Шкатулка волшебника

По ночам отчаянно ревела…

Все искала призрачное счастье,

Все найти любимого хотела.

* * *

Аутодафе было лишь предлогом,

Грань пролагалась слишком аккуратно.

Отвергнутый неведомым порогом,

Он возвращал грядущее обратно.

Задернутые занавеси лгали

О ночи, в нетерпенье ожидая,

И мысли все безудержней бежали,

В далеком безупречье оживая.

И возникали трудности со слогом

И чьим-то пониманием превратно…

Аутодафе было лишь предлогом,

Грань пролагалась слишком аккуратно.

* * *

А крылья за спиной

              еще упруги,

И легкостью неведомой манят,

И в облаках

            невидимые струги

Плывут, как плыли много лет подряд.

Пусть неизбежна прошлого утрата,

И этот вечер выткан из заплат,

Но вечность проступает из заката

И стаи птиц

          летят,

                летят,

                      летят.

* * *

Ах, эти чувственные дамы,

Бесстыдный вызов прошлых лет.

Восторг, исторгнутый из рамы,

Цветеньем юности согрет.

Они отринули одежды

В давно покинутых веках,

И подарили нам надежды

С улыбкой грешной на устах.

И их избранники едва ли,

С огнем немеркнущим в очах,

Пытались думать о морали

В бессонно – трепетных ночах.

* * *

Пусть будет неба карнавал

Из снов и света,

И чтобы я во снах летал.

Хотя бы это.

Пусть вдохновенье мучит вновь,

Ища ответа,

Где откровением любовь.

Хотя бы это.

И пусть, не зная наперед

Судьбы сюжета,

К тебе тропинка приведет.

Хотя бы это.

* * *

Три девочки,

             бегущие в весне.

Грядущих перемен

             невинный всплеск.

Еще скрывает

              угловатость блеск

И замирают

            шепоты во сне.

Блаженный день.

          Беспечности печать.

Пусть без долгов,

          но счет уже открыт.

Жизнь взрослую

         так хочется начать.

А по ночам

    так плачется навзрыд.

Зачатки пьесы

               заполняют лист.

Соблазн желаний

           в вспыхнувшем окне.

Потоки счастья.

                Солнце. Птичий свист.

Три девочки, бегущие в весне.

* * *

Игралась финальная часть,

Аккорды, сгущаясь, взмывали,

Вскипала запретная страсть,

И музы к прозренью взывали.

Оркестр отступал и бледнел

В безбрежном забвении зала,

И дух отрицанья не смел

Коснуться восторга финала.

Но грезилась злобная пасть

За стенами светлого рая,

И страх неожиданно пасть

Таился в сидениях с краю.

И где-то писалась строка,

Не ведая блеска восторга,

И кто-то смотрел свысока,

И ждал завершенья аккорда.

* * *

Не знаю

       и поэтому не лгу.

Виденье сердца

                 страстью обрастает.

Лед запоздалый

                 по весне растает.

Нелепость формул обретет судьбу.

Не знаю и поэтому не лгу.

    Не знаю

            и поэтому не лгу.

    Излишества

                 богатству непосильны.

    Вновь отрастают

                сломанные крылья,

    Испытывая счастье на бегу.

    Не знаю и поэтому не лгу.

Не знаю

       и поэтому не лгу.

Давно забыты

               юности премьеры.

Наивно

      опрокинуты барьеры.

И все ж соблазн преодолеть могу.

Не знаю и поэтому не лгу.

* * *

И вдруг он не поверил, и цена

Обрушилась стеной тяжелой хлама,

И панорама взорванного храма

Была на задний план отнесена.

А ночь искала постоялый двор

И не найдя, к обочине прильнула,

И чья-то тень нечаянно мелькнула,

Не пожелав вступать в ненужный спор.

И недоверье распаляло страсть

В безветрии забытого квартала,

И бесконечность время коротала,

Стремясь пространства искренность украсть.

Казалось, счастье выпито до дна,

Обречена на отторженье драма,

И вдруг он не поверил, и цена

Обрушилась стеной тяжелой хлама.

* * *

    И. БРОДСКОМУ

Время

     выпадом острым

Тщится

      лист оборвать,

Был

  Васильевский остров,

Где хотел умирать.

Вихрь

    галактики Млечной

Над бессмертьем

            кружил,

Умер

    странник извечный

В зазеркалье, где жил.

Напускная беспечность,

Обнаженный покой…

Просто,

      изгнанный в вечность

Не вернулся домой.

* * *

Мой Бог, безумием земным

В мирах пытаясь повториться,

Земное обращаешь в дым,

Чтоб в одиночестве томиться.

  Мой Бог, в разрывах черных дыр

  Свое отчаянье скрываешь,

  Но снова сотворяешь мир

  И в нем случайность затворяешь.

Мой Бог, бессмыслен передел

Душевных мук, бесправны силы,

Ты в заблуждении посмел

Разверсть горящие могилы.

  Мой Бог, невежества позор

  Заводит в алчности болото,

  Не позволяй затеять спор

  И в нем сводить пустые счеты.

Мой Бог, не выучен урок,

Бесплодны лживые науки,

Позволь вступить на твой порог,

Пожми протянутые руки.

    Мой Бог, изменчивости нить

    Не может в вечности скитаться,

    Мой Бог, сумей меня спросить

    И все же Господом остаться.

Мой Бог, даруй произнести

Слова земного откровенья.

Мой Бог, и все-таки прости,

Прости меня хоть на мгновенье.

* * *

Сизый ворон

              ночью мне явился,

Я подумал – сизый голубь это.

Сизый ворон

              низко поклонился,

Предо мной лежали страны света.

Но бездонно мертвое пространство,

Рабство отреченных от Завета.

Сизый ворон

      звал в безбрежье транса,

Я подумал – сизый голубь это.

Месяц плыл,

            но ветер замер сонно,

Божьим светом

                облако согрето,

Сизый ворон

             обратился стоном,

Я подумал – сизый голубь это.

За окном услужливо молились,

Слов обрывки

               замирали где-то,

Страхи

      сизым вороном явились,

Я подумал – сизый голубь это.

В пустоте разверзнутая прорубь,

Чья-то тень

            метнулась на карнизы…

Я-то думал –

            это сизый голубь,

Оказалось, это ворон сизый.

* * *

Не прочь испить воды глоток

И бросить пламя на песок

Студеный.

Не прочь изгнать былой зарок,

Нажав в отчаянье на курок

Взведенный.

Не прочь пустую слушать лесть,

В стремленье выдать лесть за честь

Уместно.

А после вызволить себя,

Чужие души бередя

Бесчестно.

И беспричинно ждать восход,

Стремясь соткать небесный свод

И выпить.

А после пламенным глотком

Столкнуться с огненным песком

И выжить.

* * *

Предвещая радости с бедами,

Мне в иглу,

          на жизнь заточенную,

Белый ангел вдел

                    нитку белую,

Черный ангел вдел

              нитку черную.

С той поры,

   покоя не ведая,

Все ищу,

        где нить золоченая,

Черным шью

      по полю по белому,

Белым шью

    по полю по черному.

Жду годами слова,

             что скажется,

Только не становится совестно,

Истина дороже,

                но кажется,

К истине легко приспособиться.

А душа

      парит над пределами,

Над небес

          морями бездонными,

Над снегами

     белыми, белыми,

Над ночами

    черными, черными.

* * *

Как непокорная река

Себе находит оправданье,

Как воспаленная строка

Не терпит робкого касанья,

Как револьверный барабан

Тасует жизнь и смерть в рулетке,

Как неназойливый обман

Тревожно бьется в тесной клетке,

Как день, всходящий на помост,

Еще дрожит ночным запретом,

Как независимый вопрос

Уже тревожится ответом,

Как нищий, злато обретя,

Его транжирит не жалея,

Как несмышленое дитя

Пугает светлая аллея,

Как показная простота

Спешит к арене на поклоны,

Так разверзаются уста

И отвергаются короны.

* * *

А ветер изменял судьбу

В начале.

И что-то грезилось в бреду

Ночами.

Какой-то странный силуэт

За далью.

И срез едва мелькнувших лет

Печалью.

Но прорастала фальшь давно

В печали.

И в приоткрытое окно

Стучали.

И обрывала белизна

Презренье.

И выпрямляла крутизна

Паденье.

Сады беспечные цвели

И лгали.

Зачем-то странники брели,

Рыдали.

И сквозь весеннюю пургу

Кричали.

А ветер

      изменял судьбу

В начале.

* * *

А время туго свернуто в спираль,

Подернуто незримой оболочкой,

И спрятана неведомою точкой

Его нерасторжимости мораль.

Пространство продолжает возражать,

Но образ безвременного пространства

Всего лишь той же точки постоянство,

Которую ему не удержать.

Лишь в нашем представленье бег времен

Рождает свет, развернутый в пространстве,

И в сон богов извечный погребен,

Свет замирает в точке постоянства.

И мир покорно стелется к ногам,

И мы уподобляемся богам.

* * *

Дрожащих звезд

          ночной азарт

Окутан облаками,

И компас выброшен за борт,

Да что нам, право,

             в нем.

Мы вновь

         крадемся наугад

Запретными строками

И освещаем горизонт

                        таинственным огнем.

Усталость

         вечностью бредет,

Песок в часах струится,

На древних картах наш маршрут

                                     отмечен в никуда.

Но неожиданно сотрет

Звезда

      печаль на лицах,

И откровения прервут

                  нелепые года.

Прекрасна странная игра

Меж звезд

           и карт гадальных,

Судьбы дарованной полет.

                              Пергамент древних лет.

Непостижимая борьба.

Волненье слов венчальных.

И бесконечная звезда.

                 И горизонта свет.

* * *

Незнанье истины грозит обвалом,

Познанье истины грозит бедой.

За сонным многоликим перевалом

Две истины предстанут пред тобой

Бесстрашием

              отчаянья и боли,

Колодой карт,

              раскрытой наугад,

Извечным

          заточением в неволе,

Изысканным

             забвением услад.

И оборвав пустые опасенья,

Отринув прочь последнее прости,

Дух истины, во благо и спасенье,

Тебя уже не сможет вознести.

* * *

Средь пирамид небесных свай

Зияли сфинкса лица,

Глаза губили пустотой

Обернутою в злость,

И время лилось через край

И не могло пролиться,

Хотя казалось, что оно

Давно перелилось.

Гремел небесный карнавал

Над бездной безвременья,

Незнанье правило закон,

Бесславье гнало честь.

И Бог в песчинке укрывал

Грядущего каменья,

И обращал в молитву стон

Не навсегда, но здесь.

* * *

Проступает мирской арены

Очертаний неровный край,

Боже, выгни прямые стены,

Устремленные в вечный Рай.

Легкой змейкой дорога вьется

На беспечном моем пути,

Дай добраться мне, как придется,

И не надо, не торопи.

* * *

Свет застревал в прогалинах углов,

И как всегда, просвета не хватало,

Свет истины воистину суров

И скрыт в глубинах мрачного портала.

Отвергнутый дорогу не найдет,

И посвященный не найдет дорогу,

Свет истины на много лет вперед

Все ж опоздает к истины порогу.

Но застревая в мрачной пустоте

И обращая время в безвременье,

Свет истины вернется к простоте,

И истину раскроет на мгновенье.

* * *

На время появлялись многие,

Враз загореться и затихнуть,

И чувства жалобно убогие

Вновь угасали, чтобы сникнуть.

И дань свою сбирая скорую,

Она забот слегка касалась,

Легко плыла в любую сторону

И плыть в другую не пыталась.

Бездумно вспоминала прошлое,

Зачем-то жалко улыбалась,

И все шептала что-то пошлое,

Что ей возвышенным казалось.

* * *

Шляпки тридцатых

             модерн,

Вызов

     пикантных духов,

И угловатость манер

Как отпущенье грехов.

Дым папирос

              над столом,

Голос,

    осипший слегка,

День,

    уходящий на слом,

Плач непременный смычка.

Сценки бульварной

              сюжет -

Больно,

       наивно,

                смешно…

Неугасающий свет

Кисти, истлевшей давно.

* * *

А звезды и луны смещались

И тьмы укрощались,

Ненужные слезы смягчались

И сны упрощались.

И страсти виденье,

Укутавшись в плащ, удалялось,

И тщетность сомненья

Тщедушию слов удивлялась.

В угаре похмелья

Кроило забвенье пространство,

И дух подземелья

Струился превратностью транса.

И не было боле

Корысти безумных терзаний,

И множилась доля

Давно отгоревших желаний,

И злобные вепри

В драконов седых обращались,

И таяли ветры,

А звезды и луны смещались.

Были демоны печали

Очарованы нирваной

И бессонными ночами

Сочиняли снов романы.

И бессмысленной уступкой

Блеск струны над страстной бездной,

И лучом надежды хрупкой

Отзвук музыки помпезной.

Обязательные вставки.

Завершенные сюжеты.

Обесцененные ставки.

Нецензурные куплеты.

Люльки матери качали,

И брели дорогой странной

Толпы демонов печали,

Очарованных нирваной.

Поэзия нежнокожая

То ластится, то заискивает,

В запретах промысла Божьего

Крупицу себя выискивая.

    Сквозь сита снегов бескрайние

  Струятся сады летучие,

  Пылают зарницы дальние

  И звезды, с небес падучие.

А было ль зимы той стужево,

Не названо и неведомо,

Коль снов сокровенных кружево

Обманчивое заведомо.

   И тают слова, охвачены

   Взаимностью сотворения,

   И сотни веков оплачены

   Внезапностью откровения.

* * *

На излете последней стрелы

Встали ангелы падшие рядом,

И невольных прозрений миры

Проступали пред пристальным взглядом.

И гудела восторгом толпа,

Лживость помыслов вновь обрекая

Устремляться к подножью столпа,

Благочестие в том обретая.

Маски клоунов были милы,

Смерть казалась никчемным обрядом,

На излете последней стрелы

Встали ангелы падшие рядом.

* * *

…И большинство из ангелов взошло

В раскрытый мир душевной непогоды,

Их не смущали колкости свободы,

И лавою распространялось зло.

Ком нарастал и тяжестью своей

Давил на ось земного остракизма,

И этот мир именовался жизнью

И плыл рекой созвездий и кровей.

А Бог взирал на тягостный порыв,

И ждал, когда событие взорвется,

И в точку дерзновения вернется,

Чтоб обратиться вновь в безумный взрыв.

* * *

А Черная дыра

                в ад.

А Белая дыра

              в рай.

А странная игра –

                 сад,

Где соткан из грехов

                          край.

А время не всегда

                    жизнь,

А время иногда

                срок.

А небо навсегда

                 стынь,

Которую не взять

                   впрок.

Развилкою дорог

                   взгляд,

Где счастья моего

                    пай.

Где Черная дыра

                  в ад.

Где Белая дыра

                в рай.

* * *

Нежен всплеск акварели

                     в полуночной волне,

Чтоб меня не отпели,

                возвращайтесь ко мне.

Жизнь немало просила

                   за желанье дышать,

Но возможно простила,

                  возвращайтесь опять.

Возвращайтесь внезапно,

                     не сейчас, не потом,

В откровенье азартном

                   вспоминая о том,

Как далекие годы

                    заблудились, тихи,

Пьяный воздух свободы

                    обращая в стихи.

* * *

Обозначений глупых чехарда

Стремится вызвать нас на откровенье,

Не понимая,

            что само стремленье

Уже пассивно.

              Талая вода

Обратно в снег колючий обратится,

И эта череда не прекратится

Бесчестьем огорчений и имен.

И то,

  что называем мы пассажем,

Предстанет вдруг нелепым абордажем,

Неверием.

          Забвением времен.

Но пламя возрождения былого

Уж разгорится…

      Трепетное слово

Сорвется с уст в желанье встретить вновь.

И за окошком птичье бормотанье

Вдруг встрепенется в тщетном ожиданье,

Не зная, как беспомощна любовь.

* * *

Иссохшие губы,

                и нежность ознобом.

И слов ненасытность,

                и свет.

И гнев отчужденья

                     к незримым особам,

Которых возможно и нет.

Бессмысленность страха.

                    Влеченье отваги.

Далеких миров голоса.

Вся страстность открытий

                      ожившей бумаги,

Влекущих в бессмертья леса.

Грядущих отсветов

                     беспечные битвы,

И гарь, что быльем проросла.

Весь бред путешествий

                  по лезвию бритвы,

Не помню

         какого числа.

* * *

Золотые каскады надежд

Осыпались холодными строками,

И смирялись под взглядом невежд,

Отягченные дальними сроками.

Блеск пожаров, безумный вчера,

Тлел ненужными вялыми искрами,

И ушедших титанов игра

Обрывалась решеньями быстрыми.

Слезы сохли, не в силах терпеть

Эту боль, эту тяжесть всесветную,

А душа все стремилась взлететь

В золотистую даль предрассветную.

* * *

Я слышу музыку любви,

Она из флейт и звездных шпилей,

В ней бури разноцветных стилей,

Я слышу музыку любви.

   Я слышу музыку любви,

   Ее разливы бесконечны,

   Ее движения беспечны,

   Я слышу музыку любви.

Я слышу музыку любви,

Мир просыпается устало…

О Боже, что со мною стало,

Я слышу музыку любви.

* * *

И мучил тщеславьем вопрос

– Я ли лучший?

Ну пусть ни сонет, ни донос,

Просто случай.

Ну пусть на веревках белье,

Лишь бы вместе.

Ну пусть не всегда, не свое

Нотой в мессе.

Мешал лошадиный навоз

На дороге,

Пугал откровеньем вопрос

Недотроги.

Он знал – подберут и сожгут

Бога ради,

Но строчку одну издадут

Из тетради…

Зияли пробелы берез,

Плыли тучи,

И мучил тщеславьем вопрос

– Я ли лучший?

* * *

Звук то вступал, то отступал,

Но как-то тесно, ненавязчиво,

Почти утрачен был запал

Оркестра, в небесах парящего.

Зал то скучающе дремал,

То пробуждался в предвкушении,

Давно его не занимал

Оркестр, терпящий крушение.

И суета вплеталась в мысль

Высоких чувств полета прошлого,

И скалы искажали смысл

Чего-то доброго, хорошего.

И став таким, каким он стал,

Небрежно и почти ребячливо

Звук то вступал, то отступал

Все так же тесно, ненавязчиво.

* * *

Истомлена, уязвлена

Играла полная луна,

А взгляд

        меня ласкал.

В холодной неге неспроста

Таились жадные уста

И хищника оскал.

Сквозь гущу лет

Струился  свет

Той истины,

    которой нет -

Лишь ей, луне, судить,

К кому в безумии хмельном

Врываться гостьей прямо в дом,

Кому ее любить.

* * *

Средь отражений и надежд

Коварных снов вселенских знаний,

Остереги нас от невежд

И их заносчивых желаний,

Остереги от злой пурги

Порывов ложных вдохновений,

Но пуще всех обереги

От самых страшных откровений -

От пустоты

   себя познать,

И в том ничтожество увидеть,

И ненавидя

    презирать,

А презирая

    ненавидеть.

* * *

Полночный зенит

                    росу опьянит,

Задержит дыханье

                     ветер,

Усталая тень

             над миром скользит,

Одни мы с тобой

                  на свете.

      Прелюдией дня звезда в облаках

        Предутренний сон остудит,

      Все в наших руках,

                           все в наших руках

      И было,

              и есть и будет.

Не ведаем мы,

       что память хранит,

Меняем года и страны,

Но та же звезда

         над нами горит,

И те же плывут туманы.

      Прелюдией дня…

С последней звездой

                        уйдем на покой,

В бескрайнее

      дверь раскроем,

И станем одной

         далекой судьбой,

Грядущей любви

                  звездою.

     Прелюдией дня…

* * *

Оглянусь вокруг

                 и в трепете застыну,

Как же мир велик,

       как грозен этот дар,

Господи,

        зачем обрушил ты лавину,

Господи,

        зачем ты мне все это дал.

Тают облака,

      воскресшие с рассветом,

Ангелов твоих

       небесный перевал,

Господи, прости,

          прости меня на этом,

Господи,

        зачем ты мне все это дал.

В снах твоих

            чудес счастливые минуты –

То застывший лес,

            то налетевший шквал,

Господи, прости,

          как я прощу кому-то,

Господи,

        зачем ты мне все это дал.

Рядом

     нежных глаз любимое сиянье,

Я их теплоту

     не раз исцеловал,

Господи, прости,

          и дай сдержать дыханье,

Господи,

        зачем ты мне все это дал.

Рвется всплеск страстей

                    то искренний, то ложный,

Дай их пережить,

          отринь пустой скандал,

Господи, ведь быть

              бездушным невозможно,

Господи,

        зачем ты мне все это дал.

Вижу

    все твое величие земное,

Но бессильно гнусь

                      под тяжестью кандал,

Господи,

        пребудь  пожалуйста со мною,

Господи,

        зачем ты мне все это дал.

Утренней мольбы

            невидимые нити

Вознесут надежд

            и помыслов накал,

Господи,

        меня когда-нибудь простите,

Господи,

        зачем ты мне все это дал.

* * *

Гонит ветры седые

Вперемежку с дождем,

Если нас не любили,

То чего же мы ждем.

      Беспокойным пророком

      Мы являемся в свет,

      Но в знаменье жестоком

      Получаем ответ.

Прошлогодние листья

Страх метет и метет,

Дерзновеньем зависли

Знавшие наперед.

       И взрывается в гневе

       Этот день, этот час,

       И родившийся в хлеве

       То ли миф, то ли глас.

И прозренье не в силе

Оборвать прошлый раз,

Если нас не любили,

Кто же вспомнит о нас.

* * *

Я в изумленье внемлю глас

Изгнанника в пустыне:

– О Боже, заступись за нас,

Избавь нас от гордыни.

Прерви бесстыдный карнавал

Средь лицемерной стыни,

Возьми все то, что даровал,

Избавь нас от гордыни.

Волна гордыни высока

Влекущая помпезно,

Не знает берегов река

И бесконечна бездна.

Сердец сливается накал,

Но душ уж нет в помине,

Мой Бог,

        я все тебе сказал,

Избавь нас от гордыни.

* * *

Когда бы я не мог себя простить,

А ты меня прощала ежечасно,

Возможно, небо было и не властно

Ненужным суеверьям возразить.

Когда б пустых забот извечный хор