скачать книгу бесплатно
– Чего, братан, живой? – донесся голос вовсе не слуги, и я вздрогнул, поскольку надеялся, что в квартире один.
Но Петька, судя по модуляциям исходивших от него акустических волн, находился где-то на полу около книжных полок.
– Блин, мне ехать надо. – Я резко сел, отчего внутри началась революция.
Великая – не великая, октябрьская – не октябрьская, но основательная.
– Езжай, – милостиво разрешил он. – Слышь, я твой ноут старый возьму? Мой сдох. Пока из ремонта притащат, епта…
– Бери, сумка в шкафу, – ответил я, и принялся себя реанимировать.
Насилуя организм в попытках очухаться и собраться, я ощутил себя кровавым тираном, который сражается с собственным народом. Из зеркала глянуло нечто красноглазое и жуткое, и пришлось вооружиться бритвой, чтобы избавиться хотя бы от неопрятных клочьев на подбородке. Я ухитрился на бегу вылить в себя чашку чая (кофе так и не купил, балбес)! К счастью, нашел в кухонном шкафчике пачку мятной жвачки, забытую кем-то из гостей.
Валявшемуся на моем покрывале Петьке достался запасной ключ, а я помчался вниз по лестнице. Харкнув на экономию, вызвал такси, поскольку без него на встречу успел бы, только умей я летать, как Супермен.
Шахид-мобиль всосал меня в свое чрево, а я тупо уставился на эсэмэс о списании денег. Вроде бы вчера получил роялти, но куда делась добрая половина? Часть ушла на букет. Остальное… я вспомнил, как в кабаке вызвался угостить всех, кто сидел за нашим столом, и последующее радостное оживление в народных массах.
Стыд меня буквально ошпарил.
Ой, дебил! Неужели снова ходить по знакомым и занимать? Или… нет, не сейчас…
Я все же опоздал, но всего на пять минут, и едва не бегом рванул к крыльцу школы, где меня ждала типичная учительница литературы, копия той, что на известном мемчике пытает привязанного к стулу автора, который ничего не хотел сказать своим произведением – маленькая, сухонькая, седая и в очках со стеклами толщиной в палец.
– Лев Николаевич? – пискнула она, и покачнулась от волны источаемого мной ядреного мятного запаха.
– Добрый день, – отозвался я.
Костюм на мне был отличный, тройка, плащ стильный, длинный, черный, и шляпа очень модная… Но то, что между шляпой и воротником плаща, наверняка внушало встречающей стороне некоторые подозрения.
– Пойдемте, дети ждут, – сказала учительница, принюхиваясь.
В классе меня и правда встретил мой портрет, обладавший неким сходством с оригиналом благодаря общей одутловатости черт и вихрю черных кудряшек вокруг головы.
– Привет всем! – Я помахал трясущейся рукой.
В ответ раздалось нестройное «здравствуйте».
Я никогда не писал для молодежи, и не думал, что «Кишка реформатора» или тем более «Крылья последней Надежды» могут быть интересны ученикам старших классов… Однако половозрелые сексапильные девицы и юноши ростом «дядя, достань воробушка» смотрели на меня не с любопытством зевак, посетивших цирк уродов, а с интересом людей, знающих, кто я такой и чем знаменит.
Меня раздели и усадили на стул перед аудиторией, отчего мне немедленно захотелось провалиться сквозь землю.
Надежда русской прозы… видели бы они меня вчера, черт.
– Лев Николаевич, наш лицей славится углубленным интересом к литературе, – запищала учительница, и от ее голоса у меня заболела голова. Он как тонкое сверло ввинчивался мне в ухо, вибрировал в пустотах черепа. – Поэтому мы очень рады видеть…
На перечислении своих заслуг я даже несколько задремал, а проснулся на вопросах. Чтобы тут же вскипеть от ярости.
Есть такие вопросы, которые нужно внести в особый запретный список под названием «Никогда не задавать писателю!» А писателей наделить правом на месте убивать того, кто по глупости или наивности к этому списку обратится.
И невинное «А где вы берете идеи?» должно стоять в этом списке на первом месте. Ибо подразумевает сие вопрошание, что ты, автор, выглядишь дурак-дураком, сам придумать ничего не можешь, и, наверняка, плагиатишь у других, подглядываешь в чужих книжках или в кино.
А девочка, прекрасная, словно майская заря, с глазами круглыми голубыми, губками розовыми блестящими и углубленным интересом к литературе как раз и спросила:
– А где вы берете идеи?
О, высоко вознесся ты, денница, сын зари, к престолу Всевышнего, и вообразил себя властителем дум! Пади же ты теперь в прах, прельщавший народы, и гордыня твоя да будет разбита, будто сосуд глиняный!
– В интернете, – злобно ответил я, чем вызвал легкое смятение в школьных рядах. – Ввожу в поиске «идеи для писателей», и мне тут же все показывает, ну я и беру из списка то, что на первом месте.
Учительница нахмурилась, мне пригрезился тот самый стул для пыток и паяльник в ее маленьких ладошках.
– Какое влияние на вас оказало… – Вопрос пухлый юноша зачитывал по бумажке. – …творчество Андрея Яшкастрова?
Я уже сталкивался с таким – когда учителя сами пишут вопросы и раздают ученикам. Встреча в таком случае получается мертвой и скучной, ведь говорить приходится не о том, что интересно тебе и аудитории, а о чем-то абстрактном, мутном и непонятном.
И знать бы еще, кто такой этот Андрей Яшкастров и с какого хрена он должен на меня влиять.
– Нет, так не пойдет. – Я поморщился от мятной отрыжки. – Давайте сделаем иначе. Поднимите руки, кто читает для удовольствия, а не для школы. Ага, десять, пятнадцать. Супер. А теперь расскажите, что вы прочитали недавно, и мы поговорим об этих книгах.
Лучше обсуждать последний скандальный роман или даже опусы петькиных собратьев по литРПГ и бояр-аниме, чем Яшкастрова, которого никто не читает, кроме филологов.
Учительница, стоявшая за спинами учеников, недовольно сопела и морщила нос. Только мне было плевать. Я пришел сюда не для того, чтобы она могла поставить галочку в списке внеклассных мероприятий, а ради этих парней и девчонок, из которых, может, еще выйдет толк, несмотря на углубленный интерес к литературе.
Они принялись называть книги, сначала несмело, но потом все более и более активно.
Выбрался я из школы только через полтора часа, вымотанный до предела, с бурчащим от голода животом, но довольный. Учительница проводила меня до дверей, но кивнула на прощание без прежнего энтузиазма, и я подумал, что в эту школу меня вряд ли когда позовут снова.
Снаружи я чуть не запрыгал от радости – наконец свобода.
Можно доехать до дома, поесть, лечь в горячую ванну, отмокнуть и наконец подумать, что мне делать и как дальше жить.
Но фиг вам – телефон зазвонил снова… Нет свободы там, где берет мобильник!
Власть его велика и воистину внушает ужас!
***
Через час я сидел на открытии десятого сезона премии «Горизонтальные новинки» в качестве одного из номинантов.
Основали премию выходцы из фантастического гетто, решившие зачем-то подружиться с большой литературой. Ну да, змеиное гнездо собралось брататься с логовом тарантулов – родить такую идею можно только в изрядно поддатом состоянии, хотя если учесть, сколько бухают писатели всех мастей…
Номинировал меня критик Алкогонов, персонаж в узких кругах легендарный.
Много лет он критиковал фантастику, которую страстно любил и хорошо знал, но при этом люто ненавидел и презирал отечественных фантастов. Те, будучи людьми добрыми, но отходчивыми, отвечали взаимностью и несколько раз Алкогонова били, но это почему-то не срабатывало, любви в адрес российских мастеров звездолета и дракона у него не прибавлялось.
В какой-то момент критику это надоело, и он решил обратиться к мейнстриму, где предсказуемо оказался никому не нужен и подвизался на третьих ролях, в том числе и среди номинаторов «Горизонтальных новинок». Мои «Крылья последней Надежды» Алкогонову показались норм, и он решил, что я достоин занесения в список.
В небольшом зальчике для пресс-конференций издательского дома «Прогресс» собралось человек пятнадцать.
Из знакомых номинантов появилась Нина Ухерина, барышня, скандальная до профессионализма. Она писала мистические страшненькие романчики для нервных женщинов, потом выскочила замуж за уральского деревенщика Петрова, и то ли у нее правда случился выкидыш на почве домашних побоев, то ли она симулировала – слухи ходили разные – но в любом случае развод вышел громокипящим, с появлением на ТВ и слезами в прямом эфире, так что и петровская опупея «Чехардынь-река» поднялась на первые строчки в рейтингах продаж, и саму Ухерину наконец заметили, стали издавать и продвигать.
Двоих молодых людей, что сидели вместе с нами, я не знал, они наверняка были из фантастического цеха.
– Ну что же, начнем, коллеги, – сказал в микрофон круглолицый товарищ, чьей фамилии я никак не мог запомнить, хотя она была достаточно простой, в памяти оставалось, что начинается она то ли на Ш, то ли на Щ; ну и еще я знал, что он возглавляет оргкомитет премии. – Десятый сезон – это вам не хухры-мухры, не кот начихал и не с бешеной овцы шерсти клок, так сказать! Представляем тексты, вынесенные в этот раз на суд нашего жюри.
Жюри «Горизонтальных новинок» в разные годы возглавляли настоящие звезды.
Пару сезонов премию возвышала своим присутствием сама Алина Шапоклякович, некоронованная царица отечественной критики, тоже выходец из правильной литературной семьи, как и Пальтишкина; именно с ней в первую очередь боролась стая «Параллельной альтернативы». Потом ее место занимал бородач Крыльчиков, тоже из небожителей с Олимпа, дядька веселый и не очень зазнавшийся – если сравнивать с остальными.
Оба ничего не понимали в фантастике, и над их статьями регулярно угорали Петька с дружбанами-сетераторами, а особо удачные высказывания даже растаскивали на мемчики. При этом «Горизонтальные новинки», что особо дивно, позиционировались как премия в области неформатной фантастической литературы.
Понятно, что такие жюристы безжалостно гнобили номинантов из фантастического гетто, и всячески продвигали своих, боллитровых. На качество текста, как обычно, никто не смотрел, всех интересовала личность автора – правильный он человек или нет, с кем тусуется, кто у него папа с мамой, деда с бабой, и нет ли у него полезных связей.
В этом году жюри возглавляла персона не менее яркая, хотя и в другом смысле.
Марина Гулина писала фантастику еще в те суровые брутальные времена, когда считалось, что без мужского псевдонима не продашь томик с теткой в бронелифчике на обложке. Зато ее крыша была в серьезной ссоре с головою, и в любой момент с громким «куку, мой мальчик» могла отчалить в политические эмпиреи.
Почти десять лет Гулина и лично, и в сетях всем подряд рассказывала, что отважно сражается на баррикадах за свободу своего маленького, но гордого демократического народа, и клеймила «русских империалистов» и «кровавую Москву». Но при этом она сидела в той же самой Москве, в уютной редакции журнала «Искусство», где не было никаких баррикад, зато имелась хорошая зарплата от явно империалистического холдинга.
– Наше жюри – это наша гордость, – продолжал вещать круглолицый организатор то ли на Ш, то ли на Щ; звали его, насколько я помнил, Сергеем. – Наш жемчуг в навозной куче! Наши небелые вороны и негадкие лебеди, так сказать!
Гулина слушала эти двусмысленные похвалы, и сморщенное темное лицо ее, похожее на огромную черносливину, становилось все более довольным и одновременно все более злобным.
Меня же начало клонить в сон, и я потянулся к украшавшей стол бутылке с минералкой.
Но про нее пришлось забыть, поскольку Сергей Щ. покончил с жюри и начал представлять номинантов.
– Лев Горький, настоящее имя в современной литературе, – уныло забухтел он. – Осмелюсь сказать, что даже три имени, так сказать…
Я натянуто улыбнулся – о боже, и этот туда же, недалеко ушел от сетевых остряков.
Ухерину представили как «мастера этнического хоррора», на что она громогласно рассмеялась. Неизвестно зачем явившиеся на мероприятие журналисты, все две с половиной штуки, вздрогнули и проснулись.
Первый из скромных молодых фантастов оказался Робертом Квахом, автором космической оперы «Лохматый червекопатель неба "Адмирал Червякидзе"» – имя и название я где-то слышал. Второго, обладателя роскошной рыжей бороды, поименовали Владимиром Кашкиным, а вот текст его представить не успели.
– Подождите, – неожиданно влезла Гулина. – Владимир Кашкин? Мы не ослышались?
Себя она именовала во множественном числе, видимо, ради наслаждения селюковой манией величия.
– Точно так, – отозвался Сергей Щ.
На меня никто не обращал внимания, и поэтому я завладел наконец вожделенной бутылочкой.
– Тогда ноги нашей не будет в вашей премии! – рявкнула председатель жюри. – Мы уходим!
Журналисты проснулись окончательно, я едва не подавился газированной водичкой, Алкогонов перестал фотографировать на смартфон.
– Почему же? – Сергей Щ., судя по растерянно моргавшей личности, тоже ничего не понимал.
– Но как же! – Гулина поднялась во весь невеликий рост, метр с бейсболкой, и ткнула пальцем куда-то в рыжую бороду Кашкина. – Этот как бы писатель отметился в «Форпосте», и мы после такого его текст даже в руки не возьмем! Нас немедленно стошнит!
«Форпостом» именовалась литературная ОПГ монархическо-православной направленности, возглавлял которую писатель Володин, целый доктор исторических наук и спец по эпохе Ивана Грозного, прозванного за лютость Васильевичем. Людьми володинцы вопреки идеологии были мирными, язычников не жгли, в крестовые походы на либеральных литераторов не ходили, затевали семинары, выпускали какие-то свои сборники и вручали сами себе медали с грамотками.
Имелась у них и своя конференция, куда, по слухам, заманивали молодых переводчиц, и там развращали их православно-монархическими речами под винишко и ликеры, но я сам свечку не держал, поэтому не был уверен, что так все и обстояло.
– Марина, ну не надо… – вмешался Алкогонов.
– Надо, Володя! – отрезала Гулина. – В то время как имперский режим творит зло! Невинные люди страдают! Эти так называемые писатели восхваляют палачей прошлого! Возносят то, чего мы должны стыдиться! Вот мы сами на баррикадах уже пятнадцать лет!
Я почти увидел, как воспарила над седовато-черной прической призрачная крыша, и по комнате разнеслось отчетливое «ку-ку, мой мальчик». Мне стало невероятно стыдно, захотелось куда угодно, во вчерашний кабак или даже в кабинет к Борису Борисовичу, лишь бы не видеть разгорающегося скандала.
Глуп тот, кто приидет на совет нечестивых! Грехи его беззаконно возопиют к небу! Волчец и тернии покроют поле его, и повянут пажити его, и саранча пожрет то, что взращивал он потом и кровью.
Пророкам израилевым было легче – в их времена литературных премий не было.
А если бы были?
Позвали бы в жюри первосвященника иудейского, каких-нибудь старейшин и книжников, и сели бы они рядить, кто круче жгёт глаголом – Амос, Малахия или Захария… Победителю приз – прилюдное сожжение, а до него – возможность проповедовать перед всем Вавилоном, повергать идолов, восхвалять бога истинного и грозить карами ужасными царям и государствам.
Пожег ты немного словом, а теперь пожгут тебя делом, так сказать… тьфу ты, уже сам заговорил как Щ.
Хотя и книжники со священниками тоже бы не стали смотреть на тексты, они бы вспомнили, кто правильный человек, кто нет, у кого предки до праотца Авраама, и у кого есть полезные связи при дворце и сундук с золотыми слитками… Эх, нет ничего нового под солнцем, и суета сует суете в суету всяческую суету вот уже много суетливых тысячелетий.
– А вы чего молчите, языки в задницу втянули?! – продолжала бесноваться Гулина. – Неужели вам не стыдно сидеть рядом с этим существом?!
Кашкин то бледнел, то краснел, губы его тряслись, рот то открывался, то закрывался. Журналисты облизывались, словно коты, унюхавшие кучу рыбьих голов, у Сергея Щ. был вид человека, на всех парах мчащегося на встречу с сердечным приступом.
– Вот ты, Лев! – Гулина ткнула в меня острым, будто заточенным пальцем. – Стыдись!
Если эта гарпия и эриния в одном флаконе узнает, что я просто общался с Борисом Борисовичем… Какая там премия «Горизонтальные новинки»? Она сожжет меня на костре, и для этого не побрезгует взять пару уроков у православных монархистов и католических инквизиторов!
– В-вы, в-вы – злая женщина! – обрел наконец голос Кашкин, после чего вскочил.
– Мы справедливые!! А ты – махровый реакционер и черносотенец! Антисемит! Проваливай к своим фантастам! Пишите там про доброго царя и прекрасного Сталина!
Ухерина вновь громогласно расхохоталась и закрыла лицо руками.
Алкогонов, уже никого не стесняясь, вытащил из кармана маленькую фляжку с коньяком и присосался к ней. Заметил мой умоляющий взгляд, но только головой покачал – мол, ты в президиуме, братец, так что терпи и утешайся водичкой обычной, а вовсе не огненной.
– Давайте успокоимся! – влез Щ. – Охладим наши пылающие ланиты, так сказать. Уберем мечи в ножны и соберем клочки по закоулочкам… Марина Исаковна, я правильно вас понял? Вы публично слагаете с себя обязанности председателя жюри? Прямо здесь и сейчас, когда новый сезон уже объявлен?
Лицо Гулиной исказилось, она замерла, покачиваясь вверх-вниз, точно воздушный шарик на ниточке.
Принципы штука хорошая, но вот так публично нахамить премии, куда тебя позвали… Лишиться места, которое не дает денег, но наделяет авторитетом и властью, позволяет считать себя кем-то, дает возможность решать чужие судьбы, определять, кого в грязи, а кого в литературные князьки… это не шутка.
Больше не позовут, и пойдет молва, что Гулиной доверять нельзя.
– Нет, – наконец сказала она.
