На горизонте Мраморного моря

– Да, покладисто согласился Горелый. – Надо было ему пальцы да колени раздробить. Больше толку было бы. Да и не крякнулся бы так. Забыл я впопыхах этот метод.

– Лопухнулись мы с тобой конкретно, брат Горелый. Не подумавши, пытать стали. Не грамотно… Да, честно говоря, и не сдался бы он. Крепче стали оказался этот ученый. Никогда таких не видал. Надо было хитростью его брать, или просто обождать. Все само собой бы решилось. Да, что теперь мусолить! Сели в лужу!

– Постой, а чего это он гундосил, что ему кто- то жизнь подарит? И тебе еще грозил падла? Ты въехал?

Калиныч махнул рукой:

– Поди, пойми его. Повредился рассудком от боли.

– А может это он про Петра. Он у него, наверное, за пахана.

– Что ты несешь! Петр – барыга. А этот – учитель.

– Ну, не знаю. Зачем же эта сволочь так его выгораживала? За бабки? Мы ж его резали живьем! Не понимаю… Нее.. Этот Петр, у него, впрямь, в авторитете. Надо так запугать! Помер, но не раскололся. Боялся его больше нас. Это факт. Вот она, уважуха!. Может, есть чего бояться и нам?

– Кто его знает. Я уже ни в чем не уверен. Такая твердость любому вору честь сделает. Неспокойно мне что-то. Если за Петра такие люди стоят, видать, и сам он – не фунт изюма. Не нравится мне все это. Алек нам явно всего не сказал. И зря, могли бы действовать осмотрительнее.

– А теперь, что? Обратно в Питер? Что Алеку скажем?

– Подожди. Еще не все потеряно. Дождемся вечера, пораспрашиваем кого в сумерках. Тут – село, все проще. Может, кто и подскажет. Уезжать просто так – нельзя. Война началась. Надо ее закончить, иначе нам и от Петра, и от Альберта беда придет. Я нутром чую, Петруха где-то близко. Он же к учителю приехал. Объявится как миленький.

– А если он сумасшедший похуже этого ученого? Тогда что?

– Не трухай! Управу на него найдем! Может, ты забыл, с ним же девчонка.

– Что, позабавимся?

– Ну, тупой! Это-то без проблем. И на этом можно сыграть, конечно, чтоб получить от него то, что нам требуется. Если, что пригрозим ему. Скажем, что похороним ее рядом с этим педагогом. Метод надежный. В крайнем случае, отвезем его, как барана связанного, к Алеку. Пусть сам разбирается.

– Ловко! – восхитился напарник Калиныча.

– Тихо! – в полголоса одернул толстяк. Он замер на месте, уставившись, через занавешенное тюлем окно, на улицу.

– Бомба едет прямо на нас! Они! Они! Бля буду! Калиныч выглядел возбужденным.

– Собаку я убрал. Машина спрятана за сараем. Они, наверняка, сюда. – Бандиты притаились у дверей.

– Адам! Где ты спрятался? – послышался раскатистый голос Петра. Ради приличия, он раза два стукнул в дверь.

Ответа, естественно, не последовало. Удивленно приподняв брови, он бросил взгляд на Ксению. Та, только пожала плечами. Он, все-таки, решил войти. Но не успел он это сделать, как невидимою силой оказался припечатанным к стене. Его лицо ощутило металлическую прохладу оружия. Ствол пистолета недвусмысленно уперся в подбородок.

Скованный в движениях, придавленный тяжелой десницей громилы, он оказался, парализован морально и физически. Через десять секунд, грохот и последующий за ним визг Ксении дали ему ясно понять, что его возлюбленной тоже не удалось улизнуть. Калиныч ослабил напор. Его каменная ладонь пробежала по телу Петра, в поиске оружия. И лишь после того, как бандит убедился, что Петр безоружен, он отстранился.

– Вот и встретились. Беглец ты наш. – Калиныч отошел еще на шаг, дав возможность Петру оглядеться. Что Петр и сделал. Первое, на что он обратил внимание, была Ксения, испуганно съежившаяся на стуле. Ее щеки успевшие загореть заметно побледнели. В глазах застыл ужас загнанной лани. Под леденящим взглядом Горелого она начала тихонько дрожать. Горелый, играя охотничьим ножом, довольно ухмылялся.

– Что-ж. Садись, Петруха. – Калиныч, движением косматой головы, пригласил Петра за овальный стол.

Петр послушно уселся.

– Ты не представляешь, Петя, как рады мы вас найти! Пол страны проехали. Соскучились, что я, что Горелый – сил нет.

– Ага! – весело загоготал напарник.

– А как, Альберт Николаевич соскучился! – многозначительно произнес Калиныч. Его азиатские глаза блеснули недобрым огоньком. – Но, ладно. Главное – мы встретились. А ведь друзьям всегда есть о чем поговорить, при встрече. Верно?

– Как вы нашли нас? Где Адам? – наконец, выдавил из себя Петр.

– Вот, уже и заговорил. Прогресс! Хоть, вижу, что и не очень ты нам рад, я буду вежливым, поэтому отвечу: Адам. Сухомлинский твой, лежит в соседней комнате. И, судя по всему, приказал тебе и Ксюше долго жить. Чего, я вам, собственно, и желаю.

У Петра расширились зрачки, он рывком, бросился в комнату, где стояла кровать. Душераздирающее зрелище предстало перед ним. Бросило в жар. Затем в холод. Сердце застучало, как поршень двигателя, работающего на пределе. В какой-то момент, он не мог поверить в реальность происходящего. Ему захотелось, в припадке дикой ярости растерзать пришельцев…. Но он остановил себя. Первый порыв не принес бы ничего, кроме поражения.

– Ну что? Увидел? Похоронить его тебе доверим, если, конечно, правильно все сделаешь. Выполнишь наказ своего ученого друга. Выходи. Садись. Что ты там? Остолбенел что ли?

Петр вернулся к бандитам. Калиныч, расслабившись, уселся по соседству с Петром. Здесь произошло неожиданное. Делая вид, что садится, Петр, в мгновение ока, со всей мочи, обрушил резной деревянный стул на тыквообразную голову гиганта. С грохотом, Калиныч сполз на пол, сломав под собой собственный стул. В следующую секунду, громоздкий стол полетел, в оторопевшего Горелого. Тот, не успел сгруппироваться и с криком отлетел к стене. Тяжелый стол, повредил ему ногу. Петр, с необычайной энергией, вновь налетел, на Калиныча. Массивная голова бандита сыграла в этот раз роль боксерской груши. Все описанное, произошло в считанные секунды. Петр протянул руку к нагрудному карману толстяка. Здесь удача ему изменила. Стальная хватка, словно тисками, сдавила его запястье. Еще чуть-чуть и ему просто ее раздавят. Но вместо этого, его поразил удар в голову. Сильный и внезапный, он лишил Петра сознания. Так, что он уже не был свидетелем града последующих ударов, сыпавшихся на него.

– Ладно. Хорош его вултузить, – мягко сказал Калиныч, поднимаясь с обломков мебели. А то еще и этот концы отдаст.

Ксения дрожала, как осиновый лист. Она судорожно вцепилась в стул и была не в состоянии произнести ни слова.

– Тащи этого бойца на место педагога, – спокойно приказал Калиныч.

– Эта падла, мне чуть ногу не сломала! Ступать не могу! Гнида. Но он мне отплатит по полной! Не долго ждать.

– Остынь. Прежде дело.

Горелый сноровисто освободил от пут погибшего учителя и оттащил его в угол. Петр занял место друга. Он пришел в себя, и теперь, с болью в сердце, мог наблюдать, искаженные пытками, почти неузнаваемые черты человека, величием души, которого он не стеснялся восхищаться. Свою боль почти не замечал. Смятение мыслей и чувств. Наверное, как-то так должен был выглядеть конец света. Фигуры бандитов не воспринимались им как человеческие. Он видел в них фантомы зла. И они сейчас безраздельно властвовали над ним и над самыми близкими и дорогими ему людьми. И он сам, и Ксения беззащитны, перед этими мерзкими чудовищами в человеческом обличье. Подтверждение этому – леденящая кровь участь Адама. Что может сделать он? Что можно сделать в столь отчаянной ситуации? Теперь, он был накрепко, до онемения конечностей, привязан к злосчастной кровати…Но! О радость! Он заметил, как Адам сделал едва заметное движение! Да! Да! Он пошевелился! Хвала небесам! Он все-таки жив! Конечно, разве было бы справедливо, чтобы он умер?! Ведь он оказался втянутым в эту историю только потому, что знал его, Петра! – Нет, никогда не прощу себе того, во что вылилась моя близорукость… Конечно, если сам останусь в живых.

Окрик Горелого оторвал Петра от размышлений:

– Как? Проснулся? Будем испытывать тебя, как твоего дружка покойного или сразу документы отдашь? Ты свеженький. Есть где разгуляться.

– Отвечай, – повелительно пробасил Калиныч. Мы изрядно потрудились над этим чудаком и устали. Поэтому и тебе и нам будет легче, если ты не захочешь долгих и жестоких пыток, а будешь покладистым и разговорчивым. В общем, если будешь умненьким, останешься не только живым, но и целеньким, и симпатичненьким…

– Молчишь? Ну-ну. Тот, тоже молчал. Хочешь что ли, повторить его подвиг? Только награды за него никто не даст. Погубишь и себя и девчонку. Вот и весь результат.

Так, как какой-бы то ни было, реакции не последовало, Калиныч, состроив кислую мину, дал добро на злодейство своему подручному.

– Готовь инструмент.

Горелый, в приподнятом настроении, удалился, прихватив с собой остывшую кочергу.

– А теперь, Петруша, придется тебя огорчить. Тобой мы сейчас заниматься не будем. Как бы тебе этого не хотелось. Ты ведь, как я понимаю, не прочь в героя поиграть, по примеру своего учителя. У нас Ксения – на очереди. – Калиныч со смаком протянул имя девушки, пытливо вглядываясь Петру в глаза. Тот, моментально переменился в лице.

– Причем здесь она? Она ничего не знает! К тому же она – женщина Альберта. – Он, в отчаянии привел этот последний аргумент, надеясь, что быть может, имя мерзавца их остановит.

– Она больше не нужна ему. Я справлялся. Ты понял меня?

– Ваша взяла. Я отдам вам все, что вы хотите.

Но, тут, неожиданно для всех, полный негодования женский голос заполнил помещение.

– Не отдавай! Не отдавай этим подонкам ничего! Альберт не спустит этим животным, если они, хоть пальцем до меня дотронутся! – По лицу Ксении катились слезы. Ее последние слова захлебнулись в потоке рыданий.

– Инструмент готов к употреблению. – Горелый радостно улыбнулся лошадиными зубами. – Я приступаю.

Калиныч, молча кивнул, в сторону Ксении.

– Калиныч? – обескураженный Горелый встрепенулся. – А оттащиться? Приторчать? То есть трахнуть эту кралю? Что? Потом? Как-то не прикольно девчонку с опаленной рожей иметь. Ты ничего не перепутал?

– Тьфу ты! Ну, трахай ее сейчас. Эстет хренов!

– Нет! – пронзительно закричала девушка. Она метнулась к окну. Однако свобода ее передвижения быстро была ограничена сильными руками бандита. Железные объятия сомкнулись со спины. Ее потащили на кровать.

– Отставить! – Злобно, окрикнул Петр. – Убери его! – Он обращался к Калинычу. Я все расскажу. Все отдам.

Горелый, не обратил на его реплику никакого внимания. Он уже бросил женщину на постель.

– Если это отродье, не оставит ее в покое, вы никогда ничего не узнаете. И вам надо будет покончить со мной, иначе вас самих достанет страшная смерть. Это, – я вам обещаю.

– Горелый, отойди и остынь. – Громила тяжелой рукой отстранил соратника.

Ксения забилась в угол. В ее зрачках собрался вселенский страх.

– Толкуй дальше, – уже несколько удовлетворенный, Калиныч приготовился слушать.

– Что-ж, я решил. Я отдам вам все. Все, что нужно Альберту. Это не стоит того, что произошло и может произойти. Вы зря надругались над Адамом. Я бы отдал вам все и так. Но вы должны понять, что не все просто. Нам нужны гарантии безопасности.

– Что он несет, Калина? Какие еще гарантии? Он же в наших руках! Мы же схаваем его! А бабу эту, я все-таки трахну!

– Помолчи. Нам не нужно крови… Но каких гарантий ты хочешь?

– На честность вашу я не поставлю ломанного гроша. Поэтому, чтобы быть уверенным, что ни с ней, ни со мной вы ничего не сделаете, я прошу: Ксению отпустить. После этого я передам вам документы и откажусь от любых претензий. Ксения позвонит мне через несколько часов, из безопасного места. К этому времени, вы тоже будете должны уже уехать. Уедете, после нее, спустя час. Так, что если вам придет в голову причинить мне вред, она просто заявит в угро, и вас, ребята, объявят в розыск.

На несколько секунд в доме стало тихо. Горелый нахмурился. Предложение показалось ему наглым, ничего подобного он не ждал. Однако, он решил не торопиться и, по обыкновению, понадеялся на старшего товарища.

Калиныч замер. Он размышлял. Немного спустя, он поднес правую руку к голове и принялся скрежетать по ней ногтями. Он почти доставал пальцами до левого уха. Поза придала ему удивительное сходство с крупными приматами. Наконец, он удостоил Петра ответом:

– Почему ты решил, что можешь хоть что-то просить у нас? Нам ничего не мешает поступить и с тобой, и с девчонкой, как нам заблагорассудится. Неужели ты будешь выкобениваться и тогда, когда Горелый примется за самые любимые свои занятия – секс и насилие?

– В этом случае – все, что вы сможете услышать от меня – проклятия. Вы не узнаете ничего. Потому, что я не верю вам. Не верю, что вы просто уйдете, получив документы. Так лучше нам умереть достойно и обеспечить вам наказание, чем быть замученными после того, как вы получите все что хотите.

Калиныч замялся. Да.. не прост этот жучара Петр. И черт нас дери, если он окажется таким же упертым, как учитель, – подумал он.

– Хорошо, – продолжил он вслух. Я, конечно, не знаю, насколько толста твоя кишка, но пожелания твои учтутся. Каждый имеет право быть уверен, что он получит, то за что заплатил.

– Калина! Ты отпустишь ее? Но ведь она, сука поганая нас заложит! Ты что? – Горелого даже перекосило от возмущения.

– Не волнэ! Не заложит. Иначе миленка своего ей придется хоронить. – Здоровяк бросил взгляд на часы. – Сейчас, пол одиннадцатого, пусть дует отсюда. И живо. А ты, через час нам вручишь все, что забрал из сейфа.

– Пойдет. – Петр посмотрел на девушку: Ксюша соберись. Все будет нормально. Вот увидишь. Подойди ко мне. Я шепну, как уйти отсюда.

Ксения, на подкашивающихся ногах приблизилась и буквально упала ему на колени.

– Держись, девочка. Ты справишься. Я знаю. – он едва слышно прошептал эти слова в ее мокрое от слез лицо. Спускайся к трассе. Лови первую попавшуюся машину и за любые деньги просись до Белореченска. Там, – на первый поезд – на север. Позвони мне, через час. Они должны будут убраться отсюда. Потом еще позвони. Будем на связи все время. Я буду дома. Вызову скорую для Адама. Может быть, еще будет не поздно. Все. Теперь, иди.

Ксения не сказала ни слова. Она покорно взяла свою сумочку и нетвердыми, но быстрыми шагами, ринулась прочь из дома. Бандиты ей не препятствовали.

На дворе уже стояла иссини черная тьма. Дорога из белого известняка слабо отражала лунный свет. Звезды таинственно мерцали. Она, со всей прыти, кинулась вниз, в долину. Она то и дело спотыкалась, проваливалась в ухабы, наскакивала на булыжники. Ее элегантные, великолепной кожи, туфли быстро оббились.

Воздух, после знойного дня, заметно посвежел. Легкий ветерок ласкал ее щеки. Трели цикад стали заметно тише, но их все же еще было отчетливо слышно. Изредка, вспыхивали желтые огоньки светлячков. Она добежала до первых хат. Собаки встретили ее ожесточенным заливистым лаем. Она бежала все дальше и дальше вниз. Она еще толком не могла понять, хочет она или нет покинуть, этот, ставший почти родным, дом учителя. А самое главное, хочет ли оставить Петра, в этой ужасной ситуации, одного. Но он сказал, что так надо. Значит, так тому и быть. Наверное, действительно, это – единственный шанс сохранить жизни им обоим. Ужасное волнение не давало ей возможности собраться, взять себя в руки. Окровавленное, изувеченное лицо человека, который был по-отечески добр к ней. И Петр. Ее Петр. С которым, еще сегодня днем, так беззаботно гуляли и смеялись. С ними сейчас. Жуткая, с печатью морального уродства, физиономия Горелого. Его звериные повадки и намерения…Жестокие, лишающие всякой воли к сопротивлению, наполненные необъятной силой, лукавые глаза Калиныча. Эти картины, словно слайды, мелькали в возбужденном сознании девушки. – Еще немного и я на дороге! На ночных улицах поселка она не встретила не души. Только однажды, издали, послышался разговор, какой-то парочки. Но было слишком темно, и она их даже не разглядела. Но вот она преодолела железнодорожные пути. Разгоряченная, выбиваясь из сил, наконец, выбежала на шоссе.

Никого! Ни одной живой души. Ни одной машины. Дыхание стало тяжелым и хриплым. Ноги отказывались бежать. Она перешла на шаг. Мокрая от пота и слез, она добрела до развилки на станицу Абадзеховская. Казалось бы, никакой надежды на попутного нет. Черная асфальтовая лента дороги была отчаянно пустынна и, как будто бы и вовсе не была предназначена для того, чтобы по ней двигались автомобили. Но что это за свет, там, впереди? О чудо! Неужели кто-то едет? Как же его задержать? Молю тебя. Остановись! Ты – мое единственное спасение! Она выбежала на середину дороги, протянула вперед руки. Она просила водителя. Просила о величайшей милости. Сердце сумасшедшее забилось. Он еще далеко. Но он и не думает скидывать скорость! Вот еще несколько секунд и он равнодушно пронесется мимо, голосующей на ночном шоссе девчонки. Он спешит к горячей домашней пище и теплу перин. Ксению ослепил невыносимо яркий свет фар. От неожиданности и испуга, она прекратила размахивать руками. Она шарахнулась назад и закрыла ладонями глаза. Водитель, только сейчас, заметил ее. Белая нива плавно снизила скорость и затормозила у обочины. Из приоткрытого окна, появилось черное от загара и ночной мглы лицо мужчины. Ему было лет сорок. Небрит, с глубокими морщинами.

– Кто же ходит по шоссе, да еще среди ночи? Жить надоело или глупее коровы?

Ксения опешила. На какое-то время, дар речи ее покинул.

– Надо-то куда? – спокойно поинтересовался мужик, на лице у него появилось подобие улыбки.

– Надо, надо. Очень надо. – нелепо повторила она, судорожно кивая головой. Срочно нужно в Белореченск. 2 тыс даю. Только отвезите. Я пропала, если без меня уедете.

– Хм. Вообще-то, я чертовски устал. Но раз уж так приспичило, – садись. Две штуки на дороге не валяются.

Ксения запрыгнула в машину. Нива, скрипуче развернулась, и с ревом набирая скорость, понеслась во мрак.

– Откуда ты тут взялась? Не местная, к тому же. Так?

– Я была в гостях… в гостях.

– У кого? В Абадзеховской или Хаджохе?

– В Хаджохе. У Адама Владиславовича.

– У Адама? – Водитель оживился. На лице нарисовалось искреннее удивление. – Вот это да !

– Вы его знаете?

– Да кто ж его не знает? Да, только девчушки типа тебя, к нему в гости не захаживают.

– Долгая история. Я ведь не одна приехала, а с другом. Он раньше учился у Адама, когда тот в Питере преподавал. Приехали на время. Нужда заставила. Но случилось несчастье…

– Что же случилось? – насторожился мужик.

– Из Питера приехали люди. Бандиты. Они искали нас… Они.. Они.. чуть не убили Адама. Он без сознания лежит. Я даже не уверена, жив ли он. Они требовали от Адама, чтобы он указал им на нас.. Нас не было дома. А когда мы вернулись, Адам был уже почти мертв. Меня отпустили после того, как мой друг пообещал им все отдать. Поэтому мне нужно, как можно скорее уехать. Они сказали, что не тронут больше никого, если мой друг Петр сделает, как обещал. Как только он отдаст, то, что им надо, они покинут Хаджох. Поэтому мне надо сесть на поезд в Белореченской, чтобы стать для них недосягаемой. И если бандиты обманут, смочь обратиться куда следует. Ведь я знаю про них все. Через полчаса, Петр отдаст им эти проклятые документы.

– Будь спокойна, девочка. В Белореченске будешь скоро. – Водила посуровел в лице. До самого Майкопа, он не проронил ни слова. На трассе при въезде в город засветили фарами одинокие встречные. Вот перед Нивой мелькнула зеленая шестерка. Нива набрала обороты, поравнялась с ней и просигналила. Шестерка покорно притормозила на обочине.

– Что вы делаете? Мы же спешим! – всполошилась девушка.

– Порядок. Две секунды. – он подбежал к жигулям и тут же вернулся.

– Вылезай, красавица. Дед, на той шестере, тебя довезет по назначению. У меня нет времени.

Ничего не понимающая Ксения поменяла извозчика. Путь ее продолжился.

Пронзительно яркий свет фар осветил дом сельского учителя. Из подъехавшей Нивы спрыгнул мужчина. Уверенно, будто у себя дома, он перегнулся через забор и открыл калитку изнутри.

– Кто? – пробасил ему, откуда-то из темноты низкий и грубый голос.

Водитель заметил грозную фигуру Калиныча. В полумраке, он сумел различить: руки у бандита заняты. В левой руке – какой-то большой и неопределенный предмет. В правой – лопата. Ничуть не смутившись, гость направился навстречу. Уже вблизи, он с отвращением обнаружил, что неизвестный громила, левой рукой держал за шиворот, всем известного в поселке, Адама Яблонского. Держал за шиворот, сидевшего на земле, местного учителя истории и просто хорошего человека!

– Мужик! Раз зашел – помоги. Что-то хозяину, видать, совсем плохо. Упал с крыши, пока проводку чинил. – Калиныч импровизировал. Тон его был настолько спокойным, что трудно было заподозрить подвох.

– Конечно. Вот несчастье то! – откликнулся вновь пришедший. Он с готовностью подошел к Адаму, но вместо того, чтоб наклониться к раненому, в мгновение ока, нанес в голову бандита резкий и сокрушительный удар чем-то очень твердым и тяжелым. То был разводной ключ. Весьма увесистый. Мужик угодил Калинычу почти в висок. Тот среагировать не успел, у него подкосились ноги. На этом, однако, мужик и не подумал остановиться. Он осыпал осевшего наземь исполина целой серией жесточайших ударов. Гигант Калиныч инициативу упустил. Намереваясь напасть, он был уверен в своем преимуществе и, выжидая момент, просто потерял его. Результат такой оплошности – вырвавшаяся из мрака ночи ярость, разящая, неумолимая и беспощадная. Будто тысячи воинов тьмы решили вмешаться в мирские дела. Такого напора, гигант, в своей жизни, не смог бы и припомнить. Туша бандита обмякла, завалилась на бок. Залитый кровью, он беспомощно захрипел. Еще немного, и он затих. Автор этой неподражаемой атаки, весь разгоряченный и потный, уяснив, что противник повержен, остановился. Тяжело дыша, он выпрямился во весь рост, и бросил взгляд на крыльцо.

И не зря. Оттуда, на него уставился ошарашенный и напуганный Горелый. Они недолго любовались друг другом. В следующую секунду, Горелый выкинул руку вперед. Три оглушительных выстрела эхом прокатились по долине. Мужчина упал, как подкошенный. Бледнее белого, бандит стоял посреди троих распростертых на земле тел. Все они, еще сегодня, были полны сил и воли к жизни. В свете фар облик Горелого смотрелся поистине инфернально. И без того хищные черты его лица обострились. В холодных бесцветных глазах отражалась злоба и пустота. Как дитя ночи, он воплощал в себе все ее кошмары и злодеяния. Как один из них, он оставался закрытым для понимания людей, привыкших искать утешение в любви и человеческом тепле. Сам он мог внушать людям только страх и отвращение.

Бандит выключил фары и вернулся в дом. Петр, привязанный к спинке кровати, с любопытством посмотрел на своего мучителя. Он слегка ослабил путы, но выбраться, все-таки не удалось.

– Что-то стряслось?

– Калиныча, какой-то мудак пришил… Ну, а мне, пришлось мокнуть этого мудака… Не иначе, Ксюша твоя драгоценная настучала.

– Этого быть не может. Наверное, случайность. Тебе надо уходить.

– Уходить, говоришь? А за Калину кто ответит? Ты не хочешь?

– Я здесь не причем. Да и человека этого ты убил уже. Езжай, лучше, пока не поздно. Если б кто, что прознал, сюда б менты нагрянули, или мужиков с десяток. А если, меня убрать вздумаешь, тебя уж точно в покое не оставят. Ни Ксюша, ни органы. Да сам же Альберт тебя закажет.

– Почему же я должен верить тебе? Почему бы тебе не сдать меня сразу, после того как я свалю отсюда?

– Потому, что я больше не хочу смертей, да и месть не вернет мне друга.

– И даже меня пришить не хочешь?

– Уходи… Альберт поможет тебе, если будешь под его дудку плясать.

– Ну, хорошо. Но ты тоже должен уехать отсюда, и без заминки. Слишком много шума. Завтра, с утра хватятся Адама, да и мужика этого. Откуда он только взялся! Так что не будем терять время. Хватай лопату и рой яму! С этими словами, Горелый перерезал веревки. Петр освободил затекшие руки.

************************************************************************

Он совсем ослаб, но упорно продолжал ворочать землю. Пот градом катил по телу и лицу. Горелый мрачно курил, усевшись на толстое бревно.

– Ямы будут две. Твоего, положим отдельно, – изнемогающе бросил Петр.

– Ты, главное, шевелись.

Земля становилась все тяжелее. События сегодняшней ночи измотали Петра и морально и физически. Но он упрямо продолжал копать. Останавливаться нельзя. Горелый прав. Уходить надо было и ему. Три смерти в один вечер. Этого так просто не объяснить никому. А ведь есть еще Ксения. Значит еще не конец.

Дыхание смерти, что подобралась так близко, заставило ясно почувствовать, что грань между тем и этим миром зыбка.

Петр подумал: Последние события поставили под сомнение все, чем и ради чего я жил. Как будто бездна смотрит на меня из этой черной ямы, которую я сейчас рою. И в эту бездну, рано или поздно я прыгну.