скачать книгу бесплатно
– Весь хлев чуть не сгорел, вместе с животными и всем прочим…
– Кончай зудеть. Франц любит держаться немного в стороне.
– Гости тоже были там, в ночных рубашках…
– Послушай, если б я знал тебя хуже, то сказал бы, что ты немного зациклена на Франце.
– Зациклена? Да ведь здесь все на нем зациклены.
– Я – нет. На самом деле он просто обычный парень; лучше воспринимать его с долей скепсиса, а не делать из него какого-то бога.
Так они препирались несколько дней, пока Освальд не пришел на собрание и не наградил Софию за вклад в тушение пожара премией и двумя свободными днями. Он сказал, что в тот день на острове присутствовал начальник полиции лена Вильгот Эстлинг и видел, как она спасала животных.
* * *
Проглотив обиду, она взяла премию и выходные. Поехала на пару дней домой, в Лунд, чтобы повидать родителей и встретиться с Вильмой.
Мама волновалась больше, чем когда-либо. Софии потребовался почти целый день, чтобы успокоить ее, многократно заверяя, что ей там нравится и все у нее хорошо. О пожаре она не обмолвилась ни словом.
Возвращение домой вызывало у нее странные чувства и регулярную перемену настроения. Иногда на нее нападала такая тоска, что хотелось остаться в Лунде, а временами она не находила себе места и рвалась поскорее уехать обратно на остров.
Вильма держалась несколько напряженно, словно надеялась избежать в разговоре какой-то темы.
– Вильма, в чем дело?
– Да ни в чем.
– Черт возьми, я же чувствую, ты что-то скрываешь.
– Я не хочу тебя волновать.
– Выкладывай!
– Я получила мейл от Эллиса. Не знаю, как эта свинья добыла мой адрес, ведь я его несколько раз меняла. Он спрашивал, где ты.
– Что ты ответила? Надеюсь, ничего не рассказала?
– С ума сошла? Я сказала, что ты получила работу во Франции.
– Что он ответил?
– Он написал: «Ты врешь, сука».
– И всё?
– Всё.
– Какая же он скотина… – Из глаз Софии хлынули слезы, потом появилось знакомое ощущение неприязни и паники, связанное с Эллисом. – Что мне делать? Он будет преследовать меня до бесконечности.
– Ах, у вас ведь есть охранники, стена и все такое… Что он сможет сделать? Будет продолжать писать о тебе разные вещи в Сети, но если ты не станешь отвечать, ему это надоест.
* * *
В день ее возвращения на остров выпал первый снег. Крупные снежинки кружились, образуя пред паромом пятнистый туманный занавес. Сосны на вершине острова уже побелели, и гавань казалась сотканной из хлопка.
Возникло ощущение, что она вернулась домой.
* * *
Что-то пошло не так.
Совершенно неожиданно, необъяснимо и адски неправильно. Но всему виной была она.
У нас есть ясные и четкие правила игры. Она их нарушила.
И вышло то, что вышло.
Вечер мы подготовили до мельчайших деталей.
Она лежит в соломе на накидке. Руки вытянуты над головой. Волосы разметались, как горящий огонь. Перед ней свечи с трепещущим пламенем.
Я стою и смотрю на нее, пока член окончательно не затвердевает, и тогда достаю ремень.
Она к этому привыкла, испуганной не выглядит, а жаль – я люблю этот ее взгляд.
Существует один трюк, которому я научился: входя в нее, одновременно затягивать ремень. Так получается лучше всего. Максимальное наслаждение.
Я тщательно слежу за тем, чтобы в этот, последний раз все было правильно.
Обвиваю ее горло ремнем. Наклоняюсь над ней. Трахаю ее и одновременно тяну ремень. Она тяжело дышит и стонет. Мне так хорошо, что я ненадолго почти забываюсь, но тут она начинает упираться и дико брыкаться.
И кричит, надрывно, пронзительно. Это вовсе не входит в условия игры.
Ее кто-нибудь может услышать. Надо, чтобы она прекратила.
Я еще немножко затягиваю ремень, только чтобы заставить ее замолчать.
Глаза у нее странно закатываются, виднеются одни белки. Внезапно я чувствую, что она как-то подозрительно обмякла на соломе.
Ослабляю ремень. Пытаюсь трясти ее, чтобы привести в чувство. Но она будто сделана из желе, мягкая и безжизненная.
Вдруг мою ногу пронзает дикая боль. Обернувшись, я вижу огонь. Вероятно, она перевернула ногами свечу, потому что солома позади меня пылает и большие языки пламени лижут мне пятки.
Я с криком вскакиваю и хватаю брюки. Швыряю их на огонь, пытаясь подавить его, но становится только хуже.
Брюки пылают, огонь, потрескивая, распространяется по соломе. Тут я осознаю, что совершенно голый. Натягиваю трусы – первое, что попалось под руку.
Мысли у меня завертелись со страшной скоростью: необходимо разобраться с этим, необходимо себя обезопасить…
Я складываю ей руки на груди. Накрываю ее тело накидкой. Больше я ничего сделать не могу.
Я тороплюсь, поскольку огонь распространяется и уже достиг ее ног.
Я выскакиваю из сарая. И мчусь как безумный.
12
Она ощущала себя виноватой. Параллельно с чувством вины возрастало беспокойство, что их засекут. Они стали проявлять беспечность. Поспешный секс в туалете библиотеки, его рука на ее попе в очереди за едой – влечение вынуждало их рисковать. София чувствовала, что не в силах вообще ни на чем сосредоточиться. Ей казалось, что персонал посматривает на нее с подозрением. Когда на собрания приходил Освальд, она не смела смотреть ему в глаза. В конце концов поймала себя на мысли, что хочет, чтобы Беньямин ненадолго уехал на материк и она смогла бы спокойно поработать.
– Нам нужно прекратить.
– Что ты имеешь в виду?
– Что нам нужно прекратить. У меня больше нет сил.
– Нет, София. Тогда нам, наверное, стоит съехаться вместе.
– Ни за что. Или, по крайней мере, не сейчас. Я должна закончить с библиотекой.
– Но ведь в том, чтобы съехаться, нет ничего странного. И нам больше не придется спать в палатах.
– Возможно, позже, а сейчас давай сделаем перерыв.
– Какой перерыв?
– Никакого секса, пока библиотека не будет готова.
– Это будет трудно.
– Пусть будет трудно.
Она смотрела в окно, как Беньямин уходит из библиотеки, недовольный и мрачный. Переходя через двор, волочил ноги. Демонстративно. Знал, что она его видит. София вздохнула, подумав, что действительно будет трудно.
Наступило второе воскресенье адвента[6 - Адвент – название предрождественского периода, принятое, в частности, в лютеранской церкви.]. Казалось, им предстоит белое Рождество. На всей территории лежал снег глубиной сантиметров двадцать, и расчищать дорожки приходилось почти каждый день. Небо временами прояснялось, но быстро снова затягивалось тучами в преддверии нового снегопада.
София решила ехать на Рождество домой, к родителям. Беньямин попытался уговорить ее остаться на острове. Он рассказал о прошлогоднем Рождестве, когда персоналу дали четыре свободных дня и все праздновали вместе.
Но она была непреклонна: поеду домой.
Сумерки только начинались, и посреди двора зажглась большая елка. Кто-то ходил вокруг, зажигая фонари и факелы. Было так красиво, что София затрепетала.
В громкоговорителе на стене зажужжало, потом послышался голос Мадлен, эхом отдающийся в пустом доме:
– Зайди в офис Франца. Немедленно!
Голос, как обычно, звучал нервно и серьезно, но София научилась воспринимать Мадлен с долей скепсиса. Ситуация никогда не бывала настолько серьезной, как та намекала.
София надела ботинки, зимнюю куртку и побрела по расчищенной дорожке к усадьбе нога за ногу – в основном чтобы позлить Мадлен, если та увидит ее из окна. Под ботинками скрипел снег. На небе виднелись сверкающие звезды и полная луна. Воздух был холодным и свежим, пахло дымом от каминов гостевых домиков. От столовой доносились другие замечательные ароматы: запах свежего хлеба, глинтвейна и запеченного окорока.
Когда она постучала в дверь офиса Освальда, оттуда вышла Мадлен с недовольным выражением лица и прижатым к губам пальцем. София смогла увидеть, что Освальд внутри разговаривает по телефону.
– Почему ты так долго? – прошипела Мадлен.
Ответить София не успела – Освальд как раз положил трубку и помахал ей, чтобы она заходила.
В офисе не было никаких рождественских украшений, даже маленького рождественского подсвечника или звезды. «Все белое, холодное, унылое», – подумала София.
– Заходи, садись.
Она уселась напротив. Освальд посмотрел на нее и кивнул, будто она что-то сказала. София расценила жест как своего рода одобрение. После пожара она вышла у него в любимцы. Она это знала, поскольку после собраний Франц иногда подходил и разговаривал с ней. Части персонала он вообще не уделял внимания. София также видела, что к некоторым он поворачивался спиной, когда они пытались к нему приблизиться.
– Видишь ли, мне нужно на несколько дней уехать… – сказал он. – А очень хотелось бы посмотреть твой план библиотеки. Но времени слишком мало. Я вернусь двадцать второго декабря. И подумал, что мы можем посвятить твоей презентации двадцать третье и, возможно, если потребуется, первую половину дня Сочельника. Меня это очень устроило бы. Я слышал, что ты планируешь поехать домой, и интересуюсь, не можешь ли ты немного отложить поездку.
Мысли завертелись с бешеной скоростью. Одиноко сидящие за рождественским столом родители. Дни, которые она обещала провести с Вильмой. Работать в Сочельник! У нее возникло неприятное ощущение, что Освальд стремится контролировать ее жизнь, что это вовсе не предложение, а приказ.
Прежде чем София успела открыть рот, он продолжил:
– Весной у нас ожидается совершенно особый гость. Журналист по имени Магнус Стрид. Можно надеяться, что он про нас хорошо напишет. Поэтому мне очень хочется, чтобы библиотека была готова и он смог ею воспользоваться.
– Но… весной! Ведь времени еще много? – вырвалось у нее.
– София, я перфекционист. Я хочу иметь много времени.
На лбу у него образовалась маленькая морщинка – признак раздражения.
Ее планы на рождественские праздники пошли прахом. София поспешила ответить, чтобы он понял, что она способна выдержать небольшое давление с его стороны.
– Тогда так и договоримся. Двадцать третьего.
– Отлично. Я с нетерпением жду твоей презентации.
* * *
София работала почти круглосуточно вплоть до утра кануна Сочельника. Освальд назвал себя перфекционистом. Она ему покажет. Все будет лучше, чем он когда-либо мог себе представить. Презентация в «Пауэр Пойнт» с фотографиями и обобщением данных, с четкими цифрами финансовых затрат – ценой каждой книги, с демонстрацией, как она будет каталогизировать все в компьютере, и даже с образцами ткани, которая запланирована для мебели. Последнюю ночь София проработала без отдыха, – все тестировала, снова и снова репетировала свое выступление.
Утром, выпив три чашки кофе, она с пульсирующим в венах адреналином открыла ему дверь.
Он притащил с собой половину персонала. Разумеется, Мадлен, но также Буссе, Стена с Бенни, кое-кого из других отделов и еще Беньямина, который вошел с несколько смущенным видом. София удивилась, зачем все они пришли сюда. Нервозность стала распространяться из живота по всему телу, пока на ладонях и лбу не выступил пот. Она вытерла лоб рукавом рубашки, надеясь, что никто этого не заметит. Стульев на всех не хватало; Освальд уселся на стул для посетителей, а остальные встали позади. Стояли и пялились на нее. Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как за окнами дует ветер.
София снова проверила монитор. Откашлялась, побаиваясь, что начнет заикаться или вовсе лишится дара речи. Но когда она заговорила, голос ее зазвучал нормально.
На протяжении всей презентации Освальд сидел молча. Ни единого вопроса. Ни единого звука. Иногда он смотрел в окно, в сторону от монитора, в никуда. Чем дольше София говорила и объясняла, тем больше незаинтересованности он проявлял. В комнате по-прежнему стояла гробовая тишина.
Когда София закончила, все дружно вдохнули – и казалось, что они никогда не выдохнут. Ждали окончательного суждения. София подумала, что хорошим оно никак быть не может, поскольку, когда она пыталась встретиться с Освальдом взглядом, он сразу начинал смотреть в другую сторону. Не зная, что именно от нее теперь ждут, София сказала, что еще есть полный список книг, но тут Освальд поднял руку и остановил ее.
– Списком я займусь завтра, София.
Она посмотрела на него с удивлением.
