Путь Принятия Тени. Том 1

Линь Вэй

Путь Принятия Тени. Том 1

Арка 1. Первые шаги

Чтобы вам было легче погрузиться в мир "Пути Принятия Тени", вот главные герои:

Линь Юй – Молодой адепт, добрый и эмпатичный.

Хань Фэн – Суровый даос, движимый долгом и виной.

Сюэ Лэн – Изгой-манипулятор с темным прошлым.

Не бойтесь перечитывать эту шпаргалку! Имена быстро запомнятся, когда вы узнаете героев ближе.

***

В первой главе:

Соседи по коммуналке. Мы делили апельсин. Давайте жить дружно. Долгожданное воссоединение. Благодарность от администрации деревни и суперприз за победу над мини боссом.

Глава 1. В одном теле

Первым пришло ощущение тяжести, вдавившей его в холодный каменный пол. Затем – боль. Тупая, разлитая по всему телу, будто он отлежал все конечности, не имея возможности пошевелиться.

И только потом – сознание.

«Я должен быть мёртв».

Мысль пронеслась. Ясная и четкая, как лезвие. Линь Юй помнил хватку на рукояти меча, холод стали у горла и стремительный, разрешающий взмах. Последний.

Он попытался вдохнуть – и не смог. Грудная клетка не слушалась, сдавленная невидимым прессом. Он заставил себя – резко, с усилием, и воздух рванулся в легкие, обжигая их влажным, затхлым холодом.

«Призраки не дышат. Значит…»

Его рука, тяжелая как чужая, инстинктивно потянулась к лицу – к той самой повязке, что годы скрывала пустоту. Пальцы наткнулись на грубую ткань. И тогда… случилось Невозможное.

СВЕТ.

Он не просто увидел. Его сознание, отточенное годами слепоты, захлестнул шквал образов, лишивший дара речи. Пыль, танцующая в косом луче, пробившемся сквозь разбитую кровлю. Паутина, свисающая с балки, каждая нить – серебряная струна в мерцающем воздухе. Трещины на потолке, складывающиеся в причудливые, уродливые узоры.

Он ВИДЕЛ.

Сердце заколотилось в паническом ритме, отказываясь верить. Он сглотнул ком в горле и медленно, преодолевая сопротивление мышц, опустил взгляд.

На его ногах, поперек, как мешок с песком, лежало тело. В черном ханьфу, знакомом до боли. Знакомый контур щеки, знакомые руки, бессильно раскинутые на грязном полу.

Хань Фэн.

Логика, выстроенная годами, рухнула в одно мгновение. Он жив – но должен быть мертв. Он видит – но годы был слеп. Его друг лежит перед ним бездыханный – но…

– Линь Юй… Ты жив.

Голос прозвучал не снаружи. Он родился внутри его собственного черепа, отозвавшись эхом в самой сердцевине сознания. Теплый, сдавленный, искаженный болью – но до боли узнаваемый.

Он замер, не в силах пошевелиться.

– Хань Фэн? – его собственный голос прозвучал хрипло и чуждо. – Но ты… – Взгляд снова заскользил по безжизненному телу, по своим дрожащим рукам.

– Я здесь. Внутри. Мы… нашли способ.

– Значит… это мое тело? Я жив, а ты… внутри? Но как? Почему я вижу?

«Забавно. Слепой, а видит», – прозвучал новый голос. Он был другим – холодным, острым, словно отточенный клинок. В нем не было ни тепла, ни боли, лишь ядовитая, насмешливая вескость. «Духовное зрение, Юй-гэгэ. Отличная компенсация за три души в одном сосуде. Сосуд трещит по швам, а свет проливается в щели».

– Три… души? – Линь Юй почувствовал, как земля уходит из-под ног. В нем? Одна душа – это он. Вторая – Хань Фэн. Третья… – Хань Фэн, что происходит?

Голос Хань Фэна прозвучал натянуто, будто сквозь стиснутые зубы:

– Я должен был сказать тебе сразу… Здесь не только мы с тобой. Внутри… есть еще одна душа.

– Кто? – в голосе Линь Юя послышалась тревога, леденящая душу.

Пауза затянулась, густая и вязкая, и в этой тишине медленно тонули последние надежды.

«Да какого черта! Долго он будет мямлить?» – мысль, острая и нетерпеливая, пронзила общее пространство, заставив Линь Юя вздрогнуть. И тут же холодный голос сказал:

– Линь Юй, это я. Узнаешь? – Голос был ровным, но каждый его слог обжигал, как яд.

– Ты теперь видишь… А тогда… тогда ты так легко поверил мне на слово. И поднял меч. Почему, а, Юй-гэгэ? Неужели был слеп вдвойне?

Сознание Линь Юя замерло, пронзенное ледяным ужасом. Невозможно. Годами рядом с ним был человек, с которым было легко. Тот, кто вернул краски в его жизнь после тьмы. Да, вспыльчивый, резкий… но не чудовище. Зачем ждать годы для мести?

– Что случилось на самом деле? – голос Линь Юя дрогнул, выдавая внутреннюю борьбу.

– Давай я все расскажу, – с мнимой готовностью откликнулся Сюэ Лэн. – Я очнулся и узнал тебя. Хотел мстить… но ты отказался знать мое имя. Помнишь? И знаешь… меня это устроило. Зачем ворошить прошлое, если можно начать все с чистого листа?

– А что случилось с моим другом? – спросил Линь Юй, и в его тоне сквозь страх пробивалась сталь.

– С Хань Фэном? – Сюэ Лэн сладостно протянул, чувствуя, как история ложится в нужное русло. – Он пришел уже одержимый тьмой. Тот самый «друг», что забрал твое зрение и бросил. Он говорил только о мести. Тебе. Клялся, что ты бросил его, и теперь он уничтожит того, кто тебе дорог. Меня.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в самое сердце.

– Что мне оставалось? Я защищал нашу жизнь, Линь Юй! Да, я использовал темные техники. Да, в ярости перестарался… Но разве твой «друг», пришедший убивать, заслуживал милосердия?

– Хань Фэн, что с тобой случилось? – Линь Юй обратился к молчавшей душе, в его голосе звучала мольба. – Кто это сделал?

– Не помню, – голос Хань Фэна прозвучал как скрежет камня. Все их общее тело напряглось до боли, будто пытаясь сдержать взрыв.

История была слишком гладкой. Слишком удобной. Линь Юй попытался сложить осколки воспоминаний, но его прервал торопливый, почти ласковый голос Сюэ Лэна:

– Такое бывает с Опустошенными. Даочжан Хань не стал бы врать, верно? – в его тоне плелась едва уловимая паутина угрозы. – Кстати, я полагаю, тут замешан Орден Сияющего Огня. Они хотели избавиться от меня. А Хань Фэн знал, что свидетелей по тому делу подкупили.

Театральная пауза. Уверенное продолжение:

– Вероятно, от него решили избавиться так же, как и от меня. – Голос Сюэ Лэна лился, словно мед, а Линь Юй чувствовал, как по его спине бегут мурашки чужой ярости. Хань Фэн сглотнул ком, заставляя себя молчать.

– Я пришел к тебе, – с искренней, ранящей обидой добавил он, – а ты как встретил меня? Стал бы я стелить постель, готовить ужин, если бы не хотел остаться? А потом… ты убил себя. А я… я поддерживал в тебе жизнь, чтобы вернуть!

Последние слова прозвучали убийственно весомо. Осознание обжигало: его дорогой друг был тем самым Сюэ Лэном.

Голос разума кричал: «Ложь! Слишком гладко!»

Голос сердца, израненный одиночеством, молил: «Поверь! Ему можно верить!»

Ему отчаянно нужно было верить, что его друг не был чудовищем. Эта сладкая, ядовитая ложь стала единственным якорем в море отчаяния.

– Я… я сразу поверил твоим обвинениям, – тихо проговорил Линь Юй, и каждое слово причиняло физическую боль. – Вынес тебе приговор в мыслях. Как ребенок, поверил лжи и из-за этого прервал жизнь. Расскажи… как же ты умер?

– Мы живы и мы здесь, – Сюэ Лэн отмахнулся, и в голосе скользнула знакомая насмешка. – Кто старое помянет… А у нас, как ни крути, глаза-то снова в наличии.

Линь Юй не выдержал и звонко рассмеялся – горьким, нервным смехом, в котором слышались вся его боль и растерянность. И тут же осекся. В воздухе повисло напряжение, густое, как грязь. Слишком много правды. Или лжи. Голова шла кругом.

И словно почувствовав, Сюэ Лэн нарушил затянувшееся молчание:

– Не будем торчать в этой развалюхе. У меня тут припрятаны ножи, деньги…

– Говори где, – холодно отрезал Хань Фэн. – Я возьму.

Следуя указаниям, он опустился перед неприметным камнем. Пальцы нашли едва заметные символы – работу мастера.

«Как он всегда умудрялся быть на три шага впереди?» – с горькой досадой подумал Хань Фэн.

Тайник открылся. Не просто вещи – тщательно продуманный набор для выживания: монеты, снадобья (как лечебные, так и яды), инструменты (от отмычек до поддельных печатей), и ножи… всегда ножи.

– Набор беглеца, – с отвращением констатировал Хань Фэн. – Он всегда готовился к побегу. Даже когда жил с тобой.

Он сложил вещи в пространственный мешочек и вышел.

И город встретил их мертвой тишиной.

Тот самый Город Туманов, когда-то неуютный, но ЖИВОЙ – с криками торговцев, запахом жареной лапши и детским смехом, – теперь был мертв. Крыши поросли мхом, улицы пусты. Лишь ветер гонял пыль, да пахло затхлостью и озоном, словно после магической бури.

Хань Фэн знал – дело рук Сюэ Лэна.

А сейчас Хань Фэн пошел на ложь, чтобы Линь Юй жил. Но эта ложь ложилась на душу тяжким камнем. «Неужели я становлюсь таким же, как он?»

Он мечтал вышвырнуть этого негодяя в отдельное тело и выместить на нем всю ярость. Особенно после той циничной шутки про глаза, на которую Линь Юй… рассмеялся.

Они вышли на главную дорогу. Именно здесь убили Сюэ Лэна. Кровь, должно быть, еще не высохла.

Внезапно его тело дернулось, он споткнулся на ровном месте, едва не упав.

«Не смотри туда», – прозвучал в сознании ядовитый шепот.

Хань Фэн похолодел от ненависти. Сюэ Лэн заставил его споткнуться, чтобы обойти то самое место. Чтобы Линь Юй не увидел. Это была не просто манипуляция; в этом импульсе сквозило что-то иное – стремительное, почти инстинктивное желание спрятать, скрыть. Как стыд. Или страх.

– Действовать может только один, – жестко начал Хань Фэн. – Линь Юй, ты – хозяин тела. Определи очередь.

«И выкинь этого негодяя из нашего расписания», – молил он про себя.

– Друг мой, но нас трое… – в голосе Линь Юя послышалась неуверенность.

– Ты всерьез доверишь ЕМУ контроль? – Хань Фэн не сдержал ярости.

– Разумеется, – тут же вклинился Сюэ Лэн. – Даосы не умеют выживать. Я позабочусь о нашем теле.

– Тебе и впрямь нет равных в искусстве выживать. Раз за разом. – в голосе Хань Фэна звенела сталь.

– Намного дольше вас обоих, – парировал Сюэ Лэн.

Где-то прокричала ворона. Линь Юй вздрогнул, и его голос сорвался на надрывный шепот:

– Прошу вас… перестаньте!

В этом звуке была вся мука человека, разрываемого на части. Спорщики резко замолчали.

– Хорошо, – после паузы, уже спокойнее, сказал Хань Фэн. – Тогда определим, чьи навыки уместны в какой ситуации.

Он рассказал об игре из своего монастыря, где наставник оценивал склонности учеников через гипотетические ситуации. Линь Юй оживился – нечто подобное было и у них.

– Давайте уже поиграем в ваши игры, – с напускным безразличием произнес Сюэ Лэн. – Итак, постоялый двор. Нет свободных комнат. Мне бы ее тут же выделили, да еще и спасибо сказали. А вы?

– Как ты этого добьешься? – мягко спросил Линь Юй.

– О, люди становятся очень сговорчивы, когда понимают, что их жалкая жизнь висит на волоске. – Сюэ Лэн сказал это так же просто, как о погоде. – Знаю, ты не любишь убийств. Можно просто показать нож.

– Но ты отнимешь комнату у других! Хозяин потеряет последних постояльцев! Его семья останется без куска хлеба!

– Какое мне дело до них? – искренне недоумевал Сюэ Лэн. – Мне нужна крыша. Все просто.

– Ты вообще способен думать о ком-то, кроме себя? – не выдержал Хань Фэн.

– Конечно, – без тени сомнения ответил Сюэ Лэн. – Я думаю о тебе. Ты – невыносимый зануда. И я думаю о Линь Юе. Он мне нужен.

Его тон был настолько искренним, что от этого становилось лишь страшнее. В этом не было циничной шутки. Была пугающая, животная правда.

В итоге родился хрупкий компромисс: Хань Фэн будет вести переговоры, Сюэ Лэн – сражаться, а основное время поделит Линь Юй.

– Хорошо. Как скажешь, Юй-гэгэ, – мысленный голос Сюэ Лэна прозвучал подчеркнуто покорно. Слишком покорно.

Он наслаждался победой, заполучив свою роль. Но где-то в глубине, под слоем самодовольства, копошилось странное чувство. Будто он, добившись своего, оказался не на вершине, а в ловушке.

Они вышли из города. С каждым шагом по лесной дороге камень на душе Хань Фэна становился чуть легче, а воздух, пахнущий хвоей и свободой, – чуть свежее.

Лес поглотил дорогу, укрыв ее изумрудным ковром. Туман отступил, уступив место прохладе. Горные пики, словно нарисованные тушью, резко выделялись на нежно-розовом небе. Глубокая синева в местах, куда на склоны гор падала тень, завораживала.

Линь Юй шел, и все, что он видел, было подобно глотку живой воды после долгой жажды. Он видел. Золото заката, переливающееся в зеленоватую лазурь, одинокий цветок у дороги, иглы сосен на фоне неба. Сердце колотилось и перехватывало дыхание.

Меж деревьев блеснула гладь озера. Идеальное место для ночлега. Решение было мгновенным и единодушным.

Наклонившись над водой, Линь Юй замер. В отражении на него смотрел человек с глазами, пылающими холодным фиолетовым сиянием.

«Три души… – озарило его. – Сосуд переполнен. Избыток энергии проливается светом туда, где была тьма».

И его пронзила мысль, перевернувшая все: а что, если тьму не изгонять, а наполнить светом? Чтобы она стала частью целого. Он смотрел на свое отражение – человека, в котором уживались свет и тьма, – и впервые почувствовал не страх, а хрупкий, незнакомый росток надежды.

– Какие глаза, Юй-гэгэ! – в его мысли ворвался веселый голос Сюэ Лэна. – Прямо как у демона высшего ранга! Где взял?

– Друг мой… – Линь Юй запнулся. – Если мы выйдем к людям, возникнут проблемы. Я не хочу снова носить повязку, но иного выхода не вижу.

– Это пустяки! – с легкостью отозвался Сюэ Лэн. – Доверься мне. Сделаю неотличимыми от самых что ни на есть обычных.

– Какую из своих мерзких уловок ты задумал? – голос Хань Фэна прозвучал обжигающе холодно.

– Хань Фэн, не тревожьте свою праведную душу. Простая иллюзия, не более. – В его тоне сквозила ядовитая насмешка. – Разве я вас когда-нибудь обманывал?

Они разбили лагерь. Пламя костра рисовало танцующие тени, искры уносились в темно-синюю высь. Линь Юй, завороженный, следил, как огонь пожирает дерево, оставляя багровые угли, которые ветер на мгновение укрывал пеплом, словно шелковым саваном.

– Может, расскажу историю? – игриво нарушил тишину Сюэ Лэн. – Знаешь ту, про женщину, что послала мужа за репой, а он утонул? Ну, так вот. Одна говорит: «Муж утонул», а вторая спрашивает: «И что теперь будешь делать?» А та в ответ: «Не знаю… Рис, наверное».

Линь Юй фыркнул, тут же прикрыв рот, но плечи его предательски задрожали. Смех прорвался сквозь все барьеры.

– Теперь моя очередь, – голос Хань Фэна был тих и неестественно ровен, как поверхность воды перед бурей. – Скорпион попросил лягушку перевезти его через реку. «Нет, – сказала лягушка, – ты ужалишь меня, и я умру». «Это неразумно, – убеждал скорпион, – ведь я тоже погибну». Лягушка согласилась. Но на середине реки скорпион ужалил ее. «Зачем? – прошептала она, умирая. – Мы оба умрем». «Прости, – ответил скорпион. – Такова моя природа».

В тот же миг поленья в костре с грохотом рухнули, выбросив сноп ослепительных искр. Яркое пламя погасло, словно ему перерезали горло. И густая, всепоглощающая тьма обрушилась на них, поглотив последние следы тепла и света.

***

Утром иллюзия легла на глаза без усилий – тонкая, неощутимая пленка духовной силы, искажающая реальность. Прана текла ровно, маскируя фиолетовое сияние под обычную темную радужку. Линь Юй поймал себя на том, что бессознательно сравнивает этот искусственный покров с естественной тьмой, что была ему приютом столько лет. Та тьма была пустотой. Эта – обманом. Он с трудом подавил горький привкус, поднимавшийся в горле.

Решили идти к ближайшему городу. И только сейчас, в относительном затишье, Хань Фэн осознал всю странность своего нового существования. Мир ощущался иначе. Грубая ткань одежды казалась шелком, ветерок ласкал кожу, а не хлестал по лицу. Но настоящее потрясение ждало внутри.

Эмоции спутников врывались в его сознание без спроса, как навязчивые мелодии. Приторное самодовольство, острый азарт, жгучий интерес к каждому новому листу, камню, трещине в дороге – это был Сюэ Лэн. Чистый, почти болезненный восторг от самого факта существования, тихая радость, смешанная с неизбывной грустью, – это был Линь Юй. Одни чувства вызывали тошнотворное отвращение, другие – непрошеное тепло, от которого сжималось сердце. Он был крепостью, чьи стены пробивали тараны чужих эмоций, и с каждым шагом кладка осыпалась, открывая уязвимость.

Дорога вела их через долины и деревушки. Когда они проходили одну из них, местные жители, завидев осанку и одеяния путника, тут же прекращали свои дела. Воздух наполнился шепотом, полным благоговейного страха. Один из старейшин, низко кланяясь, произнес:

– Господин посвященный! Умоляем, не пройдите мимо! Нашу деревню постигла беда!

Вскоре перед ними стоял весь деревенский сход. Староста, седобородый старец с лицом, испещренным морщинами, как высохшая земля, склонился в глубоком поклоне:

– Благословение небес да пребудет с вами. На нас обрушилась напасть, что не по силам нашим скромным умам.

– Говорите, почтенный, – голосом Линь Юя ответил Хань Фэн, с подобающей вежливостью, но внутри уже нарастало тягостное предчувствие. Он чувствовал, как Сюэ Лэн, до этого рассеянно наблюдавший за муравьем, ползущим по рукаву, мгновенно сфокусировался, как хищник, учуявший кровь.

Староста рассказал о дороге, что стала проклятым местом. Люди пропадают. А единственный выживший… сошел с ума. Бредит тенями и демонами, что шепчут ему из самых темных уголков его же разума.

– Конечно, давай повеселимся! – мысленный вихрь азарта Сюэ Лэна, острый и безжалостный, снес все возражения Хань Фэна, едва те возникли.

И прежде чем тот успел что-то предпринять, их сознание пронзил твердый, ясный голос Линь Юя, в котором странным образом сплелись его собственное сострадание и стальная воля Сюэ Лэна, уже успевшая повлиять на него:

– Друг мой, мы обязательно поможем. Ведите нас к тому, кто видел.

Делать было нечего. Они выслушали свидетелей: старуху-целительницу, бессильную против кошмаров, съедающих разум; охотника, видевшего в лесу живые, пульсирующие тени, и того самого безумца, что бормотал о демонах, обводя пустоту безумным, затуманенным взглядом, полным бездонного ужаса.

Логово нечисти было в нескольких часах ходьбы. Солнце клонилось к закату, заливая небо багровыми, предгрозовыми тонами. Хань Фэн чувствовал, как его собственная тревога смешивается с растущим, липким страхом Линь Юя и ледяным, нетерпеливым ожиданием Сюэ Лэна.

– Линь Юй, – мысленно произнес он, отступая вглубь, – веди нас. Твое спокойствие сейчас нужнее моей ярости. Я буду твоим щитом.

Он отступил, передавая управление телом другу, но оставаясь настороже, как натянутая тетива. Впереди была тьма, а в их общем сознании смешивались холодная готовность убивать, светлая решимость защищать и жаждущее крови предвкушение.

***

Солнце ласкало землю, дорога вилась между холмами, уступая место стройным соснам, тянущимся к лазурному небу. Воздух был прозрачным и теплым, словно сотканным из света.

Но внутри было не так спокойно. Еще вчера Линь Юй на грани сознания начал ощущать призрачные отголоски чужих чувств. Гнев, острая боль, отчаяние – это был Хань Фэн. Ликование, пьянящий триумф – это был Сюэ Лэн.

Он различал их не по словам, а по эмоциональному шепоту. Связь крепла, прорастая вглубь, и он с ужасом осознавал, что начинает понимать изнанку их душ без всяких амулетов.

Чтобы разрядить напряженное молчание, Сюэ Лэн принялся рассказывать истории – такие же нелепые и черные, как в те времена, когда они жили вместе. Линь Юй невольно улыбался, узнавая в этом голосе своего безымянного друга – живого, легкого, без тени жестокости. Это был тот самый человек, который чинил протекающую крышу и молча подкладывал ему лучший кусок.

– …и он говорит мяснику: «Дайте мне два кило простого человеческого мяса!»

Линь Юй рассмеялся – и тут же поймал себя на этом. Как легко стирается грань между монстром и другом… Какой тонкой стала перегородка между тем, кем Сюэ Лэн был для него тогда, и тем, кем он является на самом деле.

И в этот миг тени вокруг сгустились.

Сначала это можно было принять за игру света. Но вот они зашевелились, поползли независимо от солнца. Воздух стал леденеть, вымораживая пространство вокруг них.

Они на месте.

Тени ожили, протягивая к нему щупальца тьмы. Мрак сгущался, становясь осязаемым, плотным, непроницаемым. Демон, питающийся страхом.

«Нельзя поддаваться. Я отвечаю за троих», – пронеслось в голове Линь Юя, и он выхватил Ледяной Вздох. Холод клинка был единственной знакомой и надежной точкой в этом нарастающем хаосе.

Из тьмы вырвался вихрь и закрутился вокруг него. Мысли рассыпались на осколки, которые впивались в мозг, ускользая, стоило попытаться их собрать.

И тогда он услышал голос. Знакомый. Искаженный злобой и болью.

«Думаю, мне нет проку говорить, какого Опустошенного ты убил вчера…»

«Это только твоя вина – ты сам напросился!»

«Ты проткнул меня мечом, стоило мне появиться! А теперь просишь пощады?»

Картина сменилась. Он стоял в Монастыре Белых Снегов. Перед ним – Хань Фэн, с лицом, искаженным болью и презрением.

«Это твоя вина. Нам незачем больше встречаться».

Земля ушла из-под ног. Его выбросило в гулкую, ледяную пустоту. Грудную клетку сдавили тиски. Он не смог вдохнуть. Пальцы онемели и разжались.

Ледяной Вздох с глухим стуком упал на землю.

***

Хань Фэн медлил, не решаясь силой вырвать контроль у друга, опасаясь причинить ему боль. И это мгновение нерешительности стало роковым.

Кошмары, порожденные демоном, вскрыли его разум, как нож – старую, гноящуюся рану.

Сознание поплыло. Внезапно он стоял в цинши Школы Белого Лотоса. Перед ним, окутанная сиянием, стояла наставница Линь Юя. Ее голос прозвучал с безжалостной ясностью, обжигая, как раскаленное железо:

«Ты видишь этот мир его глазами. Буквально. Год назад Линь Юй совершил "Дар последней зари" – ритуал, в котором добровольно отдал свое зрение тому, кто погряз во тьме. Тебе. А потом ушел, чтобы выполнить обещание, данное тебе же».

Правда обожгла его, как раскаленное железо. Линь Юй отдал ему свои глаза… Он отдал ему СВЕТ, а сам ушел в вечную тьму. Ради него.

Картина сменилась. Он снова в доме Линь Юя, скованный чужой волей. Линь Юй на коленях, его лицо залито кровью, сочащейся из-под повязки. И два голоса, сплетаясь в унисон, вонзаются в его сознание, смыкаясь в единый, сокрушительный приговор:

«Во всем виноват только ты, Линь Юй!» – яростный крик Сюэ Лэна.

«Это все произошло из-за тебя, Линь Юй» – эхо его собственных, некогда произнесенных в сердцах слов.

Два обвинения, два голоса, одно имя. Линь Юй. Они слились воедино, высекая сокрушительную искру вины, которая испепелила все внутри.

Волна абсолютного бессилия накрыла его с головой. Сознание потемнело, и он не заметил, как последние нити контроля над телом выскользнули из его ослабевших пальцев.

***

«Слабаки», – метнулась ядовитая, раздраженная мысль.

Демон разбил их, не ударив и пальцем. Какие же они беспомощные против собственных демонов! Со странным, почти профессиональным любопытством Сюэ Лэн осознал, что, вероятно, стал главным героем их кошмаров. Не дав себе решить, лестно это или досадно, он ринулся в бой.

И это было прекрасно.

Мышцы натянулись, как тетива, сердце забилось в радостном, ликующем ритме предстоящей резни. Разум прояснился, наполняясь острым, пьянящим наслаждением от близости опасности и собственного превосходства.

Тьма сгустилась, и из нее возник Линь Юй – окровавленный, рыдающий, сжимающий Ледяной Вздох.

– Я уже видел, как он умирает по-настоящему! – Сюэ Лэн расхохотался, и в смехе звучало чистое, неподдельное презрение к этой жалкой пародии. – Ты думаешь, эта картинка меня напугает?

Иллюзия сменилась: Линь Юй и Хань Фэн уходили от него, спины их – холодный, безразличный укор. Он рассмеялся еще громче, но теперь в смехе зазвенела знакомая, едкая злоба. Он рубанул Ледяным Вздохом – меч прошел сквозь пустоту, не встретив сопротивления.

– Огненные талисманы! – сквозь вихрь кошмара пробился ясный, как колокол, голос Линь Юя, цепляющийся за реальность.

– И мантру разрушения иллюзий! – тут же добавил Хань Фэн, его голос был слаб, но полон решимости. – Мы обеспечим поддержку. Доверься нам.

Сюэ Лэн, наслаждаясь каждым мгновением этого странного, трехглавого единства, действовал. Капли их общей крови, его крови, воспламенили талисманы. Ослепительные всполохи выжгли тьму, на мгновение обнажив уродливую, пульсирующую сущность в центре. Демон попытался ускользнуть, но из пространственного мешка вырвались ножи и вонзились в него, сковывая древними, запретными заклятиями.