Бубен нижнего Мира

Мира представила лицо халка. Ну и влетит же ей.

– Окей, только давай без лиственниц.

Глава 21

Мама тыкала пальцем в часы: «Чтоб ровно в восемь дома!». Эта новая дружба ей совсем не нравилась. Дочка гуляла после школы допоздна, а как начались каникулы так вообще пропадала неизвестно где с этим «несуразным русским мальчиком». Папа только улыбался, многозначительно повторял «опять мальчики…», вкладывая в это такой смысл, что Миру чуть не выворачивало.

В дикой природе, то есть вне школы, Антипин становился другим. Без клоунских замашек, но такой же простой и открытый. Чего нельзя было сказать о Мире. Колючая как старый шерстяной свитер она отпугивала на километр любые намеки на дружбу. Только Кир как те мыши, по непонятной Мире причине продолжал грызть кактус. То есть общаться с ней. Еще Кир обожал заброшки и паранормальные явления. И конечно, первым делом загуглил кто такие удаганки, чтоб при встрече вывалить на Миру всю найденную инфу.

– Удаганы могут силами природы управлять. Типа дождь вызывать, засуху, землетрясение. Сечешь? Землетрясение!

– Ну и чо?

– Как чо? Значит то землетрясение ты вызвала.

– Да идти ты. Я тут не причем.

– Ага, только последний раз землетрясение в Москве было лет 20 назад. Пришло с отголосками из Охотского моря. А в этот раз знаешь откуда принесло?

Они сидели на лавке, в парке. Мира рисовала ивовой веткой на песке. И делала вид, что не знает откуда и чего принесло. Ветка рисует круг, в центре точка, отходящие в четыре в стороны света лучи. Кун – солнце, бубен верхнего мира. Знания появляющиеся сами по себе. Никак к этому не привыкнуть.

– Из моря Лаптевых! – Кир махнул рукой в сторону, где в его представлении оно должно было быть, – Это же твоя Якутия! Я на карте посмотрел. Все равно будешь отпираться?

– Там еще Таймыр рядом, – Мира тоже на карте посмотрела. Давно еще. – Это ничего не доказывает.

– Ага, значит все-таки ты?

Ботинок проехался протектором по рисунку, стерев его начисто. Может и она. А хотелось бы, чтоб просто совпадение, в которое Кир явно не верил.

Антипин провожал глазами исчезнувшее за тучами солнце. Его теперь не хватало. Зима дышала тяжело и морозно, вот-вот пойдет снег.

– Я на одном сайте прочитал, что каждому шаману нужен учитель.

– И где я его найду в Москве? – Мира усмехнулась. Ей вообще в голову даже такая мысль не приходила: искать учителя. Потому оставалось только язвить, – Может у Брони поинтересоваться, не обучает ли она случаем шаманизму?

Кир пропустил колкость мимо. Хорошо быть толстокожим. Или он просто кажется таким?

– Да всяко где-то можно найти. Твой этот предок, как его?

– Митрий.

– Вот он, придет следующий раз, спроси, что это за фигня вообще и как ей пользоваться?

– Так он мне и сказал. Они только требуют и пугают. Хуже родителей.

С того раза Миттерей больше не являлся. Зато Чолбон преследовала каждую ночь. Ее голос звучал во снах. Мира просыпалась, чувствуя холодные пальцы, сдавливающие виски. И боль. Дикая, нестерпимая лупила после каждого такого сна так неистово, что даже дышать было больно. Зато у Кира мигрени прошли. И теперь он воодушевился искать способы «развить Мирин дар». Так и говорил. Развить дар. Как будто это слух или голос.

В парке щебетали птицы. Обманчиво, по-весеннему: громко и заливисто. Но холод знал свое дело: змеился по земле, неприятно заползал под одежду, гнал прочь из парка.

– Холодно, – Мира поежилась.

Нос у Кира покраснел как клюв. Пальцы без перчаток коченели. Гулять в такую погоду оказалась так себе затея.

– Пойдем может?

Мира кивнула. Гулять в такую погоду оказалась так себе затея.

Парковую аллею окружали лысые, черные деревья. И пусть так задумано природой, Мире казалось будто парк становился неизлечимо болен. И она опять ничем не могла помочь.

«Молли! Мо-о-о-ли!» – кто-то кричал. Девчонка. То и дело всхлипывая, повторяя одно и то же: «Молли! Молли! Молли!»

– Это ж Колокольцевой голос? – Кир замер, прислушиваясь.

Тоненький птичий. Точно: Ленка. Мира пожала плечами. Ну и что? С Антипиным то они теперь не разлей вода, но с другими одноклассниками ей совсем не горело встречаться на каникулах.

– Колокольцева-а! – заорал Антипин и рванул в глубь парка.

– Да, блин! Кир! – Мира со стоном последовала за ним.

В розовом комбинезоне с надписью «Русский балет», сидя прям на земле, прижимая собачий поводок к груди, рыдала в Колокольцева.

– Встань, хозяйство отморозишь, – Кир подошел первым. Колокольцева не отреагировала. От вида красного зареванного лица Ленки, той самой, что всегда ведет себя как непробиваемая, Мире стало не по себе.

– Что случилось? Чего рыдаешь? – спросил Кир.

– Молли. Молли убежала, – хлюпала Ленка, вытирая рукавом текущий нос.

– Что за Молли?

– Собака моя, – Ленка вытащила из кармана телефон, и протянула Киру. На заставке стояло фото собачонки больше напоминавшей маленького чертененка: сплющенный, вздернутый нос, обрамляли черная стариковская борода и усы, а из-под густых сурово надвинутых бровей устало глядели широко посаженные большие глаза.

– Страшилище какое! – скривился Кир, – Ну и хорошо, что сбежала. Посимпатичнее собаку заведешь.

Шутка казалась неуместной. Но Ленка просто продолжала реветь. Это было ее любимое страшилище.

– Мы гуляли. Молли обычно всегда рядом бегает. А тут дебильная белка выскочила.

– Белка? – Кир перевел взгляд на Миру, неловко застывшую чуть поодаль у поросшего мхом дуба.

Чужие эмоции – это слишком сложно. Мира со своими то не знала, что делать, а когда кто-то поблизости рыдал вообще впадала в ступор. Что говорить? Куда руки девать? И теперь еще белка. Мало ли белок в парке? Кир смотрел на нее, намекая на одну конкретную белку.

– В кустах искала? – он снова обратился к Колокольцевой.

Ленка кивнула.

– С утра ее ищу. Мы вышли в 10, а сейчас сколько?

Мира взглянула на браслет-часы, без которого мама теперь не выпускала ее гулять:

– Половина второго.

Если Ленка уже три часа своего чертененка найти не может, то теперь точно все поиски бестолку. Парк огромный даже для человека, не то что для мелкой собачонки.

– Ладно, Колокольцева, не реви, – когда только Антипин стал таким понимающим? Он взял тонкую как куриная лапка Ленкину руку и резко поднял с земли, – Сядь вон на скамейку лучше. А мы с Тураховой пойдем белок поспрашиваем.

– Я с вами! – дернулась Ленка.

Но Кир остановил ее.

–Тут сиди. Вдруг твое страшилище по своим следам назад прибежит.

Ленка осталась на скамейке. Она смотрела им в след прям как собака с фотки: словно утратив всякую надежду.

Кир двинулся напролом через кустарник. «Молли! Кыс-кыс-кыс!» – орал он, сотрясая парк своими воплями. Мире хотелось его стукнуть. Чем-нибудь покрепче. Ну потерялась у Ленки собака, они то чем помочь могут, если она ее уже пол дня безрезультатно ищет?

– Может реально белку спросишь? – Кир ругался и ворошил терновник. Мало ли куда этой собаке приспичило спрятаться.

– Сам и спрашивай раз такой умный, – буркнула Мира и направилась в противоположную сторону.

Почему вообще Мира должна помогать Колокольцевой? Они не то что не дружат, даже не о общаются особо в школе. Хотя собаку жаль. В детстве Мира потерялась на празднике. Они только в Москву переехали, много гуляли по городу. Мама горела идеей все осмотреть: галереи, выставки, красная площадь, парки. На ВДНХ отмечали что-то, кажется день народов Севера. Повсюду сновали женщины в расшитых бисером костюмах, мужчины в меховых куртках и олени. – с огромными добрыми человеческими глазами. Упряжка оленей приманивала маленькую Миру. Мама тянула вперед, а Мира все никак не могла оторвать взгляда от оленей. Ладошка выскользнула из маминой руки. Вокруг вырос густой лес из людей. Олени пропали из виду. Было громко: кто-то кричал в микрофон, гудели обрывки фраз проходящих мимо, из динамиков гремела музыка. Мира вросла сандаликами в асфальтированную дорожку. И даже не плакала. Молча тонула в своем ужасе, где не было ни одного знакомого лица Только сплошной лес равнодушных гигантов.

– Меня ищешь? – Аня сидела под деревом и теребила длинную еловую шишку, рядом прыгал Эрэкки Джерекки.

– Откуда ты знаешь? – Мира оторопела от неожиданности.

– Кутуруксут твой орал «Белка! Белка!». Сам он белка, так и передай.

– А, да. Он…– Мира запнулась, – Тут такое дело…одна собака потерялась. В парке. Черная, маленькая, на чертененка похожая Ты случайно не видела? Или может Эрэкки Джэрекки знают?

Аня встала. Отряхнула оранжевые колготки. Задумчиво погладила ладонью бурую чешую старого дуба.

– Видела, – улыбнулась она.

– Где?

– Не могу сказать, – Зеленые хитрые глаза Ани поменяли цвет, голос из веселого звонкого зазвучал уверенно и глубоко, – Но ты можешь услышать. Закрой глаза. Слушай лес.

Зачем всегда надо говорить загадками? Почему нельзя сказать, вон там ваша собачонка под кустом дрожит. Мира закрыла глаза. Окей. Слушать так слушать. Чего там можно услышать-то? Лес шелестел. Деревья гудели, раскачиваясь на ветру. Редкие, еще не улетевшие на зиму птицы переговаривались. Ленка еще ревела. «Молли!» – раздражающе громко голосил Антипин прямо над ухом. Мира поморщилась. Эрэкки Джэрэкки играли с шишкой. Они смеялись чистыми звонкими голосами. И кто-то скулил. Жалобно. Тихо. Голос тянулся ниточкой вниз к оврагу. Мира открыла глаза, звуки исчезли, а ниточка осталась. Стойкое чувство внутри. Внутренний голос, указывающий направление. Земля в овраге сырая и скользкая забивала кроссовки. Налипала жирными комьями. Вдоль тонкого ручейка стелился туманом ноябрьский холодок. Здесь точно было его логово. Отсюда он расползался по парку. Потревоженное, разворошенное гнездо зимы плотным кольцом окружало незваную гостью. Хватало за голые лодыжки. Вот почему мама требовала надевать колготки, вместо коротких носков. В колготках было бы гораздо теплее. Овраг рос, становился глубже, мрачнее. Мире даже чудилось, что дальше он уходил прямо под землю, образуя ворота в другой, живущий по иным законам мир. Ниточка вела вниз. Если собака здесь, понятно почему она не смогла выбраться – слишком глубоко. Мира спускалась ниже и ниже. Холод уже забрался под куртку, руки онемели. Ниточка становилась ярче. Мира продрогла. Ужас и лес росли как исполины вверх. Мира чувствовала себя маленькой, слишком маленькой, уставшей замершей. Вот она свернулась в клубок и дрожит. Мира увидела черное пятнышко. Ниточка вела к нему. Молли заскулила, лизнула Мире руку, из ее больших глаз текли слезы.

Мама схватила Миру на руки. И долго прижимала к груди. Она что-то говорила, а Мира только слушала стук ее сердца. «Тэн-дэн. Тен-дэнь» – пела в груди птица.

«Все хорошо, Молли» – прижимая к груди маленькое черное дрожащее тельце, приговаривала Мира