Медди. Империя боли

Мир поспешно убрал руку, подталкивая меня вперед.

– Мегги, рад тебя видеть, – пробубнил он. – Руфус дома или опять сбежал в горы?

– Ай, ты совсем не меняешься! – попеняла Мегги. – Посмотри на девочку, совсем продрогла, а ты все про этого старого пройдоху спрашиваешь! Жив он, здоров, на заднем дворе дрова колет.

– Это Медди, – запоздало представил меня Мир. – Нам нужно переночевать и сменить одежду, перед тем как мы уедем. Найдется…

– Найдется, – перебила она. – Не успели на порог зайти, а снова в путь, – беззлобно пробурчала Мегги, протягивая ко мне пухлые пальцы с аккуратно обстриженными ногтями. – Пойдем, деточка. – Не слушая более Мира, женщина, охая и ахая на все лады, потянула меня к длинному деревянному столу, усаживая на лавку за ним. – Посиди тут, Медди. Сейчас тетка Мегги и на стол накроет и чистую одежду тебе подберет.

– Спасибо, – оторопев от ее напора отозвалась я.

– Ой, что ты, не стоит благодарить. Нечасто к нам гостьи захаживают, – отмахнулась та, выуживая из небольшой печи противень с пирожками.

Я подняла смущенный взгляд на Мира. Северянин пожал плечами и не став задерживаться в доме, покинул его через дверь, расположенную сбоку от печки. Наверное, именно она вела на задний двор, о котором говорила хозяйка.

– Ты кушай, кушай. – Пододвинув ко мне угощение, Мегги скрылась на несколько минут из виду, а вернувшись, опустила на стол небольшой глиняный кувшин. – Молоко, – пояснила она. – Вино старик мой в погребе держит, не пускает меня туда. – Она засмеялась, будто произнесенное было шуткой. – А молоко свежее, корова у нас появилась недавно, спасибо Рику и ребятам, подсобили.

– Спасибо, – повторилась я.

– Да что ты заладила, спасибо да спасибо! – Мегги уселась напротив, но тут же подскочила, выбегая в соседнюю комнату, бросив за спину: – Единый, про одежду совсем забыла!

Я взялась за пирожок. Из румяного бока подтекло повидло, слегка запекшись по самому краю.

Со двора доносились голоса нашего сопровождения. Особенно отчетливые распоряжения Уорика по поводу расселения неожиданных гостей, изредка приправленные гортанными отрывистыми фразами кого-то из кочевников, явно вносили сумятицу в размеренную жизнь базы.

Мегги вернулась, держа в руках свернутую фланелевую рубашку, судя по размеру, предназначенную для крупного мужчины. Развернув «обновку», женщина, придирчиво оглядывая ее, повертела в воздухе.

– Не совсем то, что нужно, но, чтобы согреться, сойдет.

Я застыла с поднесенным ко рту пирожком, рассматривая рубашку готовую взять первое место за звание шатра. Мегги, смутившись под моим скептическим взглядом неопределенно повела плечами, откладывая фланелевое чудо на край лавки.

– Видишь ту дверь? – Ее палец ткнул в сторону неприметной двери, занавешенной выцветшим гобеленом с некогда синими, а сейчас местами серыми цветами. – Комната дочери. Она в город уехала, еще прошлой весной, как замуж вышла. Устала от нашего затворничества. – Губы Мегги изогнулись в грустной улыбке.

– Вам разрешают покидать базу? – удивилась я. Почему-то мне казалось, что тут живут те, кто прочно связан с мятежниками, настолько, что места в Империи Солнца для них нет. Об этом, кажется, и Мир упоминал…

– Конечно. Наши дети рождаются тут, не зная о деле их дедов и родителей. И вольны пойти своим путем, если получится. Не все готовы уйти в большой неизвестный мир. Нани повезло, можно сказать. Она нашла хорошего человека. – В уголках глаз Мегги собрались слезы. Быстро смахнув их платком, вынутым из кармана передника, женщина вернула на лицо улыбку. – Так, о чем это я? А, иди в комнату, деточка. Переоденешься, отдохнешь. А к ужину я тебя позову, все равно раньше вечера наших ребят не увидишь. Давно они не приезжали… – выдохнула она. – Многое обсудить захотят.

Я отставила предложенную кружку с молоком в сторону. Мегги была права. Адреналин после нападения давно улетучился, а раннее пробуждение, промокшая до ниток одежда и усталость пути не прошли бесследно. Тело нуждалось в отдыхе не меньше, чем уставший от всех переживаний разум. Подхватив с лавки выделенную мне рубашку и распрощавшись с проявившей заботу женщиной, я прошла в комнату, чтобы, наконец-то переодевшись в сухое с удовольствием, впервые за много дней, завернуться в мягкое одеяло и тут же уснут. На этот раз без сновидений.

***

Меня разбудило мягкое прикосновение. Раскрыв глаза, все еще затуманенным после сна взглядом я уставилась на Мегги, аккуратно поглаживающую мое плечо.

– Детонька, все собираются во дворе. Столы накрыли, ужинать будем, – ласково проворковала она. – Я и наряд тебе подобрала. – Женщина указала на стул. Сверху невысокой стопки вещей лежала ярко-красная лента. – Дочкины. Не побрезгуй, мне приятно будет на тебя полюбоваться.

– Спасибо, Вам, – отозвалась я, неохотно покидая плен лоскутного одеяла.

– Вот и славно.

Улыбнувшись, Мегги покинула комнату, давая мне возможность переодеться.

Коричневое платье из плотной добротной ткани явно покупалось когда-то на выход. Оставалось непонятным, почему дочка хозяйки не забрала наряд с собой, но решив не забивать свою голову еще и этим, я принялась застегивать ряд мелких круглых пуговок, идущий вдоль всего лифа, приятно очерчивающего фигуру. Судя по тому, что наряд сел на меня так, словно для меня и был шит, разгадка забытого наряда была проста – скорее всего платье просто стало мало своей обладательнице, как и высокие теплые чулки и мягкие кожаные туфли. Я редко встречала девушек своей комплекции, а повязав волосы лентой, убрав их в высокий хвост, и покрутившись около запыленного, местами поцарапанного зеркала трюмо, убедилась в правдивости своей догадки – на меня смотрела кукла. Так обычно любят наряжать своих дочерей пока они еще не успели вырасти.

– Ну, что ж… пора, – пробормотала себе под нос, набираясь решительности.

Неожиданная, но такая приятная передышка в тепле дома, расслабила. Я боялась вновь проявить слабину, начав самокопания или поддавшись печали о былом, поэтому не позволив дольше необходимого задерживаться в чужой комнате, зашагала к выходу, пересекая пустой дом. – Видимо уже все жители базы успели собраться во дворе, в предвкушении новых новостей от вернувшихся мятежников.

Внутренний двор освещали три костра, расположенные поодаль друг от друга в разных его частях. Над огнем каждого я заметила установленные треноги с покачивающимися котелками разных размеров. Аппетитные ароматы снеди, доносимые легким летним ветерком, ненавязчиво напомнили о чувстве голода, ведь с самого утра в моем желудке побывало не больше пирожка и кружки молока. Довольно мало, чтобы не почувствовать, как рот начал заполняться слюной, но достаточно, для тех походных условий, в которых я прибывала до этого.

Длинные деревянные лавки по обеим сторонам от столов – а их я насчитала аж пять штук – вмешали в себя, наверное, всех жителей, оставляя еще достаточно пространства для того, чтобы никто не чувствовал себя в тесноте.

При гортанных звуках непонятной речи, я повернула голову к дальнему углу двора. Именно там, сидя в отдалении от остальных расположились кочевники. Илькер, да и остальные, насколько я могла судить с расстояния, разделяющего нас, успели смыть боевой раскрас с лиц, оголив позолоченную солнцем пустыни кожу. Предводитель с запалом высказывал что-то своим соплеменникам, размахивая большой глиняной кружкой в зажатых пальцах. Будто почувствовав мой интерес, Илькер резко вскинул голову, уставившись прямо на меня. Я не могла разобрать эмоции на жестком, будто высеченном из камня лице мужчины. Подняв свою кружку в знак приветствия, он кивнул, а после вновь вернул свое внимание на притихших, как по команде кочевников.

Топтаться на пороге и дальше было по меньшей мере неловко, поэтому поискав глазами среди собравшихся Рика, как наиболее желательную компанию, я устремилась к его черной макушке, выглядывающей из-за плеча Уорика, если я правильно разглядела мужчину и не спутала с кем-то похожим. – Кто знает, возможно у него есть брат или иной родственник?

– Можно присоединиться?

Остановившись за спиной Рика, по обе стороны от которого сидели Уорик и Мир, я замерла, понимая, что влезть между ними, не говоря ни слова, будет невежливо, хотя места было предостаточно еще для двух таких, как я.

Отвлекшийся от разговора с говорливым южанином, Рик вскинул голову, оборачиваясь на мой голос. Крохотная стеклянная стопка выпала из разжавшихся мужских пальцев, рассыпаясь на осколки около носков моих туфель, но Рик, казалось, не заметил потери, изучая меня с каким-то странным выражением.

– Медди? – недоверчиво уточнил он, проходясь по моему наряду так, что мне срочно захотелось обратно в свой неприметный мальчишеский костюм. И пусть ткань была в разводах грязи, а манжеты не успели просохнуть, но находясь в нем, я хотя бы никогда не испытывала неловкость.

– Прости, если напугала, – выдавила я, отодвигая часть осколков в сторону, надеясь, что на мягкой коже туфель не останется царапин.

– На счастье. – Голос Мира прозвучал, как всегда, холодно. – «Чем на сей раз я успела разгневать отпрыска гарпий?» – Белобрысый северянин подобно своему другу прожигал меня взглядом, отставив стопку в сторону. Однако, в отличие от непонятных эмоций Рика, на его лице явно читалась злость. Движением подбородка указав на осколки, Мир дополнил: – Посуду бьют на счастье. – Сапфировый взгляд продолжал кипеть, не оставляя возможности усомниться в том, что злость мне не почудилась.

Неловкое положение попытался спасти Уорик, правда в своей манере. Южанин ловко подхватил мою ладонь, потянув в свою сторону.

– Присаживайся рядом! Сейчас начнут разносить мясо с овощами. И, судя по запаху, Мегги постаралась на славу!

– Да, спасибо, – сконфужено прошептала я, с опаской поглядывая на мозолистые пальцы, обвившие мое запястье.

– Уорик, убери руку.

Приказ, – а ничем другим, сказанное подобным тоном я не могла назвать, – Мира был исполнен тут же. Прищурившись, но не рискнув высказать недовольство вслух, Уорик разжал пальцы, и будто бы полностью утратив ко мне интерес, отвернулся к столу, концентрируя все свое внимание на стопке и графине.

Выдохнув с толикой облегчения, все-таки физический контакт немало нервировал, тут же охнула, когда приподнявшийся Мир, не напрягаясь, будто бы я весила не тяжелее тряпичной куклы, поднял меня на вытянутых руках и усадил рядом с собой.

– За тобой глаз да глаз нужен. Будешь сидеть здесь, так мне спокойнее.

Залившись краской смущения, все еще чувствуя тепло от давно покинувших мою талию ладоней северянина я опустила голову, уставившись на сцепленные в замок пальцы рук и проклиная свое решение собрать волосы. Спасительная завеса кудрей, способная прикрыть пылающие щеки, сейчас была бы как нельзя кстати.

Отвернувшись, Мир завел беседу с мужчиной, сидящим с другой стороны стола.

– Медди, – обращая на себя внимание заговорил Рик, придвигая ко мне стопку наподобие тех, что стояли перед мужчинами. – Бренди не предлагаю, слишком крепкое, но есть домашнее вино. Руфус божился, что оно совсем легкое.

Едва розоватая жидкость в предложенной мне стопке явственно пахла спиртом и кажется… малиной? Поблагодарив Рика за заботу, я постаралась забыть о хмуром северянине, оставшемся по мою левую руку, переключив внимание на ребятню, затеявшую салки между столов. Веселая ватага из четырех пацанов возраста Денеба или чуть постарше и двух девчушек лет десяти, не более, звонко смеясь пытались догнать друг друга, уворачиваясь не только от товарищей по игре, но и взрослых, так неосмотрительно попадающихся им на пути. Наблюдая за их беззаботной забавой и мне захотелось смеяться, замыкая тяжелые мысли вглубь сердца.

– Рик, – позвала я, с готовностью повернувшегося на мой зов мужчину, – ты тоже родился здесь, на базе?

– Нет. – Перед нами опустилась большое глубокое блюдо с кусками разваренного мяса и овощей. Рик поблагодарил женщину, которая помогала Мегги и еще двум жительницам базы разносить угощение по столам, а после, вручив мне вилку, так как есть предлагалось двум-трем людям, сидящим рядом из одного блюда, начал рассказ: – Угощайся, у нас все по-простому, не побрезгуй. – Улыбка подсветила его лицо. – Мои родители бежали с Нергана – это городок неподалеку к западу от столицы. Я плохо их помню, был слишком мал, когда отец не вернулся с очередной вылазки с базы, а мать слегла от болезни. – В голосе Рика не читалось боли утраты. Он рассказывал историю семьи так, будто все происходило с чужими людьми. Возможно, так даже проще… Не помня родных, не оплакивать их. Но почему-то мне казалось, что не помнить, кого любил, еще страшнее. – Меня и еще нескольких сирот приютила Мегги, – продолжил Рик. – Руфус уже тогда любил приложиться к вину или улизнуть в горы на разведку, поэтому забота о нас стала для нее своеобразной отдушиной.

– Мира тоже воспитала Мегги? – Вредный северянин не выходил из головы. Мне не хотелось о нем говорить, но вопрос вырвался раньше, чем я успела его озвучить. Постаравшись сгладить неловкость, добавила: – Я хотела сказать, что вы с ним, как братья, вот я и подумала…

– Если будешь много болтать, то еда остынет и ты останешься голодной, – вклинился Мир. Злость из его взгляда пропала, но ставшее столь привычным для его образа раздражение еще плескалось на самом дне зрачков. Северянин нацепил на вилку кусок мяса, придирчиво рассматривая со всех сторон. – Снова баранина… – с толикой недовольства протянул он.

Поняв, что ответа так и не дождусь, я принялась за нехитрое, но сытное угощение. В желудке благодарно заурчало. И хоть есть под внимательными взглядами моих сопровождающих было и не совсем комфортно, но вскоре первый голод прошел, а настроение улучшилось.

За соседними столами разгорались то споры, то дружеские подначивания, заканчивающиеся всеобщим смехом и нескончаемыми тостами. Праздник жизни, заключенный в стену из гор. Спрятанные ото всех, хотя и находящиеся не так далеко от нескольких форпостов, эти люди поражали своей энергией и жизнелюбием. Эмоции на их лицах вспыхивали столь ярко, не таясь, что становилось понятно – каждый из присутствующих пытается прожить день, словно последний. Наслаждаясь всем, что он мог предложить.

Сухонький мужчина в смешной цветастой кепи, принес два струнных инструмента напоминающих не то гитару, не то виолончель. Отмахнувшись от начавшей возмущаться Мегги, он передал один из инструментов молодому пареньку, сидящему рядом с ним, а за струны второго взялся сам. Нехитрая мелодия, покатилась по внутреннему двору. Мятежники и их семьи притихли, останавливая разговоры и споры. Несколько девушек тихо затянули неизвестную мне песню. Голоса сливались подобно журчанию нескольких родников, не давая вникнуть в суть, но создавая нежный перелив в дополнение песни струн.

– Хорошо играет, – прошептал Рик, наблюдая за веселым старичком, при взгляде на которого даже Мегги отмахнулась, начав улыбаться.

– Местный музыкант? – поинтересовалась я, откладывая вилку в сторону. Успев наесться, я стала больше внимания обращать на окружающих, чем на содержимое быстро пустеющего блюда.

Рик отрицательно покачал головой.

– Это Руфус – муж Мегги. Он такой же мятежник, как и мы. Никак не угомонится, – усмехнулся он. – Но играет действительно отменно, не хуже столичных мастеров. А рядом с ним Лог. Руфус взялся его обучать года два назад, если мне не изменяет память.

– Красивая мелодия, – согласилась я.

Несколько парочек вышли из-за столов, образовав чуть поодаль от костров что-то на подобии танцевальной площадки. Простые движения напоминали больше объятия, чем танец, но лица светились счастьем. Они разделяли миг с теми, кто был им дорог.

– Исхара, гортезе гай те4, – пробасило у меня за плечом. Едва не подпрыгнув от неожиданности я развернулась, уставившись на одного из кочевников, застывшего горой мышц у меня за спиной. Мужчина протягивал ладонь, по всей видимости предлагая присоединиться к танцующим. – Лале-тах5, – с глумливой улыбкой пророкотал он, под одобрительное улюлюканье своих соплеменников оставшихся наблюдать со своих мест за дальним столом.

– Простите, – выдавила я, – я не умею танцевать. – Довольно слабая отговорка для кочевника, вряд ли способного отличить вальс от польки, но ничего умного в мою голову не приходило. Оставалось виновато улыбаться, покачав головой. – Пригласите, другую девушку. Пожалуйста, – добавила я, видя, как густые черные брови сходятся на переносице, образуя единую дугу.

– Барта джхар, хэма! 6

Схватив меня за руку, кочевник буквально вздернул мое тело на ноги, вытягивая из-за стола. В карих глазах разливалась тьма злого предвкушения. Его явно забавляло то, как легко он смог перетащить меня. Соотношение сил, было не в мою пользу.

Музыка затихла. Глаза всех присутствующих обратились к нам. А я видела только перекошенное усмешкой лицо кочевника и то, как его выражение стремительно менялось, стоило дулу пистолета встретиться с его виском, несильно, но предупреждающе надавив на пульсирующую вену под загорелой кожей.

Мир с опасной уверенностью, взвел курок, готовый в любую минуту исполнить молчаливую угрозу. Я скосила глаза с пальцев кочевника, которыми тот обхватил мои плечи на руку Мира. – Если он выстрелит сейчас, то шансов у кочевника не останется. Мозг просто вылетит из черепной коробки, а я и Рик, оставшийся позади меня, окажемся в крови с головы до ног.

– Тебе лучше вернуться к своим, – безэмоционально предложил Мир, но мне казалось, что от этого его тона замерзнут костры.

К нам уже спешил, широкими шагами Илькер. Лицо предводителя кочевников выражало крайнюю степень сосредоточенности. Черные глаза-провалы, не отрываясь следили за пальцем Мира, будто бы боясь пропустить тот момент, когда северянин усилит нажим, выпуская свинец наружу.

– Батурх, – обращаясь к своему соплеменнику Илькер задержал свою руку на его плече. – Пойдем. – Потянув огрызнувшегося Батурха, – если я правильно поняла, и это действительно его имя, а не какое-то другое обращение – Илькер старался говорить на общем языке, обращаясь ко мне и так и не опустившему дуло Миру. – Мы уходим. Прощения Исхара просим. – Тяжелая ладонь кочевника легла на его грудь, там, где билось сердце.

– Грахц! 7– выплюнул Батурх, уходя вслед за предводителем.

Глаза мужчины на краткий миг встретились с моими, посылая волну холодных мурашек, поползших вниз по позвоночнику.

Ноги были готовы подкоситься. Напряжение сходило на нет, оставляя в теле лишь ватную легкость. Вцепившись трясущимися пальцами в столешницу, я тяжело опустилась на прежнее место.

– Ты как? – Рик взволнованно заглянул в мои глаза, убирая прилипшую к мокрому от липкого пота лбу кудрявую прядь. – Я знал, что им тут не место… – тише добавил он.

– Все нормально, он не сделал ничего плохого. Пожалуй, я пойду в дом. Уже поздно.

Краем глаза я заметила какое-то оживление неподалеку от Руфуса, успевшего отложить свой инструмент. Ребятишки, только недавно носившиеся веселой стайкой, расселись у ног мужчины, прямо на прогретую за день траву, перешептываясь с видимым предвкушением.

– Я провожу тебя. – Не терпящим возражения тоном, больше похожим на приказ отозвался Мир, приподнимаясь с лавки.

Сейчас я была не готова спорить, благоразумно помня о том, что нам с Миром еще предстоит обговорить дальнейшие условия моего нахождения в их компании. Да и общество посторонних людей, которых теперь насчитывалось слишком много, немного лишало равновесия. Кивнув Миру, я уже решила подняться вслед за ним, но донесшийся громкий голос Руфуса, заставил меня повременить.

– А хотите ли вы послушать о тех, кто оставил нас? О Горгонах?

Дети согласно завопили, подпрыгивая от нетерпения. Усмехнувшийся Руфус довольный внимательной публикой начал свой рассказ, а я, сбивчиво попросив Мира, остаться еще на чуть-чуть, вся обратилась в слух.

– Очень давно, уж не счесть сколько веков назад, во времена, когда грифоны ходили по всем лесам и дорогам континента, не избрав еще свою долину закрытым жилищем, а брауни и боголты проказничали так же часто, как и бушевал Грозовой океан, волей Богов ныне ушедших и позабытых на трон маленького государства села Горгона. Пески времени унесли ее имя, но деяния стальной руки живы и по сей день. За коротких два года, Горгона покорила ближние королевства, зайдя за горную гряду, не побоявшись утесов Грас, через которые на своих спинах ее и полчище воинов перенесли грифоны.

– Дядя Руфус, а грифон покатает меня на спине? – Самый маленький на вид мальчуган, шмыгнул покрасневшим носом, с надеждой смотря на рассказчика.

– Лейкон, если будешь вести себя хорошо и…

– Ой, да перестань детям головы морочить! – Перебила Мегги, замахиваясь на мужа кухонным полотенцем. – Лейкон, вырастишь и поймешь, что все это сказки, – строго отрезала она.

Тяжело вздохнув, Руфус широко развел руками, будто извиняясь перед маленьким собеседником. Недовольный взгляд Мегги прошелся по мужу, и ему ничего не оставалось, как продолжить прерванный рассказ.

– Горгона объединила весь Солтэйра под своим началом, усадив наместников своей воли в нескольких провинциях. – Руфус сверкнул глазами в сторону столика с подозрительно притихшими кочевниками. – Даже пустыня не осталась без ее внимания. Все подчинялось единой повелительнице.

Затаив дыхание я с восхищением слушала каждое произнесенное слово. Воображение рисовало удивительные картины. Время, в котором волшебные существа и все люди, столь отличающиеся друг от друга, ухитрялись жить в едином порыве, казалось похожем на невидаль. Которая рушилась под следующими словами рассказчика:

– Но как это и бывает в легендах, Горгона влюбилась. Ее избранник таил в сердце зависть, взращивая черные щупальца разъедающего чувства с особой нежностью. Старики поговаривали, что именно он предал влюбленную повелительницу, но одумавшись в последний момент, так и не смог нанести смертельный удар. Лишь сослал за гряду, расколов материк на две части – Империю Горгон и королевство Шакар, чей трон занял самолично.

Гортанно-хриплый голос Илькера вклинился в повествование:

– Наш Нацх8 ховорыл, так и быть тогда. – Слова на общем языке давались кочевнику с трудом, но никто не посмел даже улыбнуться. Все жители базы будто заколдованные моментом с готовностью внимали любым подробностям. Хотя я была более чем уверена, что Руфус не раз уже рассказывал если не эту, то подобную легенду, на одном из похожих вечеров. – Бахтары9 не чтут даже абасхат10! – Гневно сплюнув, Илькер замолк, разрешая Руфусу продолжить.

– Кочевые племена ушли в пустыню, не возжелав остаться под властью вероломного человека, но и не решившись покинуть ту часть материка вслед за той, что обещала силу. Так же поступили и грифоны – навечно запечатав свою равнину. Эти гордые создания разочаровались в мире, где предательство иссушает даже самые светлые чувства. Изредка, некоторые из них еще помогали первой повелительнице и ее Дому в последующем, но после того, как Горгоны пали, оборвав свою ветвь, ни одного грифона не видели на территории Империи. Кто-то поговаривает, что они скорбят, ведь первая Горгона дала им силу способную подниматься к звездам, а уничтожив всех врагов – горных великанов, обернув силой в каменные утесы, надежно защитила родную равнину грифонов со стороны Грозового океана.

Руфус замолчал, показывая, что легенда подошла к концу. По толпе поползли шепотки. Взрослые, опасливо переводили друг на друга задумчивые взгляды, словно скорбя о минувших веках, а ребятишки, загалдели в голос, не таясь. Наперебой предлагая отомстить за первую повелительницу, ребята с детской непосредственностью обещали свою помощь, в этом нелегком деле.

Руфус лишь улыбался, поглаживая свою бородку.

На небе давно зажглись первые звезды. Вечный купол растерял все краски кроме густой темноты с вкраплением серебряных созвездий. Даже луна, подернутая сизой дымкой редких облаков, казалось тусклой, неумытой.

Как бы не была хорошо легенда умелого рассказчика, но жить предстояло здесь и сейчас.

Усталость с новой силой навалилась на плечи, навязчиво напоминая о том, что быть может больше не выдастся такой спокойной и уютной ночи. Я хотела вернуться в дом, обнять подушку и выбросить из головы то, что ожидает меня впереди.

– Я пойду, – прошептала я, боясь привлечь к себе слишком много внимания уже успевшей притихнуть компании.

Мир поднялся следом – беззвучный провожатый, верный своему прошлому обещанию. Не оглядываясь на северянина, я вышла из-за стола, направляясь к дому и чувствуя странное спокойствие.

глава 4

Подул ночной ветерок, принося с собой запахи гор, непохожие ни на что другое.

В Предгорном Угле ароматы сменяли себя на контрастах. Там был и запах корицы с ванилью, доносившийся с нескольких булочных, и наваристого жаркого от крыльца «Глои», на который так любили слетаться путники. Но стоило свернуть на соседний переулок и ветер уже доносил вонь из сточных канав или влажность небольшой реки, даже не имеющей названия. И самое любимое – аромат лепестков вишни. Теперь, он вызывал лишь боль. С ним все и закончилось, сменив сладкое благоухание химозным запахом опия.