Хамелеон

– Я согласен! – выдал Резван – Вези меня в квартиру, о которой никто, кроме меня, не знает, съёмка и диктофон там, из двух зол я предпочитаю меньшую!

Нуриев закурил – Вздумаешь выкинуть какой-нибудь фортель, завалю на месте, как твоего подельника, Сухрая Мамедова! Понял?

– Не дурак, поехали начальник, а то я уже в жарком предвкушении нашего тесного контакта тет-а-тет с этим черножопым подонком.

Съёмка и диктофон оказались не лажей! Господин Лавров, второй человек после директора федеральной службы, Ватрушева, чуть ли не в дёсны бахался с Сухраем-кадием. На вполне профессионально отснятых кадрах было видно, как всесильный Михаил Сергеевич обсуждает с Мамедовым новую поставку товара и сумму, такую заоблачную, что далеко не бедному Альберту Айдаровичу стало жарко и до того тошно, что ничуть не стесняясь, он набрал номер приёмной министра внутренних дел.

Секретарша вежливо обьяснила ему, что к господину Соколову нужно записываться заранее, а сейчас его нет. Альберт разозлился, зная по себе, как и кого можно бортануть, если не желаешь разговаривать с человеком. Сглотнув, он едва слышно процедил сквозь зубы – Слышь, дура малолетняя, если ты сейчас же не зайдёшь к своему работодателю и не обяснишь ему, что срочно звонит сын генерала Нуриева, тот самый, что ночью сегодня завалил четырёх чурок в речном порту, то пеняй на себя, работы ты лишишься как минимум, это я тебе гарантирую!

Секретарша в момент сменила тон – Как с вами связаться?

– Взгляни на дисплей своего стационарного телефона, грамотейка, там ярко-красными цифрами высветился мой сотовый, туда и звони! – Альберт отключился.

Отсчёт пошёл, но как долго длились сто восемьдесят секунд тягостного молчания, после которых высветился входящий приёмной, Альберт усмехнулся – Шустёр, когда надо!

Пропуска двоим посетителям не понадобились, на проходной все были галантно предупреждены. Дубовая дверь в святая-святых отворилась.

Министр встретил Нуриева лёгкой усмешкой – Ну-у, Альберт, зачем грубишь моей секретарше, нехорошо, невежливо!?

Подполковник поздоровался, крепко сжав сухую жилистую ладонь Соколова – А я не манерный мальчик, Станислав Андреевич, если дело горит, то пардон, не до вежливостей!

Министр с любопытством глянул на стоящего позади Альберта Кушунашвилли – Это кого это ты мне притащил в неурочный час, а, давай-ка по порядку?

– С удовольствием! – Альберт Айдарович театрально поклонился – Представлю вам, Станислав Андреевич, моего, так сказать, особо одарённого задержанного! – бровь министра поползла вверх, но пока Соколов от комментариев воздержался – Да, да, с речного порта, со вчерашней ночи, со стрелки с Сухраем Мамедовым, Кушанашвилли!

– А-а?! – Станислав Андреевич задумчиво разглядывал испуганного грузина – Но мне-то он зачем здесь, в качестве трофея что ли?

– Без предисловий скажу так! – Нуриев вытряхнул из пакета муляж тротиллового пояса, снятого с Мамедовой, глаза министра округлились донельзя – По вашему это что?

Во рту пересохло, язык напрочь отказался ворочаться, лоб седого, видавшего виды, мужчины, покрылся испариной. Соколов, прекрасно и давно зная сына своего боевого товарища, замер на месте.

– Правильно! – заключил подполковник – На первый взгляд это лихо смастерённый пояс шахида с тротилловой начинкой, но, к счастью, сия обманка всего лишь дешёвый муляж, а значит политикой, основанной на систематическом применении террора, то есть самим терроризмом, здесь и не пахнет. Наркотраффики такие игрушки не используют, и вы не хуже меня знаете об этом, Станислав Андреевич!

Станислав Андреевич знал, не раз побывав по молодости в самых различных горячих точках, террористы и наркобароны – это две, совершенно разные категории преступников, не имеющих друг к другу никакого отношения.

– И-и?! – Соколов до сих пор так и не мог понять, зачем сын генерала Нуриева распинается перед ним за неизвестно что.

– Скажу коротко! – Альберт вновь затолкал муляж в пакет вещдока и сел перед министром на стул – Я, значит, разрабатывал операцию, вовлёк в дело десятки людей, взял, наконец-то, барыг на самой сделке, предотвратив распространение шести тонн белой гадости по Москве, а мне, в благодарность значит, прислали гонца от господина Ватрушева, с точным и безоговорочным приказом сдать дела по порту ФСБ, с какой с такой радости, а? – силовик вновь встал и заходил по кабинету – А оказывается, мы не должны заниматься террористами, это, видите ли, прерогатива фээсбешников?! Я дела не отдал, Станислав Андреевич, каюсь!

– Хорошо, я понял! – откинулся в кресле Соколов – Но зачем ты притащил сюда этого? – седая голова министра кивнула в сторону Кушанашвилли – Он, что, террорист?

– Я-я?! – Резван изумлённо ткнул в себя пальцем – Ты что, начальник, какой террорист, порошок покупал, да, не отрицаю, но террористов в глаза не видел, Хвала Аллаху, клянусь!

Альберт усмехнулся, глядя с какой искренностью лжёт грузин – Нет, он не террорист! – Нуриев положил на стол отданную Резваном видеокамеру и диктофон – Он всего лишь барыга, но прежде, чем попросить вас оставить нам дела по порту, я хочу, чтобы вы посмотрели вот это, а выводы вы сделаете сами, Станислав Андреевич. Вы, слава богу, здравый, и поймёте, зачем и почему так расстарался Лавров Мишенька, представляя, так сказать, интересы ФСБ!

Кадры пошли, после чётко побежала голосовая лента портативного диктофона, министр внутренних дел застыл, ошеломлённо взирая на увиденное и услышанное. Гробовая тишина повисла в огромном помпезном кабинете, лицо Соколова пошло пунцовыми пятнами. В дверь робко постучали и не дождавшись ответа, вошли.

Секретарша открыла было рот, но министр ледяным тоном перебил – Пошла вон, меня ни для кого нет!

Нуриев сморщил нос – Фу-у, Станислав Андреевич, цитирую вас же: – Нехорошо, невежливо грубить секретарю!

Генерал проигнорировал комментарий наглеца, прикрыв, на долю секунды, устало веки, сейчас перед ним возникла дилемма посерьёзнее.

– Это порно ещё кто-нибудь видел? – на Соколове не было лица, взгляд посуровел – Только честно, Берт, ну?

– Вы первый, кому был предоставлен предопросмотр!

– А этот? – взгляд министра метнулся к задержанному – Какое он имеет отношение к съёмке?

Альберт толкнул Кушанашвилли к столу – Ну, давай, как на духу, перед тобой министр внутренних дел, Соколов Станислав Андреевич. Когда, где и при каких обстоятельствах у тебя в руках оказалась эта запись?

– Мне продал этот материал сам Сухрай. Мамедов подозревал, что на Лаврова стопроцентной надежды нет, вот и подстраховался.

Генерал тяжело вздохнул, рука его непроизвольно потянулась к столу, где в самом дальнем углу валялась запылённая, давно забытая пачка сигарет – Не курить семь лет и на тебе, такой сюрприз! – Станислав Андреевич внимательно посмотрел на Нуриева, вытаскива из пачки усушенную сигарету – Альберт, сынок, я прошу тебя сейчас, не как стоящий выше по званию и не как министр, а как человек – никому, никогда и нигде не распространяйся об этом позоре, я прошу тебя! Поверь мне, я разберусь в этом деле сам и все виновные понесут суровые наказания, можешь быть уверен!

– Позволите? – Альберт щёлкнул зажигалкой и поднёс пламя к кончику министерской сигареты – А дела по порту?

– Давно я так не краснел! – затянулся Соколов – Давно, немыслимо, сынок, что такие чины творят у меня под носом такое?! Передача дел в ФСБ даже не обсуждается, всё останется за госнаркоконтролем! Ты работать умеешь, как никто, Айдар гордился бы тобой! – министр пожал Альберту руку – Спасибо тебе, подполковник, ты всегда можешь рассчитывать на меня!

Нуриев лукаво улыбнулся – Секретаршу позвать?

– Зачем?

– Ну как, Станислав Андреевич, официальная бумага, приказ, в конце-то концов, надо же ваше волеизьявление зафиксировать, подписать и скрепить гербовой печатью, дабы на работу я отправился со спокойной душой и ко второму пришествию Мишеньки был готов?

– А-а, ты прав, прав конечно, зови! – министр сейчас был далеко, гораздо дальше кабинетного периметра, он рвал и метал, но пока безмолвно – И видеоматериал мне оставь, не бойся, я найду ему соответствующее применение! – с приказом управились быстро, и как только бумага оказалась в руках у Альберта, Соколов ухмыльнулся уголком рта – Берт, а скажи-ка ты мне по совести, четверых ты порешал зазря или по делу?

– Что, уже нажаловались?

– Мир слухами полнится, сам знаешь!

– По делу, Станислав Андреевич, мирных жителей я не трогаю!

– Всё, езжай давай, работай дальше, если возникнут сложности, мой телефон знаешь!

– Спасибо, я не подведу, товарищ генерал!

– Не сомневаюсь! – Соколов встал и ещё раз пожал руку Альберту – Да, и прими соболезнования по поводу Ивана, я знаю, насколько старик тебе дорог был, тоже настоящий боец!

– Да! – Альберт кивнул Кушанашвилли и пошёл к двери – Жалко ушёл рано и так нелепо.

– Бывай, подполковник, на таких, как ты, система-то и держится, мать её за ногу!

Только дверь кабинета закрылась, Соколов набрал номер директора ФСБ.

Не прошло и минуты, как за стеной послышался громогласный министерский рык – Ватрушев, ко мне, с поганцем Лавровым, быстро, и если не явитесь в течении десяти минут, то обоих отправлю на Магадан, сосны пилить, ясно?!

Альберт, чуть задержавшись у стола секретаря, победоностно улыбнулся ей – Прошу прощения, дорогуша, за необоснованную грубость, с кем не бывает, работа у нас такая, ты уж не обессудь!

Девица зарделась, покрывшись густым стыдливым румянцем – Вы тоже меня извините, я же не знала.

– Уже извинил! – процедил силовик, оставив в душе девушки неизгладимое впечатление – До свидания.

– Хоть и грубиян, а какой красавец! – прошептали её губы вслед Нуриеву.

Миха, ждавший шефа в машине, нетерпеливо кивнул головой – Ну?

Альберт потряс перед опером свежим приказом – Где наша не пропадала, дружище, всё на мази!

Идаев театрально похлопал в ладоши – Респект, начальник, кто бы сомневался!

Кроссовер двинулся обратно, Орлов, как только увидел в руках приказ министра, в очередной раз подивился прыти подчинённого – Как тебе это удалось, Альберт Айдарович, что ты ему сказал?

Подполковник усмехнулся – Много будешь знать, скоро состаришься, пусть лучше тащат ко мне в кабинет Мамедову, хочу начать допрос именно с неё!

Герман Петрович пожал плечами – С неё, так с неё! – тяжёлый вздох сопроводил предложение, рука Орлова потянулась к телефону – Поднять задержанную чеченку в мой кабинет!

Альберт категорично замахал руками – Лучше в мой, твой, честно, марать не хочется.

Герман Петрович перефразировал приказ – В кабинет Нуриева поднимите, я буду там.

Бросив взгляд на Альберта, полковник сосредоточился на его холодных, отчуждённых глазах, в которых плавала уже жажда крови, что допрос намечается жарким, и так было понятно только по одному Бертовскому оскалу.

Конвоир завёл Розу в кабинет, Мамедову было не узнать, даже нет, в сплошном багрово-забинтованном синяке крайне трудно было узнать женщину.

Нуриев наклонился к уху Орлова – Только очень прошу тебя, не лезь! Соколов в курсе, всю ответственность беру на себя.

Через четыре часа, с длительными перекурами между, это был уже не синяк, а груда переломанного человеческого мяса, которая не могла ни писать, ни читать – жена кадия рухнула со стула мешком и больше не двигалась.

Альберт беспечно приложил к окровавленной шее задержанной два пальца, пульс едва прощупывался, но был – Герман, оформляй пару конвоиров и в Склиф её, пусть теперь ремонтируют, главное и всё существенное она нам рассказала и следующего тащи ко мне, водителя хачика! – подмигнул Альберт, смывая в раковине окровавленные сбитые руки – А Кушанашвилли напоследок оставим, его и прессовать-то не надо, сотрудничать со следствием он начал с первых минут!

Что ответил начальник госнаркоконтроля, Нуриев уже не услышал, ибо мысли силовика вольнодумно разгуливали по телу Марии. Предварительне допросы закончились далеко за полночь, Альберт засобирался домой.

Спустившись вниз, подполковник заглянул в камеру к Кушанашвилли – Ну что, устроился, горец? – взгляд Нуриева смеялся – Не обижали тебя мои архаровцы?

Резван полулежал на деревянном топчане, но при виде Альберта, в забрызганной кровью рубашке, вскочил, глаза его беспокойно забегали, мышцы напряглись – Сойдёт, начальник, меня никто не трогал! – скользнув взглядом по закатанным рукавам силовика, Кушанашвилли прищурился – А ты что это, Альберт Айдарович в таком негожем виде, никак разгулялся по задержанным?

Подполковник взглянул на испорченную рубашку – Да, абрек, издержки профессии, но тряпки ерунда, я новость тебе замечательную принёс!

Грузин выпучил от удивления глаза – Ты меня отпускаешь?

– Лучше! – прищурился Альберт – Сегодня ночью устрою тебе свиданку с Нарретдином!

– Ты устроишь мне встречу с таджиком, правда?

– А почему бы и нет? – Нуриев посмотрел на часы – Второй час ночи, свидетелей нет, этого балбеса должны были отвезти сегодня в изолятор временного содержания, но там мест нет и слава богу, ты свою часть договора выполнил, я тоже обещаний на ветер не бросаю, так что пару часов тебе хватит, я думаю. Делай дело, да сиди смело, дежурного я предупрежу, не переусердствуй только, доходяга этот и так на ладан дышит, перестарались чего-то мы с ним.

– Ага! – глаза Резвана горели адским огнём отмщения, он жаждал, он предвкушал, он изнемогал от ненависти, душившей его, он хотел крови взамен терпения – Я всё понял, начальник, я тебя не подведу.

– Бывай тогда! – усмехнулся Альберт – И да, постарайся без криков только!

Резван Абрамович не верил своим ушам: – Неужели сейчас, в двадцать первом веке, веке нанотехнологий и преобразований, веке, где практически всё чинится по закону, ему, арестованному по серьёзной статье уголовного кодекса, сам же силовик, подполковник, мать его, одаривает такой неслыханной щедростью, возможностью отомстить? Отомстить и наказать, оставаясь безнаказанным, или это очередной мусорской обман?

Через десять минут, когда входная железная дверь отворилась и в камеру втолкнули Авеля, он понял, что жестокий ублюдок, что упёк его сюда, всё таки слово держит и предстоящий двухчасовой спектакль вовсе не розыгрыш!

Резван удовлетворённо цокнул языком, плотоядно облизав губы – Ну ночи доброй, подельник, заходи, гостем будешь…

Ночная Москва жила своей полуночной гламурной жизнью, но даже сейчас, стоя на светофоре, и выжидая когда загорится зелёный, Альберт нервничал и ёрзал на сиденье. До Рублёвки оставалось всего ничего, но сердце уже отстукивало бешенные удары, да такие, что стало трудно дышать.

– Что это? – удивился себе силовик – Переработался так или нервы шалят перед встречей с ней? Чушь! – обрубил Нуриев крамольную мысль – Девка самая обычная шлюха, ну, красивая, эффектная, да, но не более! Но жажда, жажда её не даёт покоя, жажда тела её, губ, рук и пальчиков, коими так изящно удерживала она его достоинство. Ч-чёрт, и когда даже допрашивал он Мамедову, уродуя женское тело, то и тогда, он думал о ней. Стискивал зубы, нанося удар за ударом, прикрывал веки, растягивая неимоверное удовольствие, но перед глазами стояла она, Мария, обнажённая и протягивающая к нему руки. Интересно, а что делает сейчас она, спит или ждёт его и своей участи, которую разрешить может только он?!

Не выдержав, Альберт позвонил Имагину – Ты сменил Андрея?

– Да! – монотонно выдохнул опер – Желаешь узнать чем занята дама?

– И чем? – ухмыльнулся Берт – Надеюсь будить её не придётся?

– Не придётся! – согласился Валерий – В ванной комнате она, плещется второй час уже, а ты сам-то когда заявишься?

– Через десять минут выходи к воротам, на сегодня ты свободен, спасибо!

Подъехав к дому, Альберт заметил, что Имагин нетерпеливо уже переминается с ноги на ногу, Нуриев ухмыльнулся – Что, устал шибко, аж хвостом бьёшь?

Но кого-кого, а тёртого Имагина было не смутить – Устать не устал, Альберт Айдарович, а от безделья маялся. Я домой, начальник, завтра на работе увидимся, гостья твоя в порядке, никуда не звонила, даже не пыталась, сготовила вполне сносный ужин, почитала книгу, всё кажется.

– Перекрестись, да езжай, с богом! – подполковник въехал под навес и выключил двигатель, неторопливо вылез из автомобиля.

– А зачем креститься-то? – во взгляде опера скользнуло изумление – Я во грехе не увяз!

Нуриев лукаво прищурился – Ой ли? И даже когда плотные упаковочки бабок со сделки в кофейне укладывал в сумочку или ты это кэшбэком от господа нашего считаешь?

– Ну?! – невозмутимо пожал плечами Имагин – Это совсем другое дело, начальник, это существенная добавка к моей будущей пенсии, по твоей милости, и бог тут совсем не при чём!

Нуриев, стараясь сдержаться от колкого высказывания, только в изнеможении прикрыл устало веки – Знаешь, Валер, порой поражаюсь, как тебя в ГНК-то взяли, ты же деревянный, ей богу, ты ни приколов ни подколов никаких не понимаешь, на утренники не ходишь, водку не пьёшь, какой же ты опер, дьявол тебя подери?!

Имагин, садясь в «десятку», лишь негромко обронил – Деревянные тоже в отделе нужны, Альберт Айдарович, у них хоть язык не развязывается, как у кожанных, всего доброго, начальник!

– Давай! – махнул рукой Нуриев – Езжай уже, да педали газа с тормозом не перепутай, с тебя станется, буратино.

Автоматические ставни закрылись, дом был погружён во мрак и лишь только в окнах столовой горел притуплённый свет от ночных бра. Альберт неуверенно, медленно и осторожно двинулся ко входу, пожалуй мысленно оттягивая встречу с ней. Шаг, второй, третий, первая ступенька, вторая, силовик остановился и присел, закурил, пытаясь унять брызжущее через край напряжение. Сизая струйка дыма вальяжно поплыла в угольной бархатной темноте – ни ветерка, ни шума, лишь тишина и ночь, так жарко принявшая его в свои объятия. Странно, но рука, держащая сигарету, дрогнула, неведомое доселе чувство поселилось в нём – тоска по ней.

Бесшумно ступая, Альберт прошёл в столовую, вынул из холодильника початую бутыль «Бокарди», хлебнул прямо из горлышка, не закусывая, крякнул и приложился вновь. Ром разлился по пустому желудку огненной терпкой лавой, провалился внутрь, разжигая по телу приятную нетерпеливую дрожь. Силовик сглотнул едкий ком, сделал ещё два внушительных глотка и направился в ванную.

Она стояла, обёрнутая полотенцем, спиной к двери – почти голое тело с распущенными мокрыми волосами и длинными стройными ногами. Рука её, держащая кисточку, водила по губам ярким бордовым блеском. Отражение, в почти запотевшем зеркале, заставило Альберта глухо выдохнуть, Мария вздрогнула, увидев его, но не обернулась. Кокетливо прищурив глаза, она томно продолжила движения рукой, Нуриев зло скрипнул зубами, наблюдая, как вожделенная красотка откровенно сооблазняет его. Девушка улыбалась и не сводила с зеркала глаз.

– Собралась на дискотеку? – хрипло процедил Альберт – Или куда покруче?

– Ч-чёрт, о, да! В тёмном брючном костюме и белой рубашке он был неотразим, хоть и был выпачкан с ног до головы кровью! Его искажённое гневом лицо с суровыми правильными чертами оставалось в тени, и его не портила даже багровая полоса на правой скуле – ожог, проклятье или след от пули, неважно, его это не портило, скорее наоборот.

Подполковник снял пиджак и швырнул его на пол, взгляд Марии упал на испорченную рубашку и брюки – На тебе кровь, Альберт!

– Это не моя кровь! – глухо прохрипел Нуриев – Подойди ко мне.

Королёва сделала несколько шагов вперёд – Ты его убил?

– Ты сожалеешь об этом?

Мария остановилась – Я не знаю, Сухрай не сделал по отношению ко мне ничего плохого, он всегда был сдержан и воспитан, платил исправно, даже чересчур!

– А вчера он джентельменом не был! – усмехнулся Альберт – Скорее наоборот!

Заныл пах, кровь, горячей обжигающей струёй побежала по жилам и ударила в голову – он не стал ждать, широко шагнув к порочному созданию, ибо сил на ожидание уже не было. Мария съёжилась, будто в предвкушении удара, зажмурила глаза.

Альберт сгрёб девушку в охапку и застыл, жадно изучая её губы – Я ужасно устал, девочка, и мне нужно сегодня только три вещи: душ, секс и сон. Всё остальное будет потом, разговоры будут завтра! – его вкрадчивый, но безопелляционный тон не оставил ни единого шанса на капитуляцию – Давай, удовлетвори меня и мы спокойно отправимся в царство Морфея!

Мария открыла глаза – о-о, боже, как же хотелось поцеловать его в губы, в полные, влажные, горячие, приоткрытые, словно створки рая, и даже не поцеловать, а впиться и наслаждаться этим немыслимым острым ощущением. Мгновенья, обернувшиеся вечностью, рухнули, силовик, не дав опомниться ей, жадно прижался к влажным рту, требовательно прокладывая языком путь.

Мысли, мысли, путались и противоречили друг другу – что он делает, боже, ведь она проститутка, через которую прошло несметное количество народа, она порочнее самой богини страсти Афродиты, но желание его сейчас гораздо сильнее разума – плевать, плевать на всё, лишь бы чувствовать вкус её губ и сладость тела, лишь бы окунуться в эту пучину вновь и вновь.

На мгновенье опомнившись, Мария попыталась высвободиться из объятий, но стальная хватка Альберта была крепка – Я надеюсь по диспансеризации у тебя пятёрка? – прохрипел Нуриев, чуть отстранившись от партнёрши – Ну, не тяни, я жду!

Королёва вспыхнула, сверкнув на подполковника глазами – Я здорова, Альберт, и с клиентами всегда предохраняюсь!

– Я не клиент! – ухмыльнулся Берт – И резинки не люблю, а то, что ты здорова, это чудненько, и на будущее запомни, если я хочу поцеловать тебя, то поцелую, не дёргайся, а сейчас продолжим!

Она сдалась, расслабилась, полностью отдавшись во власть тирана. Нуриев потянул за угол полотенца, дёрнул вниз, махровая преграда скользнула угрём на пол.

Альберт оторвался от Марии, плотоядно пробежался взглядом по обнажённому телу – Такая ты мне нравишься больше!

Как расстегнулись пуговицы на его рубашке, как снялись брюки и боксеры, она не помнила – только его сильные руки, исследующие её тело, и губы, которые творили невозможное. Его обаяние покорило, его сила и мощь сразили наповал, а нить желания, связавшая их навеки, соеденила вожделением навсегда.

Альберт потянул Марию в душ, включил тугую горячую струю, притянул холёное молодое тело к себе – Хочу тебя, хочу всю, без остатка, отдайся мне, Мария, я не причиню тебе боль!

Вездесущая длань нетерпеливо ласкала гладкую спину и ягодицы, Королёва задохнулась от нахлынувшего волной чувства, затрепетала и самозабвенно откликнулась на его долгий затяжной поцелуй. Сдавленно захрипев, Альберт взглянул в затуманенные желанием глаза – да, она манила, она звала и была полнотью готова к нему.

Молчание – золото! Он и молчал, эротично ведя кончиком указательного пальца от губ до подбородка, слегка приподнимая его при этом, а после спустился на ключицу, резко переместившись на грудь, ощущая в ладони и полноту её, и упругость, и жёсткие бугорки затвердевших сосков, и всё, всё остальное, что принадлежало теперь только ему.

Королёва тронула рукой абстрактную татуировку на правом плече любовника, силовик мотнул головой – Всё завтра, детка, все вопросы завтра, поверь, у тебя будет ещё возможность разглядеть мою зверушку подетальней, не отвлекайся!

Нерв, каждая клеточка её тела и души была оголена, она понимала, что растаяла в его руках, как шоколад, стекая каплями его на мускулистые сильные руки, кубики на прессе, на бёдра.

Она хотела наклониться и прильнуть губами к внушительному, твёрдому достоинству, но Нуриев остановил – Не сейчас, позже, на оральную прелюдию времени нет, я готов, поверь, готов и без этого!

Мария растерялась, но не растерялся партнёр – Альберт приподнял её, ровно пушинку, и резко опустил себе на бёдра, она вскрикнула, как раненая птица, и даже не от боли, забилась на нём в предверрьи экстаза, зарылась острыми коготками в плечи.

– А-Альберт?! – её ноги обвили бёдра мужчины, сцепились на упругих ягодицах – Альберт, не отпускай меня, прошу, не щади, не жалей, делай, что хочешь, но только не отпускай!

Подполковник усмехнулся, не сводя глаз с её малахитовых растопленных глубин. Игра началась, жёсткая, взрослая, безо всяких компромисов и уступок, он терзал её нещадно, глядя в глаза, и зрачки их расширялись, дрожа на ресницах хрустальными бисеринами слёз. Губы, он не щадил губы, требовательно и властно продолжая соитие. Укусы его были грубы и жестоки, но хаотичная первобытноть их только распаляла Марию, она громко стонала и ловила его бешенный ритм.

– А ты красива! – прохрипел Альберт, переворачивая девушку к себе спиной – Особенно сейчас! Но я хочу попробовать тебя всю, каждую твою клеточку, каждый уголок, каждый миллиметр твоего шикарного тела! – две ладони его требовательно опустились на ягодицы – Впусти меня, и клянусь, ты не пожалеешь об этом!

И действительно, о чём можно было пожалеть, когда виртуозные пальцы его начали стимулировать набухший бугорок, а сумасшедший темп крещендо сдобрил огненное комбо настоящим шквалом эммоций, койи обрушились на Марию волной.