Бубен нижнего Мира

Она опустилась на пол и стала собирать рисунки: не хотелось, чтоб мама увидела это внезапное стадо лошадей. Если у Миры и помутился рассудок, то она попробует разобраться с этим пока сама. Может надо выспаться хорошо или меньше играть в телефон, не смотреть телевизор. «И тогда все пройдет» – уверяла себя Мира, а из дыры внутри холод растекался по спине, щекотал шею и плечи. Мира поежилась.

На одном из рисунков она увидела маленькую девочку, напуганную рядом с темным пятном старого балагана. Левая бровь и ресницы у девочки были наполовину белые. Мира смотрела на рисунок и картинка оживала в голове потерянными воспоминаниями: они с мамой поехали в Вилюйск. Там по всюду гуляли лошади и сердце Миры радостно билось при каждой встрече с табуном. Мира помнит, как бегала босыми ножками по мягкой влажной траве и как мама весело смеялась, болтая с тетушками.

А потом, эта птица. Огромная и черная. Она свила гнездо на старом балагане. Мама просила туда не ходить. Но Мире было любопытно. Балаган весь порос травой и издалека напоминал мохнатого крупного зверя, что прилег отдохнуть. Так хотелось его погладить.

Ворона напала внезапно. Она как будто только и ждала момента, когда Мира подойдет ближе. Глаза у нее были злобные и она всё время кричала «Кёр! Кёр! Кёр!».

Что было дальше, Мира помнила смутно. Кто-то выбежал, размахивая палкой и отчаянно ругаясь на птицу. Миру подхватили на руки. Причитая и охая, занесли в дом, и тогда кто-то наконец заметил, что бровь у Миры стала совсем белая.

– Она ее пометила.

– Кто? Ворона? – раздраженно спросила мама, прижимая к груди маленькую Миру.

Тетка в ответ отрицательно покачала головой.

Мира убрала рисунки в стол. Когда она расспрашивала маму как появились эти ужасные белые пятна на её лице, мама отвечала, что от испуга. И никогда не упоминала дурацкую птицу со старого балагана и тем более, что Миру кто-то таким образом зачем-то пометил. Мира злилась. Она взяла рисунок с балаганом и разорвала его в клочья. Легче не стало.

Через час вернулись родители.

– Голова не болит? – первым делом спросила мама.

– Нет, — Мира даже не взглянула.

—Чего злая такая?

– Ничего.

–Уроки сделала? – Мама смотрела на Миру пытаясь понять, что стряслось.

– Сделаю, – огрызнулась Мира.

Если представить душу как комнату, то Мира закрыла ее на семь замков, а на окно повесила решетку.

– Завтра в школу. – сказала мама скорее растерянно, чем строго.

Глава 5

11

На следующий день Мира не стала притворяться больной. Она молча собрала рюкзак и вышла из дома в привычное время. На остановке как всегда стоял автобус идущий до школы. Завидев его, Мира замедлила шаг, словно спешить ей было некуда. Она сделала большой крюк, огибая неглубокую лужу, затем шла как канатоходец по бордюру, а потом только по красным кирпичикам тротуара, потому, что пол – это лава. Автобус зашипел, плюнул газовым облачком и обиженно уехал.

Мира перешла дорогу и, будто совершая что-то противозаконное, быстро юркнула в подземку.

В метро ее подхватил равнодушный утренний поток людей и точно мелкую рыбешку вынес к ближайшей платформе. Как только двери подошедшего вагона открылись, толпа хлынула вперед, проталкивая впередистоящих глубже в тощее, обшарпанное нутро старого поезда. Поезд вздрогнул, взвыл как дикая собака и помчался в туннель.

Мира прислонилась к двери вагона. В окошках мелькали проносящиеся мимо огоньки. Поезд завывал, мигал лампочками, делал остановки, вдыхая и выдыхая людей на станциях. Мире подумала, что так можно кататься целый день, по кругу. И никто и не заметит, что она не пошла в школу.

По среди темного тоннеля вагон заскрежетал зубами и резко затормозил. Свет погас. Так иногда случается. Мира знала. Техническая остановка. Но почему-то ей вдруг нестерпимо захотелось выбраться остюда, распороть кожаное брюхо вагона, разомкнуть плотно сомкнутые челюсти дверей, вынырнуть на свежий воздух и не сидеть запертой в вагоне, ожидая пока поезд не тронется вновь.

Вагон шумно вздохнул. Люди застыли словно статуэтки на полках: уткнувшись в телефон, прикрыв глаза или опершись на поручень. В тусклом свечении аварийного освещения шевелились только тени.

Грузная черная тень давила на плечи немолодой худенькой женщины в пушистой шапке с кошачьими ушками. Рядом со сгорбленной бабусей сидела такая же горбатая серая тень. А над спящим на руках матери малышом парило еле-заметное похожее на гусеничку полупрозрачное облачко.

Мира зажмурилась. Это обман зрения. Игра света. Или еще какая-то другая ерунда, которую точно можно объяснить с точки зрения физики, если ее знать, конечно.

Сосчитала до десяти. Потом еще до двадцати пяти. Открыла глаза. Тени, не обращая внимания на Миру, прижимались к своим людям. У каждого человека была своя тень: черная, серая или белая.

Поезд охнул и впустил свет. Тени померкли, но никуда не делись. Вагон битком был набит людьми и их тенями.

Всё внутри Миры сжалось от страха. Она уставилась на свой рюкзак. Сосредоточенно разглядывая черно-белый смайлик на переднем кармане, стараясь не поднимать глаз и не двигаться. Черно-белый рюкзак и черно-белый смайлик как Мирино отражение в зеркале. Интересно а ее тень тоже черно-белая?

Мира проехала несколько остановок, когда яркий солнечный свет ворвался в вагон и металлический женский голос объявил: «станция Воробьевы горы». Мира резко встала и направилась к выходу. Желание кататься кругами в метро отпало окончательно.

Глава 6

С набережной Воробьевых гор дул холодный ветер. Людей было мало. Только редкие бегуны, да курьеры проносились по усыпанной желтыми листьями дорожке.

Отойдя подальше от метро, Мира нашла идеальное место для прогульщиков – скрытую от ветра и чужих глаз скамейку под раскидистым дубом.

Делать было нечего. В телефоне зависнуть нельзя – мама поймет, что Мира не на уроке. Блокнот для скетчей остался дома. Мира подняла с земли желто-зеленый дубовый лист. Лето отчаянно сопротивлялось, не уступая без боя ни миллиметра осени. А осень как бы между прочим срывала пожелтевшие листья с деревьев и страницы календаря, спокойно ожидая своего часа.

– Можно сопротивляться сколько угодно, но против природы не попрешь, да? – звонкий голосок раздался прямо над ухом у Миры.

На скамейку бесцеремонно плюхнулась незнакомая девчонка с ярко рыжими крашенными волосами, в зеленой парке и невообразимых вырви-глаз салатовых колготках. На руках она держала рыжую белку с ошейником.

Мира посмотрела девчонку недоуменно, она бы никогда вот так не подсела к незнакомцу. И тем более не стала бы завязывать разговор.

– Осень опаздывает, – продолжала девчонка, – Середина сентября уже, а лето никак уходить не хочет. Прячется на сопках. Солнце не отпускает. Но куда оно денется, да?

Мира пожала плечами, не найдя, что ответить. Сентябрь и правда выдался необычно теплым. Но причем тут лето? Девчонка говорила так, будто это два человека поспорили, а не времена года подвластные законам природы.

Тем временем белка, спрыгнув с колен хозяйки, принялась обнюхивать Мирин рюкзак. Добравшись до переднего кармана она пискнула и заскребла лапками по ткани.

– У тебя там еда что ли? – Девчонка сгребла в охапку белку, но та, возмущенно вереща, рвалась к рюкзаку, – Эрэки-Джереки, как некультурно!

– Эрэки-Джереки?

Мира расстегнула молнию, из рюкзака показалось большое красное яблоко, которое мама положила утром на перекус. При виде яблока Эрэки-Джереки извернувшись, выскользнул из рук девчонки и прыгнул в рюкзак.

Мира засмеялась. Это было забавно.

–Дурачок такой, – Девчонка развела руками в стороны, будто это не её белка только что стащила чужое яблоко, – Природа. Любят они сладкое.

– Белки?

– Эрэки-Джереки.

Девчонка таинственно подмигнула зеленым под стать колготкам глазом. На вид ей можно было дать столько же лет сколько Мире. Но вот взгляде было что-то странное, совершенно не детское

– Школу прогуливаешь? – она кивнула на рюкзак.

– Ну, да. – Мира потупила взгляд. Хотя что ей мнение какой-то девчонки, сама то тоже не на уроках, – А ты?

– Я в школу не хожу, – бросила небрежно девчонка, вытягивая длинные худые ноги вперед. Луч солнца пробрался через плотные ветки деревьев и она, закрыв глаза, подставила ему щедро усыпанное веснушками лицо.

– На домашнем обучении что ли?

– Типа того

Мира украдкой разглядывала соседку по скамейке. Она не была красивой, но что-то особенное в ней определенно было. Чего стоили одни веснушки. Мира, будь у нее такие, выводила бы и замазывала их всеми подручными средствами, а она вон – на солнце выставляет.

– Зря, – Девчонка посмотрела на Миру так, будто она ей в матери годится.

– Что зря? – переспросила Мира, она думала о веснушках, своих белых бровях и прочих проблемных внешних несовершенствах.

– Сбегаешь зря.

Мира аж поперхнулась. Будет ей еще указывать какая-то непонятная девчонка в зеленых колготках.

– Я не сбегаю!

– Ага, а тут тогда чего делаешь?

– Не твоё дело!

– Не моё, – согласилась девчонка, не сводя глаз с Миры, – Только это не поможет. От ЭТОГО не убежишь.

Слово «Этого» она сказала отчетливо громко и Мире стало не по себе. Но кто она вообще такая, чтоб умничать! Мира разозлилась.

– От чего?

Девчонка вытащила из рюкзака белку, всё ещё возившуюся с яблоком и прижала к груди.

– От природы своей, – Она улыбнулась, встала и пошла в сторону леса.

– Ты кто вообще? – эмоции внутри Миры закипали как вода в чайнике.

Девчонка обернулась. Глаза ее стали черными. И сама девчонка изменилась, если такое вообще возможно. Теперь она выглядела намного старшею

– Меня зовут Аан Алахчын, – Мира отчетливо услышала звон колокольчиков. Она смотрела на свою собеседницу и видела взрослую женщину с черными длинными волосами, в зеленом длинном платье, расшитом якутскими узорами. Наваждение какое-то.

Вдруг девчонка снова стала двенадцатилетней и, подмигнув Мире, сказала:

– Но ты можешь звать меня Аней!

Не успела Мира ничего ответить, как девчонка скрылась за деревьями. Только колокольчики всё еще звенели.

– Еще увидимся, Мира! – Пропел вместе с колокольчиками голос незнакомки.

Глава 7

«Бред какой-то!» – в который раз повторила про себя Мира, помешивая давно остывший кофе.

Она по привычке устроилась за самый дальний столик на веранде – там где всегда безлюдно. Хотя с утра кафешка итак была пустой. Официантка скучала за свободной кассой: из посетителей только Мира да стая голубей, подбиравших упавшие крошки

«Что за имя Аан Алахчин? Татарка что ли?» – зелёная девчонка не выходила из головы. Откуда она Миру знает? Что за фокусы с превращением? Опять показалось? Вопросы топтались на месте без малейшего намека на простой и понятный ответ. Хотя…

– Я схожу с ума? – произнесла вслух Мира. Это было единственным логичным объяснением происходящего.

Голубь, сидевший на краешке стола, отрицательно замотал головой. Мира уставилась на птицу.

– Мне сейчас голубь ответил? Серьезно?

Голубь посмотрел внимательно на девочку черными ягодками глаз и утвердительно кивнул. «О нет, – Мира нервно сглотнула, – Насколько это ненормально говорить с голубями по шкале от одного до десяти?». Она взяла жареную палочку картошки фри и бросила птице – голубь сразу жадно накинулся на еду.

«Да ладно! Голуби просто так картошку выпрашивают!» – предположила Мира. Она ведь не принцесса диснеевская, чтоб с птичками шептаться. Но на всякий случай повторила шепотом:

– Кивни дважды, если я не спятила.

Голубь оторвался от картошки, заурчал как-то недовольно. Типа ответили же ей уже один раз, чего еще надо? И все-таки кивнул. А потом еще раз.

Мира ошарашенно хлопала глазами. Может этот голубь ей ещё и письмо из школы чародейства и волшебства принёс?

– Дурахова, ты с ума сошла? – резкий выкрик спугнул голубя и вернул Миру в реальность.

Конопатая физиономия Антипина довольно улыбалась. Поиздеваться над кем-нибудь – всё что нужно было этому придурку для счастья.

– Чего? Нет! – Мира сжала губы, скрывая испуг от внезапного появления Антипина. В школе покоя от него нет, даже здесь достал.

– Голуби – разносчики заразы. – Кир нагло расселся напротив Миры и придвинул к себе ее пачку картошки, – Ты на фига их подкармливаешь?

– Не твое дело! – Мира бросила раздраженный взгляд.

– Обгадят же, вон их тут сколько собралось.

Мира огляделась и правда голуби окружили со всех сторон: сидели на крыше и перилах веранды, расхаживали туда-сюда по полу, будто чего-то ждали. Было в этом что-то странное. Но Антипин раздражал больше. Может приказать голубям его обгадить? Мира улыбнулась.

– Чего ржешь, прогульщица?

– Что? Я не прогульщица! – выпалила Мира. Устные перепалки – точно не были её коньком. Остроумные ответы приходили на ум с опозданием, заставляя Миру беспомощно беситься. Поэтому она, схватив свой рюкзак, встала из-за стола и решила попросту сбежать.

– Про-гуль-щи-ца! – проскандировал Антипин, сложив руки рупором, так чтоб вся кафешка услышала.

– Да пошел ты! – буркнула себе под нос Мира, лавируя между столиками к выходу.

– Будешь у Брони прогулы отрабатывать, ты только не пой! Пощади школу! Лучше танцуй! – гоготал Антипин, заливаясь противным смехом.

Миру затрясло от гнева и бессилия. Выбежав на улицу, она шла вперед быстрым шагом, не разбирая дороги. Неважно куда, главное подальше от мерзких шуточек Антипина. А ведь он всё Броне расскажет завтра же и головомойка со всеми вытекающими обеспечена. Мира мысленно простонала: «Достало всё!». Как бы ей хотелось кому-то пожаловаться, рассказать о голубях, страшных тенях в метро, зеленой девчонке и о дебиле – Антипине. Но друзей у Миры не было. А родители, да чего они вообще понимают? Мира зло пнула по камню и тот отлетел в сторону едва не задев припаркованную возле тротуара машину. «Злость разрушительна» – говорил папа. Везёт ему – всегда спокоен как удав. Мире порой хотелось всё крушить, пусть даже это не помогало.

– Алло, – На экране высветилась надпись «Входящий вызов Папа»

– Чего звонила?

– Я не звонила.

– У меня четыре пропущенных вызова.

Мира посмотрела на экран. Телефон четыре раза набирал папу. Чего?

– Телефон в кармане был, само нажалось, наверное.

– Ясно. В школе?

Мира замялась. Надо соврать.

– Нет, – промямлила она. Папа не мама, может не станет пилить?– Можешь меня забрать?

Через двадцать минут папа подъехал к остановке. Он смотрел озабоченно. Мира молча села в машину и уставилась на свои пальцы – длинные и тонкие, как лапки паучка.

– Что-то случилось? – ожидаемо неудобный вопрос.

М-м-м. Такое дело, пап, у меня галлюцинации. Со мной голуби разговаривают. Не подвезешь к психиатру? Мира подняла глаза на папу. Прикусила губу.

– Нет. Ничего не случилось. Просто в школу не хотелось идти.

– Мальчики? – Папа широко улыбнулся. Ну конечно, о чем он ещё мог подумать.

– Типа того…– соврала Мира. Нет, он точно не поймет. – Только маме не рассказывай. Пожалуйста.

Папа заговорщицки подмигнул. Как в детстве, когда ловил Миру с конфетами за пол часа до обеда.

Глава 8

– Ох, уж эти мальчики, – приговаривал папа.

Их синяя хонда пристроилась в конце бесчисленного стада машин скопившихся на светофоре. Время двигалось в сторону обеденных пробок и каждый неудобный разговор становился до тошноты неотвратим.

– Если тебя кто обижает в школе, скажи, – Папа посмотрел на Миру, ища в её глазах подтверждение, – Я им наваляю за воротник.

– Ты? – усомнилась Мира. Папа ботаник со стажем. Кому он наваляет?

– Ну или мама.

Мама может. И Мире в том числе. В их семье за плохого полицейского чаще играла мама. Не из вредности, а скорее от того, что в итоге ей приходилось разгребать все последствия: не спать ночью, когда у Миры разболелся живот от сладкого или краснеть под напором нотаций Брони по поводу двоек и вот теперь прогулов. Нет. Мира твердо решила ни маму, ни папу в это не впутывать.

– Ничего такого, честно, – Мира замотала головой для убедительности и снова соврала, – Там просто контрольная по истории, а я не готова.

Папа нахмурился. Мира виновато опустила голову. Пусть лучше думает, что дочь его глупая лентяйка. Всяко лучше, чем чокнутая.

– Обещай мне больше так не делать, – Сейчас папа поругается, но только для виду. А потом благополучно забудет с чего всё началось.

– Хорошо, – согласилась Мира, – Только маме не рассказывай.

Папа кивнул. Он постоянно пропадал на работе, и сейчас похоже отыгрывал не только доброго полицейского, но и хорошего папу. Грех было этим не воспользоваться.

– Может в зоопарк? – Мира состроила рожицу кота из Шрэка: ладошки лапками у подбородка, жалобно округлившиеся глаза и маленький грустный ротик.

– Ты посмотри какие пробки!

Машины еле плелись. Водители нервно сигналили. Папа ударил рукой по рулю и выругался.

– Мы в зоопарк только ехать два часа будем. Давай в другой раз, а?

– Ок, – Мира отвернулась. Не прокатило.

– Обиделась? – Папа шумно выдохнул, бросил короткий взгляд на Миру, потом на часы и снова сосредоточился на дороге,– Тут в Дарвиновский музей ближе. Он до скольки работает?

Мира достала телефон из рюкзака и быстро нашла на сайте режим работы музея.

– До шести, без обеда. И сейчас там идёт какая-то якутская выставка.

– Ну, поехали тогда, пробелы по истории ликвидировать. Все равно моя встреча сорвалась.

– Е-е! – просияла Мира. Сбежать в рабочее время в музей – это как устроить праздник без повода. Если повезет, после можно попытаться еще и в пиццерию папу затащить.

На перекрестке они свернули направо, оставив позади уныло застывшую в пробке магистраль. Кажется, их побег одобряли даже светофоры. Пролетев почти без остановок весь путь, вскоре они подъехали к музею.

Выставка называлась «Свет холодной звезды Чолбон» и, как гласила афиша, посвящалась культуре и верованиям народов Севера.

Папа купил билеты и они поднялись на второй этаж, где расположился кусочек неведомой Мире Родины. Сердце отчего-то заколотилось. Мира вошла в зал, в мягком приглушенном свете стояли экспонаты. У самого входа – портрет женщины в высокой черной меховой шапке, шубе с массивным крестом на груди. Взглядом женщина прожигала насквозь. Казалось вот-вот и она сойдет с фотографии. По рукам ледяными иголками выступили мурашки.

– Знаменитая удаганка, – кивнул на портрет папа.

От упоминания удаганок захотелось убежать из музея. Черт дернул сказать папе про эту выставку. Лучше б на динозавров пошли. Мира перевела взгляд на макет деревянного дома-балагана, где на широкой скамье сидела восковая фигура старушки в цветастом широком платье с платком на голове. В руках у нее была небольшая берестяная миска. По среди дома горел искусственной очаг в глиняной печи с табличкой-подписью – «камелек». Старик чем-то похожий на Миттерея, склонился над очагом с тарелкой оладий.

– Старик кормит духа огня, чтоб тот оберегал дом и домочадцев, – объяснил папа, – По якутским поверьям у всего есть душа. Даже у вещей. Духи-хозяева предметов, явлений природы называются – Иччи. Их обычно задабривали подарками и угощениями. Вон, смотри.

Папа перешел к другому экспонату. На лесной опушке Мира увидела статного старца с седыми до плеч волосами, густыми усами в богатой шубе. На плече у старца взгромоздился огромный черный ворон.

– Бай Байанай – хозяин леса, покровитель охотников, – продолжил папа свой экскурс в якутскую культуру, – Оладушкой с маслом или конфетой надо угостить дедушку Байаная, тогда охота удачная будет.

Мира внимательно слушала, страх от портрета удаганки отошел и каждое папино слово теперь вызывало живой интерес.

– А это кто? – она показала на фигуру высокой темноволосой женщины одетой в длинное зеленое платье, украшенное якутскими узорами. Что-то в её облике показалось смутно знакомым. На земле, у ног женщины играли дети в смешных зеленых костюмчиках и шапочках с беличьими ушками.

– Это? – Папа поправил очки и подошел ближе, – Аан Алахчин Хотун – хозяйка земли.

– Кто? – Мира вздрогнула. Повернулась к папе. Ей верно послышалось.

– Аан Алахчын Хотун – повторил папа громко. —Дух природы, всего живого. Гляди, рядом ее детки – Эрэки-Джэрэки.

– Эрэки-джэрэки? – полушепотом переспросила Мира. Она ошарашенно смотрела на улыбающиеся мордочки малышей. Какого черта тут происходит? Что за глупые шутки? Хотелось закричать, найти того, кто затеял с Мирой эту игру и навалять, как выразился папа, за воротник. Это было, ну, совсем не смешно.

– Ага, маленькие духи цветов и трав. Как феи или эльфы, – Папа взглянул на Миру и нахмурился, – Ты чего побледнела? Плохо?

Мира слабо кивнула. Ноги стали ватными, в ушах звенело.

– Садись, – сказал папа и усадил Миру на стоящий рядом стул.

Голова кружилась, во рту пересохло, звон в ушах усилился. Папа растерянно вглядывался в лицо Миры.

– Что с тобой? Воды принести? – донесся из далека его взволнованный голос. Она снова кивнула. Прикрыла глаза. Комната перестала вращаться. Только перезвон, будто металлические побрякушки звякают, становился всё сильнее.

– Кёр бу***, – услышала Мира тоненький старушечий голосок.

– Тугуй, да***? – хрипло точно спросонья ответил другой пожилой мужской.

– Удаҕан келле***.

– Ханнык удаҕан? Хана?***

Веки Миры потяжелели. Тело онемело. Невозможно было пошевелиться, ответить или открыть глаза. Оставалось только слушать странные голоса, которые перешептывались по-якутски. А Мира к своему удивлению, как во сне, где привычные законы жизни работают иначе, без труда понимала якутскую речь.

– Манна баар. Устуулга олорор,*** – пропищала старуха.

– Оксе! Наha мощнай!*** – старик цокнул языком и Мира почувствовала кожей его горячее дыхание.

– Ди! Кини өссө эдэр,*** . – запричитала старая.

– Буолар-буолар, улаатыа өссө,*** – прохрипел в ответ старик.

Вдруг громкий надменный женский возглас ворвался в тихую беседу: «Дверь откроется, они войдут. Они возьмут своё, когда дверь откроется. Они выбрали, они всё знают.»

Миру словно холодной водой окатили, вырвав из полуобморока Она, схватила ртом воздух, открыла глаза. В зале никого не было: ни старухи, ни старика, ни женщины с ледяным голосом.

Только папа с пластиковым стаканчиком быстрым шагом шел из коридора в зал. Он протянул Мире воду и присел на корточки рядом.

– На первый этаж пришлось бежать за водой. Ты как?

Мира сделала глоток и сморщилась. Вода отдавала ржавчиной.

– Норм. Голова закружилась, – Она обернулась назад, – Я слышала голоса, тут кто-то был?

– Да вроде никого. – Папа встал, оглянулся и случайно задел рукой манекен, на котором висел шаманский кафтан, сплошь увешанный металлическими подвесками. Подвески зазвенели недовольно и Мире снова послышался старушечий голос: «Кёр бу, кёр бу».

– Вот сейчас, слышал?

Папа прислушался.

– Не-ет. Может радио?

«Радио у меня в голове. Шизофрения FM называется» – хмыкнула Мира, потом заставила себя вяло улыбнутся и вслух произнесла:

– Ага, видимо радио. Может в пиццерию зайдем?

– Суп надо есть и мамины котлеты, чтоб голова не кружилась, – включил режим «Мистера » папа, но как всегда не надолго, – Какую? Которая возле дома?

– Ага, – Мира кивнула. Вся надежда теперь была на Пепперони. Или этот дурацкий день уже ничего не спасёт.

***Перевод

– Кёр бу – Смотри ка.

– Тугуй, да? – Что такое?

– Удаҕан келле. – Удаганка пришла.

– Ханнык удаҕан? Хана? – Какая удаганка? Где?

– Манна баар. Устуулга олорор, – Тут. На стуле сидит.

– Оксе! Наha мощнай! – Ого, какая сильная!

– Ди! Кини өссө эдэр, . – Да, только зелёная еще совсем.

– Буолар-буолар, улаатыа өссө, – Ничего, бывает, созреет еще.

Глава 9

14

Мама естественно всё узнала. Сначала ненавязчивыми вопросами о количестве уроков, домашнем задании и «чего новенького в школе» она по неуверенному выражению лица Миры быстро нащупала ложь. А потом прицельно запустив в папу пару контрольных, расколола их заговор под орех. Папа честно пытался сдержать обещание. Как и пепперони пыталась спасти вечер. Но всё бесполезно, когда у вашей мамы особый нюх на враньё.