в изображенных на гравюрах китайских императрицах да еще – своих товарищах, среди которых было немало коротышек, прекрасно знающих себе цену.

– Все, кто проживает в Париже дольше пяти лет, в своем роде сходят с ума, – она затянулась сигаретой.

Билли смущенно улыбнулся, догадываясь, что если попробует развить тему Франции, неизбежно скажет какую-нибудь бестактность.

– Вы еще учитесь?

– Да. Я заканчиваю университет.

– Хотите стать большим человеком?

Билли ухмыльнулся.

– Даже не знаю. Теперь это значит – бросить учебу и примкнуть к моему брату, его шайке. Еще не уверен, что это по мне, хотя их жизнь, конечно, может вызывать зависть. Но они – вольные дикие скакуны, а я тот конь, что рожден для повозки крестьянина. Рабочая лошадка. Выше головы же все равно не прыгнуть, как ни умоляй судьбу.

– И тем не менее, Вы с ними таскаетесь, как собачонка на поводке. Уж не от этого ли высокий поэтический лоб юного Билли так мрачен? Уж не от того ли Вы искали, где выпить. Впрочем, однако ж, Вы нашли, – Вивиан сделала аккуратный глоток из бокала.

– И нашел Вас. От таких глубоких синих глаз можно опьянеть без алкоголя, – Уильям улыбнулся, виски придал ему храбрости, вспомнился наказ брата "подружиться" с кем-нибудь. Закадрить девушку считалось "взрослым" поступком, и теперь Билли, очарованный раскованной собеседницей, на полную катушку включил свое юное обаяние.

– Полно Вам. Не льстите, – Вивиан махнула рукой. – Я и так очарована одним Вашим видом и томиком Байрона, который Вы не выпускаете из рук.

Уильям озадаченно посмотрел на книжку, зажатую меж пальцев.

– Люди приходят сюда, чтобы промочить горло. А Вы – с книгой. Как думаете, достаточно, чтобы влюбиться? – девушка намотала прядь на палец. – Стендаль писал, что первооснова любви – восхищение.

– И Вы восхищены? – она кивнула. – Если честно, я тоже.

– Нравы сейчас такие, что теперь бы мы вполне могли отправиться куда-то вместе, и сделать то, что, говорят, достойно такого же отношения, как легкий ланч.

Уильям смущенно опустил глаза. Неловко потер пальцами обложку истрепавшегося томика.

– Вас это шокирует, – понимающе протянула Вивиан. – Но мы все равно подождем.

– Чего?

– Не знаю. Но я хочу соблюсти приличия. Хотя бы с Вами.

Он снова вскинул на нее глаза, изумленные такой легко нанесенной обидой – и еще больше удивленные тем, какую боль она доставила. Глядя на своего собеседника, Вивиан рассмеялась.

– Не берите в голову, милый. Я вовсе не хотела… – улыбка исчезла с ее губ. – Ох, простите, наверное, я погорячилась.

Вивиан задумчиво начала накручивать бусы на палец. Она помнила Эдмунда – молодого человека, закончившего медицинское училище, человека прямого и бесстрашного, порой, быть может, своенравного, что проистекало исключительно из-за его природной непосредственности, "дурного мужа" ее мечты, но, в общем и целом… Эдмунд был мужчиной великолепным. А сейчас перед ней сидел Билли, растерянный, молодой, еще почти мальчишка, романтик и мечтатель… Вивиан видела невооруженным глазом, что если его не выдернуть за руку – хоть бы и в Париж, тут, среди сухого закона, воровства, банд и грязи он попросту пропадет. И очень скоро.

Вот только с ее Эдмундом Билли имел мало общего, как казалось Вивиан. А значит – стоило ли стараться?..

– На самом деле, мне тут не слишком нравится, Вивиан. Не подумайте чего. Я хотел бы быть полезным обществу и пользоваться почетом – а на данный момент в Америке это для меня, кажется, невозможно.

Вивиан улыбнулась: да, молоденький Билли… но характер у него был ровно тот же, что век назад показывал Эдмунд. Как только они сровняются возрастом, догадалась девушка, и сходство между ними станет почти полным.

– Тут действительно плохо, – Вивиан наклонилась, и взгляд Билли уперся ей в вырез, – надо ехать в Париж. Там можно пить и чувствовать себя свободным. О, я не имею в виду, что это взаимосвязано, нет, просто…

Он не слышал, что она говорит, не слышал и музыки, все его чувства затаились, оставив одно только зрение. Слишком узкое платье Вивиан – для тощих девиц с грудью едва ли в тридцать два дюйма – стискивало ее формы, заставляло их рваться вон из выреза, зрительно превращая тридцать пять дюймов во все тридцать восемь.

– Простите, – медленно пробормотал Билли. – Я не расслышал, что Вы сказали…

Он хотел наклониться и провести языком по ложбинке меж ее грудей.

– Знаете, то, что я сейчас хочу сказать… Быть может, не стоит. Это странно… но мне часто снилась женщина в красном. Похоже на судьбу, не правда ли?

Вивиан улыбнулась.

– Пожалуй.

Она поднялась плавным движением, даже не оглянувшись, несмотря на то, что в спину ей уперся взгляд отвергнутого партнера по танцам – того самого, награжденного пощечиной. Билли, словно его потянули за невидимый поводок, тоже встал, и также не посмотрел через плечо на брата и его шайку.

– Пойдем. Я знаю, куда здесь можно спрятаться.

– Что?! Ты же сказала, что хотела бы узнать меня побольше.

Вивиан кивнула, немного подняв уголки рубиновых губ.

– Но…

– У нас нет этого времени, – она покачала головой, потом притянула Билли к себе, ухватив за лацканы пиджака. – Пойдем.

Они нырнули в темный коридор, поднялись по лестнице: Билли не помнил, был ли тут, пока спускался с друзьями в питейную, или нет. Алкоголь лишал его разума, близость женщины будоражила не меньше, чем виски, сердце клокотало где-то в горле. Он прижал ее к стене, зарылся носом в ее чуть влажные волосы.

– Вы, парижанки, просто сумасшедшие.

– Я не парижанка.

– Не важно.

Они просочились в крохотную каморку, очевидно, служившую гардеробной. Из-за стены все еще доносилась приглушенная музыка, едва ощутимо дребезжал пол от сотни ударяющих в него каблуков. В комнатке пахло нафталином, но когда Билли обнял Вивиан и ткнулся носом ей под ухо, аромат ее духов и кожи – фруктов, воска и феромонов, диких, тигриных, – перебил неприятный запах.

Вивиан мягко высвободилась из объятий Билли и повернулась к нему спиной.

– Пожалуйста, помоги расстегнуть.

Он провел рукой по ее лопаткам, ища застежки. Подсознательно молодой человек уже знал, что увидит – то есть, увидел бы, будь в каморке светло. Спина, талия, бедра и грудь – Вивиан будто была ему давно знакома. И то, что она, когда платье соскользнет на пол, повернется к нему и обнимет за шею руками в перчатках он тоже знал.

Он подхватил ее под бедра, прижал к стене. Вивиан вцепилась в какую-то вешалку, второй рукой зарылась в волосы молодого человека и притянула к себе. Он чувствовал, как к его шее липнут ее жесткие от завивки волосы.

Потом они упали на пол, попутно сорвав с вешалок чьи-то пальто.

О том, что бармен намекал на то, что Вивиан распутна, Билли даже не подумал, не задался вопросом, каким по счету он идет у женщины, которая для него стала первой. Потому что она отдавалась ему с такой яростью и с таким отчаянием, словно это был первый и последний раз в ее жизни, совершенно особенный, неповторимый и едва ли не священный.

После они чуть отстранились друг от друга, чтобы не было так жарко, Уильям пошарил рукой в ворохе своей одежды, нашел портсигар и спички, закурил. Вивиан тоже взяла сигарету, но не спешила затягиваться.

– ЧуднО, я будто знаю тебя всю жизнь, – улыбнулся он, устраивая голову у нее на коленях. Девушка негромко засмеялась.

– Так и есть.

Зоя села на постели, чувствуя, что почти не может дышать, объятая воспоминаниями. Она хотела их отогнать, но не смогла, сдалась на милость выплывших из подсознания видений – они обрушились на нее лавиной, перечеркнувшей зрение, смявшей, пронзившей сердце. Зоя обессиленно повалилась на подушки, шевеля губами, беззвучно рыдая.

Вернулись к ней воспоминания о следующей их встрече – с обладателем той души, что сейчас была рядом с ней под именем Айкена. А это значило, что третьего шанса у них не будет. Та жизнь, что есть – последняя. Лгала ли Кларисса, говоря, что Зоя умрет, если ее сломать на этот раз, или любовь со смертным это изменила, но душе Купера, однажды уже познавшего вкус магии, однозначно не повезло. Даже с магической точки зрения, нынешняя жизнь была наименее благоприятной, чем предыдущие.