Школа. Никому не говори. Том 5

Руфия Липа

Школа. Никому не говори. Том 5

Глава 1.

«Я выбрала самый рискованный способ из всех возможных, чтобы задеть Сэро за живое… – Люба, беззвучно застонав от тревоги, переполнявшей сердце, накрыла котлеты крышкой, чтобы мясо пропарилось и стало мягче. – Лучше бы и дальше сопела в тряпочку… Где были мои мозги?!.. Стоп, всё: хватит истерить – и так еле двигаюсь со страху, ни фига не успеваю! Семь часов, а я ещё не привела себя в порядок».

Девушка сотню раз пожалела, что позвала его. Окружающие считали Имира человеком холодным, замкнутым, неприступным, властным и тяжёлым на характер. Больше всего Любе не хотелось, чтобы после опрометчивого приглашения пугающая сторона примерного Ибрагимова развернулась к ней лицом.

«Какая муха меня укусила? Ведь совсем и не думала его приглашать… Спонтанно как-то получилось… Удивительно, что Имир согласился! Он так странно наклонился ко мне и глазами сверлил! Наверно, понял, что я хочу его брату напакостить… Вот и неправда! Просто с языка сорвалось. Хотя на Сэро в тот момент я очень злилась, потому что задолбалась. Все его защищают, куда ни посмотри: Камилла, Денис, Ната, ну и Имир, само собой! Родной брат, всё-таки. Хоть бы кто о моих чувствах подумал, хоть разочек побеспокоился! – переживала тихоня. – Нет, никто и никогда. Все на стороне Сэро, а я – так, сбоку припёка. Что мне делать с Имиром? О чём болтать? Романы Достоевского обсуждать, что ли? Не хочу, хоть он и крутой собеседник. Сама напросилась, блин! Придётся делать хорошую мину при плохой игре. Надеюсь, он с часик посидит и восвояси утопает».

Люба накрыла стол красивой белой скатертью и щедро заставила едой, как учила мама: «Гости должны чувствовать себя у нас, словно в доме родном!» Приготовила картофельное пюре, напекла котлет – постоянные атрибуты застолий на Солнечном 27. Открыла несколько банок с зимними салатами, малиновое и клубничное варенье, помня, что именно эти сладости первыми улетели со стола, когда мальчики спонтанно навестили её втроём. Едва вернувшись, она шустро прибралась и помыла полы, но спокойнее от выполненных наспех хозяйских дел чувствовать себя не стала. Её продолжало колбасить от волнения и страха мелкой дрожью, затормаживающей движения.

Поспелова никак не могла принять решение: мыть голову и переодеться в симпатичное домашнее платье, что Сэро подарил ей в Краснодаре, или остаться с хвостиком да в пропахшем готовкой, повидавшем многое халате. Ради приличия, учитывая, что Имир – родной брат Сэро, стоило прихорошиться и выглядеть достойно, дабы не подмочить репутацию. Но Люба настолько боялась отличника да не хотела, чтобы тот у неё не дай Бог задержался, что серьёзно подумывала оттолкнуть парня неопрятным нарядом и несвежей причёской. Приценившись, что в необозримом будущем ей, возможно, придётся краснеть перед всей компанией за бабий неряшливый прикид, если Имир об этом расскажет, девушка всё же согрела чайник и начала купаться в тазике в котельной.

«Может, повезёт, и Имир не придёт… Ага, не придёт, но сдаст Сэро, что я его пригласила, и в понедельник тот где-нибудь меня придушит! Или зачморит у всей старшей школы на глазах… Мамочка родная!.. Ой, а если они вообще припрутся сюда вдвоём, и Сэро за то, что я Имира посмела позвать, как наваляет! Или Имир заявится типа один, а Сэро спрячется снаружи под окнами и будет подслушивать, а потом зайдёт неожиданно и скажет всё, что обо мне думает? Ещё хуже вариант, если они Дена прихватят… Ох, Денис меня навсегда-пренавсегда уважать перестанет!»

Бурная фантазия под давлением неуверенности, страха ошибки да беспочвенного чувства вины, богато взрощенного Александрой Григорьевной, старательно рисовала сцены параноидальные, пугающие и донельзя нелепые. Если бы Имир имел возможность познакомиться с этими самыми сценами, что покалеченное воображение нежной фиалки Любы Поспеловой сейчас порождало, то крепко бы расстроился, а то бы и оскорбился.

Люба отжала над тазиком мокрые волосы, надела трусики и обнаружила, что домашнее платье из-за нервной рассеянности оставила в спальне вместе с большим полотенцем.

«Чёрт бы, курицу, побрал! – зло выругалась, взбесившись от досады, подросток, выйдя голяком из котельной в гостиную. Низкая температура большого жилья тут же дала о себе знать, и Любина кожа мгновенно вздыбилась гусиными мурашками. – Коридор надо за секунду пересечь, или нахрен околею! К вечеру так холодает, что фиг согреюсь потом. Не сидеть же при Имире в толстом мамином махровом халате».

При воспоминании об уродливом растрёпанном халате Шуры Поспеловой Люба брезгливо поморщилась, задрожала от сквозняка, обдавшего нагое тело, едва открылась дверь в никогда не отапливаемый коридор, да столкнулась с отличником, стоявшим у входа в дом с веранды и, видимо, только что вошедшим.

Оба застыли в немом молчании. Люба от шока не смогла даже закричать, лишь хлопала широко распахнутыми глазами. Ошарашенное лицо Ибрагимова вытянулось, аккуратные чёрные брови взлетели на лоб, челюсть отвисла, но юноша, сглотнув, всё же смог с горем пополам вернуть себе невозмутимый вид. Кое-как улыбнувшись, он шутливо произнёс:

– Вот это да! Меня так ещё никто не встречал!

Реакция внезапно вернулась к школьнице. Разморозившись, она пулей влетела назад в гостиную. Тут же сообразив, что одежда всё-таки находится в спальне, девушка чуть приоткрыла дверь и подала голос, предательски дрожавший от унижения:

– Это… Мне надо как бы в комнату…

– Не вопрос! – отозвался смущённый Ибрагимов. – Я отвернусь, а ты пройдёшь, хорошо?

– Спасибо! – девочка стремительным бегом пересекла коридор, мельком глянув на спину отличника. Оказавшись в своей берлоге, она, чтобы окончательно не ударить в грязь лицом, решила перебороть ужас, накативший волной от случившегося, поэтому, приоткрыв дверь, волнуясь, с запинками затараторила из щели:

– Извини, пожалуйста!

– За что? – невинно поинтересовался оставшийся в коридоре брюнет.

– За мой видон!

– Не парься! Я ничего не видел, – ответил ровесник и тут же деликатно добавил: – А если б и увидел, то ничего разглядывать бы не стал.

Сказанное оконфузившуюся Поспелову мало успокоило.

– Проходи в гостиную, там всё накрыто! Ты рано пришёл!

– Нет, я вовремя.

«Не может быть! – Девушка рывком глянула на часы, висевшие над рабочим столом. Они показывали двадцать ноль семь. – Кошмар!!! Какая же я копуша!»

– Точно, вовремя! Извини меня ещё раз!

– Забудь, Люба! Ничего страшного не случилось, – заверил её гость, проходя в гостиную.

– Как ты прошёл мимо нашего бешеного Туза?

– Спокойно, ещё и погладить его успел! Хороший пёс, ласковый. Одевайся давай и прекрати заморачиваться.

Дверь в гостиную прикрылась. Люба на негнущихся ногах подошла к кровати да в немом отчаянии сползла вдоль изножья на холодный пол.

«Туз – скотина неблагодарная! Предатель блохастый! Разок погладили месяц назад – и он раскис! Ну что за сторож бестолковый?! Если б не ты, я бы не осрамилась! Какое унижение! За что?! Что за подстава, мать вашу?!» – тихоня нервно обхватила руками колени да вжалась в изножье так, что казалось, будто она старается превратиться в гусеницу, заползти под кровать, в пыльную темноту спрятанных пакетов, а после схорониться за плинтусом, чтобы её уж точно никто не нашёл.

Сцены, подобные случившейся, школьница видела в романтических фильмах. Они, эти сцены, казались ей довольно милыми и забавными. Но, попав в похожий переплёт, она не испытывала ничего, кроме жгучего стыда да отвращения.

«Охренеть, позорище! Это ж надо так опростоволоситься! Дурынды кусок! Кто за временем следить должен, а?!.. Как с Имиром за одним столом теперь сидеть? Не хочу выходить и смотреть ему в глаза! Какой срам!» – причитала она, покачиваясь, пока не обнаружила, что часы уже оттикали добрых двадцать пять минут.

Десятиклассница подлетела, надела платье с кокетливой красоткой Минни Маус, больше похожее на длинную, до середины бёдер, футболку, да потемнела, вспомнив, что все капронки постираны и сушатся на улице. Обругав себя опять за короткую память и несобранность, Люба поняла, что на ноги, кроме тонких носков, надеть нечего. Большой холодный дом от ласкового доброго апрельского солнца прогреться не успел, и без колготок высок был шанс сидя за столом замёрзнуть. А в высоких толстых колючих латаных-перелатанных уродливых маминых носках Поспелова не появилась бы перед Имиром ни за какие шанежки.

Вообще на Солнечном 27 насчёт носков и колготок цвела отдельная тема. Рваное, растянутое да ветхое по много раз штопалось, а новое ни под каким предлогом не покупалось ради якобы экономии средств. Александра была готова выбросить деньги на ненужную в хозяйстве ерунду, зато смело ходила на работу в дырявых колготках, объясняя неряшество словами: «Голь на выдумки горазда!» Болтаясь с повесой по Краснодару, Люба, уставшая от маминой придури, прикупила немало красивых носков и сейчас искренне хвалила себя за предусмотрительность.

«Лучше околею, чем выставлюсь клуней! Имир одет всегда с иголочки, поглаженный да отутюженный, будто с подиума слез! Вещи на нём ладно сидят! Так что, дорогуша, никаких маминых уродов-носков! Хорошо башку додумалась вымыть да переодеться! – Юная особа глазела в зеркало. – А то бы выглядела мерзкой вонючей какашкой! Ай, если начну черепушку сушить феном-доходягой, ещё полчаса пройдёт! Меня в гостиной кое-кто наверняка проклянёт».

Поспелова вышла в коридор, подошла к приоткрытой двери в гостиную, но войти не решилась. Она слышала, как поскрипывает под парнем стул, и зажмурила от удушливой робости глаза. Школьница настолько боялась зайти да посмотреть в лицо отличнику, случайно увидавшему её нагой, что не могла никаким усилием воли заставить себя взяться за ручку, поэтому так и стояла у входа, переминаясь с ноги на ногу на стылом дощатом полу.

– Люба, всё хорошо? – внезапно поинтересовался Имир.

– Да-да, конечно! Всё супер! – пойманная с поличным, она мигом распахнула дверь, зашла да шустро примостилась на стуле, вытянувшись по струнке.

Ибрагимов, чувствовавший себя, в отличие от хозяйки, вполне уверенно, внимательно и спокойно оглядел приятельницу.

– Мне показалось, у тебя трудности.

– Нет-нет, ни капельки!

– Ты минут пять за дверью стояла, но почему-то не входила – я слышал скрип половиц, да и тень твоя в просвете мелькала.

Тихоня, покраснев, вытаращилась на брюнета. Он невозмутимо добавил:

– Волосы мокрые. Почему не высушила? В доме холодно. Простынешь.

– Ничего страшного! – небрежно отмахнулась девочка, приподняв над полом озябшие ступни в тонких носках. – У нас фен – редкая колымага! Полчаса мучиться буду. Не хочу, чтобы ты зря время тратил и ждал…

– Потрачу и подожду, – перебил Ибрагимов. – Иди сушись.

Старшеклассница чуть пошевелилась, неуверенно глядя на гостя.

– Иди суши, говорю, – мягко, но требовательно повторил отличник. – Я пока чайник поставлю да чай заварю. Вернёшься, он как раз и пристынет. Чего сидишь? Давай-давай!

Деревянная от неловкости, Люба оторвала зад от стула и почти вышла было вон, но притормозила на выходе.

– Я пюре приготовила и котлеток нажарила, как ты меня учил…

– Да ну?!.. Приятно слышать!

– Еда тоже остынет…

– Не переживай, подогрею. Микроволновки нет, смотрю. Ладно, на плите похозяйничаю. Позволишь?

– Позволю. – Девушка застенчиво улыбнулась и вынырнула за дверь.

Она не заметила, как высохли волосы, пока размышляла у зеркала, почему паникует. Частично дело было в Натальиных словах о влюблённости гордого медалиста, которые запали ей глубоко в душу. Если до этой новости Поспелова просто уважала Имира, почтительно глядя на него снизу вверх, то теперь инстинктивно опасалась. Школьница имела честь наблюдать, как показывали девочкам своё расположение Тимофей, Сэро, Денис да Илья, но никогда не наблюдала ничего подобного от Имира. От равнодушного и холодного, как сосулька, красивого статного парня противоположный пол мог поиметь только сдержанную улыбку да вежливую отстранённость. Большего Люба и не видела, в том числе по отношению к своей персоне.

«Откуда Ната выскребла эту идиотскую мысль? Если он в меня влюблён, то почему относится ровно, как и к другим? Как вообще ведёт себя влюблённый Имир? – Поспелова прикрыла глаза, но то, что нарисовало воображение, устрашило её. – Будто робокоп? Ах-ах-ха-ха, нет, не его пальто! Словно домострой? Будет отчитывать избранницу за плохо поглаженные вещи и критиковать еду? Закроет дома да заставит книжки умные читать, потому что не приветствует танцульки, в отличие от брата?.. Ой, кошмар! Бр-р-р!»

Потом школьница припомнила, что совсем не испугалась его прошлого прихода, потому что тогда парни были втроём, и среди них больше всего веселья наводил разнузданный, скорый на потеху Сэро. А в этот раз она оказалась с Имиром один на один, в пустом доме, да ещё умудрилась телесами посветить. Вот же клуша!

Поспелова так тщательно копалась в своих страхах, что напрочь забыла, как пришедший по её же приглашению юноша сидит в гостиной совершенно один уже около часа, терпеливо выжидая странную хозяйку. Он не выдал ни капли раздражения, да ещё взял на себя заботу по столу.

– С возвращением! – Ибрагимов улыбнулся вошедшей девочке. – Котлеты вкусные получились! Прости, но две штуки я втихомолку умял.

– Ах-хах, мелочи! – засмеялась она и тут же покраснела.

Брюнет положил в тарелки подогретую еду, поставил перед сверстницей, а затем снял картонную крышку с торта. Весь ажурный, белоснежный, с восхитительными нежными розочками, торт ничего иного, кроме слюноотделения, вызвать не мог.

– Надеюсь, попал с выбором?

– О да! – упоённо пролепетала Люба. – Красивый какой!

– Рад угодить! Ещё, если заметила, я салаты немного накренил в одиночку. Проголодался больно.

– Ой, правда?.. Здорово, что моя еда съедобна! – выдохнула тихоня, а потом, вздрогнув, резко молвила: – Один пришёл?

– Разумеется! – изрядно удивился Имир. – Ты же пригласила только меня. Или я неправильно понял? Наверно, ещё ждала Сэро?

– Вот его уж точно не ждала! – поспешно открестилась Поспелова и демонстративно задрала нос. – Просто показалось…

– Что?

– Ничего. Не важно. Лучше поговорим о чём-нибудь!

– Хорошо. Давай! – согласился парень, ложкой зачерпнув пюре с тарелки. – Какая тема интересует?

– Любая. Но только, чур, не Достоевский!

– Ах-ха! Ну даёшь, Любонька! Даже о нём и не думал! Чем тебе Фёдор Михайлович не угодил?

– Тяжковато читается. «Униженные и оскорблённые» еле одолела и чуть не сдохла! Обороты речи такие вычурные, что башка опухла.

– Вот оно что! Меня роман «Бесы» впечатлил. Два раза перечитал и как пример в задании на олимпиаде привёл.

– О-о-о! – с почтением выдала Поспелова. – Какое место занял?

– В пятёрку вошёл.

– Круто! А что будет, если первое займёшь?

– По стране? В МГУ автоматом на бесплатную основу зачислят.

– Обалдеть! Метишь туда?

– Да не особо. В олимпиадах участвую ради азарта, не больше.

– Не может быть! Неужели там учиться не хочешь?

– Люба, кроме МГУ, в России огромное количество других престижных вузов имеется. На универе имени Ломоносова свет клином не сошёлся. У меня есть год, чтобы окончательно решить с профессией да начать готовиться к поступлению.

– Думала, ты определился уже…

– Вроде да, но сейчас опять выбираю.

– Блин, офигеть, а я вообще не парюсь! – выпалила она и тут же сконфузилась.

Ибрагимов, непринуждённо рассмеявшись, ненароком бросил взгляд вниз. Кожа ровесницы из-за холода покрылась пупырками, а коротковатое платье не хотело прикрыть ноги, как бы школьница его ни оттягивала, – наоборот, одёжа подло задиралась всё выше и выше.

Поспелова заметила, что её разглядывают, и невольно сжалась. Повисло неловкое молчание.

– Вот мне интересно, – вновь заговорила Люба, покусывая робко нижнюю губу. – Валентину Борисовну не парит, что ты в олимпиадах участвуешь, тетради других классов по её просьбе проверяешь, а она всё равно позволяет себе придираться да оценки портить?

– Нет, её не парит, – улыбнулся гость. – Поверь, Борисовна чувствует себя вполне комфортно. И я – тоже. Тетради соглашаюсь проверять не для неё, а для себя. Чтобы руку набить да грамотность повысить. С олимпиадами – то же самое.

– Просто Валя потом хвастается, что твои успехи – её заслуга.

– Пусть. В какой-то степени она права.

– Твоя мама, наверно, много книг читает, а ты – в неё весь?

– Много читает мой папа. У него высшее образование. А у мамы – училище. Кругозор и начитанность – это про отца, а мать умная чисто по-житейски. Ты же любовь к чтению от Василия Михайловича приобрела, не так ли?

– Ну да, есть такое…

– Часами сидишь в библиотеке, читаешь и читаешь. Раньше с утра до вечера сидела, сейчас – реже.

Старшеклассница быстро подняла на него взгляд, в котором застыл немой вопрос. Отличник смело посмотрел в ответ и прозорливо улыбнулся.

– С седьмого класса за тобой наблюдаю. Всегда одобрял то, что ты выбирала. Следом за тобой пересмотрел все энциклопедии, в том числе и для девочек, книги о полтергейсте, мифологии, окружающем мире, древних временах. Знаешь, другие девчонки в читальном, кроме глянца, ничего не берут. А ты покушаешься на модные журнальчики крайне редко, только когда разгрузиться, наверно, хочешь. Угадал?

– Да, верно… Странно, никогда тебя в библиотеке не замечала!

– Это я в курсе. Если что, садился всегда я позади тебя на соседнем ряду, чуть наискосок. Правда, ты ни в жизнь головой не крутила: погрузишься в чтиво, на вновь пришедших не отвлекаешься. А ещё с седьмого класса я проверяю твои работы не только по русскому и лит-ре, но и у других учителей.

– Да ну?!.. Не может быть!

– Может-может! Мне нравится оценивать твоё творчество. Помню, как ты лаковые туфли эмалированными в сочинении назвала, а сливовое варенье – сливочным.

– Ах-ха-ха-ха! – развеселилась Люба, чувствуя, как накопленное напряжение понемногу отпускает. – Тоже помню эти косяки! Значит, давно мои литературные потуги проверяешь?! Вот это новость!

– Кстати, последняя контрольная по химии…

– Чего?! Я четвёрку получила! Почему ты прищурился?.. Хочешь сказать, подрисовал ответы?.. Ай, точно! Ну даёшь! А я думала, показалось ли, что в моих каракулях кто-то пошалил!

– Не показалось. – Имир хитро подмигнул. – Там на двойбан тянуло. С химией ты, Люба, явно не в ладах. Никак с предметом не подружишься.

– Неужели два года подрисовываешь?! – шокировалась она.

– Почти. Иногда ты весьма удачно списываешь. Физика тоже у тебя так себе, как и биология. А вот английский да история – неплохо! Про познания в географии умолчу; здесь у всей школы полная задница. По матеше у нас разные преподы – тут я вне компетенции.

– Как много ты знаешь про мою успеваемость, офигеть! Блин, а я хренела с лафы, отхватывая на пустом месте то тройбан, то четвертак, и не догадывалась, что это ты в моих тетрадях хозяйничаешь!

– В тетрадях других учеников – тоже. Но в твоих, сознаюсь, больше всех. У меня набор синих ручек самых разных оттенков – чтобы преподу, если захочет перепроверить, обнаружить мои поправки было сложно.

– Попался хоть раз? – полюбопытствовала ровесница.

– Не-а! – похвастался юноша. – Чаю нам налью?

Не дожидаясь разрешения, Имир встал, взял грязные тарелки и отнёс в раковину, накрыл салаты крышками и переместил на подоконник вместе с порезанным хлебом, затем поставил на стол заварочный чайник, чашки, блюдца, варенье и разлил клубившийся паром напиток.

Люба тем временем украдкой разглядывала его. Чёрные брюки из качественной ткани были прилежно отутюжены, тёмно-синий тонкий свитер мелкой вязки идеально сидел на подтянутом теле – нигде ни потёртостей, ни катышков, ни затяжек. Сэро одевался ярче, вызывающе, но с лёгкой небрежностью. За прошедший год тихоня ни разу не видела, чтобы на Имире была одежда светлых тонов – только тёмная. Более того, школьница подозревала, что у парня этот синий свитер наверняка обжился в гардеробе в нескольких экземплярах: уж больно свежо и опрятно вещь выглядела. Даже волосам не позволялось отрасти больше, чем положено – стрижка постоянно короткая, без единой нелепо торчащей пряди.

Чувствуя себя с гостем всё более комфортно, она с благодарностью подумала: «Имир так спокойно держится, будто и не словил меня нагишом! Словно ничего не произошло! А я-то истерила, глупенькая! И болтать с ним одно удовольствие! Если б платье по самое не балуйся не задиралось…»

– Веришь, я и не догадывалась, что ты так давно меня знаешь, – тихо заметила Люба, когда брюнет снова присел рядом, развернув свой стул к ней.

– Как же тебя не знать? – Ибрагимов грустно улыбнулся. – Ты же дочка Поспеловых, которые нашу семью в трудную минуту не бросили! Я сразу тебя заметил и запомнил, как только мы переехали.

– Сэро – тоже? – боязливо осведомилась хозяйка.

– Без понятия. – Отличник небрежно пожал плечами. – Лучше у него спросить.

– Ага, спросишь, как же! – иронично хмыкнула юная особа. – Сэро обещал мне прибрежье Ерика у шестой школы показать ещё в сентябре, и так обещание не исполнил!

– Правильно и сделал! – назидательно обрезал её гость. – Делать тебе там нечего: местность заболоченная, опасная, трясины есть, птица в водорослях путается, дохнет, скот вязнет в иле и тонет. Много гадючьих гнёзд – сейчас у них размножение, так что тем более опасно! Не там наступишь, в яму провалишься и прямо в змеиный клубок угодишь. Увязнешь в иле – не вылезешь и помощи не дозовёшься, потому что местные подальше от этой зоны держатся. Вам с Сэро, блин, волю дай: в такую срань залезете, что хрен отмоешься! Надо было сразу взять тебя под патронаж, как только брат начал по местным шарагам на экскурсии водить; глядишь, и «приключений» поменьше бы на твою голову свалилось! Как-то я в этом вопросе опростоволосился!

Парень задумчиво почесал макушку и нахмурился. Люба решила тему не развивать.

– Удивительно, почему я тебя в прежние годы не замечала!

– Не знаю, – чуть подумав, ответил он.

– Ты бы хоть раз знак подал или поздоровался, что ли!

– Ах-ах, Любонька! И знаки подавал, и здоровался, разговор затевал.

Поспелова вопросительно воззрилась на него. Ровесник улыбнулся, дав понять, что попытки с его стороны действительно были.

– Я бы заметила! – расстроилась неприятно удивлённая тихоня.

– Но не заметила всё же! – с грустью рассмеялся он. – Несколько раз рядом с тобой возле стола библиотекаря торчал, комментировал твой выбор. На станции, проходя мимо, здоровался.

– И? – виновато прошептала школьница.

– Ты смотрела сквозь меня и шла дальше, – спокойно пояснил цыган.

– Не может быть, ведь ты такой приметный! Как так получилось? Почему? Мы могли бы давным-давно подружиться! Наверное, шутишь и специально обманываешь!

– Зачем мне это? – усмехнулся брюнет. – Ты никогда не смотришь по сторонам, вот и всё. Даже сейчас, повзрослев, внимания на внешний мир не обращаешь. Всё думаешь о чём-то и сама с собой обсуждаешь. Мне всегда было интересно наблюдать: ты необычная, очень странная и даже загадочная, совершенно ни на кого не похожа. Чудная!

– Это хорошо или плохо? – стушевалась Поспелова.

– Это факт. Смысл горевать о не случившейся дружбе? Не получилось, и ладно. Хватит грузиться, Люба! Зря рассказал, что давно знаю, – вижу, заморочилась! Торт будешь?

– Буду! Где, кстати, такой шикарный раздобыл?

– На хлебозаводе. Сегодня испекли. Только на прилавок выставили, как мне удалось его перехватить, – с гордостью заявил Имир.

– Так далеко за ним ездил?! – в который раз за вечер изумилась девочка.

– С велосипедом это не проблема. Я обещал белый торт с розами и постарался слово сдержать. Порежешь? Думаю, тебе будет приятно сделать это самой, – брюнет ласково улыбнулся и аккуратно подал нож хозяйке.

Люба встала, вырезала два больших куска, взяла тарелку Имира и, подхватив порцию ножом, хотела было приземлить десерт на блюдо, как влажный бисквит соскользнул с острия. Девочка попыталась перехватить ускользающий кусок руками, но у неё не хватило ловкости. Гость дёрнулся помочь, но сделал только хуже. Слишком мягкая консистенция останавливаться не собиралась и, по пути измазав кремом и платье Любы, и тёмно-синий свитер Имира вместе с брюками, хлюпнув, шлёпнулась на пол.

– Вот же горе луковое! – раздосадовалась Поспелова. – Накормила, блин, всех тортиком!

– Да ладно тебе! – начал успокаивать её отличник. – Со всеми бывает! Давай его прямо с картонки ложками съедим?

Тихоня, красная от неловкости, громко фыркнула со смеху. Имир опустился на корточки и принялся помогать ей с уборкой сбежавшего на пол десерта.

– Вся в креме я! И ты тоже! – сконфуженно пожаловалась Люба, вновь выпрямившись. – Сегодня день моего невезения! Всё какое-то не такое!