Дорога после

Именно наша реакция на происходящее создает в нас эмоции – или радость, или страдание. То, как мы реагируем, определяет нашу реальность. Мы не всегда можем изменить обстоятельства, но можем влиять на то, что чувствуем, на то, как долго хотим жить в тех или иных состояниях. А я, по примеру мамы, всегда стараюсь улыбаться и верить, что жизнь обязательно приготовила для меня что-то удивительно прекрасное.

Глава 5. Первый рабочий день

Ох. А вот он и наступил – мой первый рабочий день. Две недели я, как и положено, отработала в “Гастеро”, и вот теперь готова к труду и обороне. Я взволнованно одергиваю юбку уже в десятый раз и переминаюсь с ноги на ногу перед входом в ресторан. Красивая, светящаяся вывеска “Беллини” гипнотизирует. Я волнуюсь. Как школьница, ей-богу. А я ведь уже взрослая…

– Страшно?

Я дергаюсь от неожиданно раздавшегося голоса рядом. Поворачиваю голову и смотрю на Старцева.

– Волнительно…

Старцев распахивает дверь и кивает, приглашая войти. А я стою, будто ноги приклеились. Двинуться не могу. Теперь к стрессу первого рабочего дня добавляется еще и сам Старцев. Рядом с ним я всегда чувствую себя как-то странно.

– Давай помогу.

Я недоуменно смотрю на него, потом на его руку, которую он мне протягивает. Ладонью вверх. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он от меня хочет. Чтобы я вложила свою руку в его. Я медлю, в растерянности. Но потом решаю, что ничего такого в этом нет, когда два человека касаются друг друга.

Его рука горячая, сухая, твердая, большая. Как только я касаюсь, он сжимает мою руку и делает уверенный шаг вперед. Тянет меня за собой. Я смотрю на его спину и послушно следую позади.

Вот он открывает дверь, заходит, все еще держа меня за руку, и я невольно чувствую как внутри что-то дергается, сжимается. Это так странно и необычно – идти вслед за мужчиной…

Но додумать мысль я не успею, Старцев отпускает мою руку. Поворачивается, внимательно разглядывая.

– Легче?

Я молчу несколько секунд, сверяясь с собственным мироощущением.

– Легче, – утвердительно киваю.

– Хорошо. С первым рабочим днем, Вероника.

– Ника, – автоматически поправляю его. – Я предпочитаю Ника.

– Хорошо, – соглашается Старцев. – Ника.

И он наконец уходит, а я облегченно выдыхаю. Смотрю на часы и глаза в ужасе расширяются. Это что же – я полчаса стояла и пялилась на входные двери? Господи, какой стыд.

Я быстро иду переодеваться. Не хватало еще опоздать в свой первый рабочий день.

Когда выхожу на кухню – тут привычный гул и мельтешение людей. Шум раздается с разных сторон – вот сбоку кто-то переговаривается, прямо передо мной скворчит сковорода, с другой стороны повар громко разделывает мясо.

Я волнуюсь. Очень хочу, чтобы работа тут мне понравилась, и все сложилось хорошо.

Первый день проходит спокойно, если не учитывать тот факт, что шеф-повар недовольно морщит нос, только увидев меня, и отправляет делать черновую работу.

Я закусываю губу и стараюсь успокоить себя мыслями, что шеф-повар просто меня проверяет. Я новенькая, молодая, без особого опыта, но все равно ужасно неприятно. У меня были такие невероятные ожидания от первого рабочего дня, а через пять часов утомительной, черновой работы, настроение просто на нуле. Да и коллектив, к сожалению, оказался не очень-то приветлив.

Про шеф-повара я изначально знала не так уж и много, но с его именем была знакома.

Франциск Гордон – истинный итальянец. Старцев привез его прямиком из Флоренции, переманив из одного из самых популярных ресторанов Италии. В “Беллини” Франциск с самого основания. Это все он сам мне и рассказывает, снабжая речь самодовольным взглядом.

Держится Франциск с напускной важностью и высокомерием. Отдает короткие, резкие приказы и выглядит, честно говоря, как напыщенный павлин. В общем, производит крайне неприятное впечатление заносчивого человека со склочным характером. Но стоит признать, что в профессиональном плане он действительно творит волшебство: ведь все меню Беллини – его творение.

К концу дня я ощущаю себя просто как выжитый лимон. Да, я всегда стараюсь находить что-то позитивное во всем, что меня окружает и что со мной происходит, но сегодня реальность ко мне слишком сурова.

У меня были такие огромные надежды, что я многому смогу научиться у лучшего шеф-повара Москвы. “Беллини” – моя мечта. И я заочно, не будучи знакома, восхищалась Франциском, поражаясь изысканности, продуманности меню. Но когда итальянец умудрился придраться к тому, что я недостаточно хорошо чищу картошку и режу овощи – слишком толсто, криво и вообще не так, все очарование пропало. Все замечания он делал едко и публично. Я с таким агрессивным поведением вообще раньше никогда не сталкивалась и даже не знала, как себя вести.

В моей философии жизни нет такого слова как “терпеть”. Нет, я могу быть очень упрямой и упорной в достижении целей, этого у меня не отнять, но все же я не была никогда терпилой. И очень резко реагирую на несправедливость.

Я отношусь к жизни как к спорту – чтобы стать лучше, нужно потеть. Даже если можешь сделать только пять отжиманий, делай десять, иначе не стать сильнее, выносливее. Но при этом нет смысла пытаться сделать пятьдесят или, например, бегать, если на самом деле тебе больше по душе совсем другой вид тренировок. То есть терпеть в моей концепции жизни есть логика только по объективно весомым причинам, а не просто так.

Когда вечером я выхожу на улицу, то спасительный вдох полной грудью, действительно лучшее, что происходит со мной за целый день, и это огорчает. Работа в “Гастеро” на фоне первого дня в “Беллини” теперь кажется сказкой. Эмиль, шеф-повар “Гастеро”, был, конечно, личностью творческой, но мы с ним легко нашли общий язык. Он мог и отругать, и крикнуть, и поворчать, но за всем этим чувствовался хороший человек.

Я иду медленно к метро, наслаждаясь прохладой вечерней Москвы. Думаю о том, как же все-таки быть дальше. Может быть, это просто первый день не задался? Или, возможно, стоит как-то неформально попробовать поговорить с Франциском? Надо постараться ему понравиться…

Вся в своих мыслях, абсолютно не замечаю момента, когда резко спотыкаюсь и падаю на асфальт. Колени пронзает адская боль, в глазах темнеет. Я оглушительно вскрикиваю и тут же всхлипываю.

Разбитые в кровь коленки становится последней каплей, переполнившей колодец моего сегодняшнего терпения. Слезы катятся по щекам, а я продолжаю сидеть на асфальте.

Стыдно, глупо. Здесь меня могут заметить коллеги, злосчастный шеф-повар Франциск, видеть которого я хочу меньшего всего на свете в такой уязвимый для себя момент. Я успела отойти от ресторана метров на сто от силы. Но несмотря на голос разума, встать не получается. Я удобнее сажусь на попу, разглядывая разбитые колени, которые ноют и болят. Всхлипываю и жалею себя. Я разрешаю себе этот момент слабости. Бывают плохие дни, чего уж.

– Ника…

Всхлип резко затихает, и я вскидываю испуганный взгляд наверх.

Это Тимур Старцев.

Что я там говорила – увидеть Франциска будет худшим вариантом из возможных?

Старцев присаживается перед мной, я смотрю в его темные глаза. Что это за цвет? Я даже не могу дать ему определение. Они не серые и не черные. Может быть, темно-коричневые? Но вроде бы и коричневого оттенка как такового нет…

– Больно?

Я киваю. Всхлипывать и плакать под его внимательным взглядом почему-то не хочется и не получается.

Он протягивает мне руку. Опять. Этот жест такой простой и одновременно невероятно доверительный. Рука раскрыта ладонью ко мне, крепкая, широкая, без мозолей. Я вкладываю свою руку, замечая и контраст цвета кожи – моя на несколько тонов светлее, и то какая его ладонь сухая, горячая и твердая. Он помогает мне подняться.

– Я отвезу тебя домой.

Не спрашивает, утверждает. А я… после падения и резкой истерики, видимо, так и не пришла в себя, потому что лишь согласно киваю и иду вслед за Старцевым.

От открывает передо мной дверь, и я ныряю в салон. Машина у него, конечно, первоклассная – Мерседес. Внутри пахнет кожей и дорогим парфюмом. Это его запах, который, как оказалось, я уже умудрилась запомнить. Здесь, в тесном пространстве, все пахнет им, и мне почему-то это нравится, я даже делаю более глубокий вдох. Все вокруг чистое, ни одной лишней бумажки или пылинки. Он педант?

Старцев молча садится, заводит машину и выруливает. Я наблюдаю за его руками, которые лежат на руле, как загипнотизированная. Это явно последствия эмоциональной встряски…

Лишь через пять или десять минут осознаю, что не назвала адрес, а мы все едем и едем в неизвестном направлении.

– Куда мы едем?

– В парк.

– В парк? – недоуменным эхом переспрашиваю.

– Да, – он бросает на меня быстрый взгляд. – Лечить твою хандру.

Что ж… это крайне мило. Только вот почему Старцев решил со мной возиться?

– Вы не обязаны…

– А я и не говорил, что обязан, – прерывает меня.

Я замолкаю, теперь разглядывая внимательно его профиль. Хмурюсь, пытаюсь понять, разгадать. Все это так странно, необычно…

А потом выдыхаю и откидываюсь на сиденье. Прикрываю глаза, расслабляясь. Не в моей привычке что-то усложнять и слишком активно рефлексировать. События просто происходят, развиваются, сменяя одно другим. Стоит ли искать в каждом тайный смысл? Думаю, нет.

Через десять минут мы действительно останавливаемся недалеко от входа в парк.

– Подожди в машине, – звучит спокойный голос.

И я жду. Старцев открывает багажник, что-то ищет. Подходит со стороны пассажирской двери.

– Повернись ко мне, я обработаю колени.

Я послушно выполняю указания. Он присаживается передо мной, и наши глаза оказываются практически на одном уровне. И вот он берет перекись и промывает раны. Я разглядываю его сосредоточенное лицо, аккуратные, твердые движения. Это все еще так удивительно и необычно…

– А теперь пойдем.

– Куда? – растерянно спрашиваю.

Так странно, но меня просто завораживает вся эта ситуация. Спокойная уверенность Старцева. Его тяжелый, внимательный взгляд.

– В парк, конечно. Не зря же мы сюда приехали.

Глава 6. На всякий случай

Старцев умеет удивлять. Это точно.

Когда он останавливается около киоска с мороженным, я, кажется, прихожу к последней стадии удивления из возможных. Когда мы садимся напротив фонтана и начинаем это мороженое есть, я в целом теряю ощущение реальности.

Удивительный он человек все-таки. Я едва сдерживаюсь, чтобы навязчиво его не разглядывать.

– Мороженое? – вскидываю вопросительно бровь.

Он усмехается.

– Для моей дочери это лучшее лекарство от разбитых коленок.

Тааак… У него есть дочь. Об этом в интернете точно не было ни слова, я бы запомнила.

– Сколько ей?

– Ей семь. Через несколько месяцев будет восемь. В этом году идет в первый класс.

– Уже взрослая.

– Да, – усмешка на губах становится какой-то мягкой и задумчивой, – она точно считает именно так.

Я не спрашиваю о том, почему его дочь так поздно идет в школу. Ей же вот-вот исполнится восемь. Но это не мое дело.

Воцаряется тишина. Мы оба смотрим на фонтан и едим мороженое. Я – шоколадное, а Старцев – фисташковое. Кто бы мог подумать, что он выберет такой необычный вкус? Точно не я… Слишком уж он кажется серьезным и закрытым. Такие не мороженое в парках едят, а виски пьют в своем кабинете…

– Спасибо, – говорю спокойно.

Он переводит на меня взгляд.

– Первый рабочий день был не особо удачным?

Я закусываю губу, не зная, как ответить. Жаловаться не хочется, но и врать я не любительница. Я ценю откровенность и прямолинейность. Зачем глупые игры в скрытность?

– Я думала, будет все намного легче и радужней.

– Франциск?

– Я не хочу жаловаться, поэтому воздержусь от комментариев.

– Похвально, но непредусмотрительно.

– Почему же?

– Разве не я тот, кто может решить все твои проблемы?

– Разве не вы тот, кто может мне проблемы создать?

Мы несколько секунд внимательно разглядываем друг друга, а потом он усмехается.

– Туше.

Я улыбаюсь в ответ.

Я действительно не хочу ныть, мне нужно справиться самой. Я не привыкла пасовать перед первыми же трудностями. Да и тем более я не знаю, в каких отношениях Старцев и Гордон. Может быть, в очень теплых и дружественных? Хотя что-то мне подсказывает, что у такого человека, как Старцев, нет друзей… Да и с характером Франциска, пожалуй, друзей тоже сложно завести.

Мороженое заканчивается слишком быстро, как и наши неожиданные посиделки. Я иду к выходу невероятно медленно. Почему-то не хочется, чтобы этот вечер прекращался. Кажется, в нем есть какая-то магия, волшебство.

Старцев отвозит меня домой. Когда мы останавливаемся около моего подъезда, я берусь за ручку двери, но перед тем как уйти еще раз благодарю Тимура. Он ведь правда мне сегодня помог, поддержал. Вот так вот легко, ненавязчиво.

– Ника, не позволяй Франциску испортить твое желание работать в “Беллини”.

Я смотрю в его темные глаза, продолжая думать о том, что не могу дать определение их цвету. С удивлением замечаю, что мне невероятно нравится, как звучит мое имя его низким, хриплым голосом. А еще вдруг осознаю явно и четко – Старцев и Гордон друг друга не переваривают.

– Хорошо, Тимур Сергеевич.

– А если будут сложности, приходи ко мне.

Он вдруг резко тянется в мою сторону, я вздрагиваю от неожиданности. Но он лишь открывает бардачок, достает визитку и протягивает мне.

– Мой номер. На всякий случай.

Хочется спросить – что это за подозрительный “на всякий случай”? А еще очень интересно – он со всеми так учтив и предусмотрителен? А потом я решаю не забивать свою голову ерундой. Может быть, я ему понравилось, кто знает. В конце концов, девушка я очень даже симпатичная.

От этих мыслей становится вдруг как-то легко и смешно. Внутреннее напряжение от неожиданно тесного общества Старцева меня покидает.

Зачем я пытаюсь искать причины? Старцев просто ко мне добр, нужно быть благодарной и ничего не усложнять.

– Тимур… Сергеевич… давно я не ела такого вкусного мороженого.

Мы смотрим друг на друга несколько долгих секунд. Никогда раньше подобного не встречала – как время словно уплотняется, замедляется, поглощает. Каждая секунда ощущается будто бы живой, дышащей, наполненной и одновременно пролетает быстро, спешно.

– Я тоже, Ника…

Когда я захожу домой, то прижимаюсь к входной двери и перевожу дыхание. Мама, как обычно, выглядывает в коридор.

– Никуш! Как первый день? Рассказывай!

А потом мама вдруг щурит глаза, вглядываясь в меня.

– Ты что, Никуш, влюбилась?

– Мааам! – возмущенно восклицаю.

Она в ответ весело смеется.

Я влюблялась дважды.

Первый раз – горячо и глупо. В одноклассника в одиннадцатом классе.

Он был лучшим из лучших – красивый, спортивный, наглый, дерзкий. Все девчонки были от него без ума, и я тоже. Но, конечно, я не подавала вида. Моя тихая, скрытая влюбленность длилась долго – полгода или год. Она была как хроническая болезнь, как небольшая заноза в пятке – я к ней уже привыкла и с ней уже смирилась.

Меня вообще-то не увлекали отношения с парнями – я была активисткой в самых разных сферах и этого с головой хватало. Староста класса, дважды в неделю английский, трижды танцы, кружок по волейболу при школе, волонтерство в детском саду около дома… Чем я только не занималась. Мама говорила всегда – слишком во мне много энергии. А потом Ромка Девяткин, так звали мою первую любовь, пригласил меня сходить в кино…

Он стал моим первым после долгих нескольких месяцев прогулок за ручку и все более и более жарких поцелуев с каждым разом. А потом еще через пару месяцев начал встречаться с Леной Сорокиной из десятого Б. Так я впервые узнала, что бабочки в животе, которые так рьяно летают и окрыляют, еще и очень болезненно дохнут…

Потом еще был мой жених, Вася Ремисов, с которым мы расстались из-за того, что я уехала во Францию на долгие два года. Очень быстро прошла вся его любовь, как только на горизонте замаячили сложности.

В общем, с этим странным чувством под названием “влюбленность” у меня были странные отношения. И даже гипотетически – влюбиться в Старцева это какое-то безумие, сумасшествие. Он и я… мы же абсолютно разные.

– Мам, не влюбилась я. Просто переволновалась. Посмотри на мои колени…

Взгляд мамы опускается, и она начинает встревоженно щебетать. Тут же готовит мне чай и окутывает материнской заботой. Я нежусь в тепле и ласке.

Не понимаю, почему кто-то хочет побыстрее съехать от родителей? Мы с мамой всегда жили душа в душу. Два года во Франции вдали от нее были сущим адом… Как минимум потому что пришлось провести их без моих любимых маминых пирожков.

Пирожки мама готовила самые разные – с картошкой, капустой, мясом, яблоком, творогом. И практически каждый день. Удивительно, как при таком частом потреблении мучного я остаюсь такой стройной. Я просто радуюсь, что повезло с генетикой.

Мама вот, например, в свои сорок семь тоже худая и миниатюрная.

Я пересказываю маме события сегодняшнего дня. Она крепко обнимает и советует не принимать близко к сердцу замечания вредного Франциска.

Я в итоге решаю пораньше лечь спать, потому что завтра все еще планирую продолжить свою неудачно стартовавшую карьеру в “Беллини”. Почему-то теперь, когда я сохранила номер Тимура Старцева в свой мобильный, стало намного спокойнее. Больше не пугал никакой Гордон…

Снится мне на удивление… Старцев. Он ничего не говорит, лишь смотрит и смотрит своими темными глазами, которым я так и не смогла найти цветовую идентификацию.

Утром я долго разглядываю свое заспанное лицо в отражении зеркала, пока чищу зубы.

“Разве не я тот, кто может решить все твои проблемы?”

“Если будут сложности, приходи ко мне”.

“Мой номер. На всякий случай”.

“Ты что, Никуш, влюбилась?”

Я тряхнула головой, выгоняя глупости из нее. Улыбнулась сама себе широко-широко.

– Не усложняй, Ник.

Отправила воздушный поцелуй своему отражению и с радостной улыбкой пошла встречать свой второй рабочий день.

Вероника Синицина никогда не унывает и не сдается!

Глава 7. Тимур

– Соскучился?

Я поднимаю взгляд от документов на столе, разглядывая директора ресторана “Беллини”. Кэт бодра и широко улыбается. Обновленный загар и буйные рыжие кудряшки.

– Не успел.

Она надувает наигранно обиженно губы.

– Все жду, когда ты научишься быть милым, а ты упрямо вредничаешь.

Я криво усмехаюсь.

– Как отдохнула?

– Потрясающе. Если бы мы поехали вместе, было бы еще лучше…

– Мы уже это обсуждали, Кать.

Она недовольно кривит веснушчатый нос. Ей не нравится, когда что-то происходит не так, как ей хочется. В этом мы с ней сильно похожи.

– Старцев, это был бы всего лишь отпуск. Не в ЗАГС же я тебя позвала, в конце концов.

– Туда бы я тем более не пошел. Хватило одного раза на всю оставшуюся жизнь.

Кэт никак не комментирует сказанное. Кошачьей, плавной походкой направляется в мою сторону. Тело плотно облеплено тонкой черной тканью, длина платья еле прикрывает попу. Сверху расстегнутый пиджак, который хотя бы немного уравновешивает наряд и создает оттенок делового стиля.

Когда Катя обходит стол и садится мне на колени, я молча разглядываю пышные розовые губы.

Когда все между нами закрутилось? И как? Сложно сказать…

Кажется, я тогда адски подыхал после смерти Саши. Пил так много, что потерял счет дням. Катя приходила практически каждый день. Заставляла есть, ходить в душ, убиралась, успокаивала.

“Время лечит”, – тихо шептала она, пытаясь заглянуть мне в глаза.

И как-то раз мы переспали. Глупо, грязно, быстро, странно. Неожиданно, кажется, для обоих. Потом я жестко сказал, что все это было ошибкой. Ведь Катя – самая близкая подруга моей Саши. Будь Саша жива она бы никогда подобного не простила…

Но время шло, жизнь продолжалась. Кэт была рядом. Как-то я пригласил ее на ужин в знак благодарности, а потом все пошло-поехало само собой. Я четко обозначил границы – никаких отношений, не надо ждать от меня чувств. Катя… согласилась.

Чувствовала ли она ко мне что-то серьезное? Меня это не волновало. Меня абсолютно устраивало все, пока она вела себя адекватно. Возможно, не стоило брать ее к себе на работу, но так уж сложились обстоятельства. Кэт искала работу, мой прошлый директор на ПМЖ уехал за границу, а я после длительного запоя, все еще не до конца пришедший в себя, был не в состоянии вести нормально дела. Брать кого-то с улицы на одну из ключевых должностей было не в моих привычках, а подходящих кандидатов как назло не было. Сначала мы договорились, что Кэт будет помогать временно, пока я со всем не разберусь и не приведу дела в порядок. Но вот уже три месяца мы вполне успешно работали вместе. На удивление в делах Екатерина Власова была очень въедлива и профессиональна.

– Я соскучилась, – горячий язычок соблазнительно заскользил по моим губам.

Я поднял руку, накрывая упругую грудь, которая идеально ложилась в мою ладонь. Сжал. Сверху раздался резкий, свистящий вдох.

Что ж…

Резко встал, утягивая за собой рыжую соблазнительницу. Задрал платье, усадил на стол.

“Никакого белья. Готовилась перед приходом сюда”, – с усмешкой подумал.

На бедрах красивые кружевные резинки чулков. Без стеснения Катя разводит ноги, ставит руки позади себя на стол и выгибается, приподнимая грудь. Острый язык скользит по губам, глаза сверкают. Она темпераментна, и это мне абсолютно подходит.

Я расстегиваю ремень, молнию на брюках. Взгляд Кэт останавливается на напряженном, налившемся кровью члене, который еще больше твердеет от ее жадных глаз. Подтягиваю ее ближе к краю, впиваюсь в губы яростным поцелуем. Она отвечает. С нужным темпом, скоростью, интенсивностью. В сексе мы подходим друг другу отлично. Только вот все равно чего-то не хватает…

Я вхожу в нее резким толчком, выпивая отчаянный полустон-полувздох. Зеленые глаза смотрят в упор, сверкают. Все в Кэт меня устраивает, кроме этих адских глаз. Оттенок такой совершенно непохожий, далекий от тех глаз… слишком темный, слишком другой, но, черт возьми, все равно зеленый.

Я вбиваюсь резко, сжимая руками ягодицы и практически насаживая на себя. Кэт тянется, подставляет шею. И я послушно вылизываю кожу, потом всасываю. Поднимаюсь выше, к ушной раковине, кусаю мочку уха.

Заняться сексом в кабинете было не слишком хорошей идеей. Кончаю я в последнее время очень плохо. Приходится долго изматывать себя, чтобы, наконец, дойти до пика. Я чувствую, как тело Кэт начинает потихоньку подрагивать в моих руках, а мой оргазм еще где-то далеко-далеко. Вот же проклятие!

– Тимур Се…, – звонкий голос резко нарушает шум нашего громкого, смешавшего дыхания и обрывается, не закончив фразу.

Я поднимаю голову, бросаю взгляд на дверь, которую кто-то беспардонно открыл, даже не постучавшись. Это Ника.

Огромные глаза смотрят на меня с растерянностью и испугом. Волосы собраны, лицо бледное. Она выглядит такой невероятно маленькой, хрупкой, беззащитной. Это вызывает странное ощущение внутри…

А потом я вдруг чувствую это… гребаный стремительный оргазм. Я продолжаю смотреть в испуганные глаза Ники, делаю резкий рывок и с хрипом кончаю.

Да уж…

– Я зайду позже, – наконец, Ника отмирает и быстро исчезает за дверью.

– Это кто? – раздается спокойный ровный вопрос, пока я поправляю одежду.

– Новый повар.

На секунду повисает тишина, а потом звучит лаконичное “ясно”. Я бросаю взгляд на Кэт. Спина напряжена, подбородок чуть приподнят. Кажется, кое-кто заметил, что мой неожиданный оргазм был связан с новым поваром…

Глава 8. Глупое сердце

– Тимур Сергеевич?

Он поднимает на меня взгляд.

– Там… сегодня же банкет…

– Да и что?

– Поваров на кухне нет, да и заготовок… нет…

Несколько секунд он осмысливает то, что я ему сказала, потом подрывается и идет быстрым шагом в сторону кухни.

Я пришла на работу десять минут назад. Переоделась, зашла на кухню и удивленно оглядела пустое пространство. Через три часа у нас должен был начаться крупный свадебный банкет. Часть поваров должны были выйти в ночную смену, чтобы приготовить некоторые блюда, сделать закуски и заготовки. Но в итоге ничего не было сделано.

Я пришла на несколько часов раньше рабочего дня, чтобы доделать то, что поручил мне вчера Франциск – почистить пять килограмм креветок. Вечером я осилила только несколько, потому что задание он мне дал в конце дня за полчаса до конца рабочего дня, когда у меня уже отваливались и руки, и ноги. После того как Франциск ушел, я решила, что лучше приду сегодня пораньше, и все доделаю.

Поэтому по удивительному стечению обстоятельств во всем ресторане сейчас были четыре человека – охранник, уборщица, Старцев и я. Что в такую рань в “Беллини” делал сам Тимур, оставалось только догадываться.