Живая: Принцесса ночи

– Ты не боишься ее сломать?

– О нет, она сделана на совесть, – Хэвен хохотнул, не сразу сообразив, о чем говорит Айкен. – Нет. Она уже была чудовищем, когда воспитывалась у Габриэля. Я всего лишь хочу, чтобы она вернулась к этому состоянию. Если ты боишься, что она превратится в сумасшедшую жестокую сучку, то изначально выбрал не ту девушку.

Они не стали обсуждать планы, но у каждого, присутствовавшего в квартире экс-полицейского Купера, была наготове своя идея, ждущая только удобного момента. И первым за ее реализацию взялся сам хозяин жилища.

После ужина все разбрелись кто куда: Хэвен остался в гостиной, перелистывая газеты, Айкен ушел к себе, Зоя курила на кухне, размышляя. Когда она бросала окурок на улицу, ей на секунду показалось, что у подъезда кто-то стоит и смотрит наверх, задрав голову. Прямо в их окно. И девушка почувствовала, что боится – непонятно, чего. Она закрыла створки окна и отошла от него на несколько шагов, прижимая пахнущие табаком пальцы к губам. Будь это сам Габриэль, она бы взволновалась меньше. А тот наблюдатель… Он вряд ли хотел зайти в дом. И не был ей знаком – однако, все же, она его где-то уже видела… Зоя покачала головой и поспешила скрыться в противоположной половине квартиры.

Когда девушка зашла в комнату, и Айкен резко задвинул ящик стола, но девушка успела заметить на его лице знакомое капризное выражение, слишком сильно знакомое ей.

– Что ты искал? – молчание. – Ничего не осталось, прекрати это.

Айкен отнял руки от шкафчика, словно отпускал последнюю надежду. Лицо его было белее снега.

– Я могу дать тебе то же самое. И даже больше, – Зоя протянула руку. – Ты знаешь сам.

Айкен ухватился за ее пальцы и поднялся не без труда: от мысли, что все не станет, как прежде, даже не будет похоже, ему почти стало дурно. Он увидел Зою перед собой неожиданно резко, словно она выступала из всей прочей обстановки комнаты, будто некий художник отрисовал ее контур. Магия, подумал молодой человек, точно. Тут же ее сосредоточение – даже несмотря на то, что после ритуала она не бьет электричеством по коже, еще немалый ее процент, как пыль, осел на стенах и теперь тянул к ним метафизические щупальца, приглашая выплеснуть в мир еще немного волшебства. Айкен протянул свободную руку, чтобы коснуться покрасневшей кожи под глазом Зои, но девушка мотнула головой, перехватила Айкена за запястье, сжала.

– Не надо.

– Просто я… – его голос на мгновение прервался. – Волнуюсь. Ты вдруг кажешься мне такой чужой.

– Неправда, я только в одном изменилась – стала грустной и все больше… люблю тебя. Не волнуйся. У нас нет на это времени, – она поднесла его руку ко рту и легко поцеловала пальцы. – Не думай об этом.

– Вот поэтому я люблю зиму, – Айкен облизнул губы. – зимой меньше чувствуется, что время быстро, неумолимо и невозвратно движется.

Он хотел сказать "проведи эту зиму со мной, пожалуйста", но осекся. Она и так останется, попытался мысленно успокоить себя молодой человек.

– Люби меня, если я не внушаю тебе страх, – прошептала Зоя. – Я знаю, отсутствующий глаз может остудить чей угодно пыл…

Айкен рассмеялся.

– Только не мой. Меня не смущают твои раны и шрамы… а что же касаемо страха, то я боялся тебя с первой минуты, как только увидел.

Зоя проглотила вертевшееся на языке слово: "глупенький". И потянулась за причитающимся ей поцелуем. Она еще не встречала девочку Мэнди Данте, задававшуюся теми же вопросами.

Они ощутили магию, пробежавшую по их коже, но не собравшуюся на ней, напротив – искры теперь брызгали от них к стенам. От каждого легко поцелуя вокруг молодых людей словно образовывалась некая сфера, обещающая хранить их союз. И в тот момент, когда Зоя упала в объятия Айкена, запрокинув голову, его серые глаза осветились зеленью – не изумрудной, как у Медб, а живой, сочной, такой, что живет в траве и листьях деревьев. Зоя вздрогнула: на нее с любимого лица смотрели глаза Рогатого Бога. И он обещал сделать ее королевой обоих Дворов.

И в то же время это был их всего лишь второй раз, во время которого магия не участвовала в происходящем. Их поцелуи были просто поцелуями, прикосновения будили земное желание – но и только. Все волшебство отступило, словно вместе с одеждой они сбросили с себя магические оболочки. Зоя закрыла глаза, чувствуя, как ее словно уносит прибой, ее сознание растворяется, а запах барбарисок из-под уха Айкена такой ностальгически-родной, как в минувшем мае… Ее руки не царапали, только безвольно лежали на его мокрой спине, обездвиженные вопящим счастьем. Когда магия растворилась в комнате, не трогая любовников, они оба вдруг словно впервые ощутили себя наедине друг с другом, даже несмотря на то, что в соседней комнате копошился Хэвен.

Вивиана и Ретт отправились в Лондон. Вещей у них практически не осталось (в спешке, ожидая нападения червя, они успели собрать немногое), так что молодые люди путешествовали налегке. Уолтерс уехал к Марте, невзирая на то, что муж той еще не успел предпринять очередное дальнее путешествие. Впоследствии, подъезжая к Лондону, молодые люди получили от Рэндалла телеграмму: он и леди Кларисса также намеревались двинуться в столицу.

– Кажется, Уолтерс наконец нашел свое счастье, – усмехнулся Ретт. Но Вивиана смотрела в окно почтовой кареты, безучастная и к его словам, и к любым новостям, не касавшимся ее мужа.

Однако в глубине души, на самом деле, и она, и мистер Кинг знали, что уже слишком поздно.

В апартаментах, которые молодые Куперы занимали в Лондоне, как раз было несколько свободных комнат, способных вместить двух гостей, однако одну из них уже отвели мистеру Тауэру, так что Вивиане пришлось послать Уолтерсу ответную телеграмму, сообщающую, что он, к большому (или не очень, на самом-то деле) сожалению не может быть принят в их скромной обители.

– А Вы можете занять вторую комнату, Ретт, – произнесла Вивиана, объяснявшая спутнику планировку и степень обжитости дома, когда они вошли в прихожую. Молодая миссис Купер сняла шляпку и кое-как поправила прическу: обгоревшие пряди никак не желали укладываться и оставаться в приличном виде, самые короткие потемневшие волоски торчали, как солома. Но, возможно, в последний раз перед мужем она хотела предстать аккуратной.

– Мне подняться с Вами?

– Как хотите, – Вивиана уже ступила на лестницу. – Чемоданы возьмет слуга.

Они поднялись бок о бок, напряженно глядя на дверь на втором этаже, уже подозревая, что за ней скрывается. Вивиана глубоко вдохнула, как перед погружением, и замерла, Ретт толкнул створки двери. Безжалостный луч солнца высветил в центре гостиной то, что они боялись увидеть… Невозможно, в первое мгновение подумала Вивиана, с трудом понимая, что видит: своего мертвого мужа, лежащего на столе и уже одетого для погребения. И мозг тут же шепнул: неизбежно.

Девушка медленно подошла к Эдмунду, приложила руку к его холодной щеке, уже глотая первые слезы. Какая умиротворенность, какое небывалое достоинство осталось в этом лице! Смерть отняла дыхание, но не благородство мистера Купера.

– Мы позаботились о нем, мадам, – сказала от двери служанка, но Вивиана не слышала, поглощенная своим горем. – Мистер Тауэр помог нам немного… уладить дела с коронером.

Вивиана уткнулась в плечо подошедшего сзади Ретта и разрыдалась.

После же Вивиана почти не плакала: она все время находилась на людях, занималась делами, а к вечеру была уже так опустошена, что падала на кровать и засыпала, порой одетая. Не сказать, чтобы подобное времяпровождение шло ей на пользу, боль внутри копилась, и Ретт, как никто другой, видел это. Несмотря на то, что Уолтерс приехал в Лондон и наносил ежедневные визиты, Рэндалл не проявлял ни малейшего уважения к новому печальному положению Вивианы: все так же пил, порой уже являлся в неподобающем виде, шутил, приглашал мистера Тауэра (и даже слуг!) составить ему партию в карты… Но выгнать его никто не мог: единственная, кто имел на это право – мадам Купер – словно и не замечала, что в доме есть кто-то лишний.

Мистер Тауэр же, несмотря на то, что нашел в себе силы посетить погребальную службу по зятю, на кладбище почувствовал себя дурно, и с того дня уже не поправлялся. Ему вновь становилось хуже и хуже. И Вивиана билась над этой загадкой, не зная, почему же оказалась не права: ведь, согласно преданию, должен был умереть только один… Тот, кто владеет Ламтон-Холлом. И если уж банши напророчила им две смерти, то неужто же это будет не она, Вивиана, потерявшая всякую волю к жизни и, сказать по правде, желание ее продолжать?!

"Неужели вслед за мужем я потеряю и отца?" – мысленно повторяла она чуть ли не каждую минуту, в то же время стараясь не показать своих чувств никому: ни друзьям, ни слугам. Это плохо сказывалось на здоровье самой Вивианы, она осунулась, стала нервной и нетерпеливой, хоть изо всех сил и пыталась выглядеть деловой и собранной.

Ретт привел в порядок все требующиеся документы для перепродажи Ламтон-Холла (точнее, земель, на которых остались руины, следы былого величия – но ведь река и прилегающие поля все еще представляли немалый интерес для изрядного числа покупателей). Молодой человек пытался многократно переговорить с Вивианой, но вдова словно не слышала ни слова из того, что он ей втолковывал. Все закончилось тем, что когда он подошел к ней в очередной раз, сидящей в кабинете мужа и бездумно глядящей в окно, миссис Купер недвусмысленно дала понять, что не в силах заниматься делами и, очевидно, еще не скоро сможет прийти в себя.

– Несмотря на то, что дом уничтожен, земли все еще Ваши, мадам, – Ретт положил бумаги прямо перед Вивианой. – Нужно решить, что делать…

– Уберите! – она смахнула все со стола на пол. – Неужто Вы не понимаете, я не хочу, я не могу сейчас об этом думать!

Ретт сел на корточки, собирая раскиданные документы.

– Но рано или поздно Вам придется.

– В таком случае, я выбираю "после". Или, если хотите, отдам ведение дел полностью в Ваши руки.

Ретт открыл было рот, но не успел сказать ни слова: и он, и Вивиана напряглись, чувствуя за секунду до трагедии ее приближение. Как ощущение удара, как запах надвигающейся грозы, уже принюхавшиеся к смерти, они знали, что сейчас услышат.

Из комнаты над ними раздался протяжный стон мистера Тауэра.

Ретт вбежал в комнату отца первым, за ним – бросивший свои карты Уолтерс. Вивиану они оттеснили плечами в коридор, чтобы не дать ей увидеть ничего, что могло бы ее шокировать. Но девушка в глубине души предпочла бы провести с приемным отцом его последние минуты.

Она прошла в комнату мистера Тауэра лишь через несколько мгновений после молодых людей, но к тому времени все уже было кончено. Безвольная рука старика свисала с края постели.

Вивиана почувствовала, как холодеет затылок. Ей показалось, что она только закрыла на секунду глаза, перевести дух и унять сердцебиение, но когда она открыла их ее, безвольную, поднимали с пола за руки Ретт и Уолтерс.

– Вы потеряли сознание, миссис Купер, – сказал Кинг. Она не ответила, только посмотрела на него, как на незнакомца.

Зоя подскочила на кровати, пробуждаясь, и уж только потом открыла глаза. Потерла сведенное спазмом горло. Сон растаял, но напряжение и горечь, что он принес, остались. Девушка повела руками вокруг себя – справа и слева, ища одновременно Айкена и тетрадь со своими воспоминаниями. Ни того, ни другого не было, и простыня остыла, и на тумбочке оказалась лишь пыль. Зоя села, обхватив колени руками. Снова заболела глазница, заныли ребра и ноги, но привычно, почти умиротворяюще. Если ты человек, испытывать боль – нормально.

Девушка медленно спустила ноги с постели, приложила руки к лицу, закрывая и глаз, и пустую дыру на месте второго, некоторое время сидела неподвижно, сосредоточившись на своих ощущениях, собирая себя по кусочкам – и воспоминания, складывая их в общую кучу, строя из них единую картину, и душу, разбитую правдоподобным сном вдребезги. Сердце колотилось о ребра, как сумасшедшее, так что от каждого удара становилось больно. Зоя подумала, что срочно должна увидеть Айкена, убедиться, что он не пропал, он реален и не привиделся ей. Что он еще не стал воспоминанием. Она стала одеваться, но, натянув чулки, вдруг поняла, что обессилена всем произошедшим и не хочет выходить в гостиную. Девушка снова бросилась на кровать, зарываясь носом в простыни, еще хранящие запах любви. "Пусть лучше он придет ко мне, – подумала она сквозь головную боль, накатившую на нее как в те дни, когда ей становилось дурно, если Кларисса заговаривала о прошлом, – он ведь почувствует, что я хочу его увидеть!"

Когда Айкен вошел проверить, встала ли его девушка, он увидел Зою сидящей на кровати, спиной к стене, с подогнутыми под себя и спрятанными под подол ногами. На ней было то самое белое платье, которое он помнил из снов.

– Я совершенно не умею защищаться, – пожаловалась девушка со смущенной улыбкой. Раненый глаз ее подрагивал, но она усилием воли держала его закрытым. Нетрудно было догадаться, к чему она это сказала. Сон, в котором она не смогла отвоевать тех, кто был ей дорог, только напомнил о недавних потерях и, как верх унижения – ранениях.

– Это из-за меня? Ты стала такой уязвимой из-за меня? – молодой человек потерял все мысли, до того крутившиеся у него в голове (о блинчиках и кофе со сладким коричным сиропом), бросился, обеспокоенный, к постели, присел у края, заглянул возлюбленной в лицо.

– О нет, – Зоя смущенно потерла щеку под травмированной глазницей. – как раз наоборот. Будучи менее человеком, я была и уязвима в гораздо большей степени. Иногда даже намеренно подставлялась под удар, чтобы потом последним рывком сокрушить врага. А Габриэль терпеливо лечил меня. Карл…

Зоя запнулась, вспоминая хоть что-нибудь о своем первом создателе, но на ум ничего не приходило. Все, связанное с изгнанным принцем, спало в глубине подсознания, как цветы под снегом.

– И тебе никогда не было больно? Неприятные ощущения появились только теперь?

Айкен присел на краешек кровати, осторожно, словно боялся, что его сейчас прогонят.

– Нет, так было всегда. Боль – это сигнал о том, что нарушена целостность организма. Боль – это знак, что твое тело портится. Когда ты знаешь, что ты искусственно создан, и даже если тебе оторвут руку, добрый принц приделает ее тебе обратно, на боль перестаешь обращать внимание. Учишься переть напролом. – Зоя потерла бок, машинально перенесла ладонь на колени. В ее лице заиграла странная мечтательность, словно во время ее пребывания в Аннувне боль заполняла почти все существование Виды.

– Вот как. Но откуда тогда у тебя вообще оно – ощущение боли?..

– Может быть, Габриэль наделил меня им на случай вроде этого, когда я стала бы в изрядной степени человеком. Может быть, ему нравилось смотреть, как я вскрикиваю, – девушка отвернулась. Она помнила, что сказал на эту тему сам король, но не верила в это. Габриэль был садистом с ущемленным самолюбием, так что многие его действия вполне можно было трактовать с этого ракурса.

Окно хлопнуло на ветру, распахиваясь, отчего Айкен вздрогнул, прервал сам себя на полумысли, даже не открыв рот. Зоя поежилась – то ли от ворвавшегося в комнату холода, то ли от ментального ощущения неправильности или, может быть, магического вмешательства.

– Я удивлю тебя, если скажу, что мне тут больше не нравится? Такое ощущение, словно я поймана в клетку. Я бы сказала, что лучше было остаться в Оттаве или уехать вообще в другую страну, но на самом деле причина ведь не в Халле, только кажется, что город виноват. Просто я чувствую, что время сыпется вниз, как песчинки в часах, скатывается ко всем чертям.

– Я верю, что для нас еще возможна иная жизнь, – Айкен попробовал притянуть Зою к себе, но она словно задеревенела, ее напряженная спина на ощупь оказалась жесткой и холодной, голова не согласилась лечь на плечо молодого человека, как бывало прежде.

– Для тебя все возможно. А я могла бы рассчитывать на счастливое будущее только в том случае, если бы не совершила столько убийств, – Зоя вздохнула и уткнулась лбом в колени.

– Но ни броллаханы, ни слуа не были людьми!

– Какая разница, какая разница… Самое гнусное, что мне было плевать на это, когда я их убивала. В какой-то мере я даже получала удовольствие.

– Ты была создана для этого… Было бы странно, если бы Габриэль не озаботился о том, чтобы ты… – Айкен вздохнул, не зная, как помягче сформулировать. – обязательно увлеклась этим.

Зоя подняла голову, усмехнулась, не глядя на напарника.

– Не надо меня оправдывать. Я долгое время действовала по указке Натаниэля. Так что, наверное, за то время, пока я решала сама, я успела принять немало неверных решений.

– Я не… Ох, пойми. Никто не чист, как ангел! Не ты одна поступала неправильно, я – тоже. Но ты изменила меня. Ты шла со мной рука об руку. И, когда мы очищали город от тварей, разве мы были убийцами, а не защитниками? И твой поход на Аннувн: это было смело!

– Хватит уже врать себе, Айкен, – Зоя прижала к губам сложенные в замок руки. – ты, может быть, действительно видишь в этом какую-то нравственную цель или какой-то личный мотив… Но, согласись, месть за себя или Дейва и Симонетту… Эти цели появились только сейчас. А на рожон я лезу все то время, которое существую, хотя должна бы была бежать от Сияющей страны как можно дальше. Ты сам видишь – я не бегу. Потому что я дерусь не из чувства мести или, – девушка скривилась. – чувства справедливости. Это всего лишь условности, выдуманные людьми, для сидов, выросших во Дворах, эти понятия не значат ровным счетом ничего.

– Тогда почему ты бьешься с Габриэлем, если твоя цель – не месть?

– Судьба, – Зоя расцепила руки, сжала правую в кулак. – Я просто иду на ее зов.

Девушка опустила голову и рассмеялась.

– Ты себе не представляешь, как силен ее зов! Ни один человек не слышит его так, как мы, выходцы из Дворов, – она прижала руку к груди. – Может быть, рубины и сапфиры Этайн виноваты в том, что я тоже к этому восприимчива. Я не знаю. Но это кое что-то, что я не могу перебороть.

Айкен отвернулся, чтобы Зоя не видела, как на его лице изумление сменилось отчаянием, горьким и черным, почти смертельным.

– А наши последние месяцы, тихие и мирные… Ты решила пойти против Судьбы?

Зоя покачала головой.

– Я не знаю. Но не ты ли говорил, что мне предначертано быть с тобой, а не с Карлом? Я хотела это проверить на практике.

Он, не глядя, нашел ее руку. Сжал, так что она почувствовала, как бьется в каждом пальце неровный пульс.

– Как я надеюсь на это, как я надеюсь.

Зоя встала с постели, чтобы Айкен больше ее не касался. Все-таки в том числе и он делал ее слабее, не только привычное наплевательское отношение к телу и будущему. И то, что она увидела в нем отблеск силы Рогатого Бога, значило кое-что действительно важное, но не предвещало ничего хорошего. Если Айкен стал жрецом, это добавляло им проблем. Возможно, теперь уже не получится оставить его в стороне от всей крови и жестокости, что нес в себе Аннувн. Даже если не брать его с собой, отослать – Габриэль выследил бы его, как раньше нашел Дэйва и Симонетту.

"Богиня, что я натворила!" – Зоя закурила, стоя у стола. Айкен скрипнул пружинами кровати, меняя положение.

В голове девушки еще метались мысли о недавнем сне, но боль от воспоминаний улеглась быстрее, чем Зоя ожидала. Во всяком случае, по Симонетте она все еще тосковала ощутимей. Но и перерождения Симонетты рядом с ней не было.

Зоя бросила тетрадку на стол с таким отвращением, словно то была жабья шкура.

– Если хочешь знать, чем закончилась история Вивианы и Эдмунда, прочти это.

– Ретт… Вы уезжаете?

Мистер Кинг стоял у двери, еще не надев перчатки. Он медленно повернулся, когда Вивиана окликнула его.

– Простите, миссис Купер. Мое малодушие не позволяет мне оставаться в Вашем доме.

Вивиана приблизилась к мужчине, и он увидел, что ее белки глаз и веки чудовищно покраснели.

– Я все понимаю.

– Надеюсь, что не причиняю Вам своим уходом много проблем, – озадаченно пробормотал Ретт. – Я не знал, как поступить. Подумал, что спрашивать было бы неприлично. Так что…

– Так что Вы решили уехать, – Вивиана улыбнулась, и Ретт не понял, облегченно или то была нервическая реакция на его слова. – Не терзайтесь, Вы много для нас сделали.

Девушка протянула руку, легко коснулась плеча Кинга и тотчас же ее отняла.

– Ваша помощь была неоценима. Не корите себя.

Ретт собирался сказать еще что-нибудь на прощание, чувствуя, что не может уйти вот так – после благодарности, которую с таким искренним пылом принесла ему Вивиана, но миссис Купер, чувствуя его замешательство, произнесла:

– Простите, я должна послать за священником. Снова.

– Да-да, конечно.

– Храни Вас Бог.

Ретт надел перчатки, шляпу и вышел. Вивиана притворила за ним дверь и глубоко вздохнула. На самом деле, уход Ретта был ей совершенно безразличен, как, впрочем, было бы ей безразлично его желание остаться, если бы Ретт выразил таковое. Больше уже ничего не имело для нее важности в этом мире.

Ретту и Вивиане предстояло встретиться еще раз – на похоронах мистера Тауэра, а вот то, что Уолтерс еще хоть раз посетит опустевший дом Куперов, Вивиана сомневалась. Но ей нужно было вернуть кое-какие вещи, оставшиеся от Эдмунда Уолтерсу и Марте. А в глубине души она знала, что навестит еще и Клариссу – ее просто тянуло к ней. Вивиана понимала, что ни сочувствия, ни утешения она у этой женщины не найдет, но что-то ирреальное звало ее увидеться с нею.

Вопреки ожиданиям гостьи, Уолтерс открыл дверь сам. Вивиана ступила за порог и огляделась. Судя по всему, ни слуг, ни женщины в доме не было: на всем лежал отпечаток праздности и запустения.

– Я пришла вернуть Вам… – девушка протянула сверток с книгами Уолтерса. На миг ее рука дрогнула, вспомнив, что среди них – тот самый том, "Опасные связи" де Лакло, способствовавший ее роману с покойным мужем. Уолтерс не торопился брать сверток, рассматривая гостью: обгорелые волосы едва укладывались в прическу, хотя шляпка искусно скрывала эти недостатки; от черной бархотки, перехватывавшей шею, лицо Вивианы казалось как-то по-особенному бледным.

– Вы выглядите подавленной.

Вивиана вспыхнула, губы ее дрогнули, но девушка сумела подавить гнев. Какой же, черт побери, мне быть, подумала она, я потеряла и мужа, и отца!

– Моя жизнь претерпела не лучшие изменения, как Вам, вероятно, известно.

Уолтерс кивнул, наконец приняв книги. Он провел рукой по тому месту, где только что были пальцы Вивианы, и со странной улыбкой сказал:

– Это не лучшее место для подобного разговора, но… Я не женат, Вы вдова… Понимаете меня?

– Кажется, к сожалению, слишком определенно, – девушка отступила на шаг, готовая покинуть дом Уолтерса. – Но это не те изъявления чувств, на которые я рассчитывала. Сочувствие пришлось бы гораздо более кстати.

Рэндалл с усмешкой покачал головой.

– Леди, Вы же понимаете не хуже меня, что жизнь продолжается. Нужно двигаться вперед. Смерть неизбежна. Вашей силы хватит с лихвой, чтобы выдержать любые лишения, хоть я и могу пообещать, что единственное, что сможет Вам доставить неудобство в моем обществе – только еще одна смерть и явно неблизкая. Клянусь всем светом, мне нужна такая жена, как Вы.

– В таком случае, желаю Вам ее рано или поздно найти, – сказала Вивиана. – И удачи Вам. Прощайте.

Она развернулась и пошла, гордо выпрямившись, по улице. Уолтерс не решился ее догонять.

Вивиана решила уехать из города. Лондон казался ей родным, но теперь, оставшись одна, девушка как никогда остро понимала, что только тешилась иллюзией. Любой город показался бы ей приятен, если бы Эдмунд был рядом. А теперь ни в одном месте мира ей стало невозможно найти покой. И именно это заставляло Вивиану стремиться покинуть Англию. Многие ехали в Америку – отчего б ей было не присоединиться?…

Но прежде стоило нанести последний визит.

– Зачем Вы пришли? – изумилась Кларисса, увидев на пороге Вивиану, но тут же склонила голову. – Ах, понимаю. Что ж, проходите, я распоряжусь насчет чая.

Вивиана сняла шляпку, и Кларисса довольно хмыкнула, рассматривая отрастающие пряди, погубленные огнем. Она вела себя так, словно лишь на йоту сомневалась в том, что все сложится именно таким образом. И, казалось, она прекрасно знала, что произошло в ночь битвы с Ламтонским червем.

Разговоры за чаем не касались ни похорон, ни Ламтон-холла, ни покойных отца и мужа Вивианы. Поговорили о Марте, о Ретте, об Уолтерсе. Вивиана поделилась своими планами, и Кларисса их одобрила.

– Удачи Вам, моя девочка, – проворковала она, когда гостья уже собралась уходить. Женщина даже нагнулась, желая поцеловать Вивиану, но та ненавязчиво уклонилась, отойдя к зеркалу, якобы чтобы поправить прическу.

– Вот теперь я действительно вдова, – мрачно сказала Вивиана и надела черную шляпку с вуалью. Затем вышла из дома. Кларисса подошла к окну, чтобы проводить девушку взглядом.