Гиппогриф Его Величества

Прогулка закончилась вскоре после разговора в беседке. Утонувший в размышлениях, Калеб даже не сразу заметил, что они вернулись к стойлу, чем вызвал у всех легкое беспокойство. Некоторое время они просто стояли на месте, а затем он чему-то решительно кивнул и спешился. Будто из воздуха возник Йерн и взял Бланша под уздцы.

– Прикажете распрягать? – спросил мужчина.

– Да, завтра подготовь его для утренней прогулки.

– Как вам будет угодно, – поклонился он и заметил, что Калеб не спешил уходить. – Будут ещё приказания?

– Следи в оба глаза за его здоровьем, – строго сказал он. – Если что-то случится, немедленно докладывай мне лично. В крайнем случае найди Гледа или Карда, – охранники приосанились. – Но ничего не говори другим. Ни слугам, ни магам. Понял?

Йерн кивнул:

– Слушаюсь, Ваше Величество.

Калеб одарил его долгим взглядом, почему-то нахмурившись, а затем потрепал Бланша по голове и подал знак охранникам. Они направились обратно во дворец. Солнце осветило их удаляющиеся фигуры, и почему-то Калеб показался особенно маленьким рядом с двумя рослыми молодыми мужчинами. Впрочем, долго наблюдать за ними не вышло. Бланша увели прочь. Йерн лично занялся им: снял седло, проверил, не натерло ли оно кожу, осмотрел подковы, затем вымыл его и тщательно пригладил перья. Он делал всё чрезвычайно заботливо и осторожно, и это подкупало. От мужчины не чувствовалось опасности, поэтому Бланш позволил ему сделать всё, что нужно, а затем отвести в загон, где уже ждала чистая вода и еда.

Остаток дня прошел спокойно. Йерн крутился рядом, выполняя работу. Он тщательно вычистил стойло, натер седла, а также стал внимательно наблюдать за всем вокруг. Бланш помнил, что мужчина раньше не заботился о нем. Обычно этим занимались мальчишка-конюх и иногда лекари, ведь в основном он спал и редко выходил наружу. Почему вдруг к нему приставили Йерна, оставалось загадкой. Животная часть Бланша не увидела в этом ничего особенного и восприняла как данность. Однако человеческая всерьез обеспокоилась и захотела задать тысячу вопросов. Если бы у неё появилась возможность говорить, она бы без остановки спрашивала о волнующих темах несколько часов подряд.

С тех пор, как осознал себя, Бланш впервые получил так много информации к размышлению. Никто не стремился ему ничего объяснять, ведь его воспринимали животным – более разумным, чем обычное, но недостаточно разумным, чтобы вести осмысленные диалоги. Изначально сам он не особенно интересовался положением дел в империи, ведь сперва хотел обрести внутреннюю гармонию, однако сегодняшний день вынудил его вновь начать думать о том, что происходит. В каком положении находился Калеб, а вместе с ним и все остальные, и как оно могло отразиться на нем.

Очевидно, дела в империи складывались не лучшим образом. Отец Калеба – предыдущий император – погиб. Как и когда это случилось, Бланш не знал, однако это принесло много проблем. Во-первых, на престол пришлось взойти Калебу, пусть тот был слишком юным для трона и тяготился новыми обязанностями. Во-вторых, это заставило соседние королевства обратить внимание на империю. Калеба, неопытного и маленького, как птенца, норовили заклевать более сильные особи. Они также могли начать на него давить из-за смерти отца, который не довел какое-то важное дело до конца. Бланш откуда-то понял, что это было связано с Рипсалисом и тигиллами. Ни его животная часть, ни даже человеческая не смогли внятно объяснить, почему пришли к такому выводу. Было сложно простроить такую длинную логическую цепочку, опирающуюся на воспоминания о двух коротких разговорах, и Бланш несколько раз терял её на середине. В конце концов, он решил принять это пока на веру.

Несмотря на то, что с каждым днем удавалось мыслить всё лучше и делать выводы быстрее, кое-что пока оставалось недоступным. Человеческая часть Бланша скучала по фантомному времени, когда могла выстраивать размышления, ничуть не напрягаясь.

До глубокой ночи разум полнился догадками, и не было ничего удивительного в том, что ему явился сумбурный сон о последних событиях. В нем Бланш гулял вместе с Калебом, то и дело натыкаясь на дворцовых служащих, фрейлин и аристократов, и все они одаривали недобрыми взглядами. В них смешивалось недоверие с презрением, но заворачивалось в обертку уважения. Это было отвратительно. Бланшу хотелось разогнать всех этих людей, чтобы они не расстраивали Калеба, но ничего не получалось. Оставалось лишь терпеть и смотреть, как напряженные плечи юного императора каменеют, а взгляд наполняется упрямством и печалью, которые вытесняют некогда сияющие там радость и любопытство.

Бланш проснулся недовольным и расстроенным. Солнце постепенно поднималось из-за горизонта, освещая дворцовый сад, но пришлось прождать ещё достаточно много времени, пока не пришел Йерн. Мужчина выполнил свою работу и вскоре вывел Бланша на улицу. Позже пришел Калеб в сопровождении верных охранников.

Бланшу показалось, что Калеб тоже выглядел подавленным, а охранники – напряженными больше, чем обычно. Впрочем, ничего особенного они не сказали. Прогулка прошла спокойно и буднично, чем ещё больше взволновала Бланша, ведь он чувствовал, что случилось нечто плохое. Болтливые охранники снова начали рассказывать истории, но в их трепе не оказалось ничего стόящего. В итоге, во время прогулки Бланш немного размялся, побегал, поиграл, полетал и погряз в переживаниях за своего человека. Когда его вернули в стойло, Калеб ушел, не оборачиваясь.

Как бы Бланшу ни хотелось узнать, что происходит, – ничего не получалось. Он остался один на один с Йерном, а мужчина не имел привычки болтать попусту. К счастью, вскоре пришел другой слуга. Он поставил мешок овса и, воровато оглядевшись, тихо спросил:

– Слышал, что случилось вчера вечером? – его глаза загорелись от возбуждения, но Йерн лишь нахмурился.

– Мне не интересны пустые сплетни.

– Брось, это совсем другое, – поспешил заверить тот, и Бланш заинтересованно поднял голову. – Мальчишка-служка императора умер. Отравился, когда пробовал еду!

Йерн резко обернулся и посуровел. Животная часть Бланша испуганно вскинулась, заклекотав. Он поднялся на лапы и пошел к мужчинам, но те лишь смерили его взглядом, не восприняв всерьез.

– Глупости, – сказал Йерн. – Какой дурак подсыпет яд, когда всю еду Его Величества проверяют?

– Стражники шептались, что это не для убийства, а для устрашения, – сказал слуга, тараща огромные глаза и почти подпрыгивая от возбуждения. Бланшу остро захотелось клюнуть его в темечко. – Чтобы показать новому императору, что он недолго продержится на престоле. Он ведь не единственный наследник.

Йерн отвесил ему оплеуху.

– Тише, дурак! – рыкнул он. – Жить надоело? Зачем говоришь такое рядом со мной? А если решат, что мы хотим причинить вред Его Величеству? Убирайся отсюда и не смей больше со мной разговаривать.

Йерн схватил его за плечо и со всей силы толкнул так, что слуга едва не упал на мощеную дорожку. Обернувшись, тот зло сощурившись.

– Всё печешься о своей шкуре, а ведь должен ненавидеть этого пацана, – прошипел слуга. – Или радуешься, что снова получил тепленькое местечко? Сначала гиппогриф императора Корнелиуса, теперь этот… – он бросил полный ненависти взгляд на Бланша, и тот сделал несколько шагов, раскрывая крылья, и угрожающе топнул лапой. – Опомнись, пока не поздно, и выбери правильную сторону.

– Кажется, у тебя снова проблемы со слухом, – сказал Йерн. – Моя единственная правильная сторона – это забота о гиппогрифах императорской семьи. Всё остальное меня не волнует. А теперь исчезни, пока я тебя не прибил. Или пока с тобой ни разобрался кое-кто иной.

Бланш издал пронзительный крик, а затем метнулся вперед, собираясь раздробить клювом голову слуге. Тот с визгом бросился прочь. Любому гиппогрифу не составило бы труда догнать его, однако Йерн поспешил остановить его. Мужчина, рискуя попасть под горячую руку, бросился наперерез, и Бланшу пришлось отступить. Переполненный злобой, он с силой толкнул его крылом, а затем ушел обратно к стойлу. Он запомнил внешность и голос слуги, который возбужденно обсуждал неудавшееся покушение на Калеба, и понадеялся, что встретит его в будущем. Тогда он доведет дело до конца, чтобы такие мерзкие люди не появлялись во дворце.

Обдумывая план, Бланш улегся на своем месте и прикрыл глаза. Спустя несколько минут к нему подошел Йерн.

– Я понимаю, почему ты разозлился, – сказал он, опускаясь рядом. Бланш показательно отвернулся. – Вы, гиппогрифы, гораздо более разумные существа, чем все привыкли думать. Не удивительно, что тебе захотелось проучить Хана, раз он говорил такие ужасные слова о твоем хозяине. Но убивать его за болтливость – не выход. Это создаст лишь больше проблем Его Величеству, а сейчас у него и без того нелегкие времена.

Бланш не согласился с этим, а потому продолжил глядеть в другую сторону. Йерн тяжело вздохнул.

– Я знаю, что ты понимаешь меня, поэтому подумай. Будет ли Его Величество рад узнать, что ты учинил беспорядок сразу, как выздоровел?

Слова упали, как камни, посеяв опасение в душе Бланша. Оно оказалось до того неприятным и холодным, что захотелось спрятаться. Распахнув крылья и проехавшись по лицу Йерна перьями, Бланш опустил голову и накрыл её ими. Разговор закончился. Мужчина простоял рядом ещё несколько минут, а затем ушел. Кажется, он взялся за работу снаружи стойла, но Бланша это не интересовало. Голову снова наполнили мысли, а животная и человеческая части вступили в борьбу. Противоречия раздирали душу на части.

С одной стороны, Бланш хотел размозжить голову тому слуге, ведь он открыто радовался, что Калеб едва не умер. С другой стороны, в словах Йерна была доля истины. Если бы он после странного ритуала начал буянить и нападать на людей, все могли решить, что так на него повлияла магия. В таком случае трудно было предсказать последствия. Калеб мог спустить ему всё с рук, посчитав событие несчастным случаем. А мог, например, запереть в стойле или велеть магам вернуть его в прежнее состояние, обеспокоившись, что агрессия будет расти со временем. Раньше Бланш даже не стал бы задумываться, как отреагирует Калеб, ведь тот никогда бы не причинил ему вреда, однако теперь мысли об этом не выходили из головы.

Дело было даже не в том, что Бланш осознал себя и свою человеческую часть, а потому мог понемногу размышлять и сопоставлять факты, а в том, что Калеб изменился. С тех пор, как умер отец, он выставил вокруг себя щиты угрюмости и замкнутости. Улыбка стала такой же редкой, как снег в середине лета, а взгляд резал глубже самого острого клинка. Если раньше Калеб не позволял себе неуважительного отношения к старшим, то теперь сквозь зубы шипел, что отправит верховного мага на плаху. О том, с каким холодом он общался с матерью, и вспоминать не хотелось. Из яркого, жизнерадостного ребенка Калеб превратился в озлобленного, хмурого правителя, которому страшно было попасть под горячую руку. Бланш не удивился бы, узнав, что в порыве гнева он казнил кого-то.

Вместе с плащом императора Калеб надел на себя многие беды, отчего его блеск померк. Животная часть Бланша по-прежнему любила его, несмотря ни на что, и хотела защитить ото всех тягот мира, однако человеческая начала опасаться. Двойственность ощущений сбивала с толку. Придавливала к земле. Бланшу казалось, что его разрывает на части, однако ничего не мог с этим сделать. Оставалось ждать, когда обе части придут к взаимопониманию, и уже тогда решать, как поступить.

С такими мыслями Бланш и остался.

Он думал, что следующая встреча с Калебом состоится утром, когда они снова пойдут на тренировку, однако тот внезапно появился в стойле глубокой ночью. Точно вор, он тихонько проник к нему, плотно закрывая за собой дверь. Если бы слух Бланша не был настолько острым, было бы сложно различить чужие шаги снаружи. Оба охранника безмолвно застыли у дверей. В это время Калеб пересек стойло и подошел ближе. Он опустился около Бланша и обнял его за шею, утыкаясь носом в перья. Его плечи задрожали.

Маленький, хрупкий и испуганный, как ребенок, он доверчиво приник к Бланшу, и от этого в душе всё перевернулось. Захотелось спрятать Калеба, обогреть и защитить. Укрыть ото всех бед, чтобы ему не приходилось вновь сталкиваться с трудностями правления и ужасами покушения. Чтобы он смог спокойно провести юность, с удовольствием проживая каждый день. Если бы только Бланш знал, как помочь ему, он бы сделал всё ради этого. Однако он был лишь гиппогрифом – ездовым животным, которое совсем недавно избавилось от болезненности. В его силах было лишь накрыть Калеба крылом, создавая иллюзию защищенности, и тихонько заклекотать что-то успокаивающее и нежное.

Это не особо помогло.

Калеб сжался и задрожал сильнее, стискивая пальцами перья. Казалось, он долго сдерживался, терпел и храбрился, а потому теперь его так разбивало на части. Порывистое, свистящее дыхание вырывалось из груди, но не было слышно ни слова. Какие бы страхи ни овладели Калебом, он не собирался озвучивать их. Как и плакать. Ни одна слезинка ни сорвалась с ресниц, хотя ему явно хотелось этого больше всего. Он из последних сил сдерживался, чтобы окончательно не развалиться, и Бланшу ощущал почти физическую боль, смотря на это.

В каком ужасе жил его дорогой человек, если мог проявить эмоции лишь здесь? В темном стойле. Среди овса и сёдел. Наедине с гиппогрифом.

Бланш прижал его к себе крылом сильнее и принялся мягко перебирать клювом волосы, отвлекая от тяжелых переживаний. И животная часть, и человеческая в едином порыве захотели позаботиться о нем. Сейчас не была важна ни рациональность, ни преданность, ни разумность. На передний план вышло умение сопереживать, коим обладали обе стороны личности Бланша, и он не стал противиться желаниям. Как мог, он поддерживал Калеба, постаравшись огородить его хотя бы от участи проживать страхи в одиночестве.

Прошел почти час прежде, чем Калеб отстранился. Он выглядел бледным и осунувшимся, под глазами залегли тени, а всегда расправленные плечи опустились.

– Я в порядке, – сказал он, скорее для себя, чем для Бланша. – Просто немного устал.

Бланш легонько толкнул его крылом и посмотрел самым укоризненным взглядом, на какой был способен. Калеб грустно улыбнулся.

– Даже ты мне не веришь, – вздохнул он. – Хотя это не удивительно, ведь ты всегда понимаешь, в каком настроении я на самом деле. От тебя ничего не скроешь, верно?

Бланш горделиво поднял голову, чем заставил его посветлеть лицом.

– Мой хороший, – мягко сказал Калеб, гладя его по голове. – Спасибо, что ты есть.

Они просидели вместе ещё некоторое время, пока Калеб не начал клевать носом. Дрожь и напряжение в плечах пропали, и он начал сонно тереть глаза, наконец расслабившись. Бланш слегка подтолкнул его в сторону двери, намекая. Коротко улыбнувшись, Калеб кивнул и ушел. Хотелось верить, что остаток ночи он провел спокойно и его не мучили кошмары и волнения. Сам Бланш не смог похвастаться глубоким сном, ведь его ещё больше взволновало положение дел во дворце. Он задумался, действительно ли Калеб не обзавелся доверенными сторонниками, рядом с которыми было бы безопасно, или он настолько впал в панику, что перестал чувствовать себя свободно даже с родными. Оба варианта звучали ужасно, но один из них точно был верен. Бланш не сомневался в этом.

Утро началось привычно – с появления Йерна. Он показался Бланшу более мрачным, чем обычно, но внимание заострилось не на нем, а на ином событие – а именно, на появлении на пороге стойла верховного мага Эдгара в сопровождении Калеба. Мужчина принес с собой множество каких-то сияющих камешков и пару книг. Он о чем-то переговаривался с Калебом, который держал в руках большую тетрадь, и тот с уже привычным хмурым выражением лица кивал и задавал уточняющие вопросы.

– Уверяю, Ваше Величество, – сказал Эдгар, раскладывая вокруг Бланша камешки. Калеб дал знак сидеть смирно. – Ваш гиппогриф в полном порядке. Как только я напитаю тигиллы магией, они засияют, словно солнце, что подтвердит мои слова.

– Будем надеяться, что так и будет, – холодно отозвался Калеб, ничуть не похожий на того уставшего, испуганного парня, который приходил ночью. – Если в них отразился хотя бы одна алая искра, я буду очень рассержен.

Уголок губ Эдгара дрогнул, но гневная гримаса не появилась на лице. Маг лишь стукнул посохом о землю, закрыв глаза, и воздух задрожал. Бланш почувствовал, как нечто невидимое надавило на него, заставив немного пригнуться, а затем проникло под кожу. Было неприятно. Больно. Он вскинул голову, издав пронзительный клич, и вдруг внутри всё дрогнуло. Животная и человеческая части вспыхнули, точно подожженные пламенем, их стало тянуть в разные стороны, но связь оказалась слишком крепкой, чтобы разорваться.

К счастью, боль и странные ощущения прошли так же внезапно, как появились. Бланш устало опустил голову, прикрывая глаза в попытке остановить завертевшийся мир. Однако это не помешало услышать полный горечи и злобы голос Калеба.

– Эдгар! – прорычал он, сделав несколько шагов вперед. – Тигиллы алые. Полностью алые! Что ты натворил?

Впервые голос мага дрогнул.

– Ваше Величество… – сказал он, и послышался шелест страниц. – Такая реакция кристаллов мне знакома. Я видел такую, когда мы тестировали ритуал на других животных. Мне тяжело это признавать, но, кажется… мы допустили ошибку.

Воздух потяжелел, и Бланш кожей ощутил, как вспыхнула ярость Калеба. Если бы мог, он бы схватил мага за грудки и как следует врезал ему, в этом не было сомнений.

– Что с ним? – сквозь зубы выдавил он. – Отвечай, Эдгар!

Бланш приоткрыл глаза, справившись с головокружением, однако лишь для того, чтобы увидеть ужасную картину.

– Ваше Величество, душа гиппогрифа изменилась. Боюсь, это уже совершенно другое существо…

Калеб закаменел, и от того, насколько потерянным и полным ужаса стало его лицо, разбивалось сердце. Он ушел. Гордо подняв подбородок и расправив плечи, покинул стойло. Однако всё в нем разваливалось на части. Бланш видел это. Чувствовал. Он попытался подняться и броситься следом, но тело ослабло после ритуала, а потому он не смог сделать ни шага. Ему оставалось лишь беспомощно лежать, глядя на растерянного мага, который судорожно листал страницы книги, и слушать, как удаляются шаги его дорогого человека.

Глава 4. Разум и чувства

– Что-то он совсем загрустил, даже играть не хочет, – сказал Кард, вздохнув. Бланш лениво посмотрел на него, но остался лежать на траве.

Было тоскливо. Веселая тренировка с чучелами, изображающими потенциальных противников, не доставляла радости, как обычно. Не хотелось раздирать их когтями, рвать клювом, лягать задними лапами – любое движение казалось слишком утомительным. Бланш чувствовал себя так, будто снова заболел, хотя знал, что это невозможно. С тех пор, как его магически усилили, кости и мышцы стали крепкими, а способность противостоять инфекциям возросла в разы. Физически он пребывал в полном в порядке. Однако эмоционально – нет. Было плохо настолько, что в кои-то веки даже летать не хотелось.

Глед и Кард давно заметили его удручающее состояние. Как могли, они пытались расшевелить его, но каждый раз терпели неудачу. Вкусности, которые ежедневно приносил Кард, вставали у Бланша поперек горла, а новые виды тренировок от Гледа наводили уныние. Сегодня пришлось и вовсе ограничиться легкой пробежкой, ведь ничто иное не отозвалось в сердце, а силы слишком быстро покинули тело. Бланш улегся в тени дерева, положив голову на передние лапы. Мужчинам пришлось сесть рядом на траву и вновь погрузиться в размышления.

– Неудивительно, что ему так плохо, – сказал Глед, сложив руки на груди. – Его Величество уже две недели не появляется. Гиппогрифы очень привязаны к хозяевам, и длительная разлука для них всё равно, что пытка. Вспомни, как Бланш переживал, когда мы уходили в походы.

– Верно говоришь, – закивал Кард и погладил Бланша по голове. – Говорят, он болел чаще и сильнее, когда Его Величество уезжал. Тоскует, бедняга.

Бланш не сдержал тяжелый вздох. Градус напряжения возрос.

– Хуже всего то, что он знает, что Его Величество здесь, – сказал Глед. – Ссоры и недопонимания – самый страшный яд для таких, как он.

– Мы можем что-то сделать? – не спуская глаз с Бланша, спросил Кард, и его мозолистые руки стали двигаться нежнее. – Ты ведь такой умный, Глед. Придумай что-нибудь.

Тот нахмурился, и в его глазах отразилась работа мысли. Казалось, мужчина перебирал в голове бессчетное число вариантов будущего, оценивая их, дополняя или отметая. Он до того напрягся, что из его ушей, казалось, вот-вот мог повалить пар. Бланш перевел на него взгляд, но не пошевелился. Чтобы не нарушить его концентрацию, Кард даже стал дышать через раз и только с открытым ртом глядел на сложный мыслительный процесс.

– Сдаюсь! Я понятия не имею, что делать, – воскликнул Глед несколько минут спустя и рухнул на спину, закрывая лицо руками.

– Врешь, – отозвался Кард, пнув его в голень. – У тебя всегда есть план. Просто ты опять считаешь его слишком сложным или ненадежным.

Глед отвел взгляд, когда его поймали.

– У меня есть одна идея, – протянул он с сомнением. – Но я не знаю, как её претворить в жизнь. Нет никаких гарантий, что всё сработает и что мы не сделаем хуже. К тому же, Его Величество…

– Глед, – строго прервал товарищ. Бланш в легком интересе поднял голову. – Выкладывай.

– Ладно, ладно, – воскликнул тот и сел, скрестив ноги. – Только, если всё провалится, не надо винить меня в этом.

– Я сейчас тебя стукну.

– Итак, план! – хлопнул он в ладоши. – Мы должны показать, что, несмотря на результат ритуала, Бланш всё тот же гиппогриф, которого знал Его Величество. Оспорить тот факт, что его душа изменилась, мы не можем, но в наших силах показать, что его чувства остались прежними.

– И как это сделать? – переглянувшись с Бланшем, спросил Кард.

– Хороший вопрос. Думаю, для начала нужно, чтобы Бланш делал то же, что до ритуала. Например, пытался оторвать пуговицы его мундира, взлетал на крышу дворца или легонько бодал его головой при встрече.

– Точно! Его Величество всегда улыбался, когда он так делал. Но разве этого хватит?

Глед покачал головой.

– Вряд ли, поэтому нам тоже придется постараться, – сказал он, и Кард захлопал глазами, как удивленная сова. – Нужно понять, что означает «изменение души», о котором говорил верховый маг, и как это могло повлиять на личность Бланша. Затем настаивать в разговорах с Его Величеством, что это только звучит страшно, а на самом деле – не так уж изменило его гиппогрифа. Если всё пройдет хорошо, то мы сможем доказать, что ничего кардинально не поменялось, и Его Величество успокоится.

Кард и Бланш снова переглянулись.

– И это твой лучший план? Я ожидал чего-то… бо́льшего.

– Я слушаю твои идеи, гений.

Кард вскинул руки и замотал головой.

– Всё, молчу, – поспешил сказать он. – Ты же знаешь, мое дело мечом махать, а головой работаешь у нас ты. Значит, нам надо к верховному магу?

– Точно, – кивнул Глед и перестал испепелять его взглядом. – Он должен рассказать нам всё о ритуале, и тогда можно будет более детально обсудить план и наши разговоры с Его Величеством. Идём.

Бланш поднялся на лапы, и Кард задумчиво окинул его взглядом.

– Слушай, тебе не кажется, что он слишком хорошо стал нас понимать? – спросил он, вставая. – Я имею в виду сейчас не команды. У меня такое чувство, будто он осознал каждое слово из нашего разговора.

Глед, окинув взглядом Бланша, медленно кивнул.

– Наверное, об этом увеличении разумности говорил верховный маг, – сказал он, а затем, прикинув что-то в голове, приложил руку к подбородку. Человеческая часть Бланша забила в тревожный колокол, предчувствуя проблемы, однако мощным пинком была отправлена животной частью в дальний уголок сознания. Глед поймал его взгляд. – Бланш, ты понимаешь, о чем мы сейчас говорим?

Человеческая часть снова рванулась, чтобы перехватить контроль. К несчастью, ей не удалось этого сделать, а потому спустя миг Бланш утвердительно качнул головой.

– О! Он кивнул! – воскликнул Кард, хватаясь за сослуживца и начиная трясти его от переизбытка эмоций. – Ты видел? Он кивнул нам! Кивнул!

Глед огромными глазами уставился на него и даже не сразу вырвался из крепкой хватки. Лишь освободившись, он снова о чем-то задумался, а затем спросил:

– Ты знаешь, что это такое? – он указал на дерево, под которым они сидели. Бланш кивнул. – Это облако? – он помотал головой из стороны в сторону. Со стороны Карда донеслись какие-то нечленораздельные возгласы то ли восхищения, то ли ужаса. – Это дом? – снова отрицательный ответ. – Это трава? – Бланш не согласился. – Это дерево?

Он кивнул.

– Надо рассказать Его Величеству! – воскликнул Кард и рванул ко дворцу, однако Глед успел поймать его. Мужчина остановился не сколько из-за хватки, сколько от неожиданности. – Только не говори, что надо сохранить это в тайне. Его гиппогриф научился общаться. О таком нельзя молчать!