На горизонте Мраморного моря

– …Не знаю. Наверное, нет. Я живу тем, что есть. Да, я счастлив. Но признаюсь, не задумывался, какое влияние на меня это может оказать.

– И не только на тебя…. По-моему, это не менее важно.

– Верно. Не на меня одного… Да, я люблю ее. Это очень заметно?

– Заметно, еще как! Только это и видишь, когда вы вдвоем. Веришь, что будете вместе всю жизнь?

Петра вопрос смутил, но он, не желая подать вида, поспешил ответить:

– Кто же может ответить на это? Мне хорошо с ней. Она мне бесконечно дорога… Наверное, я хотел бы с ней быть всегда. Не знаю, однако, возможно ли это. Не знаю, возможно, ли, чтобы чудо длилось вечно. Ведь это как чудо, Адам. Не знаю, можешь ли ты понять меня. Сколько всего пролетело за короткий срок. Можно ли всерьез говорить про всегда?

– А если без лукавства? Всегда, конечно, – это условность. Важно твое намерение и верность чувству, которое если есть, не покинет тебя, насовсем, никогда. Даже если ты будешь ему противиться. То же, можно сказать и в отношении ее… Кто она для тебя? Неужели, одна из вереницы прошедших событий? Одна из тех, кого ты с сентиментальной грустью, но спокойно, проводишь взглядом?

– Нет, я представить себе этого не могу. Ты, абсолютно прав. Конечно, нет. Но что я могу сделать? Откуда мне знать, что будет?

– Этого не знает никто. Но чтобы не растерять себя, ты должен приложить усилия. Для чего же даны нам силы, как не для созидания? Созидания, главным образом, собственной судьбы.

– Считаешь, я должен предложить ей стать моей женой?

– Ты сам решай, что ты должен, я хочу только, чтобы ты сохранил себя, сохранил веру в лучшее.

– Ты, трижды прав, Адам. Не имеет значения, то, что было, когда есть то, что есть у нас. Я люблю ее и хочу остаться с ней. Я знаю, это нужно нам обоим. Спасибо тебе, что ты начал этот разговор… Одно только удивительно мне, как удалось тебе с такой ясностью показать мне то, что было укрыто в дебрях моего «Я»? Ведь, сколько знаю тебя, ты жил всегда один?

– Так. Я давно уже один. Но я не одинок. И не забыл, что значит любить. И любовь живет во мне. Если возникнет желание, можно обвенчать вас прямо здесь. Я был рукоположен, как католический священник и имею право совершать таинство. И православный храм имеется в Хаджохе, только вот боюсь, там не возьмутся венчать без государственной регистрации.

– Спасибо. Наверное, так и должно случиться. Я буду очень рад если именно ты нас обвенчаешь. Одно только но. Я еще не разговаривал с Ксенией. – Сердце Петра в эту минуту возликовало, и он как школьник сорвался с места, устремившись скорее оповестить свою любимую.

************************************************************************

В тот же вечер Адам отвел Петра и Ксению к бабке Марии. Ее хата стояла по соседству. Там, действительно, было много просторнее, и состояла она из двух изолированных частей с отдельным входом. Баба Маша спокойно, без малейших расспросов, но в то же время, радушно приняла гостей.

– Живите, молодежь. Конечно. Сколько надо – столько живите. Вижу, вы – добрые люди. Я-то уже старая очень. Мне-то, что надо? Хоть чуток веселей. Докучать вам не буду. Не бойтесь. У вас свой двор будет, свое крыльцо. Как мой муж умер, Царство ему небесное, я с той стороны и не появляюсь почти. Убирать, разве что. Но силы уже не те. Адамушку я с мальства знаю. Он – золотой человек. Значит, и вы – люди хорошие.

Бабушка оказалась маленькой сухонькой, с пергаментным лицом, ввалившийся рот хрипел тоненьким голоском. Застывший взор серых окутанных бельмом глаз, лишь изредка менял выражение от благодушно мягкого, к смиренно безразличному. Поблагодарив бабку, Петр сразу отправился на боковую. Сегодня его сморило рано. Ксения же осталась выслушивать наставления по хозяйству. Обойдя дом, бабуля принялась уговаривать девушку попить с ней чай.

– Садись, внучка. Не побрезгуй, со мной чайка отведать. – Сухими, как ветки валежника руками приготовила она нехитрое угощенье. Хлеб, масло, варенье из клубники. Ксении почудилось, что она очутилась в каком-то таинственном былинном мире, о котором слышала из детских сказок. Ведь за всю свою жизнь, ей ни разу не довелось побывать в деревне. Поэтому она не могла воспринять как обыденность эту ветхую почерневшую от солнца старушку, эту хату, на склоне поросшей мохнатым лесом горы, глиняные горшки на плетне, суетящихся во дворе кур, вой собак во мраке ночи. Все это было слишком необыкновенным для нее. Она не могла представить себе, что и это согбенное существо, похожее скорее на мумию, чем на живого человека, когда то была женщиной. Что можно прожить такую необозримо длинную жизнь, здесь, вдали от всего того, что окружало ее Ксению, и что принято называть цивилизацией.

– Мария Григорьевна, и что же, Вы, тут, совсем одна живете?

– Да, милая, – покорно отозвалась старушка – одна. Адамушка только мне помощник. Пока, слава Богу, справляюсь одна. Муж то мой, Царство ему небесное, покинул меня. Уж 17 годов прошло. Сыночки мои давно оставили меня. Младшенького видела 35 лет назад. Ни весточки, ничего после. На Север уехали. Учиться, работать. Там и остались. Пропали. Писала раньше, только вот не отвечают. Перестала. Стара я. Уж недолго мне жить, жаль только, что перед смертью не увижу, ни детей, ни внуков. Хоть что жалеть? Отжила я и обиды свои. Да вот Господь не прибирает. А ведь уже, мертвая почти. Только, что хожу. Жду смерти. Больше ждать нечего… А ведь, была я, внучка, по молодости, очень красива. – бабка сипло засмеялась. Не хуже, чем ты сейчас. Парни по мне сохли.. Даже дрались смертным боем. И богатые были и бедные, и даже, верь не верь, князь черкесский за мной бегал. Но замуж вышла я за комиссара. В 42 погиб он. Потом уже за Ивана. Это он, нам эту хату ставил.

– Господи, да сколько же вам? – вырвалось у девушки.

– А мне деточка, хочешь верь, хочешь не верь, осенью 101 год исполнится.

– …. И никогда в город перебраться не хотели?

– Да, что ты?! Я так тебе скажу: не знаю, как люди и живут-то там. Я умерла бы, месяца б не протянула. Может, думаешь, я больших городов не видела? Видела, деточка, видела. Муж мой, жив был, Царство ему небесное, бывала в Майкопе много раз. Да, вот и в Краснодар в 64 году ездила сестру хоронить.

– И долго были? В Краснодаре?…

– Долго, ой, долго. 4 дня. Живут они там в квартирах. Душно. Воздуху нет, совсем. Кругом дороги. Автобусы. Машины. Асфальт. Думала, там и скончаюсь. Вслед за сестрой. А людей! Людей сколько! Идут скопом по улицам, только и смотришь, чтоб с ног не сбили. И никто ни с кем не здоровается. Да, куда там! Все бегут. Всем некогда даже слова сказать. Но ты то, наверное, знаешь. Городская. Карусель там вечная. Как жить там? Как сейчас помню, вернулась домой в Хаджох, так хорошо стало! Но неделю, до конца отойти не могла, все в голове кружилось. Не понимаю, честное слово, что все рвутся туда? Они же там, как в заточении. Ни двора своего, ни поля, ни реки, ни леса.

– А я бы, как Вы, не смогла… Семнадцать лет. В таком одиночестве. – задумчиво протянула Ксения.

– Э-эх. А как же! Поначалу и мне тяжко было. Я и сейчас его вспоминаю, иной раз. Разговариваю даже с ним, моим Ванечкой. Он-то любил меня крепко. Душа в душу мы жили с ним. Но, что делать? Не выдержало сердечко.

– А первый ваш муж?

– Да… Первый. Алеша. Боевой был очень. Воевал все. Коммиссарил еще с Гражданской. За ним казачки белые все гонялись. Один раз меня даже чуть из-за него не порубали. Опозорить хотели. Пришлось и мне бежать, скрываться. Верность ему хранила. Потом он победителем въехал в станицу. Героем. Председателем даже, сперва, хотели его избрать, но назначили милиционером. Потом с немцами война. Там-то, фашист и убил его. Многие тогда, без мужей остались. А Леша то строгий был, все рвался в бой с врагами. Ждала его, ждала… так и не дождалась…. Ой, а как бабы злились и завидовали, когда Ваня меня сорока семи годов в жены взял! Он тоже с войны пришел. Родом со станицы Севастопольской. Дом его сожгли, а жена во время войны пропала. Как приехал к нам, сразу меня заприметил. Так нам хорошо было вдвоем! За всю свою жизнь горемычную, такого счастья не видела. Про него только все и думаю. Как будто и не было жизни не до него, ни после.

– А кем работали вы? Или дома хозяйничали?

– Ну, нет. Какой дома?! И в колхозе работала. А потом на фабрике, тут у нас, работала. Сувениры делали из камня горных пород. Раньше ведь и фабрика у нас, в Хаджохе, была. Это теперь все позакрывали.

– Вы извините нас, еще раз, Марья Григорьевна. Так все странно получилось. Пришли к Вам. Незнакомые люди…

– Что ты говоришь? Не понимаю я. Видать, совсем из ума выжила. За что вас простить? Вы же друзья Адамушки. Жить вам надо – живите. Мне – только радость. Не осталось их совсем у меня. Не обижай словами меня, внучка. У нас, всегда гостям рады. Так было и так должно быть. Если скромен дом мой – не обессудь. Я уж, и вижу, и хожу плохо. Будете внучатами моими, раз родные забыли меня. – Бабка зачмокала сморщенными губами, отхлебнула из посеревшей от времени чашки.

В маленькой комнате стало тихо, только трели цикад за окном, да вой собак из непроглядной дали. Старушка, сидевшая напротив Ксении, больше не виделась ей загадочно зловещей, как несколько минут назад. Она даже как будто прониклась к ней внезапно нахлынувшей нежностью и участием. Что-то близкое, почти родное, ощутила она в облике Марии.

– Спасибо, Вам большое за чай. Час поздний. Я, пожалуй, пойду. Отдыхайте и Вы.

************************************************************************

Что он хоть за фрукт, этот Алексей? – лениво промычал человек-гора Калиныч. Он сидел, лениво развалившись, в водительском кресле своего джипа. На каменном лице, в узких щелях глаз, поблескивал недобрый желтый огонек.

На соседнем сиденье, закинув правую ногу на торпеду, находился Горелый. Его лицо, по обыкновению, было бледнее белого. Никаких видимых признаков жизни он не подавал. Стеклянный взгляд устремлен вперед. Он словно был погружен в транс. Сзади, суетясь и елозя, потело круглое тело Саши. Именно к нему был обращен вопрос Калиныча.

– Да, кто?…– повторил он, кряхтя. – Никто. Лох один. Длинный и худой, как глиста. Инженеришка. Вроде бы, учился где-то вместе с Петром. Я же говорю; видел его всего два раза. Один раз всего заезжали к нему с Петром на хату. Когда то они были хорошие друзья.

– Ты думаешь, он может знать, где Петр?

– Может и может. А может, и нет. Других его приятелей я знаю всех. Этого меньше остальных. Но почему-то мне сдается, что как раз он-то, единственный, и в курсах. Он один из древних корешей его. Мне почти неизвестный. Ни в каких делишках не замешан. Т.е. боятся ему особо нечего, да и подозрение на него, навскидку, минимальное. В квартиру, думаю, соваться не стоит. Живет он с матерью и женой. Подождать, пока появиться. А так, цыкни на него, он и расколется. Все выложит…

– Ясно, – презрительно процедил Калиныч. – Задал нам Альберт задачку.

– Вот он! Вон! – внезапно выпалил в самое ухо гиганту Саша.

– Да, не ори ты! Тут не глухие. Пошли! – все трое выбрались из машины и устремились навстречу нескладному мужчине, мирно бредущему к родной подворотне. В руках у того была старая авоська с пакетом кефира и батон. В мыслях своих, он был где-то далеко, возможно, среди формул и хитроумных вычислений будущей диссертации.

– Молодой человек! Один момент! – пробасил сзади громила.

Алексей, неловким движением поправил очки, сфокусировал взгляд и похолодел.

Три свирепых личности, стоящие перед ним, не предвещали ничего хорошего. И, о, ужас! В одном из них, он узнал Сашу!

– Да? Вы мне? Растерянно протянул он. – Чем могу быть полезен?

– Привет, Леша.– Саша протянул Алексею ладонь. Тот, робко пожал ее. – Полезен быть можешь. Даже очень. Есть крайне важный разговор до тебя.

– Ну, что ж , – у Алексея запершило в горле. Он нелепо повел плечами. – Пожалуйста. Я слушаю.

– Не будем, наверное, стоять так, посреди дороги. Потолкуем в машине. – Калиныч мотнул головой в сторону джипа.

Алексей замялся. Предложение остаться наедине со столь устрашающими персонами вызвало у него внутреннюю панику. Он не посмел возразить, но и принять предложение было выше его сил. Его язык и ноги, словно свинцом налились.

– Пойдем-пойдем, покровительственным жестом подбодрил незадачливого инженера Калиныч.

Не жив не мертв, Алексей, даже не успел понять, как он оказался в салоне иномарки, рядом с пугающим воображение великаном с фольклорным прозвищем Калиныч. Двое других, среди которых был Саша, устроились на задних сиденьях.

Напрягшись, Алексей, начал первым:

– Саша, что случилось? Я слушаю.

Трое амбалов недобро засмеялись.

– А случилось вот что… – наконец подал голос Александр. – Хотелось бы нам, честно говоря, не с тобой, сейчас общаться, а с Петром.

– Ну, так в чем же дело? – перебил Алексей.

– Так, может, ты подскажешь, где его найти?

– Что значит где? Ты же должен знать его адрес и мобильный?

– Леша, советую не валять дурака и не играть с нами в прятки. Петр вляпался в пренеприятнейшую историю. Подвел человека и фирму, в которой работал. Но это – полдела. Имея доступ к документации и сейфу, он выкрал из офиса ценные бумаги и деньги. Забрал то, что ему не принадлежало. Решил поизображать из себя Диллинджера наш Петр. Таким образом, он подвел и меня. Потому, что если я его не найду, меня один уважаемый человек за яйца подвесит.

– Как так? – затравлено прошептал Алексей.

– Очень просто… А сейчас, вот эти парни тоже самое сделают с тобой. Если ты не поможешь нам его отыскать, разумеется.

– Но я не знаю, не знаю где он! – выкатив для пущей убедительности глаза из орбит, воскликнул Алексей.

– А ты, братишка, подумай. Подумай хорошенько, – пробасил Калиныч. Он смерил равнодушным высокомерием корчившегося от страха Алексея.

– Но как же мне думать, если я не знаю!? – в отчаянии, он апеллировал к единственному знакомому из троицы.

– Я тебе так скажу, – все тем же невозмутимым тоном продолжил Калиныч, – если ты нам, сейчас не расскажешь где Петр, я тебе сам, вот этой рукой раздавлю твою цыплячью шею. – В этот миг, он внимательно взглянул на застывшего от ужаса Алексея. Монголоидные щели распахнулись, плотоядно обнажился желтеющий ряд крепких зубов. С присущей ему ленцой и уверенностью носорога, продемонстрировал он несчастному огрубевшую кисть правой руки. Она была воистину чудовищных размеров. Алексей благоразумно сообразил, что в случае недовольства сидящего рядом с ним великана, он не будет иметь ни единого шанса на спасение. Он прикрыл глаза. В его голове, в лихорадочном вихре проносились картины леденящих кровь сцен. Маленькое сердце в исступлении билось, еще мгновение и он потеряет последний контроль над собой. Вспотевшими ладонями, он вцепился в кожаное кресло автомобиля.

– Но… но .. но.. Но что он там украл? Причем здесь я?.... Да. Он заходил. Хотел остаться. Но я сказал, что не могу его принять. Что у меня опасно. У меня семья… Почему я?! – чуть не плача, и уже не понятно, к кому обращаясь, выкрикнул Алексей.

– Заткнись, – резко оборвал его Калиныч, – Куда он пошел?

Почувствовав, что критический момент миновал, Алексей продолжил:

– Не знаю. Откуда мне знать? Откуда?

– Чего ты с ним рассусоливаешь, старик? Сейчас я из него прямо здесь оперного певца сделаю. – С этими словами Горелый, с присущей одному ему зверской усмешкой, извлек из недров куртки охотничий нож. Быстрым движением вцепился он в костлявую шею инженера, и, сверкнув перед его носом лезвием, потянулся к его штанам.

– Я..Я-аа… скажу, – переходя на визг, откликнулся Алексей.

– Говори, – отстраняя руку Горелого, сурово пробасил Калиныч.

– Он к учителю поехал со своей девкой. К Адаму. Все…. Я больше, клянусь всем на свете, ничего не знаю… Конечно. Если говорите, что он вор… причем здесь я? – Алексей выглядел жалким, дрожащим, потерянным.

– Не вор он. В том-то и дело. А полез в воровские дела. За это и ответит. Впрочем, это тебя не касается. Давай адрес, все давай что есть… Обтяпаем дело быстро, еще и подкинем тебе лавэ.

Обалдевший Алексей, глубоко вздохнул пару раз, и продолжил:

– На Кавказе он живет. В Хаджохе. В школе работает учителем истории. Адам Владиславович Яблонский. Все. Это все. Убьете меня – больше не узнаете… Но зачем он вам? – Алексей измождено припал лбом к стеклу. Он был растоптан, очки съехали, в глазах блестели слезы.

– Ну вот. Распустил нюни. Здрасьте! Хуже бабы. – все так же спокойно, но уже с оттенком участливости, прокомментировал Калиныч. – Что ты, в натуре, расстроился? Что стряслось? Ты что, обязан отвечать за грехи этого крысеныша, Петра? Тот влез нам в доверие, обосрался, а потом подумал, что не плохо бы остаться при своих, а то и выигрыше. Возомнил, что может творить, что в его бестолковую голову взбредет. Не на тех пасть раззявил. И ты туда же? Э-эх! Стыдно, господин инженер. Тебе, что? Жизнь примерного семьянина наскучила? Не интересно больше за кефиром и батоном ходить в соседний продмаг, в свое удовольствие? Хочешь ради купчишки хитрожопого лишиться последних тихих радостей?

– Нет, не хочу, – упаднически, подтвердил Леша.

– То-то и оно. Было б из-за чего. – тут Калинычу подумалось, что такой как этот Алексей, вообще, личный покой свой ни на что не променяет. Мысль эту, правда, из дипломатических соображений он решил не озвучивать. – Каждому свое, Лешенька. Мазурикам дешевым, типа Петра твоего, которые солидных людей развести раздухарились – бежать, сломя голову. А в конце пробега – быть четвертованным. Нам – их ловить и наказывать. Тебе – пить свой кефир и мечтать о будущем науки.

– И… что же? Он, действительно, украл? Это так не похоже на него… – выдавил Алексей.

– Украл, Лешенька. Украл. И на что понадеялся? И на что ему надеяться, когда друзья его такие путевые ребятки, как ты? – В этом месте Калиныч расплылся в жирной улыбке и рассмеялся. Его поддержал только Горелый. Саша продолжал сидеть с глупой ухмылкой. Алексей посерел. По лицу его скользнула тень ведомой только ему боли.

– Это я шучу так, – пояснил Калиныч. – Ты-то, Леша, усек, наверное, что пошутить мы не прочь. Нам вот только не нравится, когда с нами вздумают шутить. Не смешно. Поэтому, советую тебе играть в открытую. Тогда бояться нечего будет, да и деньжат отвалим. Не в пример твоей зарплате. Нечто жалко для хорошего то человека? Да и поможем всегда, если что. А юлить, продолжишь, мол, не знаю, не ведаю, – ой, не позавидуешь тогда тебе! Поэтому, сейчас, чтоб время не терять, объясни нам доходчиво, как добраться нам до этого Адама. Подробный адрес и т.п. Будешь пай мальчиком – наградим, как обещал. За мной – не заржавеет.

– Я знаю только название поселка. Это в Адыгее. И что он в школе местной учителем истории работает.

Калиныч протянул инженеру ручку и блокнот.

– Ну вот. Спасибо. До тебя, конечно, дошло, что мы еще вернемся? Поблагодарим. Мы людей ценим. – Калиныч посмотрел на Лешу со значением.

– Может, не надо?

– Чудак! Я же сказал, поблагодарим, – Калиныч даже приобнял несчастного, рукой, которой десять минут назад, грозился сломать шею.

– Ну, что? Теперь – иди. – Дверь джипа распахнулась. Алексей, спотыкаясь, вывалился наружу. Авоська намотанная на левую кисть, раскачивалась, подобно маятнику. Неуверенным, прыгающим шагом, Леша, взял ранее намеченный курс. В его сознании произошли чудесные метаморфозы. Целая эпоха пронеслась с того момента, как он, не опасаясь ни малейшего подвоха со стороны внешнего мира, шел тем же путем полчаса назад. Он больше не ощущал себя тем же самым человеком, благородным недооцененным гением. Странное чувство овладело им. Тот же двор, те же стертые ступени, та же пухлая облупившаяся дверь в квартиру. Но сам он уже не тот. Он отдышался. Открыл себе сам. Быстро прошел на кухню. Оставил там авоську. Затем, направился в комнату, где, не замечая жены, плюхнулся на диван. Света что-то вязала перед телевизором. Алексей отсутствующим взглядом уставился в телевизионный экран. Они оба молчали. Первой заговорила Света.

– Ну, что? Налить кефира?

– Потом. Сейчас, не хочу.

Она заметила перемену в муже. Ее это насторожило.

– Что-то случилось? Ты же хотел кефира? И почему ты такой замученный? Ты же только в магазин сходил? Кстати, почему так долго?

– Все в порядке, – неубедительно откликнулся он. – Походил немного. Зашел еще в пару магазинов. Сейчас хочу полежать. – Любой мало-мальски знавший Алексея, понял бы, что тот темнит. Что-то неладное с ним. Он покраснел и на Свету старался не смотреть.

– Леша! Не виляй! Я же вижу. Я умоляю тебя, скажи, – в чем дело? Ты кого-то встретил?

– Встретил, – недовольно согласился Алексей. Помнишь, я говорил тебе о Саше? Приятеле Петра?

– Ну? – лицо Светланы вытянулось, на нем был написан испуг.

– Ну, вот. Он притащил с собой каких-то верзил на джипе. Они подкараулили меня. Затащили в машину.

– Какой кошмар! – почти вскрикнула она. Света поднялась, отбросила вязанье, села рядом с мужем.

Все также лежа, Алексей продолжил безжизненным голосом:

– Выяснились любопытные обстоятельства. Громадный мужик, что сидел за рулем, сказал мне, что Петр обманул их, их фирму, а точнее, их шефа. Что-то там не выполнил, а потом и вовсе, выкрал какие-то документы и деньги. В этом предприятии ему помогла, эта девица, Ксения. Словом, забрал, вопреки его рассказам, не только свое. В общем. Воровство. Грязное дело… Вот так… Вот кого ты защищала…

На несколько секунд она замерла от изумления. Глаза широко раскрылись. Наконец ее пронзительный голос словно рассек пространство:

– Но это, же ложь! Это же вранье! Петр же все рассказал! Он же предупредил тебя!

Алексей засуетился, поспешил возражать:

– Что? Что он мне рассказал? Что ты, вообще, понимаешь? Откуда мне знать, сколько правды в его словах? Все…слышишь, все в этом мире денег работают только на себя! И Петр. С чего ты взяла, что он из другого теста? Ведь это он подставил нас под удар! А если б я тогда не спровадил его? Что было бы, сейчас? Петр – ангелочек? Что ты можешь о нем знать? Деньги что у него в руках благочестивыми деяньями не заработаешь! Причем же, здесь, мы?! Ты можешь себе представить, что могло бы случиться сегодня? По его вине!

– Ну, так что ж, наконец, случилось? Чем кончилось?

– Ничем, – отводя в сторону воловьи глаза, невнятно произнес Алексей.

– Как ничем? Они спрашивали о нем и просто так ушли? Ты им рассказал, где он? – Света схватила мужа за плечо и с надеждой, безуспешно, пыталась поймать его взгляд.

Тот, беспомощно отворачивался, потом сдался:

– Да, сказал! Что было делать? Иначе они бы ворвались в дом! Ты не знаешь что это за люди. От нас бы мокрого места не осталась. Ни от тебя, ни от меня, ни от мамы!!! Почему из-за одного прохвоста должна погибнуть ни в чем неповинная семья?!

Она медленно, с разочарованием, почти призрением убрала руку с его плеча. Встала, отошла к окну.

– Ну? Что ты замолчала? – Алексея встревожила затянувшаяся тишина. – Теперь, ты все знаешь. Тебе стало легче? Ты довольна?

– Довольная ли я? – Света не повернула головы, голос ее звучал сдавленно. – Могу ли я быть довольна тем, что мой муж трус?… Ты сказал адрес. Теперь их найдут. Что с ними будет. Запомни, все, что произойдет страшного, ужасного, теперь будет и на твоей совести. Господи! – Света подняла ладони к лицу. – Пошли им телеграмму! – вдруг вскрикнула она. Передай им, чтобы бежали, прятались!

– Успокойся! Я не знаю точного адреса Адама. Знаю только, что в местной школе работает. Ничего слать туда не буду. Это вряд ли поможет, а самое главное, слишком опасно. Они вернуться, эти бандюганы. Они так сказали. И тогда, если не отыщут, там, Адама, – нам крышка. Все. Это все. Я не хочу играть в эти игры. Не хочу отдуваться за него. Если он украл или еще что, пусть сам с ними и разговаривает.

– Но как ты можешь? Ты же не веришь, что Петр украл! Я никогда в это не поверю! Разве стал бы он так рисковать? Своей жизнью, жизнью этой девочки!

– Но ведь рискует же! Еще и нас под удар поставить не постеснялся! Пошел он к дьяволу! Воры, бандиты! Черт ногу сломит! Заполонили всю страну. Сплошная малина, а не город! И я выходит, должен жить по их правилам и понятиям? А вот я – не хочу! Не хочу и не буду!

– Да ты уже сдал своего друга им на растерзание. Чистюля! Не хочешь так жить? А как? Как тебе придется жить теперь? Ты подумал?

– Какая риторика! Какой пафос! Какие мы знаем слова! Света, ты ли это? Сдал! Никого я не сдавал. Объясняю еще раз: для каждого нормального человека самое дорогое – его дом, семья. Петр принес разлад, тревогу и опасность к нам домой. Только по его вине весь этот сыр-бор. Воровал или обманывал – не знаю. Но предполагаю, за хорошие дела за людьми, по всей стране гоняться не станут. И порядочные люди бежать на конец света не будут. Мне очень жаль, что ты даже не стараешься меня понять.