Последний поцелуй жнеца

– Не обращай на меня никакого внимания. Я просто наблюдаю.

Я спокойно налил себе бокал эля, стараясь казаться бесстрастным, несмотря на бурлящие в голове мысли.

– Прости… Я просто… – она прикрыла губы рукой в тонкой перчатке и нервно сглотнула.

– Нет, нет, нет! – я быстро вмешался, подняв руки в успокаивающем жесте. – Не надо. Ты здесь простая дева. А я – просто я. Припоминаешь?

Я говорил мягко, надеясь развеять ее смущение и напомнить, что мы не более чем два человека, разделившие вечер в таверне.

Сандрина на мгновение замешкалась. Но потом, она медленно кивнула, как бы находя утешение в моих словах.

На ее лице, которое теперь приобрело нежно-розовый оттенок, появилось подобие улыбки. Словно пелена бледности спала с неё, обнажив скрытую под ней красоту. В этот момент меня охватило чувство гордости. Возможно, я все-таки был хорошим секретарем.

Мерцающий свет свечей отбрасывал тени на потертые стены, придавая помещению секретности.

– Неужели, чтобы услышать себя в толпе, нужно кричать, перекрикивая других, или искать место, где молвишь слово только ты? – размышляла вслух Сандрина, вспоминая недавний инцидент ее тщетной попытки добыть газету.

Прислонившись к стене, девушка изучала оживленный зал, словно расшифровывая скрытые в нем послания.

– Зачем же искать? Это пустая трата половины жизни. Есть более легкий путь… Заставить других поверить, что здесь… Только ты можешь молвить слово, – мой голос оказался странно низким. Видимо, эль.

Я протянул девушке кружку в знак товарищества, но она отказалась, качнув головой. Эта особа теперь раздражает меня ещё и своим нежеланием предаваться простым радостям жизни.

– И как же, прости, этого добиться?

Ее взгляд встретился с моим.

– Во-первых, никому не говорить, как. Иначе все узнают, – нарочито спокойно проговорил я, делая глоток горькой жидкости. – Во-вторых, первое ты уже слышала.

– Умно, как глупо. – признала она с призрачной ухмылкой. – Глупо, как умно…

– Как есть.

Я поглядывал на девушку с растущим интересом, отмечая, как ее печальные глаза сканируют таверну, наблюдая за появлением и уходом посетителей.

Как по заказу, к нашему столику направились двое мужчин, их смех громко разносился по забегаловке. Я сразу узнал в них жнецов, их растрепанный вид свидетельствовал о тяжелом рабочем дне.

– Эскар!!! Сколько лет?! Темный Лорд! – воскликнул один из них, Марли, широко ухмыляясь.

– Не знал, что ты так высоко меня кличешь, Марли. Темный Лорд? Серьезно? – лукаво парировал я.

– Посмотри-ка на него, Грег! Каков плут! – хихикнул Марли, похлопав меня по спине.

Я перевел взгляд на Сандрину. В ее глазах читалось удивление и любопытство. Сия реакция позабавила меня сполна.

Как оказалось, мои коллеги по ремеслу были полны решимости поразить ее своими пьяными историями о наших выходках. Но я знал, что информация о том, что мы жнецы, не сойдёт с их губ. Мы не имели права разглашать своих должностей перед смертными. Не настал ещё тот день, когда баронесса узнаёт, что я вовсе не секретарь ей. А смерть ее.

Эти двое не уходили, пока каждый из них не отшутился по три раза подряд, борясь за возможность заслужить неуловимую улыбку моей спутницы. Но глупцы так и не поняли, что эта дама, сидящая за моим столиком, уже потратила свой дневной лимит пары улыбок на меня.

Я закатил глаза, как мне показалось, уже в пятый раз, а смущенная Сандрина, не в силах больше сдерживаться, коротко кашлянула, и на ее фарфоровые щеки медленно опустился румянец.

Изрядно перебравшие пива жнецы, не обращая внимания на собственное поражение, продолжали состязание, не подозревая, что ее внимание и улыбки здесь, всегда будут принадлежать отныне лишь одному.

– Так кто же были эти добрые господа?… Я имею в виду, чем они занимаются? – поинтересовалась баронесса. Ее пальцы рассеянно выводили замысловатые узоры на полированном деревянном столе.

– Изволишь угадать? – на моих губах заиграла озорная ухмылка.

Она посмотрела на меня, ее глаза были полны невинности.

– Хм… Быть может, церковные служители?

Хах. Догадка близка, но так наивна!

У меня мелькнула опрометчивая мысль открыть ей правду, но я решил не делать этого. Не стоит обременять ее хрупкую душу знаниями о том, что жнецы так близко. Не стоит напоминать о ее просьбе покинуть этот мир. Пока…

Я попытался направить разговор в более приятное для меня русло, отвлечь ее внимание от теней, таящихся в царстве жатвы.

– …Могу ли я узнать, чем интересуется леди в свободное время?

– Читаю книги, – просто ответила она.

– …Какие книги?

– Все, которые я могу найти в поместье. Правда, наша библиотека совсем небольшая… Всего три тысячи томов.

Я не мог не поднять бровь от ее своеобразного определения "небольшая". Три тысячи томов могли бы занять смертного на всю жизнь, а она говорит о них, как о какой-то газетенке на вечер.

Мысль ненадолго задержалась на том, что баронесса, должно быть, провела в стенах той библиотеки бесчисленное количество часов. Тяжесть такого одиночества была невообразимой, и я не мог представить себе, что в жизни захочу прочесть столько. А она… у меня была вечной.

Пасмурные глаза Сандрины приковали меня к месту, ища ответы, которые я не был готов дать.

– Как ты думаешь, почему в наше время люди так боготворят жнецов?

Я сделал паузу, на мгновение опешив. В вопросе прозвучала проницательность, не соответствующая ее образу.

Опустив взгляд, я дал себе время собраться с мыслями. Баронесса заслуживала ответа, который соответствовал бы ее искреннему любопытству.

– …Люди боготворят жнецов, потому что они, по-своему, приносят в наш мир равновесие, – начал я с оттенком притворства. – Их предназначение может показаться мрачным и зловещим, но они следят за тем, чтобы цикл жизни и смерти не прерывался. Это важно.

Я сделал паузу, давая понять, что все сказанное мной имеет значение и резонно. Ликер, который я так резко проглотил, теперь обжигал горло.

– Однако откуда ж мне знать? – пробурчал я, морщась. – Я же лишь секретарь твоей личной жизни.

Сандрина тихонько вздохнула, пожимая хрупкими плечами.

– Раз уж ты привел меня в заведение, где жнецы – частые посетители, я подумала, что ты знаешь и более глубокий ответ.

Шестеренки в моей беспросветной голове начинают вертеться, и я вспоминаю очевидное любопытство в ее глазах, когда она время от времени изучала толпу и декор между нашими разговорами. Должно быть, смышленая девчонка догадалась, что эта забегаловка популярна не только среди смертных. Но и у тех, кто их пожинает.

Я пораженно выдыхаю, кивнув.

– Смертные посетители их обычно боятся… Страх заставляет людей подчиняться им. Жнецам, я имею в виду, – констатировал я, делая глоток из своего бокала.

Все это время, внимательно наблюдаю за ней, ища хоть какие-то признаки того, что она не так наивна, как кажется.

– Страх не всегда подавляет волю… Иногда, страх, делает человека опаснее, чем что-либо другое. Не страх заставляет их подчиняться жнецам, – ответила Сандрина, поражая меня.

Сейчас она выглядела далеко не тем нежным цветком, за который я ее принимал, наслаждаясь видом и ароматом.

– А что же, по-твоему, заставляет, позволь спросить?

– Слепой трепет перед чем-то большим, необъяснимым. – заявила она, устремив взгляд на одну из эмблем жнецов над камином.

Казалось, что в ее взоре оседает сама пелена туманных земель.

– Ведь жнецы могут делать то, что смертные, к сожалению, не могут – забирать жизнь.

– Возможно… Но страх – главная движущая сила этого слепого благоговения. Мы не можем этого отрицать, – возразил я, с грохотом опуская свой бокал, что невольно заставило наш разговор прерваться.

Но тут, к моему облегчению, она заговорила снова.

– Любовь – противоядие. Любовь лечит все страхи, – прошептала девушка, и на ее губах появилась мимолетная улыбка. – Кое-кто из моих близких говорил так… Давным-давно.

Кто именно, я невольно задумался. Родители, друзья?… Столь глубокие чувства вряд ли можно было почерпнуть из чего-то другого, кроме непосредственного опыта.

– А что, если в основе этих самых страхов лежит любовь? – добавил я, не желая отпускать нить философской дискуссии, которой я так давно жаждал.

Улыбка воспоминаний не сходила с ее лица, но я все же уловил в ней нотки грусти.

– Возможно и так… Ведь любовь может быть как маяком и света во тьме, так и предвестником наших самых глубоких страхов. Я думаю… Это парадокс, к которому мы должны относиться с крайней осторожностью.

Ее слова задели во мне спящую сущность, заставив остановиться и задуматься о неразлучной природе любви и страха. И почему я раньше не задумывался об этом?…

В воздухе повисла пауза, навеянная самоанализом. Сандрина, погрузившись в раздумья, больше ничего не говорила.

– Скажи, дорогая баронесса, – рискнул я, слегка наклонившись вперед. – Если ты поняла характер здешней клиентуры, то почему не удивилась этому открытию?

Ее взгляд было устремился на меня, и в этот момент я почувствовал неловкость. В ней было что-то… Отталкивающее, но это еще и больше интриговало меня.

Она скрестила руки, выглядя уязвимой.

– У меня очень узкий спектр эмоций.

– А. Это на многое проливает свет, – фыркнул я.

– Я рада привнести ясности в ваши потёмки, сэр. – что-то на подобие усмешки сорвалось с ее губ.

…

Она попросила черного чая, как и подобает для леди Дэсмура, и я, не будучи джентльменом, выполнил ее пожелание с охотой. Хью поставил передо мной поднос, заставленный глиняными чашками с ароматным бергамотом.

Взирая на все это, на губах зародилась злая ухмылка. Идея, темная и озорная, возникла в моих чертогах.

Собрав все свои трезвые силы, я покинул кухню, пробираясь по извилистым коридорам и поднимаясь к личным покоям на чердаке.

Распахнув тяжелую дверь, я вошел в гостиную, застывшую во времени. На стенах висели покрытые пылью полки с книгами и всякими древними артефактами. Огромный дубовый шкаф, до краев заполненный эликсирами, снадобьями и различными ядами.

Руки чесались от нетерпения, пока я рылся в банках и склянках моих предшественников рода. Среди всего этого хаоса внимание привлекла небольшая янтарная склянка.

Я злобно ухмыльнулся, в голове пронеслись мысли о баронессе, ее отрешенном взгляде и мрачном лице.

Быстрым движением я извлек несколько капель содержимого флакона и позволил им упасть в ее ничего не подозревающую кружку.

Мысль о ее возможной боли, о ее скрытом отчаянии, заставила меня остановиться на трёх каплях.

Думаю, вполне достаточно для такой хрупкой комплекции…

– Что же ты делаешь?! – пронзил тишину женский голос.

Темный-темный разум

– Делаю то, чего не должны видеть твои красивые глазки, – прошептал я Эльвире, избегая прямого зрительного контакта с ней.

В воздухе повисло невысказанное напряжение, словно сама комната затаила дыхание.

– Но если они всё-таки это увидели, – продолжил я, мой голос был низким и размеренным, – то этот красивый ротик должен молчать об этом.

Тяжесть моего взгляда усилилась, когда я повернулся к ней, делая медленные шаги, чтобы сократить расстояние. В комнате стало темнее, тени заплясали по стенам, тяжесть моего взгляда охватила ее.

Эльвира скрестила руки и прислонилась к косяку двери. Она всегда обладала острой интуицией, и сейчас не могла отделаться от ощущения, что здесь маячит что-то зловещее.

– …Иначе что?

Слова повисли в воздухе. В глубине души она знала, что мой ответ не будет приятным.

– Никаких "или-или", – огрызнулся я, и в моем голосе прозвучало жуткое спокойствие. – Я не скажу тебе, каковы будут последствия. И это самое страшное, птичка.

Ее кличка сорвалось с моих губ, как горько-сладкое напоминание о той связи, которая нас когда-то связывала.

Эльвира нахмурила брови, в ее глазах отразилась смесь разочарования. Она уже привыкла к моему суровому характеру, но в этот раз, понимала, что что-то изменилось.

– Эскар… Ты неизменен, – вздохнула она, смиренно качая головой.

Сердце ее болело от тоски по тому человеку, которого она когда-то знала. Она тосковала по общему смеху и украдкой брошенным взглядам, по озорной улыбке, которая когда-то принадлежала только ей одной. Но теперь, это казалось ей лишь блеклым воспоминанием, ускользающим с каждым днем.

…

Моя усмешка несла в себе двойной смысл, это была ловкая маскировка. Баронесса, не догадываясь о моих замыслах, с каждым мгновением становилась все более красноречивой и подвыпившей. Все это было частью моего стратегического плана, который до сих пор безупречно выполнялся.

– Вы ведь знакомы со здешними жнецами? – неожиданно спросила она.

Лукавый блеск заплясал в моих глазах.

– Возможно.

Отставив чайную кружку с успокоительным средством из корня Кава-кавы. Девушка наклонилась ко мне, заговорщически улыбаясь.

– В книгах о них ничего нет… Расскажи мне немного о жнецах, пожалуйста. Нет. Расскажи мне все, что ты только знаешь, прошу.

Я усмехнулся еще шире, понимая, что сейчас в моих руках ключ к разгадке заинтриговавшей меня тайны.

– Нет, лисичка. Так не пойдёт.

Ее нежная ответная улыбка заставила меня пересмотреть свой подход. Эта женщина заслуживала большего уважения, чем я ей оказывал раньше.

– …Как же тогда пойдёт?

Я немного поразмыслил над ее вопросом.

– Я могу рассказать тебе только суть. Большего, к сожалению, такие смертные, как я, и не знают. Как и ты, дорогая баронесса. Так и я. А суть такова… Никто не знает, обрекает ли себя на большие страдания тот, кто просит о смерти, или жнец, выполняющий приказ, не подчинится которому он не может.

Она молча обдумывала мои слова, прежде чем посмотреть на меня со всей своей меланхоличностью.

– Скорее всего, и то, и другое. Не считаешь?

– Ах, баронесса! Ты только усугубила ситуацию. – заметил я, улыбаясь.

– Если истина так невыносима для ушей, чтобы ее говорить, то, думаю, мы все обречены на большие страдания… Молчание убивает.

Я мрачно ухмыльнулся, признавая весомость ее слов.

– Тогда, хорошо, что еще есть такие души, как ты.

К моему удивлению, она зеркально повторила мое выражение, подмигнув.

– То же самое можно сказать и о вас, мистер Мортес.

– Я приму это как комплимент.

– Не стоит.

В наступившей тишине из нас обоих полился смех, неудержимый и наполненный нотками безумия. Это был момент абсурда, извращенного чувства юмора, понятного только нам.

Когда смех утих, Сандрина неосознанно положила свою руку без перчатки на мое оголенное запястье.

Неожиданный телесный контакт нарушил ход моих мыслей, резко вернув меня в реальность. Жнецы, как и я, чувствительны к аурам и тактильным контактам, привычны… Но ее прикосновение было неожиданным и застало меня врасплох.

Прежде чем она успела убрать руку, я сорвал свою перчатку и переплел наши пальцы – дерзкое движение, чтобы прочитать ее насквозь.

Я заглянул в ее глаза, ища в них уязвимость, которую она никогда раньше не показывала. В тот же миг я почувствовал острую боль в груди, будто в сердце вонзились иголки.

Я тут же отдернул руку, обескураженный ощущением.

Что, черт побери, происходит?! Неужели ее аура настолько сильна, что может повлиять даже на мою? Да ещё и с каким острым напором!…

– Прошу меня извинить! – воскликнула Сандрина, с чувством вины в глазах, и поспешно направилась в уборную.

Я остался один, потеряв дар речи, пытаясь избавиться от охватившего меня странного чувства гнета.

Погрузившись в мысли, я понял, что нечаянно пролил на себя эль, оставив некрасивое пятно на некогда девственной блузе.

Уставившись на свои пальцы – те самые, что несколько минут назад так интимно были переплетены с ее, я сжал их в кулак до боли.

В голове возникло лишь одно слово, поразившее мое раздробленное воображение – "…любопытно".

…

Когда я вернулся в квартиру во второй раз, мое настроение, конечно, отличалось от первоначального. Но, по крайней мере, теперь я знал, что за зловещей просьбой о жатве души баронессы стоит не она. Либо она обладала исключительно сильным разумом, не поддающимся воздействию Кава-кавы – корня, открывающего истину, либо кто-то другой дергал за ниточки этой мрачной игры и приказал мне убить ее через запрос. Жаль, что контракт о жатве эфемерный, поддающийся лишь конам мироздания, где нельзя прочитать ни имени заказчика, ни фамилии…

Отбросив на время эти мысли, я стащил с себя испачкавшуюся блузку и швырнул ее на диван. Я направился в спальню, чтобы найти что-нибудь более презентабельное.

Закрыв за собой дверь, я обнаружил, что грязной блузки на диване уже нет.

И тут я услышал мурлыканье Эльвиры, доносящееся из кухни. Невольно скрипнув зубами, я последовал на знакомый звук.

Она чистила плиту, и, к моему удивлению, сами комнаты казались более прибранными. Мне стало интересно, какие эгоистические причины побудили ее к внезапной уборке.

– Я сегодня рано освободилась с работы и подумала… Почему бы не прибраться в нашей квартире? Давно не было уборки, – объяснила девушка с нотками энтузиазма в голосе.

– …В нашей квартире? Милая, ты опять ударилась обо что-то головой на кухне как в тот раз? С каких это пор ты считаешь, что живешь со мной?

Вместо ответа подруга положила швабру и отвернулась. Без предупреждения она поскользнулась на свежевымытом полу и неуклюже налетела на меня, вцепившись в мои плечи.

– Отпусти мою блузку, Эльвира! Если только… ты не собираешься снова разорвать ее на части, как в прошлый раз?

Ее палец, украшенный угольным лаком, скользнул по моей обнаженной части груди, вызывающе приподнимая воротник блузки.

– Думаешь, я буду против? – прошептала она, озорно сверкнув карими глазами.

– Я буду. – мой голос стал холодным, и по ее лицу пробежал тревожный холодок.

Она неохотно отпустила меня, расправив ладонями ткань.

Я налил себе стакан ромашки, пытаясь очистить свой запятнанный разум.

– …Зачем, во имя Тьмы, ты притащил сюда эту, казалось бы, беспомощную и избалованную наследницу Дома Лорелей, Эскар? – прошипела птичка, в ее словах сквозило раздражение, хотя она и пыталась замаскировать его под задушевную беседу.