Стихи

Так издавна спасали Русь

Бедовые не раз.

И кто-то крикнул: «Я вернусь!..

Не плачь!.. Не порти глаз!..»

А там, на островке Земли

У танковой брони,

Звучит, где души залегли:

«Эй, Русь не хорони!»

4 октября 1991

***

Девчонка пела на «Сенной»,

А нищета вокруг гудела…

Толпе голодной мало дела,

Кто будет смыт ее волной…

1999

Ванда Вейнер

Кого, красавица, влечешь?

Кому ты даришь взор печальный?

И с кем роман любви прочтешь

Под звуки песни величальной?

Кто пальцы нежные твои

Укроет в теплые ладони?

Отвагу даруют бои,

А ты – предчувствие погони.

Кто поцелуем обожжет

Твою пленительную шею?

Кто страсть твою подстережет

И, как прибой, сольется с нею?

Кому подаришь ты испуг?

Кого сожжешь своим желаньем?

Кого ты назовешь «супруг»?

Таким прекрасно-скучным званьем.

1988

***

Одиночества легкие крылья…

В сердце нет ни тоски, ни забот.

Нет болотистой зыби бессилья.

Только мысли орлиной полет.

Все границы – условно-безлики,

Ни пространства, ни времени нет,

Интуиции дивные клики

Завлекают в мерцающий свет.

Все забыто: желанья и страсти,

Но прозрачный колышется звук.

Неба роздымь и звездные снасти

В ярко-синий сжимаются круг.

И душа, выплывая из тела,

Вновь блаженством себя освежит.

Чтобы жизнь процветала и пела,

Одиночество миг сторожит.

1988

***

Херувимов над Родиной нет,

Чаще все – воронье да грачи,

Но к любви одинокий кларнет

Призывает гитару в ночи.

И голубка не помнит обид,

Весела воробьиная рать.

Но вокруг кто-то злобой кадит,

Предает легкомыслием мать.

Брат на брата… На сына – отец…

Даже кровью не смыть эту боль,

Но среди безразличных сердец,

Кто-то верную ищет Ассоль.

Кто-то дарит прохожему смех.

Кто-то нежностью вдруг озарит.

Но над ворохом пошлых утех

Редко глупое счастье парит…

Херувимов над Родиной нет,

Чаще все – воронье да грачи,

Но к любви одинокий кларнет

Призывает гитару в ночи.

1988

***

Не время насыщает нас

И раздирает не пространство,

Но случая зовущий глас

Раскалывает постоянство.

Он бросит нас в пучину дел,

Над бездною стоять заставит,

Над жизнью трепетной предел

Крестом бессмысленным поставит.

И мы прозреем в этот миг,

Переосмыслим все, что было.

И сердце разорвется в крик,

Чтоб нас от горя не знобило.

1973

А. А. Ахматовой

И голые лодыжки, как хрусталь.

Точеные изнеженные руки.

И грация, как нежная печаль.

Бровей натянутые луки.

Бездонность глаз не выдает тоску.

Губ лепестки скрывают поцелуи.

Вся жизнь ее перетечет в строку

Под грохот войн и возглас «Аллилуйя».

1988

***

На вечерней зоре над дорогою пыль,

Горизонта малиновый свет.

Вдоль дороги моей лебеда да ковыль.

В сердце – память промчавшихся лет.

Я иду одинокий. И грусти крыло

То поднимет меня, то качнет.

Все, что было давно, не быльем поросло,

Просто новую песню начнет.

Пусть сгущается мгла, над дорогою пыль.

Горизонт ускользает туда,

Где отступят во тьму лебеда и ковыль,

И взойдет над Судьбою звезда.

1988

Тоска

И лязгнули запоры за спиной.

Неволя наглухо накрыла.

И обожгла тоска, как зной,

И сердце от нее заныло.

Что впереди: где друг, где враг?

Решетки. Склеп. Вокруг охрана.

У них – на сердце гнев и страх.

У нас – войны живая рана.

Мы – беспризорники. Мы дрожь,

Мы дикая, лихая свора.

Нас ночью брали не с рогож —

С земли простуженной, с забора.

И мир свободы рухнул вмиг.

Не радовала каши плошка.

Зарешеченное окошко

Отчаянья рождало крик.

Туманился слезою взор.

Тоска. Охрана. Лязг затвора.

Судьбою выколот узор

Обид и вечного укора.

1988

***

Люблю душой поэзии уроки,

Они всегда возвышенно-просты.

На белый лист с пера слетают строки,

А чудится мне – птицы с высоты.

***

Не считай меня пропащим.

Не считай: любовь отпета.

Ты представь меня парящим

В небе Холода и Света.

***

Лишь сердцу не дано ограниченье,

Вселенная в него погружена.

В нем музыка. В нем мудрости свеченье.

В нем Истина всех сфер отражена.

***

Каким галопом мчится Время!

Срывает жизнь – не шапку рвет.

И ветры давят не на темя —

Душа испытывает гнет.

Там, там, за жизни колесницей,

В крови, в пыли – от детства след.

Там, там журавушку с синицей

Спасали мы от разных бед.

Летать без устали и страха

Учили нас, учили мы.

От пота хрусткая рубаха

Трещала на ветрах зимы.

И не было у нас отравы,

Погони лет, оскомин дел.

Под солнцем ласковые травы

Всему вдруг ставили предел.

И мы с размаху, навзничь, хлестко

Валились с хохотом… Тогда

Нам в Вечность верилось не четко,

Любить хотелось – навсегда.

1988

***

Я смутно помню скрежеты войны:

Лишь вой сирен да окон затемненье.

И мамы – нет! Да призрачные сны

Порой мое баюкают смятенье.

Но навсегда обугленные дни,

Разорванные голодом и болью,

Вошли в меня могилами родни

И улицами, пахнущими кровью.

О чем ни вспомни – рушится беда,

Недаром сердце рано поседело.

Я жизни счет веду не на года,

А лишь на то, что на душе осело.

1987

***

Все в памяти: и выстрелы, и стоны.

Еще пугает черный воронок.

Еще хранят убогие вагоны

Боль Родины, как траурный венок.

То тут, то там свирепая охрана

Еще хрипящий голос подает,

И прошлое зияет, словно рана,

И жить, и спать спокойно не дает,

Еще народ боится, словно рока,

Возврата той, безжалостной поры.

И равнодушье многих – стыд оброка

Тех пошлых лет, где правили воры.

В удушье клеветы, в плену разврата,

Когда палач поглаживал усы,

«Свои» стреляли в верного солдата,

«Предателя»-наркома рвали псы.

1987

Мясной Бор*

В его болотах, в слякоти дорог

Бесилась смерть и все живое рвала.

И кровью наполняющийся рог

В безумстве диком жадно выпивала.

Но Русь не устрашилася беды,

Хоть и познала горькую утрату…

Здесь жизни растворялись, как следы,

Не оставляя траурную дату.

И все-таки, пройдя кордоны лет,

Они к нам возвращаются порою,

То облаком веселым, льющим свет,

То рощицей, грустящей под горою.

1987

* Мясной Бор – деревня в Новгородской области, рядом с которой в 1942 г. при попытке 2-й ударной армии вырваться из немецкого окружения погибли тысячи солдат.

***

Был черным мир… Но вот над головой

Вдруг закачались жаворонка трели.

Над похоронной горестной толпой

Прорвалась песнь. И люди ввысь глядели.

А там пичуга, малая душа,

Надеждою и радостью звенела

И, к солнцу поднимаясь не спеша,

Учила жить возвышенно и смело.

1970-е гг.

Иван-чай

В буреломах, на выжженных скатах,

Вдоль заборов, в полынной пыли,

Иван-чай в розовеющих латах,

Будто воин суровой Земли.

Его стебель и тонок, и гибок,

И упруг, словно выгнутый лук.

Он под солнцем и ярок, и зыбок.

На ветру – словно песня разлук.

Он маячит на выжженных скатах

Или вспыхнет в расщелине пня.

И стоит в розовеющих латах,

Будто ждет боевого коня.

1970-е гг.

Лермонтов

Среди блеска ливрей, мишуры эполет

Кареокий – в пехотном мундире.

И жеманятся губки, виляет корсет:

«Видно, мало досталось задире!»

У великих княгинь щеки – маковый цвет.

Щелки масок прищуры таят.

На рождественских праздниках вертится «свет».

Ах, как женские ножки гудят.

И как хочется им каблуком топнуть в пол:

«Пехотинец, извольте уйти!»

Но поэта спасает священный Глагол

На тернистом опасном пути!

И надменный вельможа теряется вдруг,

И присвистнул из гвардии франт…

А России поэт бросил вызов на круг:

Пусть отыщется новый де Брант!

Заливается желчью спесивая масть.

Подлецы заплетают интриги.

Покороблена дерзостью царская власть!

И готовы поэту вериги…

Среди блеска ливрей, мишуры эполет

Кареокий – в пехотном мундире.

И ему в двадцать семь необузданных лет

Жить века в поэтическом мире.

1984

***

Прозрачная музыка Баха

Сквозь сердце, сквозь нервы течет.

Топор безразличья и страха

В тот миг головы не сечет.

Стихают враз посвисты, плети,

И боль растворяется вдруг.

Ах, жить бы так, жить бы на свете:

Лишь музыка рядом и друг…

1984

Лебяжья канавка

Лебяжьей канавки зеленые косы

И томная темень воды.

И Летнего сада прохладные росы,

И тайна далекой звезды…

И Пушкина, Пушкина голос задорный

Под липами слышится мне…

Беседует с ним баснописец дородный

Иль Вакх, утопая в вине?

А мы, спотыкаясь на торной дороге,

Не ведаем мудрости глас.

Притихли богини и грозные боги,

Притихли и слушают нас.

Но вдруг окунемся мы в чистые росы,

И в свете далекой звезды

Увидим канавки зеленые косы

И томную темень воды…

1985

***

Крыло судьбы качнулось на лету.

Я в штопоре. И кружится Земля.

Я, словно птицу, выпустил мечту,

И нет в руке послушного руля.

И нарастает тяжесть. Давит грудь.

Дыханье сбито. В сердце – перебой.

Держись, Душа! Жизнь выправляет путь.

Пике… Земля… И Вечности настой!

(1985/6)

Лезгинка

Осетин изящный, как лоза,

Блеск зубов, горящие глаза,

И движенья легкие быстры,

Словно воды, мчащие с горы.

Взмахи рук, как мощных крыльев взлет.

Каблуками ритм он отбивает.

На таких людей унынья гнет

Тяжело, наверно, налетает.

Осетин нас пляской ворожит.

Крик гортанный, как клекот орла.

Каждый мускул на лице дрожит.

Каждый взгляд – разящая стрела.

Ну еще, еще поддай!

Музыкант, не подведи! Играй!

(1985/86)

***

В чем Истина? В жестокой каре?

В спокойной совести? В стреноженной любви?

На дне трущоб иль в продымленном баре?

В цветах Земли? Иль в пролитой крови?

Смотрю вокруг: какой-то дикий улей.

Добра и зла отдельно в мире нет.

Добро и зло друг другу платят пулей,

Но разве в этом Истины ответ?

(1985/86)

22 июня 1941 года

Дышало лето травами и зноем,

Сочился день духмяный, словно мед…

Ночь тишину баюкала… но боем

Взорвалось утро. Навалился гнет.

Русь на границе билась в рукопашной,

Бомбили Юг, Прибалтику и Дон.

А кто-то, не предвидя жизни страшной,

С горячих губ срывал любовный стон…

И за Уралом, над сибирской далью

День расцветал улыбкой и мечтой,

А там, под Брестом, землю рвали сталью,

И в семьи смерть вставала на постой.

И день померк, лишь весть коснулась слуха,

Из края в край Россия встала в строй,

Чтоб свастика, как символ злого духа,

Расплавилась под красною звездой.

1986

***

Удивительно тают года!

Так из сита сочится вода,

Так любовь – мотылек на огне,

Вмиг сгорает надеждой во мне.

Где там, что там вдали, за кормой?

Снова счастье трепещет со мной,

Снова юность мне в сердце стучит,

Только жизнь, как рябина, горчит.

Я плоды этой жизни берег,

Как огонь, как надежду дорог.

Нынче свадьба, жизнь радует вновь,

И в стихах прорастает любовь.

Я любовь молодым подарю,

Как весной золотую зарю.

Пусть в них счастье сочится, как сок,

Пусть не выйдет их радости срок.

***

Дрожит листочками осина.

Вновь ветер веет вдоль дорог…

Так мать волнуется за сына,

Когда уйдет он за порог.

Любовь впервые познавая,

Так, видно, девушка дрожит.

Иль, все на свете забывая,

Художник время сторожит.

1987

Соловьевский сад

Здесь тронный зал могучего орла.

Шар золотой над обелиском – трон.

Чалма, кривая сабля и стрела

Навек к подножью брошены в полон.

Венком зеленым сплетены дубы.

Чугунной вязью кружатся решетки.

Амурчиков нахмуренные лбы.

Вокруг фонтанов – мраморные четки.

Изящный танец кленов, стройных лип,

Весной и летом – птичий перезвон.

Иных времен сияет ясный нимб,

Иных людей напоминает он.

Лишь за ограду шаг – и в гуще дел.

А сад таит величье и прохладу.

Как будто в нем веков водораздел

И жизнь подчинена иному ладу…

Когда меня окутывает мгла

И сердцу трудно сбросить маяту,

Я в тронный зал могучего орла

Хожу испить покой и красоту.

1980

Фото: Артур Махлаюк

***

Нимб Высоцкого – русские песни,

А подмостки театра – трамплин.

Улетел он душой в поднебесье,

А могила осталась под ним.

На Ваганьковском Русь голосила

В двадцать пятом* о сыне лихом,

А теперь свои всхлипы гасила…

(Пел сыночек не раз петухом).

Она знала: порою причуды

Горя-горького были страшней.

Она знала: его чудо-юды

Лишь тоска по зазнобе своей.

Зазывали его балаганы,

А он пел, разрывая себя.

И мерещились людям стаканы,

А он жил и любя и скорбя.

Его часто судили-рядили.

Он же песенным был королем.

И стихи его пулями были.

И стоял он всегда на своем.

1980

* На Ваганьковском кладбище, где находится могила В. Высоцкого, 31 декабря 1925 года был похоронен Сергей Есенин.

***

O, Русь моя: душа, любовь, тревога.

Прильну к тебе, когда идти невмочь.

И снова мягко стелется дорога,

Сомненья отступают, словно ночь.

Меняет кто-то Родину, как четки,

Клевещет на нее… О, Боже мой,

На этом свете отбивать чечетки

Не каждому назначено судьбой.

Так разве стоит от людской обиды

Возненавидеть аромат полей,

Угрюмый лог, или Рязани виды,

Или тоску осенних журавлей?

Мы рождены для русского раздолья…

Спаси нас, Бог, от непутевых дел.

Неужто Волга, Вологда, Усолье

Сменяют на Парижи свой удел?

Что человек без Родины? – Одышка,

Хрипастый гам под микрофонный треск.

Зачем нам в этой жизни передышка,

Когда в душе вселенной шум и плеск.

Да, устаем от собственной печали.

От накипи обид, от кутерьмы…

Нас «русскими» веками величали,

Так значит Русь Великая есть мы.

1987

***

Кто ты, поэзия? – По нашим временам —

То Золушка, то на распутье шлюха.

Тебя любить порою – стыд и срам…

Любовь такая словно оплеуха.

К твоим ногам любовники не льнут.

Среди поэтов рыцарство не в моде:

Одни лишь по редакциям снуют,

Другие прячут опусы в комоде.

Похмелья час и горек, и жесток.

Поэзия, переживи страданье.

Прислушайся! – Живительный поток

Бежит к тебе на первое свиданье.

1981

***

Перед войной – в почете офицеры.

Скрип портупей бросает женщин в дрожь.

И девушки не видят пасть химеры,

Когда курсанты их уводят в рожь.

И щеголяют выправкой ребята.

Они богатыри – в своих глазах.

Они еще не знают боль солдата

И матерей не ведают в слезах.

Они еще не знают отступленья.

И потому у них во всем – напор.

Но в мире нет ужасней преступленья,

Чем разрешить войною чей-то спор…

Перед войной – в почете офицеры.

И девочки от портупей в бреду.

А я смотрю: мне видятся химеры,

И в будущем предчувствую беду.

1981

***

Жизнь отгрохотала. Голос отхрипел.

Но не зря Высоцкий водку пил и пел.

Разорвалось сердце. Смолк гитары звон.

Был актером песенным. Стал поэтом он.

1981

***

Любовь моя не ведает границ:

Она то слепнет в сполохах зарниц,

То в седлах времени качается в пыли,

То птицей алою появится вдали.

1981

***

С годами больше стало песен,

Но меньше о любви поют.

Мир без любви – не интересен.

Зачем же евнухи снуют?

То тут, то там кастрат несчастный

Все шамкает: любовь пресна.

Но зов любви могучий, властный

Доносит нам: идет весна.

1981

***

Поменяй коней на переправе.

Тех, что мчали, отпусти в луга.

Седла сбрось, и пусть они в отаве

Высушат и округлят бока.

Напои коней, когда остынут.

Искупай, чтоб фыркали они.

Пусть другие кони нас поднимут

И умчат в рокочущие дни.

Поменяй коней на переправе.

Расседлай и отпусти в луга.

Пусть они понежатся в отаве

И не слышат выстрелов врага.

1981

***

На чистый лист стекают мысли тихо.

Рисунок слов вначале зыбок, прост.

И образ колыхается, как эхо,

Пока не встанет, словно воин, в рост.

Тогда прощай и трепетность мгновенья,

И кровная привязанность, и боль.

Из сердца улетает откровенье,

И сердце вновь, как бедная Ассоль.

1981

Женщина

Венок сонетов

I

Все в этом мире зыбко и условно…

То вверх качнет, то снова мы внизу.

И жизнь течет то тихо, то проворно,

Печали дарит, радость и слезу.

Порой наивно, с детским лепетаньем,

Ждем от нее и ласки и даров.

Хотим познать судьбу свою гаданьем…

И, не поняв, вдруг наломаем дров.

Потом горюем и кричим надсадно,

Что нас судьба обходит беспощадно,

И душу мнет, и рушит грубо все.

Не стоит фантазировать нескладно.

Как говорит француз: Пардон, месье…

Вот – женщина. Поймите суть ее.

II

Вот женщина. Поймите суть ее:

Во взгляде томном кроется надежда.

Таит улыбку нервное лицо,

И бархат тела – скромная одежда.

Груди волненье выдает испуг,

Иль сладострастья скорые мгновенья,

Иль жди грозы! И бойся женских рук.

Не описать их дерзкого движенья.

Любуйся лепестками нежных губ.

Не будь в любви навязчив или груб

И женщине не будь подобьем трона.

Не преврати себя в засохший дуб.

Ей не молись, она ведь не икона…

Земля ей словно ласковое лоно.

III

Земля ей словно ласковое лоно.

А Космос чужд… Настанут времена,

И прорастут в ней радостно, со звоном

И Космоса живые семена.

Покуда пусть живет земным теплом.

Земля – ладья космических просторов.

Пусть женщина гребет своим веслом,

Пока не переделает свой норов.

И если жить нам вместе суждено,

Не раз вернемся на ее крыльцо,

Пока судьбой иного не дано.

И все ж, целуя милое лицо,

Сорвем с себя забот ее лассо

И жизни заколдованной кольцо.

IV

И жизни заколдованной кольцо,

И предрассудков легионы сгинут,

Но будет жаль нам русское сельцо —

Его и удаль, и душа покинут.

Ядреных баб не будет видеть взор.

Мы не услышим ржанье кобылицы.

Упрямый бык мычать не будет вздор,

Петух не кукарекнет небылицы.

Есть смысл во всем! И есть во всем черед!..

Попробуй разгадать: где глубь, где мели?

Жизнь мчит и мчит безудержно вперед.

И если мы хоть в чем-то повзрослели,

Должны понять, что нам нужней, чем брод,

Любовь ее, хоть в плотской карусели.

V

Любовь ее, хоть в плотской карусели,

Несет в себе сердечное тепло.

И к небу нас вздымает, как качели,

Прозрачных чувств надежное крыло.

И первый поцелуй, и дрожь по телу,

Печаль души и мысли мощный взлет

Дарует женщина! А вот мешает делу,

Не женщина, а страсти пылкой гнет.

И мы всегда за женщину в ответе.

Среди мужчин всегда найдется Грэй,

И не один, на голубой планете.

А потому в бокал вина налей

И выпей за любовь. Она на свете

Всегда благоразумия милей.

VI

Всегда благоразумия милей

Любви взаимной нежное свиданье.

Душе всегда и легче и светлей,

Когда не давят сбруя и преданье.

Когда не нужно глазками порхать,

Стреножить жест и тихомирить голос.

Нам легче веселиться и вздыхать,

Своей любви выращивая колос.

Любовь в строю, какая там любовь!

Пожалуй хуже, чем на май метели.

Во фрунт! Ать-два! Пилоточку на бровь!

И как бы мы красиво ни свистели,

Нам не приблизить тех, кто любит вновь,

И тех, кому дороже коростели.

VII

И тех, кому дороже коростели,

В болоте крик надсадный – не беда.

Для них важней, чтоб милые летели,

Летели к солнцу и любви всегда.

А в небе все возвышенно и чисто.

Все вдохновенны, смелы и равны.

И неба синь сверкает, как монисто.

И жизнь плывет, как голубые сны.

И если вдруг придется приземлиться,

Ты все равно среди своих друзей,

Да и с Землей приятно породниться.

Мы все друзья и близкие на ней.

И только тех, кто злобою дымится,

Не опьянит веселый соловей.

VIII

Не опьянит веселый соловей,

Когда ты пьян или сражен делами.

Когда ты ветру буйному «Не вей!»

Кричишь устало, двигаясь кругами.

Отринь, отринь, заблудшая душа,

Всю суету и мелочность натуры.

Ведь только грудью полною дыша,

Мы не копируем карикатуры.

Какая блажь любовь из сердца гнать.

Потерю тяжелей найдешь едва ли.

И стыдно, друг мой, этого не знать.

Из нас в любви не многие страдали.

И мало кто умеет не стонать.

Но женщина всегда – нежна, груба ли.

IX

Но женщина всегда – нежна, груба ли —

В минуты счастья – трепетная лань.

Боится, чтоб любовь не растоптали,

Чтобы не брали, как татары, дань.

Кому-то шепчет ласково и нежно.

Любимого готова пеленать.

Все исполняет ловко и прилежно,

Стремясь капризы милого унять.

И мы вначале нежностью полны.

И тоже пеленаем женщин в шали.

И мы готовы погрузиться в сны.

Но если только сна не разгадали,

Забыть готовы: женщина весны

Несет в себе таинственные дали.

X

Несет в себе таинственные дали

И первая и поздняя любовь.

И потому не верьте, что устали,

Когда вернет надежда чувства вновь.

Кто раз любил и нежно и открыто,

Истерзан бурей, высушен, как лист,

Но если горе будет волей смыто,

К любви вернется невредим и чист.

И женщина его полюбит снова

И не посмотрит словно на врага.

Уметь прощать – то женская основа.