Открытки счастья

Для начала Оля посоветовалась с Дим Димычем насчет того, какой в его представлении должна быть новогодняя выставка.

Дим Димыч пожал плечами:

– Думаю, нам нужно рассказать о новогодних традициях, добавить всякие колядки, фольклор, Петра нашего, Первого, сюда приплести, как человека, подарившего России Новый год. Обязательно добавь в экспозицию что-нибудь милое, чудо какое-нибудь найди, что-то романтическое. Ты вообще романтичная девушка, Петрова?

Оля задумалась – да как сказать, в общем-то нет.

– Ну и хорошо, что романтичная! – кивнул Дим Димыч. – Давай, действуй. Установка, стало быть, такая – хандру и сплин на фиг, людей надо обогреть и порадовать. И никаких японских «нагори», только веселый русский праздник.

Устроить праздник означает практически выступить волшебником. Потому что создать людям праздничное настроение, – задача нелегкая, это же не корпоратив провести! Первым делом Оля решила украсить большую, под потолок, купленную для музея елку старыми игрушками. Ей показалось правильным нарядить елку в ретростиле, тем более вскоре в музей заглянула пожилая посетительница с большой коробкой елочных игрушек в руках. Женщина рассказала, что живет в соседнем доме и любит приходить в музей детства. Незнакомка призналась, что давно не наряжает елку, потому что для нее эпоха «наряженных елок» и в целом празднования Нового года закончилась со смертью ее мужа.

– Для одной себя ставить елку не хочется. Зачем? И вот получается, что елки у меня больше нет, настроения, да и жизни тоже, а елочные игрушки остались. Ну и что они будут лежать без дела? А у вас елка стоит ненаряженная, может, вам пригодятся?

Оля улыбнулась – конечно, пригодятся! И знаете что, а давайте нарядим ее вместе? Хотите прямо сейчас?

Они вдвоем наряжали елку до позднего вечера.

Немного серебряной и золотой мишуры, украсим дождиком, запустим вверх, на самые верхние ветки космонавта и игрушку-дирижабль, в густых еловых зарослях расселим лесных зверей: белок, зайцев, медведей, лисичек, добавим шишки, часы, самовары, гирлянды. И не забудем главное украшение – макушку в виде звезды, как память о той самой первой, рождественской.

Наряженная елка сверкала огнями; Оля со своей новой знакомой пили чай, и женщина рассказывала Оле про свои самые запомнившиеся, радостные встречи Нового года.

На прощание женщина сказала, что сегодняшним ноябрьским вечером у нее был праздник, самый настоящий Новый год. Впервые за много лет.

***

Оля увлеченно продумывала программу новогодних мероприятий: выставку, посвященную истории новогодних открыток, мастер-класс по рисованию снежинок, экспозицию ретрофотографий, связанных с Новым годом. Идей было много, и ей хотелось успеть осуществить их уже к началу декабря, но в конце ноября всё сломалось.

– Что случилось? – спросила Оля у директора.

Дим Димыч был похож на воздушный шарик, который проткнули – очень-очень грустный.

– Такие дела, Петрова, у нас отмена, – вздохнул Дим Димыч. – Новый год отменяется! Музей закрывается. На нас кто-то настрочил жалобу, приписал нам нецелевое использование помещения, незаконную коммерческую деятельность, нарушение санитарно-эпидемиологических норм до кучи и проведение сомнительных мероприятий для детей. Нас буквально обвиняют во всех смертных грехах.

– И что теперь? – выдавила расстроенная Оля.

– Будут разбираться, что к чему, – пожал плечами Дим Димыч, – а поскольку разбирательство дело небыстрое, в декабре музей работать не будет. А может, нас в итоге и вообще закроют, отберут лицензию или откажут в аренде помещения, она, между прочим, как раз заканчивается на днях. В конце концов найдется сотня предлогов нас закрыть.

Оля вскинулась: а есть какая-то надежда?

– Не знаю, Петрова.

На Дим Димыча было жалко смотреть.

– А что здесь будет, если у нас отберут помещение? – поинтересовалась Оля.

– Ну откроют что-нибудь, салон красоты или алкомаркет. Или что-то еще.

– Что-то еще, – машинально повторила Оля.

Даже странно – хочется громко выкрикнуть, что лично она против всех вариантов, кроме их музея, а вот говорит так спокойно и тихо. Хотя и очень грустно.

– В общем, я написал обращение в Минкульт, разъяснил ситуацию, попросил разобраться. Посмотрим, что ответят. Но сама понимаешь…

Оля понимала – вероятность того, что дракон по имени Минкульт вдруг отзовется и придет на помощь, была такой же минимальной, как у Васи Колокольцевой возможность выиграть в лотерею.

– Но как же выставка? Новый год?

– Отложим до лучших времен, – заключил Дим Димыч, – а ты давай-ка иди пока в оплачиваемый отпуск. Ну а в конце декабря будет ясно, что к чему.

– Хорошо, – сказала Оля.

– Да уж чего хорошего, – усмехнулся Дим Димыч.

– А кто написал жалобу?

– Какой-то тайный недоброжелатель, – вздохнул Дим Димыч.

– Ясно, – кивнула Оля, – это Гринч.

– Кто? – не понял Дим Димыч.

– Гринч, похититель Рождества, – пояснила Оля.

Дим Димыч пожал плечами:

– Ну это я не знаю, донос был анонимным.

…Оля прошла по тихим залам, простилась с любимыми экспонатами.

Когда она уходила из музея, елка грустно посигналила ей фонариками. Пока, Оля.

До тридцать первого декабря оставался еще месяц, но Новый год как праздник и повод для радости для нее сломался. Он отменился, перестал быть желанным. И все потому, что какой-то сволочной Гринч (а хорошо бы все же выяснить, кто эта сволочь!) решил его украсть.

***

Наплевав на Васин природный оптимизм, на Колокольцеву метелью повалили неприятности. Сначала арендодатель свиного домика строго-настрого напомнил Васе, что до Нового года она, согласно договору, должна забрать своих свиней. А потом ее бывший муж – нынешний друг Толик – вдруг объявил о том, что он женится.

Они сидели в кофейне, и ничего, как говорится, не предвещало. Вася заказала себе кусок вишневого пирога и капучино, рассказала Толе про бытие своих минипигов, которые «вот вообще, Толя, не мини, но проблемы от них огромные!», и, откусив кусок прекрасного вишневого пирога, спросила у Толи, что у него нового интересного.

И тут Толя ее огорошил. Да вот, говорит, женюсь.

После этого Толиного «нового интересного» кусок вишневого пирога прямо встал у Васи в горле, словно вишни в нем были с очень большими костями.

– Мы с Катей уже и заявление подали, – дополнил Толя.

Вася подавилась пирогом и закашлялась.

– Ты чего? – встревожился Толя.

– Да кость попалась, – угрюмо ответила Вася.

Ну а что она расскажет Толе, что ей отчасти жалко отдавать его какой-то Кате? Нет, она, конечно, желает Толе счастья, но любая женщина – собственница, и тут уж ничего не поделаешь.

– Ты ее любишь? – вздохнула Вася.

У Толи было такое лицо, как у Васиного Наф-Нафа, когда он видит Васю – исключительно блаженно-счастливое.

«Понятно, Толя, можешь не отвечать. А я, а как же я?! А как же наш клуб бывших?! Мы так с тобой дружили, ты советовался со мной по любому поводу и прислушивался к моим словам, а теперь что же? Вряд ли твоя Катя одобрит нашу дружбу».

– Кстати, я хотел посоветоваться с тобой насчет того, что подарить Кате на свадьбу, – сказал простодушный доверчивый Толик.

На мгновение у Васи мелькнула идея дать Толе такой совет, чтобы в итоге его действий эта Катя обиделась и послала его куда подальше, и Толя тогда бы навсегда остался членом клуба бывших и Васиным другом.

Но Вася была доброй девушкой, она благородно отпустила Толю в его жизнь: иди и будь счастлив. И дала ему хороший, от чистого сердца, совет насчет подарка, который бы понравился любой девушке.

На какое-то время Вася даже отчасти подрастеряла свой природный оптимизм. Когда ее психолог Галина на очередной консультации напомнила о необходимости позитивного мышления, Вася озадачилась: я и так всегда была позитивным человеком, уж куда больше и дальше, но этот факт не отменил неприятных событий в моей жизни. Тогда Галина сказала, что, если изменить какие-то вещи не в наших силах, мы все-таки должны попробовать взглянуть на ситуацию с другой стороны и увидеть в ней плюсы. Вася пожала плечами – да я всю жизнь примерно так и делаю; ладно, продолжу в том же духе.

И она честно постаралась следовать этой установке. Как быть с тем, что Толя женится и она теряет хорошего друга? Что ж, ну это же Толина свадьба, а не похороны. Хуже было бы, если бы Толик помер. Наверное… Тут Вася неуверенно вздохнула. Что работы нет – ну что-нибудь придумаем. Тем более что на днях состоится розыгрыш целых пяти лотерей, и может статься так, что выигрыш в какой-нибудь на раз решит все ее проблемы.

Вася прикупила еще билетов спортлото: десять билетов «Пять по пять» и «Вираж 84». В «Пять по пять» Вася выиграла двадцать рублей. Правда, вообще на билеты она потратила в сто раз больше. Мироздание удивило Колокольцеву своей черствостью, эти двадцать рублей вместо заказанных ею миллионов и тонн счастья казались какой-то издевкой. Мироздание не хотело ей помогать. Ну что ж, Вася вздохнула: ладно, придется прорываться самой!

А между тем вчера в новостях сообщили, что какой-то мужик из Саратова выиграл миллиард. Хорошо ему теперь там, наверное, в Саратове с миллиардом. Хотя с миллиардом будет неплохо в любом городе. А почему так – одному миллиард, а ей вот двадцать рублей? Есть в этом мире вообще справедливость или нет?

***

–Справедливости нет, – хмуро сказала Вася Оле, когда они встретились в кафе.

– И не говори, – легко согласилась Оля. – Справедливости нет.

Оля была печальна в унисон Васе.

Две грустные петербургские девушки сидели за столиком кофейни и, как фарами, перемигивались своей печалью.

Это была книга жалоб без предложений: а мужик из Саратова выиграл миллиард, а мне шиш, а мой друг Толя женится, и наш клуб бывших закрывается, и знаешь, мне жаль терять такого хорошего друга! А я вообще осталась без работы, и мой Новый год сломался.

Но по меньшей мере одна из этих девушек долго грустить не могла.

– Ладно, – махнула рукой Колокольцева, – как-нибудь устроится. Есть у меня одна идейка! А хочешь, я и тебе дело придумаю?

Оля, помня Васины авантюры и их сокрушительные провалы, вздрогнула:

– Спасибо, Васечка, не стоит, я как-нибудь сама. Иногда думаю, что, может, я просто неудачница?

Вася закатила глаза от ужаса:

– Нельзя так про себя говорить! Нужно внедрять в жизнь позитивное мышление. Кстати, давай я тебе подарю сертификат на посещение моего психолога. Сходи к ней, она дает дельные советы.

Но Оля, казалось, не слышала подругу. Она по-прежнему отчаянно переживала закрытие музея.

– Да не расстраивайся так, – вздохнула Вася. – Ну что, из-за одной дурацкой жалобы ваш музей схлопнется?

Оля пожала плечами:

– Наш директор считает, что нас, наверное, прикроют. Ему в администрации сказали, что в двадцать первом веке такой анахронизм, как наш музей, никому не нужен. А тем более если есть жалоба!

– Тайный недоброжелатель, говоришь, написал? – Вася вспыхнула, как от спички. – Ну так я найду этого недоброжелателя и уши ему отрежу.

Подумав, она добавила:

– Или скальп сниму.

Оля удивленно посмотрела на подругу.

– А что? Зло должно быть наказано! – гневно отчеканила Вася – маленький рыжий Зорро. – Мне бы только узнать, кто эта таинственная личность.

– Да, я бы тоже хотела узнать, кому мы так помешали. Нет, я понимаю, двадцать первый век на дворе, технологии, интерактивные музеи, цифровизация! – вздохнула Оля. – Но ведь должно быть что-то живое, настоящее.

Вася с сочувствием посмотрела на Олю. При всей любви к подруге она иногда считала, что Оле не двадцать восемь, а сто пятьдесят восемь лет.

Чтобы как-то взбодрить подругу, Вася метнулась к прилавку и вернулась с удвоенной порцией пирожных – ты ешь, Оля, ешь.

Но даже превосходные эклеры не могли развеять ее грусть. Оля вздыхала и смотрела за окно, где, как назло, было серо, промозгло и печально.

Вздохнув, Оля промолвила куда-то в ноябрьскую унылую хмарь:

– Ворон на ветке. Грустно.

– Ты че? – испугалась Вася и даже оглянулась назад. – Какой ворон?

– Да так, стихи, – отмахнулась Оля. – Японское хокку.

– Да не переживай ты, – Вася ободряюще потрясла эклером, – мы что-нибудь придумаем. Сейчас главное – пережить этот ужасный ноябрь. Унылый месяц, всем тяжело.

***

По дороге домой Вася купила еще тридцать билетов спортивной лотереи «Три по семь», потом подумала и докупила еще билеты спринт-лотереи. Развернув их прямо здесь же, не отходя от прилавка, Вася узрела все тот же кукиш от мироздания. Ну что ж – она по крайней мере поддерживает отечественный спорт. Не великое утешение, но хоть что-то.

По дороге домой меценат отечественного спорта Вася Колокольцева зашла в ближайший супермаркет. А в супермаркете уже подсуетились деятельные люди, эксплуатировавшие идею Нового года. Красные колпачки для доморощенных дедов Морозов всех размеров, гирлянды, шары и стеклянные звери разной степени симпатичности напоминали о предстоящих новогодних праздниках.

«Новый год! – осенило Васю. – Я тоже могу сесть в новогодние сани! Кажется, я знаю, чем буду заниматься в эти праздники!»

***

Чем заниматься в новогодние праздники, Оля не знала. Да и снега, несмотря на скорое начало зимы, по-прежнему не было. Словно бы темный ноябрь подвис, программа сбилась, и вместо декабря – опять ноябрь. И снова.

В тот вечер Оля сидела дома; настроение было «то ли повеситься, то ли выпить чаю», как говорил один прекрасный русский писатель. Но вдруг тишину лиловых сумерек разрезал дверной звонок.

Колокольцева в фиолетовой шапке «вырви глаз» влетела в прихожую с какой-то трубой и вручила ее Оле.

– Это что? – удивилась Оля.

Помпон на Васиной шапке весело запрыгал.

– Телескоп, подарок тебе на день рождения!

– Так у меня день рождения в марте! – ошалела Оля.

Вася махнула рукой:

– Да я помню, конечно, но ты такая грустная в последнее время, что я подумала: надо тебя спасать, и решила вручить подарок сейчас. Держи, будешь смотреть на звезды!

Растерянная Оля взяла трубу – спасибо!

А Вася уже вытаскивала из сумки какой-то тазик и пакет с мандаринами.

– Тут салат, я сама делала, сейчас будем отмечать праздник!

– А какой праздник?

– А такой! – Вася тряхнула рыжей гривой. – Считай, репетиция Нового года. Вот у меня в тазике оливье, а тут мандарины! А что еще надо для Нового года?

– Настроение, – грустно сказала Оля. – А его нет.

– Будем искать, – подмигнула Вася, – глинтвейн сварим!

Пакет в ее руках лопнул, и оранжевые мандарины полетели в разные стороны.

Пока Оля собирала на стол и варила глинтвейн, Вася поделилась с подругой новостями: навещала вчера своих минипигов, поздравила бывшего мужа со свадьбой, нашла себе занятие на Новый год, буду выпекать пряники и продавать их в торговом центре. Все свои новости Вася выпалила со скоростью пулемета: свиньи, Новый год, пряники.

– Васечка, ты собираешься печь пряники? – Оля постаралась ухватить самую суть.

– Ну, – Васин пулемет сломался.

– А ты разве печешь? – сильно удивилась Оля, потому что Вася никогда не выказывала в себе не только кулинарного таланта, но даже склонности его приобрести.

– Ну, теперь пеку, – рассмеялась Вася. – А что – делов-то?! Нашла рецепт русских пряников, козули называются, купила формочки для выпекания, знаешь, петухи, гуси, коты, арендовала отдел в торговом центре, там как раз новогодняя ярмарка скоро открывается, и буду продавать эти глазированные пряники. Но главное, знаешь, что?! В чем уникальность моего предложения?

Когда Вася что-то придумывала, она была одержима этой идеей и полна энтузиазма, и энергии в ней было, как у атомной станции.

Оля засыпала в кастрюлю с вином пряности, от которых по кухне тут же потянулся терпкий аромат, и вопросительно взглянула на воодушевленную подругу.

– Я буду начинять пряники разной начинкой, секретами, – пояснила Вася. – Если попадется монетка – человека ждет богатый год, перец – острый год, с приключениями, клубника, ну тут сама понимаешь, любовь и все такое. На палатке повешу плакат «Рождественские гадания на пряниках» или «Козули удачи», еще не решила. Хорошая идея, да?

– Хорошая, – кивнула Оля.

– Просто я не могу сидеть без дела, ты же знаешь, – улыбнулась Вася. – Так что до старого Нового года буду мутить с пряниками, а после праздников придумаю что-нибудь другое. Ну а ты, Оль, что? Рефлексия, думы о высоком, куча прочитанных книг?

Оля пожала плечами:

– Примерно такой сценарий. Все надеюсь, что, может, наш музей откроется. Глинтвейн готов, идем праздновать непонятно что.

Оля выдала Васе уютный клетчатый плед, и подруги вдвоем забрались на подоконник, где уже стоял поднос с кувшином обжигающего ароматного глинтвейна, блюдо с мандаринами, тарелки с едой и свечи.

Подоконники в Олином старом доме такие широченные, что на них можно жить, а из окна открывается вид на городскую площадь. На площади уже поставили большую елку, которая сейчас светилась огнями.

Глинтвейн обжег теплом, и подруг потянуло на задушевные разговоры.

Очистив мандариновую шкурку, Вася пожаловалась:

– На самом деле, Оль, и у меня бывает хандра и все такое. А в последнее время у меня сплошная непруха. Вот думаю, в чем причина? Может, я человек плохой?

– Ты хороший человек, – убежденно сказала Оля. – Очень хороший. Просто бывают периоды, когда не везет.

– Но у меня затянулся. – Вася глотнула еще глинтвейна.

Вася с Олей обнялись.

– А хочешь, я тебе минипига подарю? – предложила Вася.

Оля вежливо улыбнулась – да нет, не стоит.

После глинтвейна сварили какао; ну а что, в борьбе с хандрой надо задействовать все меры сопротивления и усилить их воздушными эклерами. Потому что горячий какао с эклерами и дружеское тепло – проверенное средство в борьбе с хандрой и с любым, в том числе душевным, ненастьем.

После разговоров поставили старый, любимый фильм. Трогательная, местами грустная, местами смешная история – большой город, людей много, все несчастные, одинокие, и все очень хотят простого человеческого счастья, для себя и для близких.

Горела свеча, за темными окнами накрапывала какая-то морось, то ли дождь, то ли снег, а в комнате было тепло и уютно.

Гора мандариновых шкурок на подоконнике росла.

Подруги засиделись до полуночи, и Вася заночевала у Оли.

***

Утром Колокольцева натянула фиолетовую шапку с помпоном, поцеловала Олю и ускакала.

А минут через пять после того, как она ушла, раздался звонок в дверь.

Со словами «Вась, ты что-то забыла?» Оля открыла дверь.

На пороге стояла не Вася, а хмурый мужик в одежде работника почты.

Услышав свою фамилию, Оля кивнула – да, это я.

Почтовый курьер протянул ей бандероль.

– Я вроде ничего не жду, – растерянно заметила Оля.

– Скоро праздники, Новый год, – строго сказал почтальон. – Никто не ждет, а они случаются.

– Кто «они»? – окончательно растерялась Оля.

– Ну чудеса всякие, подарки, – пожал плечами почтальон.

Суровый дядька на работника резиденции Деда Мороза никак не походил – в обычной синей униформе, усталый.

– В общем, вы, главное, распишитесь в получении, а там уж как-нибудь разберетесь!

Когда дядька ушел, Оля раскрыла бандероль. Внутри оказался аккуратный, перевязанный ленточкой сверток, на котором было написано: «Для Оли».

ГЛАВА 4

ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО

Внутри свертка оказалось несколько перьевых ручек, пара баночек чернил и пачка старых открыток. Бегло оглядев кипу открыток, Оля заметила, что только одна из них, самая верхняя в пачке, лежащая как бы отдельно от остальных, подписана.

На ней прекрасным каллиграфическим почерком (такой почерк мог быть только у одного человека на свете!) было выведено: «Дорогая Оля, поздравляю тебя с наступающим Новым годом! Прими в подарок от меня эти открытки. Оленька, в канун Нового года подпиши их добрыми пожеланиями и раздай людям. От меня же тебе только одно пожелание – просто будь самой счастливой! Любящая тебя Вера Павловна».

«С наступающим, Вера Павловна!» – вздохнула Оля и коснулась карточки с такой нежностью, словно руки Веры Павловны.

Оля перебирала открытки и вспоминала тот морозный декабрьский день, случившийся восемнадцать лет назад, когда она познакомилась с Верой Павловной.

***

Санкт-Петербург

Декабрь, 2005 год

Грустная Оля шла из школы вдоль замерзшей реки Фонтанки. И то, что завтра Новый год, любимый праздник, ее сейчас совсем не радовало. Сегодняшняя тройка в четверти по математике, которую десятилетняя Оля несла домой в дневнике, была для всегдашней отличницы Петровой тяжелой, как гора, ношей. Ко всему прочему, днем в школе Оля умудрилась поссориться со своей подругой Васей Колокольцевой. А отчего, зачем? Вася что-то выпалила, Оля не сдержалась, и – поссорились. И вот еще одна тяжесть на сердце. Снег валил уже сильной метелью. Оле хотелось поскорее оказаться в родных стенах, спрятаться от всех и, может быть, даже поплакать.

Она вошла в парадную старого здания, в котором жила, и тут поняла, что потеряла или забыла дома ключи от квартиры. Теперь придется до вечера ждать маму, пока та не придет с работы. Оля присела на ледяной подоконник в подъезде и уставилась в промерзшее окно. На лестничной клетке приоткрылась дверь, и на площадку вышла Олина новая соседка – пожилая женщина в темном платье.

Позже, сопоставляя, Оля подсчитала, что Вере Павловне тогда и шестидесяти не было. Какая уж пожилая? Впрочем, когда тебе десять лет, все, кому больше тридцати, кажутся тебе людьми серьезного возраста.

Увидев соседку, которая недавно переехала в их дом, Оля кивнула: здрасте.

– Здравствуй! Давай знакомиться! – предложила соседка. – Меня зовут Вера Павловна, а тебя?

Узнав, что Оля потеряла ключи, женщина пригласила девочку к себе: идем пить чай, это лучше, чем сидеть в холодном подъезде.

Оля оглядывалась по сторонам – квартира Веры Павловны была скромной, без затей. Ничего лишнего: много книг и старых черно-белых фотографий, репродукций русских художников на стенах.

Вера Павловна поставила чай. Оля, все еще не выходя из состояния насупленной печали, молчала. Хозяйка расставляла на столе чашки, разливала в розетки сливовое варенье и чему-то улыбалась. За окном шел снег, такой густой, что казалось, будто кто-то затянул город белой завесой.

Вера Павловна посмотрела в окно и произнесла:

Первый зимний дождь.

Обезьянка – и та не против

Соломенный плащик надеть…

Оля представила эту обезьянку и невольно рассмеялась: вот идет по Фонтанке обезьяна в соломенном плаще, ну дела! Сегодняшняя тройка, ссора с Васей стали тускнеть, как будто теряться в метели, а настроение, словно бы Вера Павловна тихонько подкрутила какой-то нужный рычажок в правильную сторону, улучшаться. Увидев в комнате банки с чернилами и листы бумаги, испещренные буквами, Оля подошла к столу. Вера Павловна протянула девочке старую перьевую ручку, обмакнула перо в чернильницу и предложила Оле попробовать написать какую-нибудь фразу, ну хотя бы изобразить точку.

Лист бумаги был белый, как снег за окнами, как белое полотно Фонтанки. Оля взяла перо и коснулась им бумаги. На белом снегу листа появился черный знак, похожий на какой-то птичий след.

Вера Павловна в это время написала что-то на своем листе и протянула его Оле. «Не стоит обижаться на мир, когда в нем столько прекрасного!» – прочла Оля. Она поняла намек, но ее поразило другое.

– Какой у вас красивый почерк! А где вы так научились?

Вера Павловна рассказала, что уже много лет увлекается каллиграфией – искусством красивого письма, и этому умению ее когда-то давно научил человек, с которым она познакомилась в северной экспедиции, где работала топографом.

В тот день Оля и не заметила, как наступил вечер – мама, должно быть, уже пришла с работы, а значит, можно было бы вернуться домой. Но Оля так хотела научиться ставить точку восемью способами, о которых ей рассказала новая знакомая, что забыла обо всем на свете.

После той зимы пришла другая и – следующая со своими снегопадами. Зимы сменяли друг друга, звенели весенние капели, над Петербургом вставали белые ночи, золотели и краснели осенние клены – Оля росла. И так получилось (настоящая удача – встретить человека, под присмотром которого ты сможешь расти в полную силу своей души), что Вера Павловна всегда была рядом.

Завязалась дружба. Всякий раз в состоянии «унылой печали», как в тот сумрачный день их знакомства, Оля приходила к Вере Павловне за напоминанием о том, что глупо злиться на мир, когда в нем столько прекрасного.

«Прекрасным» Вера Павловна делилась щедро – она научила Олю искусству «красивого письма», привила ей любовь к каллиграфии, поэзии и к долгим прогулкам, во время которых они разговаривали обо всем на свете.