Люблю жену друга

Я удивился, увидев Лину без Макса, всё же это была их первая брачная ночь. Друг изменился, когда начал встречаться с ней. Стал похож на меня, особенно в тот период, когда я только начал сходить с ума по Юле. Я узнал похожий взгляд: голодный, упрямый, как у охотника, что однажды выбрал свою добычу и больше не способен отступить.

Неудивительно, что он сразу сделал ей предложение. И поразительно – она согласилась. Женщина, которую трудно приручить, вдруг захотела принадлежать. Они долго общались на расстоянии, но, встретившись, не стали медлить. Расписались, будто боялись, что упустят момент. Как будто уже однажды в жизни что-то потеряли и второй раз терять не хотели.

Когда Макс попросил меня быть свидетелем, я не представлял, что это будет поворотной точкой. Не надеялся, что в тот день снова встречу любовь всей своей жизни. Не в воспоминаниях, а на расстоянии вытянутой руки. И не просто увижу, а пронзительно остро – как молнией – вспомню всё сразу.

Юля была свидетельницей. Она стояла ошеломлённая, как будто время остановилось и придавило её тяжестью мгновения, и при этом не сдвинулась ни на шаг.

Я понял, что это не мираж. Не сон. Не иллюзия, которую стёрло бы утро. Десять чёртовых лет. А она стояла передо мной. Живая. Настоящая. Моя.

Наши взгляды встретились, и в этот миг весь воздух между нами сгорел дотла. В глазах у неё мелькали вспышки узнавания, боли, страха. Столько лет прошло, а она смотрела на меня, как будто вчера держала за руку.

И в следующую секунду медленно осела вниз, сползая по стене, словно её подрезали изнутри.

Громом стукнуло не только по мне. Это было не удивление, вспышка. Прокатилась внутри обоих, как ожившая боль, как всплеск чувств, которые так долго прятали под замком. Всё, что было глубоко зарыто – вырвалось. И в этом взгляде было всё: и прошлое, и невозможное будущее.

– Юля! – выкрикнул я, не понимая, что у меня за голос, он точно был не мой.

– Юльчик? – в недоумении сказал Макс.

– Мальчики! – вырвался у неё то ли крик, то ли визг.

– Нет, нет, нет, ты не будешь снова падать в обморок, Юля. – я рванул к ней и подхватил за плечи, удерживая почти на весу. Как же дрожали мои руки в тот момент. Боялся отпустить и в тоже время напугать своей реакцией.

– Марк, Марк, – шептала моя девочка как безумная, словно видела привидение.

Но страха не было, только неожиданность и что-то, что показалось мне ниточкой паутинки, хрупкой, но всё же связью в её таких любимых глазах. Они отливали зеленью, в цвет её платья, и я смотрел в них, нырял, совершенно не желая всплывать.

– Мелкая? – Из-за плеча Марка выглянуло взволнованное лицо Лины, и это вернуло меня из омута зелени.

Ненавидел это прозвище. Именно из-за него Юля отключилась однажды.

– Вы знакомы? – обеспокоенно прошипела Лина, почти не повышая голоса, но от этого стало холоднее.

Юля утвердительно качнула головой. Лина с силой оттолкнула меня в сторону, разрывая физический контакт, который я наверное в тот момент сам не смог бы разорвать, и встала передо мной. Лина была высокой и Юля пропала за её спиной. Осталась только дрожь в пальцах, когда касался её плеч. Я боялся теперь её потерять.

– И Максима ты знаешь? – допрашивала Лина. – Вот скажи мне, Мелкая, на этой планете не нашлось для меня ни одного свободного от тебя мужчины? – начинала злиться, уперев руки по бокам талии.

– Прости, – выдавила из себя моя девочка.

– Ты спала с моим будущим мужем? – даже стоя за спиной Лины, я ощущал энергию злости исходившей от неё.

Макс подлетел, и мы трое: я, Юля и Макс, закричали в ответ:

– Нет!

Друг повернул к себе лицом невесту и очень трепетно пытался объяснить:

– Лина, послушай меня, Марк и Юля встречались, они должны были пожениться. Мы были просто в одной компании. Это было чёрт знает сколько лет назад.

– Десять! – одновременно вырвалось уточнение у меня и Юли. Значит она тоже считала.

Лина медленно подошла к подруге и ласково обняла её, позволяя снова видеть её. Юля смотрела на меня не моргая. В глазах боль, вина, радость такой коктейль эмоций.

– Мелкая, а где же он? – вроде бы прошептала Лина, но её слова были слышны всем.

Это было как удар током. Разряд – острый, ледяной, обжигающий изнутри. А в её глазах не было меня. Там была надежда. Осторожная, почти детская. И эта надежда не про меня. Она смотрела сквозь – в пространство за моей спиной. Искала его.

И когда это дошло до меня, в груди щёлкнуло что-то тонкое и болезненное. Почти как тогда, десять лет назад. Иронично, не правда ли? Опять ЗАГС, свадьба и я – не тот, кого она ждала.

В ту секунду мне захотелось просто уйти. Развернуться, хлопнуть дверью, выйти из этой душной, фальшивой сказки, где я лишний герой, посторонний на чужом празднике. Не от неё бежать. От боли. От ситуации. От этого мерзкого чувства, когда в тебя не смотрят, тебя не ждут, тебя не выбирают. Снова.

Но я остался. Я готовил себя годами к встрече.

Когда мы шли рядом за молодожёнами, я краем глаза следил за ней. Не дыша. Боясь выдать себя. Юля шла напряжённая. Я чувствовал, как она старалась не повернуть головы в мою сторону. Не дрожать. Не споткнуться. Как будто боялась, что встреча глазами разрушит хрупкое равновесие, которое она так долго выстраивала.

На ней были зарытые тёплые ботинки. А я хотел увидеть её щиколотки. Найти те самые татуировки – две тонкие линии, крылья. Когда-то они казались мне её личными знаками полёта, взлетая вместе с ней, когда она танцевала. Помогали вырваться из тела, из зала, из реальности. Но сейчас было не разглядеть ни одной чернильной линии. Ни одного штриха прошлого.

После церемонии мы поехали вчетвером в ресторан. Все были тихие, как будто каждый нёс свою тайну, завёрнутую аккуратно в упаковку, чтобы не расплескать.

Мы сели за столик. Сделали заказ. Лина немного нервно вертела в руках маленький свадебный букет. Цеплялась за него. Тонкие пальцы, чёткие движения, взгляд – колючий. Слишком сосредоточенный, как у того, кто знает больше, чем должен.

Все молчали. Я – тоже. Юля сидела рядом. Прекрасная, недостижимая. Да, в её глазах всё ещё жил не я. Но я не собирался сдаваться. Теперь ни за что.

– Забери это, Мелкая, он твой. – Лина положила на стол свой свадебный букет, аккуратный и дерзкий, как она сама. Юля молча взяла его, не глядя, и переложила на край рядом с собой.

– Ну, раз с формальностями мы покончили, может, поговорим? – хлёстко бросила жена Макса.

Тишина за столом загустела. Никто не знал, с чего начать. Слишком много лет молчания. А Лина пошла в лоб.

– Хорошо, тогда я спрошу: где ещё один, тот, что отвёз её на вокзал и, чёрт побери, обещал вернуться! – последняя фраза сорвалась с её губ почти визгом.

Макс мягко обнял жену за плечи, стараясь утихомирить, проводя рукой по её спине. Мы с ним встретились глазами. Он едва заметно кивнул, молча давая мне право сказать всё самому. Или не сказать вовсе. Я повернулся к Юле. Моя девочка. Я попытался говорить ровно, сдержанно, но голос предательски дрогнул:

– Он будет ждать нас там, куда мы едем. Завтра у нас с ним встреча.

– И кто из вас ответит мне на вопрос, почему этот Карлсон не прилетел за ней? – не унималась Лина. – Женился небось уже, и детишки есть, – проворчала зло.

А Юля, как услышала то, что сказала подруга, схватилась за вилку с ножом и сжала в руках. Это не укрылось от меня. Её не отпустило. Не перегорело. Её чувства к нему – живы.

Мне дико захотелось сделать что угодно – раздавить хруст бокалов, перевернуть стол, разломать тишину, швырнуть эту боль о стены. Хоть как-то заглушить то, что билось внутри: ревность, злость, отчаяние. Но я лишь сжал зубы. Слишком хорошо знал себя – если сорвусь, не смогу остановиться.

Не понимал, как умудрился сдержанно пробормотать:

– Не думаю, что он бы женился на ком-то, – знал, что Серж одержим моей девочкой, даже не допускал других вариантов. Никто, кроме неё, никогда не мог быть рядом.

Юля почувствовала мою перемену настроения и грустно, прошептала на выдохе:

– Прости меня, Марк, я не должна была тогда доводить дело до свадьбы. Нужно было вернуть тебе кольцо сразу. Я просто так запуталась, так запуталась, я очень плохой человек. – Её слёзы закапали на тарелку, а вся моя злость разлетелась как стол, который я рушил секунду назад в мыслях.

Я придвинулся к ней и приобнял за плечи.

– Не надо, не плачь, – говорил шёпотом, – я выплакал все слёзы за нас двоих. Я тоже был не прав, нельзя было на тебя давить. Видел, что между вами тогда происходит, но не захотел отпускать тебя. Нужно было бороться и завоёвывать, а я ошибочно думал, что, надев кольцо на палец, получу все права. Я готов был пожертвовать нашей с ним дружбой, лишь бы оставить тебя рядом, а он, молодец, даже уехал, чтобы не мешать. Не надо жалеть о том, что было. Я пережил это, трудно, но пережил.

Я гладил её по спине медленно, едва касаясь, но удерживал мягко, настойчиво, как человек, который знает: это последний раз, когда он может отпустить. Придётся… дать ей уйти, чтобы она расставила точки с Сержем. Но отпустить по-настоящему – больше никогда. Ни сердцем, ни руками.

– Марк, – её голос дрожал, как будто на языке лежало не слово, а крошечный осколок.

– Шшш… – Я приложил палец к её губам и почти вздрогнул от этого прикосновения. От того, как неестественно он там оказался вместо моих губ. – Но это не означает, что я хочу вспоминать. Давай просто не будем говорить о том дне. Остальные воспоминания прекрасны, и именно они давали мне надежду, чтобы двигаться дальше. – Я не хотел больше вспоминать о том что было. Мне хватало одного – мысли, что мы всё ещё можем выстроить что-то новое.

– Хорошо, – прошептала Юля, и я заставил себя отодвинуться от неё. Потому что ещё немного, и я не отпущу. Не дам ей закончить необходимое. Между нами осталось столько расстояния, сколько позволял этот тесный стол. Но даже этот крошечный зазор казался пропастью, которую я готов был преодолеть с каждым вдохом.

Решение за всех приняла Лина. Точно и безапелляционно. Юле нужно было поехать с нами и встретится с Сержем лицом к лицу. Где всё и должно было закончиться. Или начаться вновь.

Для Юли – закрыть гештальт.

Для Лины – спасти подругу.

Для меня, как добровольно лечь под скальпель. С ясной головой, открытым сердцем и без наркоза.

Юля согласилась. Просто кивнула. Спокойно. Уверенно.

Внутри меня жили двое. Один – тот, кто толкал Сержа к ней все эти годы. Кто первым сказал: «Иди, дурак. Борись за неё». Не из великодушия. Из расчёта. Чтобы Юля не жила в догадках. Чтобы не осталось этого проклятого «а вдруг», которое ранит сильнее, чем сама потеря. Пусть увидятся, попробуют и рассыпятся. А потом я её заберу. Медленно. Терпеливо. С любовью. Я знал – она всё равно вернётся.

Но был и другой – зверь. Примитивный, яростный, без слов. Он рвался наружу, скрёбся по рёбрам, выл внутри. Он не умел делиться. Хотел забрать. Целиком. Навсегда.

В ту ночь мы ехали поездом, где каждый километр стучал в висках, как отсчёт перед боем. Сюрреалистическая поездка, будто не из жизни, а из сна на грани бреда. Я с Максом – в одном купе СВ. Лина и Юля – в другом.

Первоначально предполагалось, что молодожёны поедут вместе, а я – один. Всё красиво, логично, вежливо. Но нет. Судьба перекроила всё иначе.

Макс, конечно, шипел на Лину. Уговаривал, ругался, пытался давить своим «дорогая, ты же только что стала моей женой». Бесполезно. Всё в никуда. Лина была гранитом. Сказала: «Девочки и мальчики сегодня едут отдельно». И точка.

Поезд шёл сквозь ночь. Я пытался заснуть. Не мог. Как спокойно лежать, когда твоё сердце в соседнем купе? Когда ты знаешь, что она там – в двух метрах, под тонким пледом, может быть, не спит. Может, думает. О нём.

Я вышел. Побрёл по вагону, как волк по вольеру. Пока не оказался в вагоне-ресторане. Пустом, тихом, с сонной официанткой и звоном посуды в такт движению состава.

И там – Лина.

– Не спится, – протянула она, голосом, в котором ехидство звучало почти музыкально.

Я только начинал привыкать к её манере – дерзкой, слегка вызывающей, но не грубой. Нет, дело было не в словах, а в интонации. Лина говорила так, словно весь мир был у неё под каблуком, и каждый, кто удостаивался её внимания, должен был считать это привилегией. Императрица в вагоне-ресторане. Без трона, но с той же осанкой.

– Сегодня нет. – Усмехнулся, опускаясь в кресло напротив.

Официантка, едва справляясь с покачиванием поезда, поставила передо мной чашку чая. Я в последний момент отказался от спиртного. Не хотелось пить при Лине. Не из страха быть осуждённым – просто знал, что с ней важно находиться ясным.

– Чёрный с мятой, – проворковала девушка в униформе, наклонившись чуть ближе, чем позволяли границы профессионализма, в расчёте на взгляд в ответ. Но я даже не моргнул. Она ждала, смотрела, но, в конце концов, отошла, шаркая подошвами.

– Чёрный с мятой, – повторила Лина, прищурив левый глаз, – Юлин любимый. – Уголки её губ приподнялись в почти нежной, неуловимо грустной улыбке.

– Я помню, – сказал просто.

Она слегка удивилась моей прямоте. А я решил перевести разговор в сторону. На всякий случай.

– Почему без Макса?

– Юля уснула, – пожала плечами Лина. – А к нему я не зашла. Думала вы уже спите. – Она усмехнулась. – А ты тут.

– Могу дежурить до утра, чтобы ночь не пропала зря, – ответил с лёгкой полуулыбкой.

– Спасибо, конечно, – театрально вздохнула она, – но сегодня я ночую с Мелкой. На неё свалилось столько всего – неожиданно, больно, непонятно… Я слишком её люблю, чтобы оставить одну, когда она теряется.

Её слова вонзились в меня, как три острых шипа. Первый – она назвала это прозвище «Мелкая». Я знал, как Юля его избегала. Второй – Лина упомянула, что она растерялась. Мне не давал покоя вопрос: отчего? Оттого что увидела меня… или оттого, что не встретила его? И третий – Лина не просто наблюдала меня. Она изучала. Читала. Пыталась понять.

Я откинулся чуть назад, прикидывая, насколько далеко мог зайти в разговоре, и нащупал первый камень, который решил кинуть в водопад прошлого.

– Странно. Юля всегда говорила, что не любит, когда её так называют, – бросил почти небрежно.

– Наоборот, – ответила Лина, взгляд потемнел, – она обожала, когда Рома звал её так. С самого первого дня. Он не называл её иначе.

– Ромка, – повторила тихо, словно имя давно не произносилось вслух.

Она на мгновение замолчала, глядя куда-то в чай, будто там, в кружке, вдруг увидела прошлое.

Я продолжил осторожно:

– А когда друзья как-то её так назвали, она просто упала в обморок. Буквально. Сразу.

Лина вздохнула. Глубоко. Тяжело. И посмотрела на меня в упор:

– Он умер у неё на глазах. Не просто умер – ушёл сам. Сознательно. До последней секунды она была рядом. И ничего не могла сделать. Это был не сон, а её жизнь. Я тогда… отвернулась от неё, – добавила Лина тихо. – Казалось, что мне хуже всех, потому что это был мой парень. Моя трагедия. А Юля… она справлялась. Молчала. Запечатала всё в себе, как в сейфе. А потом, спустя годы, в вашей компании замок раскололся. Просто… при одном слове.

Она замолчала. Я тоже ничего не сказал. Только смотрел. Слушал. Впитывал.

– Вы так близки? – спросил, будто между делом. Но внутри всё ловило: интонацию, дыхание, каждый нерв её лица. Я просчитывал, что ещё можно вытянуть из разговорившейся Лины. И как далеко она готова зайти в откровенности.

– Настолько, – ответила она серьёзно, немного жёстко, – что знаю о ней всё. Даже то, чего она никогда не произносила вслух.

Наши взгляды встретились. Она не отводила глаз. Под её внешней бравадой скрывалась настоящая верность. Безграничная.

– Мы дружим со школы. Был перерыв на пару лет, но потом снова нашли друг друга. И теперь, – её голос стал твёрже, – ничто не заставит нас разлучиться надолго.

– А разошлись тогда почему? Из-за парня? – спросил как можно аккуратнее, будто между делом, но каждая клетка в теле ловила реакцию.

Лина скользнула взглядом по вагону, словно проверяла, остались ли свидетели, и снова вернулась ко мне.

– Не совсем, – сказала спокойно. – После Ромы я не могла на неё смотреть. Не потому, что злилась. Просто каждый раз, как видела её – вспоминала его. Потом экзамены, суета. Мелкая тогда была в девятом, я – в одиннадцатом. Поступление. Гонка. Как-то глупо всё вышло. Но в семнадцать мы часто не делаем осознанных шагов. Чаще – эмоциональные. А порой и вовсе выдуманные.

Она вдруг улыбнулась – нежно, немного печально, как те, кто умеет держать боль при себе. И на секунду вся её царственная надменность растворилась. Передо мной оказалась не королева, а человек. Хрупкий в своей силе. Лина потянула к себе тарелку с салатом, принялась нанизывать помидоры на вилку. Я ждал. Не торопил.

– Он был ей так дорог? – спросил уже напрямую.

– Кто? Рома? – Лина взглянула на меня исподлобья и тут же отправила в рот пару кусочков зелени.

Я молча кивнул. Не хотелось спугнуть момент откровения. Она не ответила сразу. Медленно прожевала. Подцепила новые овощи. Линия её плеч расслабилась, она будто вновь ушла в прошлое.

– Очень, – сказала наконец. – Их связывало что-то… особенное. Даже я до сих пор не могу точно объяснить, что именно. С его стороны – всё было понятно. Она напоминала ему его погибшую сестру. Очень. И внешне, и энергетически. Даже прозвище он дал ей сразу, как только увидел это сходство. Рома винил себя в смерти сестры. Грыз изнутри, а рядом с Юлей оживал. Она вытаскивала его из темноты, давала воздух. Он смеялся с ней. Только с ней. Остальные видели оболочку, Юля – ожившего человека.

Голос Лины чуть дрогнул, но она сразу же вернулась в привычную броню:

– А вот почему её тянуло к нему… не знаю. Может, потому, что он был старше. Или что рядом с ним она впервые почувствовала заботу, защиту. Она же росла только с матерью. Он постоянно твердил ей, что она особенная. Поддерживал каждый её шаг. Убеждал, что она сильная, талантливая, нужная. Наверное, ей этого тогда не хватало.

Она на секунду замолчала, отпила чай. В её глазах скользнула тень чего-то горького.

– Я злилась, – призналась она. – Меня разъедала ревность. Он был моим парнем, но рядом с Юлей он становился другим. Светлым. А со мной был обычным. Как со всеми. И это бесило.

– А Юля потом… говорила, почему он был ей так важен? – уточнил я.

– Она называла это «одной вибрацией». Связь, которую просто чувствуешь. Сказала, что не была влюблена. Но при этом… – Лина посмотрела в окно, где проносился мрак, – он был важен для неё. Очень. Жаль, он не справился. Тогда много кто сломался. Это было такое время… грязное, нервное. Люди не умирали – сгорали. Без дыма, без пепла. Просто исчезали.

Она замолчала. На лице появилось почти умиротворение, но тут же исчезло. Она скорчила смешную рожицу, по-девичьи, неожиданно искренне. И, кажется, вновь поставила стену между нами. Но мне уже хватило.

– А знаешь… именно Рома помог ей тогда сбежать от тебя, – усмехнулась Лина. – Даже с того света.

Непринуждённо, будто между делом. Но я уловил – фраза брошена неслучайно.

– Как это? – спросил, стараясь звучать равнодушно.

А внутри любопытство било током. Я поймал себя на мысли, что тянусь к её словам. Они, словно ключ от запертого сейфа, а каждый звук был как поворот замка. И Лина, кажется, это почувствовала. Посмотрела пристально, изучающе. Уголки её губ чуть дёрнулись – она знала, что попала точно в цель.

– Он когда-то подарил ей игрушку. А внутри спрятал деньги. Много. На первое время хватило. Юля случайно нашла этот «прощальный сюрприз» уже в поезде. И, благодаря ему, осталась в чужом городе. Не вернулась. Выжила. Так что, верь – не верь, но связь у них была… какая-то за гранью. Необычная.

Я не удержался:

– А я-то думал, что ей помог сбежать мой лучший друг.

Это вырвалось грубо. Звучало, как плевок. Лина сразу отреагировала. Её взгляд стал ледяным, отрезающим. Она вскинула голову, как будто напоминая: осторожней, мальчик.

– Юля рассказывала мне, что произошло. Всё. Я знаю вашу историю. Местами даже лучше, чем она сама. – Она сделала паузу и медленно отпила из чашки. – Но нам с тобой… пока рано об этом говорить. Уверена, Марк, придёт день, и этот разговор всё равно состоится.

Она встала. Неспешно. С достоинством. Словно непросто уходила – а выносила приговор.

– Пойду. Юля может проснуться. А я хочу быть рядом. Она сильно переживает, когда теряется. – Лина задержала на мне взгляд. Долго. В лоб. – И тогда… делает глупости. Потому, что так проще. Сбежать. Уйти. Зарыться в песок. А разобраться – когда-нибудь потом.

– Я оплачу счёт, – коротко бросил, не в силах сделать вдох.

– Она изменилась, Марк. Повзрослела. Обрела силу. Но привычка – это штука упрямая. Она больше не убегает в другие города. Ей теперь хватает маски, спокойного взгляда и пары твёрдых фраз. Только я знаю, что за этой маской она прячется снова.

– Сейчас она, наоборот, едет выяснять всё открыто, – отрезал я. – Не убегает. Идёт навстречу.

Лина прищурилась. Секунда. Потом – еле заметная ухмылка:

– А может, и это – форма бегства. Только от чего на этот раз?

Она развернулась и пошла прочь. А я остался сидеть. Один, среди пустого, полусонного вагона-ресторана, с тёплым чаем и холодным осознанием. Тогда я ещё не знал, что Лина уже на моей стороне. Не понимал. И уж точно не догадывался, что она знает куда больше, чем сказала.

Резкий, навязчивый звонок вырвал меня из мыслей, как будто кто-то выдернул меня за шкирку из воспоминаний, в которых я застрял. Телефон вибрировал в кармане. Я отступил в тень дерева, на шаг дальше от линии света. Отсюда мне было отлично видно озеро. Юля присела у самой воды, едва коснувшись её пальцами. Она не слышала ничего: ни звонка, ни шороха. Она была вся в себе. Как и я – в ней.