banner banner banner
Потерянное поколение
Потерянное поколение
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Потерянное поколение

скачать книгу бесплатно


Любимейшая песня Светки, большой поклонницы Мирей Матье.

Волшебная мелодия, легко, как это бывает у молодежи, поменяла настрой, всем снова стало хорошо и весело. Всем кроме Саньки и Тамары. Какой-то неприятный осадок остался в душе девушки, словно она увидела что-то неприличное, отталкивающее, ей вдруг захотелось в свою комнатку, захотелось опять слушать клекот своих часов, и быть одной.

– Мне пора.– Девушка неловко поднялась со скамейки.

– Я с тобой?– Как-то просяще, спросил Санька.

Тамара равнодушно пожала плечами, все равно.

Пройдя половину дороги, так и не дождавшись ни слова от спутника, девушка остановилась.

– Не провожай дальше, не надо, я одна дойду.

– Почему, из-за сегодня?– Чувствуя, что опять говорит не то,– Из-за, Светки? Из-за песни?

Ничего не ответив, девушка решительно развернувшись пошла в сторону своего дома.

– Том, погоди Том!– Понимая, что она уходит не просто, уходит совсем, Санька в отчаянии преодолел проклятую робость,– Когда тебя не было, я пел тебе, одной тебе, про тебя! Я не мог не петь! Я ничего не мог! Ты вселенная!

– Вселенная?

– Да вселенная! Смейся сколько хочешь! Не могу больше!– Парня несло, все, так все! – Ты такая же близкая, как реченька, и далекая как звезда на небе. Я даже боюсь к тебе прикоснуться, ты неземная какая-то. Ты моя вселенная!– с неуместным упрямством, повторился Санька.– Я больше никогда не смогу петь эту песню, понимаешь? Она только моя! Даже если захочу, не получится, ни хрена не получится!..О черт!– Освободив душу, протяжно вздохнул. «Плевать, как будет, так и будет!»

Широко раскрыв глаза, девушка неотрывно смотрела на парня. Да, она ждала, ждала признания. Но то, что услышала, как-то испугало, она растерялась, готова ли ответить тем же? Сможет ли? Рациональный ум спортсменки и, зов сердца. «Как будет, так и будет!»,– пришло решение.

Медленно, Тамара приблизилась к нему вплотную.

– Наша, Саш, наша песня,– и уже уверенно,– твоя, и моя.

– Ты, же ее не....

– Я слышала,– перебила девушка,– сейчас слышала.

Приподнявшись на цыпочки, обвив шею руками, поцеловала его в губы.

– Я земная, Саш, ты чувствуешь, я земная.

Ради этого, да, ради этих мгновений стоит жить. Если бы всем такое.

Бережно, очень бережно, как словно сосуд, до краев наполненный бесценной влагой, которой нельзя пролить даже капли, он обнял свою любимую, прижал к себе, и замер. Уткнувшись лицом в ее волосы, он впитывал в себя, в самый сокровенный уголок своей памяти, хрупкость, изящество упругого тела, пробивающийся сквозь запах шампуни и духов, аромат волос, тела, впитывал ее дыхание, он впитывал ее всю, и навсегда. И наслаждался ей, и никак не мог насладиться. « Подожди»,– хрипло попросил он, когда девушка сделала слабую попытку освободиться, и, спустя мгновения, нехотя опустил руки. Как словно преодолев тяжелый кризис, он, наконец, почувствовал облегчение, наконец, он возвращался к самому себе, становился самим собой. Она стала ощутима, осязаема, да, очень любима, но она стала человеком, а не звездой на небосклоне. Ее можно обнять, прижать, можно поцеловать.

И, поцеловал! И она, испытывая необычайно приятный трепет во всем теле, потянулась навстречу, ответила доверчивой податливостью, и где-то глубоко в душе, мелькнуло,– «смогу!»

10

Еще осенью, занимаясь засолкой на зиму, в очередной раз, за что-то зацепившись, Александра пришла к выводу:– «Не летняя кухня, а клоповник! У людей нужники больше!» И осенило! В процессе созидания, женщина, подперев бока руками, вдумчиво осмотрела помещение, затем вышла на улицу, не обращая внимания на накрапывающий дождь, изучила крышу, вернулась, убрала с печи закипевший рассол, опять уперла руки в бока, кивнула, соглашаясь сама с собой. Готово! Осталось мелочь! Убедить мужа в необходимости перестройки. «Куда он денется!»

Сноровисто залив банки с помидорами рассолом, позвала мужа.

– Смотри, развернуться негде! Теснотища! Я вся в синяках, то там ударюсь, то там зацеплюсь, мука одна, а не кухня!

– И, че?!– почуяв неладное, хозяин напрягся.

– Пристроить надо, по просторнее, чтобы. Я все придумала вот, смотри….

– Сколько лет тесно не было, а сейчас вдруг тесно стало?– Одинцов раздраженно перебил супругу,– как это?

– Терпела!– Женщине вдруг стало ясно, что она действительно только и делала, что терпела, несчастная, – все ждала, когда ты сам догадаешься, только где уж нам! У нас в голове другое! Выпить да закусить, закусить да выпить!

– Короче ехидна! Делай что хочешь, я даже пальцем не шевельну.– Обозлился хозяин,– как втемяшит в башку!

– И не делай! Без тебя управлюсь. Не велика потеря!

Александра гордо вскинув голову, вернулась к работе. «Куда ты денешься!»

– Тьфу!

Противостояние длилось с неделю.

– Черт с тобой!– Сдался наконец глава семейства, и начал копать канаву под

фундамент. Жене пришлось идти на компромисс; осенью фундамент, остальное весной.

Весной не получилось, работы хватало на земле, копка, посадка. К концу июня, Одинцов пошел в отпуск, и, к огромному Санькиному огорчению, рьяно приступил к работе. Ровно в восемь утра, отец недружелюбно толкал сына в бок, и, въедливо,– вставай!

– Еще пять минут,– без всякой надежды просил Санька.

– Вставай! Ночью спать надо!

«Спать ночью», Санька воспринимал как несусветную глупость. С усилием выбравшись с кровати, тащился в огород, обливался холодной водой, этому, кстати, его научил отец, наскоро завтракал, и начиналась работа. Санька заметил одну странность; каждый раз, начиная, он испытывал острую неприязнь к тому, чем занимается, потом терпимо, и, постепенно становится интересно, как из отдельных предметов появляется строение, как с утра казавшееся, невозможным, легко и просто делается. Интересно, в процессе работы общаться с отцом, слушать его ненавязчивые советы, следовать им. И, особенно, испытывать по окончании работы приятную усталость во всем теле, и какое-то умиротворение.

Кто знает, может благодаря этому, в общем не легкому труду, может еще чему, но он перестал нетерпеливо считать минуты, а в счастливом томлении ожидал свидания с Тамарой. С каждой встречей, точнее уединением, встречались на сабантуе, ему становилось проще и легче в общении с ней. Воспитанный довольно суровой уличной средой, где за излишнее проявление чувств можно поплатиться, не только насмешками, но и определенным местом в сложной мальчишеской иерархии, он инстинктивно чувствовал, с Тамарой можно, или даже нужно, быть откровенным, искренним. И его несло, он открывал ей свой мир, свое восприятие жизни, порой вызывая снисходительную улыбку девушки, порой удивление, и, уважение. Однажды он поведал Тамаре о своей полянке, о своих якобы приятелях, и вообще. Не смотря на поздний час повел девушку знакомиться.

–Саш, а комары тоже твои приятели?– Непривычная к такой напасти, Тамара непрестанно хлопала себя по открытым частям тела.

– Вот твари!– Санька люто возненавидел кровопийц,– Притащу дихлофос, и потравлю!

– И приятелей?

– Каких приятелей? А-а, черт!– Решая неожиданную проблему, и не находя решения парень тупо выпучив глаза, смотрел по сторонам, чем вызвал бурный смех подруги.

– Пошли Саш, не надо никого травить, пусть все живут,– девушка вдруг стала серьезной,– лучик мой. Самый светлый и теплый лучик…

11

«Все ради победы!» С раннего детства этот лозунг стал смыслом жизни Тамары. Талантливую девочку сразу приметила тренер по художественной гимнастике, в прошлом выдающаяся спортсменка, Марина Павловна Светобок. Узнав девочку поближе, тренерша просто влюбилась в свою подопечную. Помимо природных данных, у малышки оказалось, редкое для ее возраста, свойство характера, умение сосредоточится полностью на решении предоставленной задачи. Художественная гимнастика, сам по себе жестокий вид спорта. За легкостью, грациозностью, красотой скрывается невероятный труд, боль, слезы. Зная за собой недостаток, неумение любить всех детей одинаково, Марина Павловна, как бы себе в отместку, более жестко, более безжалостно относилась именно к своим любимицам. «Тяни, тяни ногу! Тяни сказала! Не реветь! Кому сказала! Не реви! Ты гимнастка, а не корова».

Нередко, под предлогом, а порой и без, сломя голову неслась к себе в тренерскую, бросалась на старенький диван, и обливаясь слезами проклинала и себя, и работу, и весь белый свет. « Девочки мои! Простите меня! Вы даже не представляете, как я вас люблю! Крошки мои ненаглядные!– Изливалась дивану,– если б вы только знали!»

Ей и в голову не могло прийти,– девочки знали.

– Мара Пала плакать побежала,– и, как ни странно, жалели ее, и старались, и делали, порой превозмогая нестерпимую боль, какую не каждому взрослому под силу. «Дети лучшие психологи».– Сказал Толстой. Любой ребенок всегда верно чувствует, как к нему относятся, искренне любят, или только делают вид. Тем, кто их любит, прощают практически все обиды, и, даже найдут оправдание. Да и оправдания, искать особо не приходилось, результаты говорили сами за себя. Сколько великолепных гимнасток вырастила эта женщина! Ее подопечные, блистали не только на республиканских, но и на Союзных, а некоторые и на международных

соревнованиях. Что нужно спортсмену? Победа. Победа любой ценой! И эти юные дарования, когда их ровесницы играли с куклами, капризничали, плакали по любому поводу, крепко стиснув зубы, превозмогая боль и усталость, упорно шли к своей цели. И взрослели. Не от года в год, а от тренировки до тренировки, от соревнования до соревнования. Становясь сильнее, выработав привычку полагаться только на себя, невольно становились замкнутыми, стараясь переносить свои страдания в одиночестве, не из-за каких-то там принципов, а просто им так легче. Подобно подраненному зверьку, который затаясь в укромном местечке, зализывает свои раны. Многие девочки не выдерживали, уходили из спорта. Но тех, кто оставались, сложно назвать просто девочками. Воительницы, совсем юные воительницы! Какая несгибаемая воля, какая сила духа скрывается в этих изящных, хрупких красавицах! Что скрывается за этими сияющими улыбками?

Тамара одна из них. Еще до республиканских соревнований, она стала ощущать сильные боли в области спины, но, не придав этому значения, продолжала интенсивно готовиться к выступлению. Буквально накануне, вдруг почувствовала острый приступ слабости, сковывающий все тело. Тем не менее, собравшись, Тамара выступила, и заняла второе место. И только придя в раздевалку, почувствовала такую усталость, что при всем желании, даже не смогла самостоятельно переодеться, помогла Марина Павловна. Поначалу тренер тоже не придала этому случаю особого внимания, решив, что девочка просто переутомилась. Тренировки в последние дни продолжались по 10-12 часов в сутки. Прошла неделя, боль в спине у девочки немного утихла, но слабость не проходила. Девочку отправили на обследование и, диагноз, -сколиоз первой степени, отклонение позвоночника на четыре градуса. Рекомендация врачей; во избежание возможных необратимых процессов в организме, желательно значительно снизить физические нагрузки, а лучше вообще прекратить занятия спортом. Встревоженная мать, обратилась к тренеру.

– Даже не знаю,– честно ответила Марина Павловна,– все не так страшно, но…

– Если бы это произошло с вашей дочерью?

– Не знаю,– Как объяснить родной матери, что Тамара и ее дочь? Сказать нет, значит расстаться с девочкой навсегда.

– Нет…

Долгих три года будет не давать покоя этот взгляд девочки. Неприкаянность и пустота. И когда из далекой Сибири придет письмо, женщина почувствует облегчение и радость,-«спасибо дочка, я в тебе не ошиблась». И показала кукиш дивану; -вот тебе! Нас не возьмешь!

Беда не приходит одна. Гордость школы стала обычной ученицей. Тайная зависть одноклассниц, с молчаливого потакания классной руководительницы, переросла в открытую травлю. Как-то на уроке анатомии Тамара поправила классную, указав на ошибку в объяснении функций мышц живота. Самовлюбленной посредственности, этого хватило, чтобы невзлюбить девочку. Но, с школьными проблемами, возможно, девочка как-нибудь бы справилась, если б не отец…

В прошлом неплохой инженер-железнодорожник, как-то незаметно для себя, быстро пристрастился к спиртному. Вообще Сергею Никитину все в жизни давалось легко и просто. «Плохо, когда у человека куча способностей, и ни одного таланта.»– Говорил известный ученый-биолог, Тимофеев-Ресовский. К таким людям относился и отец Тамары.

Со школьной скамьи Сергею пророчили блестящее будущее, и отличник, и спортсмен, и красавец! Ну все при нем! И, как это нередко бывает, парень, к сожалению поверил не только в себя, но и в свою исключительность, избранность. Нет, он не возносил себя, не было в нем того, отталкивающего высокомерия, старания показать себя, нет. Да и нужды особой не было. Как многие эгоцентричные люди, Сергей умел создать вокруг себя атмосферу праздника, веселья, какое-то фантастическое обаяние исходящее от него, вызывало желание в какой-то мере подчиниться этой яркой, эрудированной личности. Он даже не просто пользовался повышенным вниманием к себе, а воспринимал как должное. И любовь Фаины воспринял так, как будто иначе и быть не могло. Любил ли ее в ответ? Вряд ли. Скорее он был просто очарован ей, и, гордился тем, что эта первая института красавица принадлежит ему. Когда Фаина объявила о своей беременности, надо отдать Сергею должное, не колеблясь ни минуты, повел счастливую девушку в загс, подавать заявление.

Сергей заканчивал учебу в железнодорожном институте, годом позднее жены, поэтому Фаине пришлось уехать на родину к матери, где и родила Тамару. Получив диплом отличника, Сергей имел право выбора места работы и, к великой радости жены взял

направление в Павлодар. Всего в десяти километрах от поселка, где проживала мать Фаины.

Казалось жизнь складывалась, дочка росла здоровой, Фаина устроилась на работу по специальности экономистом в строительную организацию, Сергей за несколько лет поднялся до ведущего специалиста участка дороги. Фаине от работы дали трехкомнатную квартиру, чем не подарок судьбы? Частые командировки с проверками, как раз то, что нужно для такого человека как он. Лесть, банкеты, женщины. Дома любящая красавица жена, очаровательная дочка.

Казалось, так будет всегда. Но излишнее стремление в удовлетворении собственных желаний, постепенно отодвинули работу на второй план. Прощая себе многое, искренне верил, что и другие тоже простят, ведь в работе, если не гений, то во всяком случае спец с большой буквы. Ему и прощали, по началу. Но предел есть всему, в один прекрасный день, Сергея вызвали на ковер, и предложили уволится по собственному желанию, в противном случае, уволят по статье за несоответствие с занимаемой должностью. Для него это показалось настолько неожиданным, что даже не поверил услышанному. Его уволить?!

Какое-то время, Сергей даже не пытался искать другую работу, будучи уверенный, что начальство осознает свою ошибку, и предложит вернуться. Не предложили. Вместо того, чтоб сделать вывод, принять справедливый удар судьбы, обвинил всех кого только можно в свалившемся на него несчастии, всех кроме себя. И, опять же, как избалованный ребенок, на зло всем, устроился на работу сторожем на зернохранилище, где и обрел желанное положение лидера. Правда уже у новых коллег, сторожей. Умело, когда намеками, когда молчанием, этот актер умудрился создать такой образ невинной жертвы произвола, которая мужественно и гордо переживает все тяготы и невзгоды судьбы, что библейские мученики просто померкли в ореоле его страданий. Зрители искренне жалели, и восхищались его стойкостью. Впрочем зрители весьма непритязательны. А когда Сергей довольно быстро наладил незаконный обмен зерна на спиртное, стал вообще чуть ли не небожителем.

– Сергей, как там тебя по батюшке?– умильно сжимая стаканы с самогоном взывали коллеги.

– Можно просто, Сергей.

Нет, ты скажи!– С пьяной настойчивостью требовали признания.

– Ну, Борисыч, и что?– нехотя сдавался мученик.

– Сергей Борисыч! Ты такой, такой! – Словарного запаса не хватало, помогала свободная от стакана сжатая в твердый кулак трясущаяся рука, выражающая переполняющие эмоции,– Э-х! Давай выпьем! Уважь!

– Да, как-то. Я ж для вас.

– Уважь, Борисыч!– Ну как тут откажешь? Просят.

– Ладно, чуть-чуть только,– Борисыч нехотя выпивал,– фу, гадость какая! Ну ничего, придет время, я вас таким коньяком угощу! Вот только отдохну маленько, и займусь.

Чем займется, Борисыч не озвучивал, но все знали, чем-то очень важным, и дармового коньяку буде-ет! Хоть залейся!

Так, день ото дня, самоуверенно полагая, что когда придет время, когда отдохнет немного, бросит все, и начнет новую жизнь. Вот только придет время. Время шло, но не приходило.

– Тебе меня не понять,– с печальной миной говорил жене, когда женщина в тысячный раз просила Сергея остановиться, прекратить пьянство, найти нормальную работу, начать все сначала.-Я сам знаю, что и когда делать.

– Может я что и не понимаю, но то что ты спиваешься, это точно.

– Тебе чего надо? Зарплату отдаю полностью,– Что верно, то верно, все семьдесят рублей в месяц, Сергей отдавал жене,– что тебе еще надо? Оставь меня в покое!

– Ты бы хоть дочь пожалел, она просто тает на глазах, неужели не жалко?

– Мне тоже нелегко.

– Как ты можешь, она ведь дочь, твоя дочь!– Женщина со страхом чувствовала, как разочарование против воли неприятным холодом коснулось ее души, как рушился ее мир, как жалость и любовь к этому человеку, мучительно меняется на отвращение, как больно, как обидно, что она столько лет прожила со своими иллюзиями, любила того, кого никогда не было, того, кого сама придумала.

– Что ты так драматизируешь, поплачет и успокоится, она же еще ребенок…

– Она не плачет… В отличии от тебя.– Перебила мужа.

– Вот значит как, я значит плачу, я никчемный отец? Так что ли?

– Боюсь не только отец. Страдалец!

– Ну, знаешь!– Сергей в бешенстве, с силой хлопнув дверью, пошел на зернохранилище, к тем кто его понимает, кто нальет, кто выслушает, как его предал еще один человек, ради которого он, можно сказать, пожертвовал своей жизнью.

И чтобы показать жене, какой он отец, решил одним махом развести все беды дочери. Хлебнув для красноречия, ввалился в комнату Тамары.

– Ну, что случилось? Подумаешь, запретили, займись учебой, или рисованием, беды-то. Вот я тоже, и ничего…

Запах самогонного перегара заполнил небольшую комнатку дочери.

– Уйди, пожалуйста,– Тамара брезгливо зажала нос ладошкой,– я к экзаменам готовлюсь…

– Ты не хочешь говорить со мной? Скажи честно.– По привычке отец начал обижаться.

– Не хочу…Пожалуйста, уйди. Дышать нечем.

– Вот значит как! Запах не нравится? Брезгуешь? Вообще-то я твой отец.

Не отвечая, Тамара стремительно выскочила из комнаты.

– Вот значит как.– Какое-то время Сергей постоял у опустевшего стула, недобрая улыбка исказила лицо,– не нужен стал? Ладно!

С этого дня, Сергея никто не видел трезвым. Как еще успокоить отверженную, одинокую душу?

Прекрасно зная, что жена, мягко говоря, не любит

Высоцкого, приходя домой, на всю громкость включал магнитофон, и хриплый голос певца ревел по всей квартире. «Чую с гибельным восторгом, пр-ропадаю, пропадаю-у.» И пил. Напиваясь до скотского состояния, начинал приставать к жене.