На горизонте Мраморного моря

Петр, молча набрал номер сашиного сотового. Абонент оказался недоступен.

– Тебе он срочно нужен? Что-то серьезное?

Петр вытер пот со лба:

– Уж куда серьезнее. Если ты в курсе, Саша вовлек меня 4 месяца назад в одно дело. Покупку акций «Карата», с последующим моим непосредственным участием в этой фирме. Слышала об этом?

– Да, он говорил на эту тему, но вскользь. Не углублялся.

– Знакомо тебе имя Альберта Борга?

– Да. Разумеется.

– Знаешь его хорошо?

– Нет. Видела несколько раз. Это Сашин круг. Я никогда не общалась с ним. Саша иногда говорил о нем. Расхваливал. Даже, как будто хвастался, что знаком с ним. Солидный мужик, мол. Правильный. Но мне он никогда не нравился.

– Так вот, этот хваленый правильный и солидный выставил меня на кругленькую сумму. Можно сказать, вышвырнул из компании. Я лишен всяческих прав и акций. Узнал я об этом, только сегодня. Два часа назад. Вот интересно мне теперь: есть ли у меня друг еще, или весь вышел?

– Петя! О, Господи! – Марина схватилась за голову. – Ох, если бы я знала! Если бы я хоть что-то понимала в том, что происходит! Живем иногда хуже, чем чужие. И люблю его… Раньше сомневалась, а теперь нет. Люблю и мучаюсь. Ты прости, что так откровенно с тобой.

– За это прощения не просят.

– Он на меня зол. Не знаю даже за что. Сейчас-то чего злиться? Все ведь терпеть стала… Его приятелей. Уголовники они, чистые. Доведут до края его. Чует мое сердце. Петя, может, он не знает ничего? Ни сном, ни духом? А его, дурака, пользуют? А он думает – все игрушечки. Да ты бы видел некоторых из них! Рожи, – у зверей лучше. У них же ничего святого нет. Ничего красивого, достойного. Женщина, для них – только подстилка. Почему его к таким тянет? Сам ведь добрый, душевный парень. Неужели он оступится, скатится в эту грязь?

– Я сам в недоумении. Мне он зла не делал, до сих пор. Может, прошло то время?

– Трудно сказать. Но я не верю, что он сделал гадость тебе. Этого он не может. Он за друзей, всегда, горой был. И тебя любил… Видимо, это они. Кореша его новоиспеченные. Чем помочь тебе, даже и не знаю. Поможет ли он тебе? Вряд ли. Но ты звони. Придет он. Куда денется.

Петр просидел у Марины до 11 вечера. Он хотел удостовериться, что Саша не намерен вернуться сегодня домой. Он сидел в тишине, отсутствующим взглядом упершись в окно. Он выверял для себя дальнейший план действий. Правду или полуправду сказала ему Марина, узнать ему, сейчас, не дано. Даже если она знает много больше, чем поделилась, Петр не выудит из нее ничего вразумительного. Но Саши нет. И это еще один факт, который свидетельствовал не в его пользу.

– Я не могу оставаться дольше. Ты, Мариночка, будь другом – появится он, сообщи, что я его ищу.

Ожидание не увенчалось встречей. Петр уехал. На следующие утро он решил найти приятеля Саши, следователя Свиридова. Саша, как-то по случаю, их познакомил. Отзывался о нем, как о своем человеке. О том, кто в нужный момент, способен помочь.

– Что ж, попробую сунуться к нему. Здесь явный криминал, а это его профиль. Посоветуюсь, для начала.

Андрей Свиридов, сухощавый молодой человек, слегка за 30, в больших очках на маловыразительном лице, в дешевом сером костюме, принял Петра сдержанно. Его попытка натянуть улыбку, не увенчалась успехом, уж очень неестественной она получилась. Петр без предисловий, не вдаваясь в и имена и детали, изложил ситуацию. Между делом, он посетовал, что, к сожалению, не смог приехать вместе с Сашей, поскольку тот, находится за городом.

– Что посоветуешь, Андрей? Ты, компетентное лицо, как говорится. Выручай. Больше обратиться, сейчас, мне не к кому.

– А Саша хорошо знает эту контору? Ее директора, учредителей? Тех, кто тебя, как ты выразился, кинул? – Свиридов закурил и уставился в угол.

– Хорошо ли он их знает? Ровно настолько, что убедил меня вписаться в эту авантюру. И, тем не менее, я думаю, им воспользовались. Скажи, что делать? Возьмешься помочь?

– Постой-постой. Надеюсь, это не «Карат»?

– Именно. «Карат» Альберта Борга. Слышал о них?

– Обижаешь. Компания растет как на дрожжах. Поневоле узнаешь. Да… – в прострации добавил он. – Я сам, откровенно говоря, не понимаю, что может связывать Сашу и эту жирную фирму, этого ….как ты сказал?

– Альберта.

– Альберта… Однако я уверен, что поскольку это фирма, как сейчас говорят, серьезная, т.е. имеет весомый уставной капитал и активы, имеет, в своем составе, авторитетных граждан и всевозможные связи во властных структурах, очень сомнительно, чтоб они напортачили и допустили грубые ошибки в отношении тебя. Нет. Я не сомневаюсь, что тебя обманули. Сомневаюсь только в том, что их можно будет уличить в этом законным путем. Исходя из того, что ты мне сейчас поведал, недостаточно оснований для заведения уголовного дела. Насколько я понял, имеется несколько человек согласных подтвердить факт твоей трудовой деятельности. Даже если они дадут показания, в чем я лично не уверен, какие подтверждения твоих претензий на собственность компании, ее акции, подтверждения их обязательств перед тобой.? Сохранились у тебя на руках хоть какие-то документы? Говоришь, нет. Остались там?

– Да. – Потерянно выдохнул Петр.

– Пустое дело. Ты работал – тебя уволили. Такое случается. Максимум, на что можешь надеяться – выплату компенсации. Теоретически, на восстановлении, на прежнем месте. Но вообще-то лучше не рассчитывать и на это.

– А если я запущу в дело копии и даже некоторые оригиналы документов? Предъявлю пакет акций, докажу, что мои подписи по их продаже – подделка. Что тогда?

Свиридов заинтересованно посмотрел на Петра, его водянисто-серые глаза под диоптрами, увеличились:

– Так эти бумаги есть или нет?

– Допустим, да.

– Ну… не знаю. Если документация весомая. Есть с чем в суд идти. Но лично мне, не вериться, что этот Альберт решился на такой шаг, не имея в рукаве нужных козырей. Слишком громкое имя. Слишком большие деньги. Рисковать, ввязываясь в дрязги с тобой, им нет смысла. Я знаю таких как они. Если формальная часть на их стороне, они вытереть ноги о тебя не постесняются. Поэтому, так тебе скажу: считаешь, есть, что существенное предъявить им – действуй. Бороться будешь за свое право. Но прости. Без меня. Я знаю, какие спецы на них пашут. Попру против них – растопчут… И тебе, сказать по чести, не советую. Бывают и поражения. Это нужно учитывать… иногда, стоит признать себя побежденным. Ведь жизнь еще не закончилась. А еще лучше, если действительно имеешь, что предъявить в суде, пойти на разговор с самим Альбертом. Он хозяин положения, но вариант уйти не с пустыми руками может сработать. Если разговор получится, конечно.

– И все же я буду бороться. Сдаваться рано. Я хочу точно оценить свои шансы.

– Знаешь, Петя, я понимаю тебя. Хочешь выяснить насколько дерьмовы твои дела – бери бумаги, все, и дуй ко мне. Тогда, я смогу на пальцах объяснить весь расклад.

Петр уехал от Свиридова еще более угнетенным, прежнее паническое, нервозное состояние куда-то улетучилось. Тон Андрея ему не понравился. Нарочитая холодность, отдаленность, непричастность, почти равнодушие.

– Какая-то странная его манера говорить, смотреть, двигаться. Не задав вопросов по существу, сразу объявил дело проигранным. Как все это было не похоже на того лейтенантика от прокуратуры Андрюху Свиридова, готового ввязаться в любую свару с подачи Саши. Азартного цепкого и отважного. Да, видать времена и впрямь меняют людей. Что-то здесь не так. Возможно, ему известно много больше того, в чем он мне признался. И этот его фальшивый вопрос: как его? Мол, в первый раз слышит об Альберте. И буквально через несколько секунд, рассуждает о нем так уверенно, как будто знает его лично сто лет. Не предполагает, но с непостижимой убежденностью говорит о полном его преимуществе, комментирует модель его поведения. Внушает мне мысль сдаться без боя. Это же нонсенс. Тот, прежний Свиридов, должен был или переродиться или играть не на моей стороне. Да. Последнее мне кажется более вероятным. Похоже, Саша, в самом деле, в курсе происходящего. Кто еще мог так обработать Свиридова? Ведь они закадычные кореша, еще с военного училища. Альберта же, этот следак никогда не знал. Да, что тут скажешь? Ведь и я считал Сашу другом. Вернее, мы и были друзьями. И во что и кому я должен верить, сейчас? Куда он, черт возьми, пропал? Стоп. Подключим логику. Зачем ему пропадать, вообще? Даже мобила не отвечает. Ведь не исчезнуть же он задумал? Какой в этом смысл? Из-за меня? Если замешан в этой грязной игре. Но не может же он скрываться вечно. Нет, конечно. Видимо, хочет переждать. Сколько – зависит от моих действий. Что я предприму. Буду драться, судиться, искать свидетелей и союзников. Таким свидетелем и союзником мог бы быть он. Но, этого то он и не хочет. Не очень то, видимо, просто – признаться в глаза в своем предательстве. Ждет, когда сдам партию. Когда все устаканится, тогда и появится из тени, как ни в чем не бывало. Да. Вполне правдоподобно. И от этого еще более страшно и противно. Что за наваждение! Не хочу верить в это! Не хочу! Но все доводы в пользу этой гнусности.

Петр уткнулся головой в руль, и впервые за много лет, почувствовал, как горло сдавило и слезы обожгли глаза. – Какая чудовищная боль! Так подставить… и кого? Человека, который считал тебя лучшим другом! Что же мне остается? Я один. Окружен врагами. И ни одной сраной бумажки в мою защиту. Все осталось в офисе. Вчера, когда я был там, они еще спокойненько лежали в моем кабинете. Иначе, какой был смысл так упорно не пускать меня? Сейчас, их скорее всего переложили в сейф Альберта. Что же я имею? Закон не за меня. С этой стороны помочь мне никто не возьмется. Найти людей и силой взять офис? А если документов в офисе уже вообще нет? Рискованно. Налетчикам же надо щедро заплатить. Иначе может кончиться хуже, чем сейчас. Я сам? Смогу? Не вышло бы из этой попытки жалкой буффонады по типу вчерашней. Да, сейчас, у меня даже нет уверенности, что предо мной и дверь там откроется… Так… еще. Последнее, наверное; напасть на Альберта и под угрозой смерти вытрясти из него все, что мне причитается. Но ведь я не смогу его убить! А если он ничего не отдаст? Что сделаю я? Не знаю. Если окажет сопротивление, допустим, раню его. Ну, а потом, даже если вернет мне бумаги? Уж он то со мной церемониться не будет… Замочит. Как пить дать.

************************************************************************

На следующее утро, ему позвонил Альберт. Попросил о встрече. Озадаченный Петр согласился и уже к обеду был снова в том же ресторане. За столиком сервированном на двоих, Альберт сидел один. Невдалеке, в глубине зала, отсвечивали все те же знакомые физиономии Калиныча и Горелого. Альберт имел обычный для себя, уверенно цветущий вид. Он, как ни в чем не бывало, поприветствовал Петра:

– Присаживайся. Пообедаем. Что? Как настроение?

– Великолепно. Ты пригласил меня, чтоб поиздеваться? От этого что? Аппетит улучшается?

– Остынь. Ты же знаешь, издевательства не по моей части. Я же, просто, хочу, совершенно искренне, чтобы у тебя все наладилось, и мы восстановили наши дружеские отношения.

– С чего вдруг такая забота обо мне? Сейчас-то зачем я тебе? Взять с меня больше нечего.

– Ты в обиде на меня, Петр. И я тебя понимаю. Но пойми ж и ты, и не смотри на меня, как пролетариат на буржуазию. Если я тебя к себе пригласил, я хочу чтобы мы договорились. Признаю, что два дня назад между нами возникла ненужная ни тебе, ни мне напряженность. Ты считаешь, что я несправедливо обошелся с тобой. Твое право так думать. Я же полагаю, что просто должен был сделать, то, что сделал. Лучше вспомни. Я говорил тебе, давеча, что пока еще не все потеряно для тебя. У тебя есть реальный шанс восстановить и даже улучшить твое положение. Поэтому я предостерегаю тебя от всевозможных глупостей, которые уже действительно заставят потерять безвозвратно мое к тебе расположение, а вместе с ним и все зависящие от него материальные блага.

– Вы, просто, душка, Альберт Николаевич! Оказывается, так вы поступаете с людьми, к которым имеете расположение.

Альберт снисходительно усмехнулся:

– Представь себе. Пока, ты не сделал ничего, чтобы вызвать мой гнев, ты – мой товарищ и потенциальный партнер. То, что ты огрызаешься, и до сих пор не пошел на тесное сотрудничество – на это я готов закрыть глаза. Ты просто еще слишком молод и неопытен. Твое упрямство и характер, где-то даже нравятся мне. Но ты еще не успел рассмотреть некоторые вещи, на которых покоится наш мир.

– Надеюсь, ты мне их разъяснишь, – в словах Петра слышалось раздражение.

– Если ты этого действительно захочешь. Если до тебя дойдет, что единственный выход – работать со мной, на меня, и так, как этого хочу я.

– Первое, что меня интересует – зачем я тебе сейчас?

– Петя. Когда я брал тебя к себе, для меня самым главным было не то, что ты инженер и способен вложиться в проект. Хотя, конечно, и это было не последним фактором. Мне нужен был смышленый образованный молодой соратник со связями, с новым мышлением, изворотливый, смелый, умеющий схватывать ситуацию и грамотно излагать. Тот, с которым я бы горы свернул. Я подумал, что им мог бы быть ты.

– И отрекомендовал меня тебе со всех этих сторон Саша?

– Да. Он внес свою лепту. Сказал, что ты человек, который может делать дело. Толковый. Способный брать на себя ответственность. Энергичный. Люди тебе верят и уважают. Кто-ж такими кадрами разбрасывается?

– Скажи лучше, он сказал: с меня есть, что стрясти!

Альберт плотоядно ухмыльнулся:

– Не буду врать. Было сказано, что финансово сможешь тоже нас поддержать. Все это – простая выгода. То, с чего начинается любая политика.

– Как же тебе Сашку удалось в эту кашу втянуть? Ведь он же был мне другом?

– Его втянуть, как ты выразился, не составило большого труда. Не обольщайся. Он с самого начала был рад на меня шестерить. Кто ж ему большее доверит? Тебя мне предложил, по собственной инициативе. Ты – птица другого полета. Это видно сразу. Поэтому и приглянулся мне. Поэтому, до сих пор, и питаю надежду на сотрудничество с тобой. Как ты правильно заметил, другой заинтересованности у меня уже к тебе нет.

Шок, от ставшего очевидным предательства Саши, на несколько секунд, словно парализовал Петра. Но неожиданно ему пришла в голову сладкая мысль: все эти распинания и лесть в мой адрес имеют самую тривиальную подоплеку. Альберт не уверен в своей безопасности. Он не уверен, что я не имею бумаг и документов способных сыграть против него. Он боится. О возможных неприятностях, его, наверное, предупредил Свиридов или сам Саша. Хорошо. Пусть остается в неведении. Буду блефовать. Он забеспокоился за свое имя. Не поздно ли? Ищет примирения, старается посеять во мне надежду на благоприятный исход для нас обоих. Сам же, между делом, продумывает, как нейтрализовать меня, как нанести мне последний смертельный укус. А для того, чтоб я легче поддался – приволок с собой горилл. Кто пугает, тот сам чего-то боится. Пожалуй, надо показать, что я ему поверил. Возьму время на раздумье, да и целее буду. А то, не дай Бог, еще решит перестраховаться и шлепнуть меня. И до завтра могу не дожить. С него и дружков его станется. Это мне ой каким вероятным видится! Но раз он беседы ведет, видать и впрямь, еще надеется миром со мной вопрос решить. Что ж, поторгуемся. Это полезно при всяком раскладе. А самое главное, – так, он скорее подумает, что я в его руках.

– Значит, говоришь, – ты мне не враг. Хорошо. И как, тогда, по-твоему, мы сможем нормализовать наши отношения? Ты думаешь, я смогу эффективно работать после случившегося? Что ты мне хочешь предложить?

– Другой разговор. Что я тебе предложу – вопрос второй. Ты просто будь внимательней к моим предложениям. Для начала, я уже предложил тебе продолжать работу со мной… это уже не мало.. Действовать будешь вместе с Карташовым. На равных. Обязанности распределим. Зарплату получишь, конечно. Я сам позвоню, – когда прийти, забрать. Но больше не хулигань. Кроме того.. идею свою старую не оставляю. Ты человек презентабельный, язык подвешен.. А скоро, предвыборная компания. Сечешь? Короче, будет здорово, если наладишь работу среди населения. Выступления. Как полагается. Программу напишем. Даже рад буду с тобой обсудить. Ведь, агитировать будешь ты, поэтому, я не против, если бы ты представил мою программу, в приемлемом для тебя же свете. Поездки, встречи, их организация – моя задача. Но ты, станешь моим рупором. Разумеется, и я буду выступать. Но пойми, ты обладаешь своего рода обаянием, и, я лично, не сомневаюсь, что с тобой вместе мне удастся вовлечь в наш лагерь людей самого разного толка. Массы тех, кто за мной одним никогда бы не пошел. Моя квадратно-мордая свита на многих нагоняет страх, поэтому приятный во всех отношениях, культурный молодой человек, в моих рядах, просто необходим. Ты, в состоянии создать требуемый имидж нашей партии. Уловил?

– Интересный коленкор вырисовывается. Мне, теперь, только на сцене выступать! Ну ладно. Не смертельно. Что далее? С акциями моими что порешим?

– Ну вот. Захлопотал. Всему свое время. Оно еще не пришло. Все будет зависеть, в том числе, и от твоего вклада в мою предвыборную гонку, ну и от самих выборов.

– А если я не смогу агитировать за тебя? Даже если отбросить твое со мной обращение, если меня вообще тошнит от всего этого бреда, что ты взялся проповедовать? – Петр выпалил это сгоряча, не сдержавшись. Он тут же осекся. Но было уже поздно.

Как ветром сдуло улыбку с лица Альберта. Он помрачнел.

– Задумайся, Петя, над своим поведением. Я советую. Очень советую, осознать как можно скорее твои ошибки. Не поймешь. Что ж – тебе же хуже. Насильно мил не будешь. А у нас, как известно, незаменимых нет… а тому, кого меняю я – не позавидуешь. Как это не самонадеянно звучит, я хотел бы доверять тебе. Потому, ты тот, кому можно верить. Ты практичен и не глуп, но все еще чужой нам. Идеологически. Меняйся, не тяни с этим. Пойдет на пользу.

– Ладно. Считай, что я ляпнул, не подумав.

– Вот. Вот. Начинаешь соображать. Втягивайся. Если с чем не согласен, имеешь свое виденье, мысли, как сделать программу лучше, так мы это с тобой обсудим. И родим, Петенька, такую программу, что у тебя и сомнения не останется в ее состоятельности. Мнения разных людей, слоев населения для меня очень важны. Особенно важны советы дельного человека. Ведь сверхзадача – пройти. А уж ради этого, и я сам не прочь подвинуться с моими убеждениями. Сейчас главное – привлечь на свою сторону электорат. Для этого я тебя и позвал. Если какие-то твои декларации, больше понравятся народу, так в чем же дело?! Значит, ты был прав, на данном этапе. Ну, как тебе мой подход? Расслабился? По рукам?

– Ок. – с неопределенным выражением лица откликнулся Петр. – И все-же, я жду от тебя встречных шагов. Они очень бы поспособствовали прогрессу в наших отношениях.

– Не будь занудой. Все разрешится благополучно. Делай правильные движения и тебя ждет успех.

************************************************************************

В малогабаритной скудно обставленной квартире, расположенной на Троицком поле, занимая почти половину крохотной кухни, сидело белое потное громоздкое мужское тело. Мужчина сидел за крохотным столиком, покрытой, плачевного состояния клеенкой. Его коротко стриженная русая голова нависала над ворохом пивных бутылок, половина из которых были уже порожними. Он был одет только в нижнее белье. Посоловевшие светло серые глаза уперлись взглядом в окно.

День был на редкость душный. Один из тех, что, наверное, случаются только в Питере, в середине лета. С улицы доносился шелест тополей. Пух с них хлопьями кружил в воздухе и мягким одеялом скользил по асфальту.

Из-за двери показалась женщина. Ее лицо несло печать бесчисленных забот и превратностей. Выцветшие, под складками век глаза, с заботливой робостью смотрели на мужчину.

Тот, никак не отреагировал на появление женщины. Он молча опорожнил очередную бутылку.

– Сашенька, может, покушаешь? Сейчас тебе, никто мешать не будет. Лена не приедет до вечера. Егорку и Сережу я тоже отправила гулять…. Сыночек, ну, скажи же наконец, что случилось? Я же вижу. Что-то произошло. С Мариной снова не ладно? Я пойму. Может, посоветую что.

Саша устало прикрыл веки:

– Уйди, мать. Сколько можно говорить: все в порядке. И с Мариной, все в порядке. Дай мне покоя. Когда-нибудь и где-нибудь могу посидеть, чтоб меня не трогали?

Мать опустила голову, прикусила губу и закрыла дверь. Саша услышал, как в коридоре она всхлипнула, и пошла выть по-бабьи в комнату.

– Еще не легче. Рыдания, детские сопли! – необъяснимая злость переполняла Сашу.

– Где этот Альберт?! Петр не фраер зеленый. Если он что-нибудь замутит, что тогда? Если уже догадался, что я причастен? Маринка сказала, что он в сомнениях. А если это театр? Черт побери, что мне придется ему говорить? Я, вроде бы, защищен, за мной интересы Альберта… но как я буду с ним разговаривать? Смотреть в глаза?.. Сволочь. Какая же я сволочь. Мы же и вправду были друзьями. Как же я вляпался в это дерьмо? – на его круглом сморщенном лбу выступили крупные капли пота. Новая бутылка стала порожней.

– Не звонит Альберт. Что же там происходит?… Да, что я разнылся? – вдруг, одернул он себя. – Каким еще образом мог я выкрутиться? Такой долг Альберту, какой я имел, вернуть, по-другому, было нельзя. Он бы в порошок меня стер, если б я не решился на этот крайний шаг. И мать, и сестренка, и братья, остались бы одни. А сейчас. Сейчас, меня, наверное, не тронут. Разве Петр. Но я постараюсь отмазаться, выкарабкаться. В конце концов, какое он право имеет меня подозревать? Сам виноват. Кинул ведь его не я, а Альберт. Если бизнесмен – должен уметь себя обезопасить. Не умеешь – сядешь в лужу, также как я.

– Сашенька, тебя к телефону Альберт Николаевич! – раздался за дверью слабый голос его матери.

Саша резко вскочил на ноги. Стоящая на столе армия бутылок, зазвенела, будто бы напугавшись. Нетвердыми грохочущими шагами, задевая широкими плечами все на своем пути, он приблизился к телефону.

– Саша, будь спок. С корешком твоим, может быть, еще общий язык найдем. Сегодня, еще раз с ним беседу провел. Похоже, на рожон лезть не хочет. Ума хватило. Возможно, он мне даже еще послужит. Так, что дней через пять, вылезай из своей норы. Тебе нечего опасаться. Я, так понял, острую игру он не любит. Предпочитает жить спокойно и работать головой. Но с нами-то он просчитался. Главным образом, с тобой. Молодец, Санек. Свою роль ты сыграл блестяще. Продолжай в том же духе.

– Он про меня что-нибудь говорил?

– Ну, спрашивал. Сашок, ты че засуетился? Все же шито белыми нитками. Подстава с твоей стороны очевидна. Не доказуема. Да. Но этот парень не идиот. Без тебя, мне бы его никогда не заполучить. У меня поводов для беспокойства больше. Если бы он, имея на руках копии необходимых документов, ввязался в драку со мной, мне пришлось бы идти на крайние меры. Другого бы выхода он мне не оставил. Ведь я пока, даже сейф в его кабинете не вскрыл. Знаешь, он уловил верно: даже имея на руках все козыри, цена победы надо мной – его собственная шкура. А с ней он расстаться не готов. Струсит, ерепениться не будет. Будет шелковым и податливым. Так, что не грусти о нем, Сашок. Трус он, каких много.

– Ладно. Пока. – Он повесил трубку и вздохнул. Известие, казалось бы, утешительное. Но оно не принесло ему существенного облегчения.

– Обошлось? Может быть. Но уж больно быстро и легко пошел Петр на мировую. Альберт припугнул его. Конечно, не без этого. Ввязываться в открытую борьбу с Альбертом, дело тухлое. Сдался? А может, что-то задумал? На что-то надеется? Ладно. Теперь, это больше проблема Альберта, чем моя. А я.. я буду обтекать… Как я умудрился завязнуть в этом болоте! Какая же отвратная штука жизнь! Худо мне. На что рассчитывать дальше? Служить Альберту? Тошно.

Всего два года тому назад, он бы ни за что не поверил, что смог бы так обойтись с Петром. О любом, кто посмел бы поступить подобным образом с другом, он имел бы вполне определенное мнение. Но за 3 месяца, до описываемых событий, он не захотел задуматься об этом. Он закрыл глаза на принципы и сантименты. Тогда, всего важнее ему казалось другое. Но сейчас, когда план уже исполнен, его выворачивает наизнанку. Ему противно все происшедшее и происходящее. Ему противен Альберт, ему противен он сам. Но он все еще не готов признать свое падение, он лихорадочно искал чахлую травинку на гладком валуне, чтоб зацепиться и не позволить увидеть себя разбившимся. Он старался, все еще жалко старался, оправдать себя. Ведь это он, ставил на пьедестал мужское братство, силу характера и воли. Считал их своими неотъемлемыми атрибутами. Тем, что делало из него настоящего пацана, достойного мужчину. Он страшно боялся признать свое моральное фиаско. Его натура бунтовала против него самого. Он отказывался анализировать. Страх не давал ему быть честным. Он толкал его на ложь и увертки. Так он защищался от тяжелого взгляда собственной совести. От не менее тяжелого взгляда Петра. Но существовал и другой страх, всегда живой и не менее грандиозный. Страх перед Альбертом. Он тоже заставлял лгать самому себе с не меньшим воодушевлением.