Опиум

– Если уйдёшь, больше не окажемся так близко друг к другу. – Его губы дрогнули от напряжения, веки отчаянно нависли над глазами. – Но если останешься, никогда никому не отдам.

Слёзы мои полились уже беспрерывно, хлынули, застилая глаза. Нежная улыбка пробилась на лицо, осела на мокрых горячих губах. Так я дала ему ответ, без слов, обмякнув в его объятиях.

– Я больше никому не позволю к тебе прикоснуться, слышишь меня?! Никому не позволю! – его слова были полны гнева, но вовсе меня не пугали. Я поняла, что эту злость он отдавал себе самому. Найдя свои руки где-то в воздухе, я дала им распоряжение «обнять». Уложила ладони на его спине и притянула ближе. Не сразу, но все же он подчинился, опустил голову на моё плечо, и я вовсе стала не способна дышать. А мне и не было нужно.

***

Я понимала, что за окном по-прежнему торопится жить бескрайний мир, но казалось, что он перестал существовать. Ни малейшего звука не просачивалось сквозь белые стены. Я слышала только размеренный стук его и собственного сердец и шелест дыхания. Старалась вдыхать и выдыхать одновременно, но каждые несколько минут сбивалась, просто потому, что он умел дышать как инопланетное существо.

Впервые в жизни я слышала, как он дышит. Глубоко, размеренно, будто только что научился. Его грудь под моей щекой сжималась и на секунду замирала, а потом, восполняясь воздухом, приподнимала меня, как лёгкое одеяльце, будто он сам подлетал над постелью.

Даня не спал. Я не видела его лица, но слышала, как он иногда сглатывает, проводит языком по сухим губам, или едва заметно шмыгает носом. Он будто боялся пошевелиться и спугнуть меня. Так мы и лежали уже около часа. Я бесконечно водила взглядом по белой стене и отмечала на ней движение солнечного отпечатка окна. Свет густел, приобретал ярко-рыжий оттенок, затем окрасился багровым и стал таять снизу-вверх.

Мне было страшно думать. Моя фантазия могла занести меня так далеко, теперь, когда были произнесены громкие слова, поэтому я боялась пускать её в ход. Я заставила умолкнуть свой внутренний голос и старалась лишь чувствовать мужчину, на чьей груди покоилась моя сумасбродная голова.

– Ты ведь понимаешь, – вдруг тихо заговорил он, – что на мне несколько тяжёлых уголовных статей?

– Да, – хрипло ответила я.

– Понимаешь, что глупо со мной связываться?

– Не соглашусь. – Я прочистила горло и заговорила мягко. – Глупо быть твоим врагом, а вот стоять на одной стороне вполне разумно.

– Неужели тебе наплевать на то, чем я занимаюсь?

Я долго думала, но не над ответом, а над словами, которые могли бы его убедить в моем ответе.

– Ты перестанешь меня обнимать, если я скажу, что продавала подросткам наркотики несколько лет назад?

– Нет.

– Даже если скажу, что делала это не потому, что у меня не было выбора, или не хватало денег на еду, а только чтобы отдохнуть в пятизвёздочном отеле?

– Это всё ещё не перевесило того, о чем говорю я. Если бы не у тебя, то купили бы у кого-то другого.

– Даня, давай не будем мериться бесчеловечностью? Мы такие, что теперь? Если доберётся до нас рука закона, то будем вспоминать все грехи. А друг перед другом оправдываться незачем. – Я перелегла на холодную подушку спиной. Его взгляд несколько секунд задумчиво лежал на моём виске. Только когда Даня протянул руку и кончиками пальцев прикоснулся к моей коже, я поняла, что там отпечатался узор с его рубцов.

– Так смотришь, будто это заразно и останется со мной навсегда, – я ненавязчиво улыбнулась. – Пройдёт через минуту.

В ответ он улыбнулся не только губами, но ещё и глазами.

– Мы поедем на работу? – спросила я, заметив, что вечер упал на белую стену, окрасив её в холодный синий оттенок.

– Воскресенье, – тихо произнёс он и скользнул по мне спокойным взглядом. – Я поеду. У тебя выходной.

Я кивнула, но расстроилась. Мне безумно хотелось приехать вместе с ним в клуб. Спустя минуту я задумалась, будем ли мы вообще приезжать вместе? Быть может, фраза «никому не отдам» не включает в себя открытых отношений?

Спрашивать об этом я не стала. Не хотела расстраиваться и ещё больше нагружать тяжёлую голову. Но вовсе промолчать не смогла:

– Что теперь? Мы умрём в один день? – я превратила мягкую улыбку в ухмылку над самой собой.

– Нет, – он по-прежнему смотрел на меня, повернув голову. – Я умру гораздо раньше, чем ты.

Эта его фраза была способна лишить меня чувства тепла и счастья, но я старалась удержать их в себе как можно дольше.

– Планируешь покинуть этот мир молодым и красивым?

– Любишь ты говоришь глупости. – Тихо произнес мужчина после продолжительного молчания. Его губы тронула улыбка. – В частности между мудрыми изречениями.

– Если заменить слово «глупости» на слово «шутки», то жизнь обретает капельку смысла, тебе не кажется?

В ответ Даня лишь смерил меня острым взглядом, его веки вздрогнули, словно он собирался тайком прочесть мои мысли. Я улыбнулась, раздумывая, что в этом совершенно нет необходимости, потому как добровольно отдам этому мужчине все свои мысли, стоит ему только попросить.

Ещё пару минут мы пролежали в тишине. Когда стена утратила синеву и стала тёмно-серой, Даня поднялся, подошёл к широкому подоконнику и из аккуратной стопки одежды вытянул чёрный свитер. Наблюдая, как он за минуту привёл себя в порядок, я вдруг поняла, что сегодняшняя ночь будет для меня сложной, если я останусь в одиночестве.

– Я поеду к подруге. К Ире, помнишь, я говорила про неё? – Даня лишь сдержанно кивнул в ответ, но я так и не поняла на что. – Переночую у неё. Она рассталась с парнем и живёт одна.

Только когда мужчина поднял на меня взгляд и согласно кивнул, я поняла, что задержала дыхание. По старой памяти я боялась услышать отказ, приправленный злостью и насилием.

– Я тебя отвезу. И заберу утром.

***

Ира встретила меня, что называется с распростёртыми объятиями. Выдала мне пижаму и полотенце, отправила в душ, а сама помчалась в магазин за вином и карамельным шоколадом.

Только взглянув на меня, обмякшую и улыбчивую, подруга сразу догадалась, что нам предстоит разговор. Как можно быстрее она достала посуду, небрежно раскидала по тарелкам закуски, в первые попавшиеся фужеры расплескала вино. Мы уселись на мягкий диванчик, оббитый вельветом, друг напротив дружки, взяли в руки бокалы, чокнулись, выпили и многозначительно замолчали.

– Не пугай меня! – наконец, не выдержала Ира. – Что случилось?

Я рассмеялась, стягивая полотенце с мокрых волос и раздумывая с чего начать.

– Я же говорила тебе, что кручу роман на работе?

– Говорила, – подруга сквозь настороженность пропустила на лицо ехидную улыбку. – И я даже догадываюсь, кто это может быть!

Я почувствовала, как моё тело покрывается мурашками и опустила взгляд на замечательно подходящую к случаю синюю пижаму с длинными рукавами и штанинами.

– Можешь попробовать угадать, – предложила я ей, пряча улыбку в бокале.

– И ты, наконец, скажешь мне кто это? – воодушевилась Ира. Я согласно кивнула. – Ну, это же Мишка! Бармен! Он классный! Это же он?

Я отрицательно помотала головой и нашла в себе капельку разочарования. Где-то в глубине души, мне хотелось, чтобы Ира оказалась более догадлива, тогда мне бы не предстоял настолько сложный разговор.

– Ир, это Княшич. – Выпалила я, не стараясь оттянуть неизбежное.

Сперва на лице девушки ярче зажглась улыбка, а взгляд сделался недоверчивым. Она явно считала, что я шучу.

– Смешно! – наконец, воскликнула Ира и закатила глаза.

Я продолжала смотреть на неё спокойно, с теплой лёгкой улыбкой, в ожидании того, что она примет эту мысль в своей голове.

– Рит, – она наклонилась чуть вперёд и откинула назад русые волны волос, – ты хочешь сказать, что мужик, с которым вы всё это время шарахаетесь по углам, это Даниил Дмитриевич?

– Да, но мы не шарахаемся по углам. Только по нашим кабинетам.

Ира нахмурилась, наконец, допустив, что это может быть правдой, но продолжала упираться:

– Да-нет, – она задумчиво почесала висок, а затем сжала рукой лоб, сморщилась, заметно покраснела.

– Я хочу тебе рассказать, как всё началось.

– С чего вдруг? – перебила меня девушка.

– Ну, хотя бы с того, что мы с ним официально вместе. Правда, не собираемся объявлять об этом во всеуслышание, но я теперь могу поделиться с близкой подругой.

– Рита, ты чего себе придумала? – Ира выпучила глаза и заговорила медленно и понятливо. – Ты думаешь, он с тобой будет милым и нежным?

– Ир, только вот не нужно меня отговаривать.

– Ты, правда, не понимаешь? Или настолько дура?! – подруга буквально выжала слова через скривленные тонкие губы и резким движением отправила бокал с вином на низкий столик. Я тоже поставила свой. – Ты хоть заметила, как он к людям относится? Думаешь, тебе станет цветочки дарить и пятки целовать?

– И как он относится к людям? – спокойно спросила я, и девушка уставилась на меня с недоверием.

– Да он же… – она запнулась, надув губы, но почти сразу продолжила, – явно психически болен! Что ещё может быть в голове, за таким внешним спокойствием?

– Он при тебе хоть кому-то грубил? А может оскорблял? Или хоть несправедливо попер кого-то из клуба за те годы, что ты там работала?

– Рита, – раздраженно выдохнула Ира, даже не стараясь привести аргумент против моих слов. – Это тебе не Костя!

Как только я услышала это имя, тут же потеряла контроль. Только от одной мысли покатились слёзы, и до меня вдруг дошло, что прежде я не плакала, а держала всю боль и горечь внутри.

– Ритка, ты чего? – Ира сразу же принялась меня успокаивать, виновато потянулась и обняла за плечи. – Я не хотела, боюсь за тебя, вот и всё. – Оправдалась она, даже не подозревая о чём мои слезы.

Спустя пару минут воя и рыданий, я почувствовала себя готовой снова вспомнить и рассказать о своих кошмарах. Вытерла слезы и начала:

– Помнишь, я не приехала к тебе на день рождения? В тот год, когда ты только переехала.

– Помню, – Ира шмыгнула носом, потому что тоже растрогалась, – я тогда обиделась на тебя, если честно. Ты обещала, а потом осталась работать.

– Не работать. – Я медленно выпустила воздух из лёгких, понимая, что как только произнесу его имя, уже не смогу что-то скрыть. – Костя меня не отпустил.

– Как это? – Подруга недоверчиво моргнула.

– Вот так. Выбросил чемодан и врезал мне кулаком по уху.

Ира нахмурилась и плотно сжала веки:

– Подожди, что ты говоришь такое? – в распахнувшемся взгляде девушки появлялось всё больше ужаса.

– Я три года жила в аду. Никуда не могла выйти, кроме работы. Шаг в сторону и тут же наказание.

– Господи, – выдохнула Ира, и её голубые глаза ярче засверкали от слёз. – Я думала, вы так счастливы, что живёте вдвоем в своем мирке, от всех отгородились. Как же это? Он тебе цветы дарил охапками, салюты заказывал на дни рождения!

– Да, Ира, да. Цветы, салюты, пятки целовал, а потом колотил до сотрясений.

– Он ведь убить тебя мог, – скрипучим от плача голосом осознала девушка. – Как же ты выбралась?

– Случилось кое-что. Последняя точка. – Набрав полную грудь воздуха с запахом вина, я всё же не сразу начала говорить. – Я в аварию попала по его вине и очень долго восстанавливалась. Потом впала в депрессию от безысходности, когда попыталась сдать его полиции, а он откупился и избил ещё больше. Очень долго была в плохом состоянии, мне не было дела до здоровья, потому что и жить-то не хотелось. Не следила ни за самочувствием, ни за весом, ни за циклом. Думала, его нет из-за вечного стресса. Поэтому очень поздно узнала, что беременна. Поздно для аборта. Чуть с ума не сошла, представив, что обрекаю ребенка на такую жизнь, на такого отца. – Слёзы текли из глаз уже бесконтрольно. Сами по себе капали на мои руки и щекотали дрожащие запястья. – Я сбежала. Украла деньги у него и сбежала. Заплатила какой-то шарашке, и мне вызвали искусственные роды. Костя ничего не знал. Никто ничего не знал. Потом инфекция, заражение крови. Детей теперь иметь не могу.

Ира долго смотрела на меня с абсолютным ужасом в глазах. На её бледном лице всё сильнее проявлялось осознание того, что я пережила. Понимание, что я пересказываю ей вовсе не сериал, а свою жизнь. Наконец, девушка решилась спросить то, что посчитала важным:

– Княшич знает?

– Что детей иметь не могу – знает. А про то, что Костя виноват, я не сказала.

– Почему?

– Он убьёт его сразу же.

– Да я сама бы его… – прошипела подруга, сквозь стиснутые зубы. – Задушила бы!

– Смерти он не заслуживает, даже самой жестокой. Я Костю несколько раз умоляла, чтобы добил меня, только чтобы не мучиться. А теперь, когда на ноги встану, сама с ним расплачусь.

– Ну а, может, что-то можно исправить, – опомнилась подруга. – Деньги у тебя теперь есть, уровень медицины вон какой! Может, есть шанс вылечить?

– Да нечего лечить, – перебила я, – ничего не осталось.

Откровенно плача, следующие полчаса Ира сокрушалась о том, что я не попросила помощи. Она рыдала громче меня самой, пока я не рассказала, что Костя заявился в клуб и был наказан. Подруга выслушала меня, трясущимися руками прикрывая рот весь мой рассказ, чтобы не перебить.

– Я не жду от Княшича нежностей. – Подытожила я. – Понимаю, что он не умеет быть романтиком, но он хотя бы знает, что такое уважение. Даня, он человек, а не существо. Я знаю, что он жесток, знаю, что законы вертел на одном месте, что с головой у него не всё в порядке. Но ничего не могу с собой поделать, люблю.

Ира спрятала ладонями теперь уже всё лицо и долго так сидела. Затем утерла слезы со щек и подняла на меня стыдливый взгляд.

– Извини меня, – её губы дрогнули, – прости, что ничего не заметила.

– Всё в порядке, дорогая, теперь всё в порядке. – На мои глаза снова навернулись слезы. – Ты не могла ничего заметить, я скрывала всё под страхом нового наказания.

Ира начала трястись сильнее и снова притянула меня в объятия. Так, рыдая уже вдвоём, мы провели почти всю ночь.

Утром Даня приехал за мной. Я вышла к подъезду и глянула в окно второго этажа. Ира помахала мне рукой на прощание, но её шокированное лицо почему-то вызвало во мне веселье. Девушка выглядела так, будто до последнего не верила в правду происходящего и только сейчас, увидев, как я сажусь в машину с водителем и охранником, убедилась в моих россказнях.

– Доброе утро! – поздоровалась я, не зная как вести себя в целом. Мужчины на передних сиденьях коротко кивнули мне в знак приветствия. Я знала обоих, и водителя Князя и телохранителя из агенства Волохова. Даня расположился на заднем сиденье.

– Привет, – тихо сказал он. Его губы дрогнули в улыбке.

– Привет, – улыбнулась я, и нас повезли в его квартиру.

Чувствовала я себя странно, робко. Мне нужно было столько всего сказать и спросить, но я безмятежно смотрела в окно, на проплывающую Москву. На мне была та же одежда, в которой я вышла из дома вечером два дня назад, которую стаскивал с меня Артур прошлым утром, которую снимал с меня Даня, чтобы уложить спать. Я постирала одежду у Иры, даже зашила дыру и стрелку на колготках, но мне нужно было сменить её на другую, нужно было просить его отвезти меня в мою съёмную комнатку. Но я не беспокоилась об этом, а Даня не догадался. В тишине, не коснувшись друг друга ни разу, мы добрались до его пустой квартиры и остались уже наедине. Прикоснулись друг к другу, только когда обнялись в постели и уснули, так ничего и не обговорив.

13 ноября, пн

Мне приснился сон, как отголосок моей совести, которая не могла спать, несмотря на то, что поступила я без сомнений правильно. Мне снилось то утро, по кускам. Снилось то, что уже произошло, а именно то, что въелось в мою закомплексованную голову.

Спускаясь вниз по моему телу с поцелуями, Артур остановился на животе и прикусил зубами кожу над пупком.

– Расслабься, выдохни, – мягко сказал он. – Со мной ты можешь быть настоящей, ты невероятно красива. – Мужчина снова вонзил зубы в кожу, на этот раз ниже пупка, а потом впился губами в самое чувствительное место, не затратив ни секунды на его поиски.

Эта часть сна мне приятна, сквозь сон я чувствую, как внизу живота начинается зуд, понимаю, что как только проснусь, обнаружу между ног влагу. И я не просыпаюсь. Мужчина возвращается с поцелуями, но на этот раз не заостряет внимание на моём животе, не кусает, но и не целует. Только когда он оказывается со мной лицом к лицу, я вижу Даню, его строгий взгляд и разомкнутые губы, ломаные линии которых стёрлись от поцелуев, порозовели и сделались мягкими.

Открыв глаза, я не могла назвать этот сон кошмаром, но я задумалась. Что пыталось донести до меня моё подсознание? Укоряло в моей безнравственности или заставляло помнить о согрешениях Дани?

Я слышала, как он подошёл и опустился на краешек постели. Уже снова провалившись в сон, почувствовала, как Даня скинул с моей шеи прядки волос и, едва касаясь кончиками тёплых пальцев, провёл по коже до плеча. Первой моей мыслью была: «нужно сходить в парикмахерскую, раз волосы снова ложатся на плечи». Лишь потом я расплылась в счастливой улыбке и уже не хотела тонуть в теплом сне, потому что утонула в этой нежности. Стоило мне подумать, что этот мужчина ещё не был настолько нежен со мной, как он опустил к моему плечу прикосновение губ, окончательно захлестнув меня чувствами.

– Замечательный сон. – Вырвались из меня слова, прозвучав скрипуче ото сна.

– Спи, – тихо шепнул он. – К вечеру вернусь.

– Посиди со мной ещё минуту. – Я потянулась и отыскала его руку, чтобы прижать к своей щеке. – Иначе потом я проснусь и сама себе не смогу доказать, что твоя нежность случилась наяву, а не приснилась мне.

Он исполнил мою просьбу, остался. Придвинулся ближе и обнял за плечи. Мы провели в тишине это время, пока Даня после тяжёлого вдоха не заговорил:

– Я пришлю людей, чтобы ты с ними отправилась в свою квартиру и забрала вещи.

– Почему это звучит как приказ? – нахмурилась я и оторвала голову от белоснежной подушки. – Разве ты не должен спросить, хочу ли я к тебе переехать? Может мне не хочется жить с тобой в пустых комнатах? – окинув прищуренным сонным взглядом белые стены, я вспомнила ряды пожелтевших лилий, которые была счастлива больше не лицезреть.

– Зачем ты возмущаешься? – он сверкнул веками. – Зачем? Если ты согласна остаться со мной в пустых стенах так же, как я готов переехать в твои десять облезших метров?

После этих его слов мне уже не хотелось пояснять, что возмущаюсь я не из-за переезда, а из-за грубой подачи. Чувствуя, как глаза горят от зарождения слёз, я кинула голову на подушку, снова прижав к себе его ладонь:

– Мне не нужны люди. Мне не нужна машина. Все мои вещи помещаются в один чемодан.

– Начнём с того, что если ты со мной, то всегда должна быть с людьми.

– Думаешь, как только твои враги узнают о нас, сразу бросятся похищать меня?

– Пойми одну очень простую вещь. – Даня выпутал свои руки из моих нежностей и поднялся с кровати. – Нет таких людей, которые захотят тебя похитить, чтобы шантажировать меня. Есть только те, кто из мести мне захочет убить тебя.

Не желая видеть на лице Дани осадок горечи, я зарылась лицом в подушку с ароматом его кожи.

– Тогда получается парадокс. – Я говорила сама с собой, подушка отвечала мне эхом. – Мне нужна охрана на случай, если все прознают, что мы вместе. Но если у меня появится охрана, все поймут кто я для тебя.

– У нас нет правильного варианта.

– Ладно, с этим понятно. – Я вынырнула из подушки, чтобы он отчетливо слышал мои слова. – У меня есть условие. Хотя скажу честно, я не откажусь от тебя, если не согласишься. Но я разочаруюсь в тебе.

– Я слушаю. – Даня пристально на меня смотрел, чуть нахмурившись.

– Ты не заставишь меня бросить работу.

– Рита, – начал он, отрицательно мотая головой.

– Даня, так всегда было, понимаешь? – перебила я. – Со мной поступали так всегда. Убеждали в безопасности. Давали защиту, отучали стоять за себя. А потом бросали как собаку на бойцовской арене, без каких-либо навыков драться. Я больше не позволю никому так со мной обойтись. – Мне пришлось опустить глаза, чтобы не показать ему проснувшуюся жалость к себе. – Я хочу стоять на твердой земле и быть готовой к землетрясению. Не давай мне защиту, которой можешь лишить, когда я уже разучусь драться.

– Рита, – он мягко произнес моё имя, чтобы я подняла взгляд и продолжил: – Единственное, чего я не могу тебе обещать, это защита.

– Не можешь, не обещай. – Улыбнулась я не без горечи. – Просто скажи мне, что я комфортно могу находиться в твоей квартире.

– Можешь. – Он хмуро сдвинул к переносице тёмные брови. – Но что ты имеешь в виду?

– У тебя здесь пусто настолько, будто другого тебе и не нужно. А мне необходимо что-то кроме стула и подоконника.

– Можешь притащить что угодно, купи что захочешь. Мне не нужны вещи, но и мешать мне они не будут.

– Уверен? – я приподняла брови, но тут же вернула лицу обыденное выражение. – Кого я спрашиваю. Если произнес, значит уверен.

Даня ответил мне лишь улыбкой, слегка удивлённой, будто я прочла его мысли.

Этим вечером мой чемодан перебрался из облезших пожелтевших стен в белоснежные. Я поселила его в спальне, возле своей стороны кровати, и не спешила разбирать. Размещать вещи было попросту некуда.

В первое время я думала, что мне срочно нужен шкаф, большой с вешалками и зеркалом в полный рост на дверце. А ещё прикроватный столик, чтобы держал на себе мелочевку. Подставка для обуви в прихожую. А в ванную срочно требовался шкафчик для чистых полотенец и скромной коллекции моей косметики.

Я не думала о пресловутом декоре, не собиралась тащить в жизнь Дани вазы, пылесборники, или пледы, приятные на ощупь и абсолютно бесполезные на деле. Но мне казались необходимыми привычные вещи. На кухне я не знала, куда себя девать и потому бегала по мыслям. «Нужна маленькая сковородка для зажарки. Нет, лучше сотейник. Кастрюля слишком широкая, нужна поменьше. Миксер, этой кухне нужен миксер! Почему все ножи такие огромные, будто здесь мясной цех? Разделочная доска из бамбука слишком тяжелая, нужна другая, эту я не могу удерживать на весу больше пяти секунд. Я привыкла пить из большой кружки, нужно купить красивую вместительную кружку!».

В его квартире почти не было света. Электричество и розетки были, а вот яркий свет только в ванной и туалете, в виде светодиодных полос на потолке. Ещё несколько таких светилось в кухне, в спальне и вдоль плинтуса в коридоре. Я бы подумала, что из-за его работы и образа жизни люстры и лампы просто отсутствуют за ненадобностью, ведь ночью он дома не бывает, а днём в квартире светло от широких окон. Но слишком много совпадений теперь сошлись в моей голове в сумасшедшую теорию.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я начала привыкать к пустоте. Точнее не так. Пустота не ощущалась, ведь всё заполнял он. В какой-то момент я стала ругать себя за то, что снова утопаю в человеке. Во все свободные склянки своей души, которых скопилось предостаточно, переливаю его значимость. Каждый сосуд наполняю лишь одной материей. Снова наступаю на те же грабли – перемещаю ось своей жизни в сторону мужчины. Как же это по-человечески! Руководствуясь оптимистичным наставлением «теперь-то такого точно не случится, на этот раз всё по-другому», делать то, в чём клялась себе больше не повторяться.

Не давал мне покоя один вопрос. Если я заполняла вакуум им, то чем же он заполнял пустоту до меня?

– Ты подумала, что тебе нужно купить из мебели? – спросил он, бросив взгляд на мой черный чемодан в светлом пространстве.

– Мне нужно слишком много всего, и как будто бы проще остаться без ничего. – Пожала плечами я, сидя на широком подоконнике, скрестив ноги.

Даня, только что вернувшийся домой, стянул с ног ботинки, выбрался из-под опеки серого свитера и добрался до меня. Не сказав ни слова, прижался, окутав меня руками, и облегчённо выдохнул тяжесть. От него пахло горечью шоколада, пеплом, выцветшим парфюмом и отдавало привкусом утомительного дня.

– Ляжешь спать? – спросила я, чувствуя его усталость на своей коже. В ответ он кивнул головой. – Во сколько поедешь в Опиум?

– Сегодня не поеду. – Удивил он ответом.

– Как это? Ты ведь живёшь там.

– Один день справятся без меня.

***

Насколько меня бесила его молчаливость, настолько же она приходилась мне по душе. Ведь ему ничего не оставалось, кроме как слушать меня бесконечно. И я говорила. Говорила всё, что держала внутри эти годы. Неинтересные истории, в которых не было ни начала, ни конца, ни морали. Мои соображения по поводу жизни, мои догадки на тему существования, моё отношение к миру. Всё это ему приходилось слушать, но я не сомневалась, что он не просто слушает, а слышит. Его глаза отвечали мне, уголки губ дергались в сдержанных улыбках, движения ломаных бровей заменяли возгласы удивления, а хмурые морщинки являлись возмещением слов недовольства. И очень редко, когда я всё же настаивала на том, что хочу знать его мнение, Даня говорил. Его голос разливался по стенам и плескался волнами по полу.