Трупорот и прочие автобиографии

Радиотелефон лежал на подставке рядом с холодильником. Август взял трубку, но пальцы у него задрожали, и он чуть не выронил ее на пол. В следующий миг его затрясло всем телом; голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Он привалился боком к холодильнику и закрыл глаза, чтобы его не вырвало при виде кровавой бойни, в которую превратилась кухня. К ванильному аромату вафель примешался острый медный запах.

Откуда-то сзади, наверное, из ванной, доносились испуганные возгласы Фостера. Ребекка пыталась успокоить сына.

Август, сглотнув, громко спросил:

– Эй, вы целы?

– Да, – отозвалась Ребекка. – Ты как?

– Нормально, – сказал Август. – Голова кружится, но жить буду.

– А Тони?..

Она замолчала.

– Тони…

Август посмотрел на отца: тот валялся на полу, штаны и футболка были порваны и пропитаны кровью, но грудь вздымалась – он дышал.

– Надо вызвать врачей, – сказал Август. – Он живой, но ему нужно в больницу. Пока не выходите!

– Ты убил папу? – раздался голосок Фостера, испуганный и звонкий от слез.

– Нет, – ответил Август. – Я просто его… успокоил. Он придет в себя, честное слово. Я вызываю врачей, ладно?

– Ладно… А что с Орландо?

Август помрачнел.

– Не знаю. Он сильно ранен.

Фостер расплакался; его рыдания эхом разнеслись по ванной.

– Ш-ш-ш, – принялась успокаивать сына Ребекка.

Диспетчер в службе спасения ответила бодро и четко. Она сказала, что помощь уже выехала. Август знал, что база спасателей совсем рядом, надо лишь дождаться медиков. Он положил телефон на подставку, невольно подумав, что сегодняшний день пошел совсем не по плану. Когда Тони заберут в больницу, надо будет заняться останками пса: если можно, вынести собаку на улицу, если нет – хотя бы укрыть одеялом, чтобы Фостер случайно не увидел изуродованный труп любимого питомца. Ребекка, безо всяких сомнений, поедет с отцом в больницу, хотя его, скорее всего, запрут в палате для буйных пациентов. Вряд ли она потащит Фостера с собой, но и здесь, на месте кровавого побоища, мальчика оставлять не стоит. Кроме того, надо все проверить и…

Тони внезапно вскочил на ноги и рванул к выходу. Август бросился за ним, но отец уже выбежал на улицу.

Вот черт! Старик сегодня полон сюрпризов!

Выбежав на крыльцо и замерев на верхней ступеньке, Август огляделся. Если Тони хочет добраться до Ребекки с Фостером, он может схитрить: выманить Августа из дома, а сам обежать вокруг и зайти через другую дверь. Но нет, отец скачками несся вниз с холма. Будь Август на службе, инструкция предписывала бы оставаться на месте до прибытия подмоги. Однако он взвесил все «за» и «против». Нет ли там, за лугом у подножия холма, соседского дома? Кажется, Тони и Ребекка жаловались, что тамошние хозяева отпускают пса с привязи и тот лает под самыми окнами, провоцируя Орландо. Пока помощь прибудет, Тони успеет порвать соседей вместе с их собакой.

Закусив губу, Август рванул обратно в дом.

– Тони сбежал, – крикнул он. – Я за ним. Спасатели уже выехали, сейчас будут. Пока сидите тут!

Не дожидаясь ответа, он спрыгнул со ступенек и помчался вслед за Тони.

На третьей неделе обучения в академии один из инструкторов – офицер Беннет, высокий худощавый тип, отвечавший за физическую подготовку новобранцев, – произнес целую речь про важность погони. «Когда от вас будут убегать, – сказал он, – а убегать будут обязательно, поскольку поймут, что вы новенький, или потому что решат уйти от правосудия, нужно непременно поймать своего первого беглеца. Если не сумеете, то по округе пойдет молва, и над вами будут смеяться. Этого допускать ни в коем случае нельзя».

Август принял слова инструктора близко к сердцу и, помимо обычных тренировок, стал каждый день пробегать пять лишних километров, причем последние пятьдесят метров – в спринтерском режиме. За семь месяцев, прошедших со дня выпуска из академии, этот навык пригодился неоднократно: Августу довелось поучаствовать в погоне четырнадцать раз, среди которых был и забег по лабиринтам огромной «Икеи» в центре города. Ни один беглец не сумел от него уйти.

Пусть отец имеет немалую фору, а нога до сих пор ноет после встречи с кухонным столом, Август не сомневался, что нагонит его в два счета.

Однако для своих лет и телосложения Тони оказался на удивление проворным. Отец почти спустился с холма, направляясь в сторону той самой башни. Как он вообще держится на ногах? От полученных ударов старик должен кулем валяться на полу, максимум – стоять, шатаясь и держась за голову, – но чтобы вихрем нестись на такой скорости, будто бьет олимпийские рекорды?..

И все же Тони мчался к башне. Что бы ни съехало набекрень в голове у старика, оно открыло ему второе дыхание. Август запоздало вспомнил о перцовом баллончике, который вместо брелка висел на ключах, оставшихся на комоде в гостиной. Жаль, он не успел их захватить…

У самой башни Тони свернул налево и, обежав сооружение, нырнул в проем сбоку. Август сбавил шаг, гадая, выскочит ли отец наружу тем же путем, пробежит башню насквозь или останется внутри. Он ведь в курсе, что сын догоняет его. Видимо, что-то задумал…

Когда до башни оставалось десять метров, Август свернул в сторону. С вершины холма сооружение выглядело хоть и крупным, но по-детски простым: оно представляло собой проволочный каркас, обтянутый плотной коричневой бумагой, на которой черным фломастером начертили прямоугольники разного размера. Вблизи же конструкция оказалась гораздо более крепкой и впечатляющей. В основании выложили по меньшей мере один слой настоящих кирпичей, и с ними явно пришлось потрудиться. Кирпичи из красно-коричневой глины выглядели старыми и, скорее всего, были изготовлены с помощью специальных инструментов, а значит, соседский мальчишка с приятелями провозился здесь не один день. Неужели Тони с Ребеккой ничего не замечали? И Фостер тоже?

Подойдя к тому месту, где исчез Тони, Август увидел узкий проход в кирпичном ряду. Солнце светило сзади, и воздух блестел от тумана, но дверной проем в башню отчего-то выглядел слишком темным, словно его задрапировали плотной черной тканью. Август потоптался рядом, рассматривая проход с разных сторон, но тот оставался непроницаем. Если бы Август не видел, как Тони проходит сквозь него, то решил бы, что дверь нарисована.

Вероятно, отец поджидает возле входа, прижавшись сбоку к стене. Если думает, что Август бросится туда сломя голову, то будет разочарован. Инструкция в подобной ситуации – когда полицейский в одиночку находится у здания с единственным выходом – требует оставаться снаружи и ждать подкрепления. Именно так Август и поступит. Как только на место происшествия прибудут вооруженные полицейские, он обрисует им положение дел, и они вместе решат, как лучше действовать.

Но планам не суждено было сбыться: в башне раздался крик.

Из дверного проема вылетел вопль, звуча на одной-единственной рваной ноте за пределами человеческих возможностей. Август вздрогнул. За первым криком последовал второй, третий, четвертый… Вопли эхом отражались от кирпичей в основании башни и накладывались друг на друга, превращаясь в мучительный вой, полный боли. Август никак не мог понять, кто кричит: Тони или кто-то другой? В некоторых криках чудился отцовский голос, но потом он искажался до неузнаваемости. Господи, неужели внутри есть кто-то еще? Если так, то инструкция требует немедленных действий: надо срочно войти в здание, где укрывается преступник.

Что-то в происходящем не складывалось. Прежде всего сроки. От момента появления башни до внезапного приступа истерии у Тони прошло не более получаса, а отец за это время успел притащить кого-то в башню и замучить до полусмерти. Это должно было занять намного больше времени. Вдобавок Тони и Ребекка должны были с вершины холма видеть, как соседский мальчишка возводит здесь декорации, а первые симптомы нервного срыва – появиться задолго до сегодняшнего дня. (Насчет последнего, правда, Август сомневался. Он не был специалистом в психиатрии, в отличие от матери, но в данный момент не имел возможности с нею проконсультироваться.)

Если только все не началось гораздо раньше… Есть вероятность, что отец впал в безумие уже давно. Он мог, сославшись на соседского мальчишку, построить башню сам. Потом, возведя конструкцию, заманить кого-то внутрь… Нет, не получилось бы. Ребекка была в отпуске и обязательно заметила бы, чем занимается муж.

Однако что бы ни стало причиной утренних событий, с ними Август будет разбираться потом. Бесконечные крики из башни превратились в нестройный предсмертный вой. Значит, Тони не поджидает его в засаде у двери. А если и ждет, медлить все равно нельзя.

В первое мгновение, когда Август переступал порог, возникло ощущение, будто он проходит сквозь жидкость: словно в дверном проеме стеной лилась черная вода. Не успел он опомниться и задержать дыхание, как очутился в комнате с голыми кирпичными стенами и грязным полом. Вниз уходила винтовая лестница. Круглое отверстие в потолке пропускало немного света. Внутри никого не было. Крики летели снизу, и Август торопливо начал спускаться.

Кажется, у подножья холма примерно в этом самом месте находился старый колодец. Когда Август в первый раз приезжал к отцу, тот показывал толстую бетонную трубу высотой в полметра, накрытую крышкой. По словам Тони, некогда здесь был родник. Старик, прежде владевший участком, раскопал его и залил бетоном. Так появился колодец для сада, который он хотел высадить вместо луга. Тони счел это отличной идеей, хотя зимой колодец представлял опасность, потому что Фостер с приятелями катались здесь на санках. Они с Ребеккой так и не решили, что с ним делать.

Мачеха не стала бы раскапывать его и устанавливать внутри лестницу. Август спустился уже на пять метров, и свет понемногу тускнел. Как Тони умудрился проделать такую работу в одиночку и тайком? Лестница была вырублена в земле, каждая ступенька – увенчана плоской каменной плиткой. Не представлялось, как отец таскает камни и скрупулезно укладывает их друг на друга… Впрочем, никто не мог подумать и о том, что он голыми руками до смерти покалечит разъяренного питбуля.

Дело даже не в этом – просто ни первое, ни второе не вязалось с его образом жизни. Впрочем, так всегда говорят про преступников, верно? «Мой отец (сын, брат) не мог этого совершить». И все же Августа мучили подозрения, что Тони ни в чем не виноват. Ступеньки были слишком гладкими, будто отполированными сотнями ног, а не возведенными наспех и в одиночку. Крики, которые неслись снизу, звучали пронзительнее, заметно усиливаясь. Воздух был сухим до невозможности, хотя в колодце должна ощущаться спертая сырость. Происходящее не укладывалось в общую картину и отдавало болью в висках и зудом в коренных зубах.

Лестница закончилась вырубленной в скале аркой. Свет практически померк, но глаза привыкли к темноте, и Август увидел уходящий вдаль тоннель. Откуда-то из густого мрака по-прежнему доносились крики. Август не знал, долго ли здесь бродит – скорее всего, времени прошло не так уж много, – но и отец, и жертва должны были охрипнуть. Стараясь не спешить, чтобы не споткнуться, однако и не медля без лишней нужды, Август прошел сквозь арку и зашагал по тоннелю. В тусклом освещении выручает периферическое зрение: так, кажется, говорил отец?

Тони всегда рассказывал сыну всякие интересные факты. Подростком Август ужасно злился на отца за то, что тот развелся и не взял его к себе; сам он остался в Нью-Йорке, а им с матерью пришлось переехать в Пенсильванию. Тони звонил сыну, сообщал какой-то забавный факт и, если Август не огрызался в ответ, принимался болтать на эту тему, как можно дольше растягивая разговор. Тактика себя оправдала: они худо-бедно общались, а впоследствии Августу не раз удалось блеснуть знаниями во время пустячных споров с коллегами в баре.

Периферическое зрение наконец включилось, показав, что стены по обе стороны коридора испещрены незнакомыми символами, каждый размером с ладонь. По большей части они представляли собой комбинации из петель и завитков, которые наслаивались друг на друга, образуя удивительно ровные, на первый взгляд, арабески. Впрочем, среди них мелькали и более простые символы: незамкнутый круг с разрывом на девяти часах и квадрат, внутренняя часть которого была расчерчена изломанной линией, – судя по всему, стилизованный лабиринт. И круг, и лабиринт повторялись с разными интервалами. В тусклом свете, вздрагивая из-за лютых криков, разглядеть их было непросто, но иероглифы казались старыми. Август провел рукой по стене; края фигур не выделялись на камне.

Он не знал, что и думать. Могло ли все это: лестница, тоннель, наскальная живопись, – появиться здесь задолго до того, как Тони и Ребекка купили участок? Заглядывал ли отец хоть раз под крышку так называемого колодца? Или не счел необходимым?

Впереди тоннель делился на три части. Крики неслись из всех проходов. Август прислушался, пытаясь определить их источник. Слева? Не факт… Придется выбирать наугад. Пусть будет слева. Он повернулся и пошел в ту сторону.

Почти сразу коридор заволокло вонью, заставив Августа отшатнуться и закашляться. Запах был ему знаком. Однажды он участвовал в облаве на наркопритон недалеко от аэропорта. Трое парней, которые его держали, заподозрили одного из клиентов в том, что он сливает информацию копам. Тот не был стукачом, но слишком дергался во время разговора, поэтому дилеры замучили его до смерти, исполосовав кухонными ножами. Натекло много крови, и одному из убийц пришла в голову гениальная мысль убрать эти лужи с помощью моющего пылесоса. Аппарат неплохо справился, только вот очистить бак преступники не додумались, и когда пять дней спустя Август вместе с сослуживцами нагрянул к ним в гости, пылесос стоял в углу, подозрительно попахивая. Полицейские открутили крышку и обнаружили, что бак доверху полон протухшей кровью. Августу и прежде доводилось нюхать на работе всякие гадости, но такого еще не было: от вони гниющего мяса вперемешку с железом выворачивало желудок. К счастью, его не стошнило, хотя удержался он сущим чудом.

Тот же запах окружал его и сейчас. Выпитый недавно апельсиновый сок подкатил к горлу. Август сглотнул, упорно шагая вперед. Господи, Тони, что же ты натворил? Может, ты замучил зверя? Пожалуйста, пусть это будет животное…

Это было не животное. На полу тесной каморки, в которую вывел его тоннель, лежал человек в грязных лохмотьях. Из небольшого отверстия в центре потолка падал луч света. Август прищурился. До тела оставалось десять шагов. На коже выступили капельки пота. Август свернул в сторону, держась ближе к кирпичной стене. Крики не стихали. Человека на полу убили зверским способом: грудная клетка была разворочена, и сломанные ребра торчали вверх, словно у экспоната в анатомическом театре. На месте сердца зияла дыра, точно орган вырвали голыми руками. Кажется, нападавший в какой-то момент намеренно расплескал кровь по стенам, откуда она стекла в лужицы, темные и смердящие. Августа не учили определять время смерти, но судя по всему, покойник пролежал тут как минимум несколько дней.

Значит, все еще хуже, чем он думал… Что скажут Ребекка и Фостер: как они отреагируют, узнав, что дорогой им человек совершил столь зверское убийство? Ужаснувшись, Август привалился боком к стене. Отсюда, из такого положения, он увидел лицо мертвеца с разинутым в последнем крике ртом и выпученными глазами.

Труп, распростертый у ног Августа, принадлежал его отцу.

Сердце замерло. Все внутри поднялось дыбом, а на плечи навалилась гранитная плита. Голова опустела, мысли ушли; Август видел перед собой лишь изувеченное тело. Он не сразу понял, что пустота внутри – это страшное, непреодолимое чувство горя, которое усиливается с каждым мигом, заливая глаза слезами и сжимая горло рыданиями. Пусть разум твердил, что это невозможно (судя по запаху, человек перед ним мертв не первый день, и даже если бы существовало иное объяснение этой странности, Август должен был услышать, как отца убивают, невзирая на звенящие в воздухе крики), при виде изувеченного тела всякая логика отступала.

Августу доводилось размышлять, как он воспримет смерть близкого человека. С этого начинались многие криминальные триллеры и детективы, которые он обожал смотреть в детстве: когда жену, мужа, мать или отца героя убивают, зачастую жутким способом, и тот отправляется мстить виновным. Не исключено, что позднее его тоже охватит жажда расплаты, но сейчас Август хотел одного – забрать останки отца из этого страшного непонятного места.

Он вытер глаза и нос, кое-как выпрямился. Колени подгибались. Наверное, проще всего взять Тони за плечи, приподнять и потащить за собой. Не самый лучший способ транспортировки, вдобавок перед глазами будет маячить зияющая дыра на месте сердца, но…

Кто-то схватил Августа за горло и, не успел он опомниться, дернул назад. Рука была чудовищно сильной; пальцы впивались в шею, передавливая трахею. Август не стал вырываться. Он сделал пару шагов назад, уходя от удушающего захвата, и всем телом навалился на нападавшего. Тот поскользнулся и упал, увлекая за собой сопротивляющуюся жертву. Август извернулся, во время падения сцепил руки в замок и вдавил локоть в ребра противнику. Услышав хрюканье, снова ткнул локтем, и нападавший разжал хватку. Август перехватил его руку, которая оказалась в пределах досягаемости, и с силой вывернул. Не отпуская, встал на ноги. Незнакомец вскрикнул. Август пнул его по ребрам – скорее всего, и без того сломанным.

– Кто ты?! – закричал он. – Зачем убил моего отца?

Нападавший застонал.

– Сейчас сломаю тебе руку, – пригрозил Август, сдавив запястье еще сильнее.

– Август… – выдавил тот.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? Это он тебе сказал? – Август мотнул головой в сторону отцовского тела. – Перед тем как ты вырезал ему сердце?

– Август… – повторил мужчина.

– Не смей меня так называть! – прошипел Август. – Кто ты? Зачем убил отца?

– Август… Это я.

Голос звучал сдавленно и хрипло, но странные интонации заставили приглядеться к мужчине. Длинные белые волосы и борода, нос сломан как минимум в одном месте, но Август узнал в нем Тони – хоть тот и выглядел на двадцать лет старше.

Перед глазами все поплыло, и все же отпускать противника он не спешил. Август покосился на мертвеца. Насколько видно, там лежал именно Тони. Он посмотрел на нападавшего. Сходство было поразительным.

– Кто ты такой? – спросил он.

– Это я – Тони, – ответил тот.

– Извини, но для этой роли ты слишком стар. Спрашиваю еще раз!

Он снова стиснул противнику запястье.

Тот скривился и сдавленно произнес:

– Последний раз мы с твоей матерью крупно поссорились, когда она затеяла переезд. Я приехал на выходные, надеялся ее отговорить. Она не слушала. Сказала, что подала на развод. Я обвинил ее в том, что она все время врет мне. Она стояла рядом с кухонным столом. Я – возле дверей. Ты выбежал из комнаты. Не знаю, долго ли нас подслушивал. Ты был в пижаме. Лицо красное, явно плакал. Ты заорал на нас, велел заткнуться. Мы замолчали. Потом, перед уходом, я заглянул к тебе. Ты рыдал во весь голос. Я говорил, что ты ни в чем не виноват, что я просто уйду и так будет лучше для всех, но ты не слушал. Ты знал, что с того дня ваша жизнь изменится.

– Господи…

Август отпустил противника и отошел на шаг.

– Не то слово…

Мужчина, которого язык не поворачивался назвать отцом, с трудом поднялся на ноги. Одетый в черные брюки и широкую серую рубашку, заметно сутулый, он сильно потерял в весе. Август видел его таким худым лишь на старых фотографиях в альбоме. А вот глаза – серо-стальные с голубым отливом – ничуть не изменились.

Потирая бок, по которому пришелся удар локтем и последующий пинок, Тони сказал:

– Знаешь, я порой думал, как можно объяснить происходящее. Решил, лучше всего подойдет цитата из романа Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»: «Я отваживаюсь высказать догадку, что в конце концов человек будет признан целым государством разнообразных и несхожих обитателей»[2]. Как по мне, вполне годное описание, хотя, возможно, тебе оно покажется неуместным.

– Господи, – повторил Август, – это ты…

Перед глазами двоилось и плыло; он пьяно покачивался. Казалось, что крики раздаются не только в комнате, но и внутри головы.

Тони взял его за плечи.

– Эй. Держись!

Август открыл рот, но вопросов было слишком много; они лезли вперед, не давая друг другу места.

– Да, – сказал Тони. – Поверить сложно. Но это не самое плохое.

– Ничего не понимаю…

– Пойдем со мной, кое-что покажу.

Тони отпустил его.

– Что?

– Лучше самому увидеть. – Он уже шагал к дверному проему. – Не бойся, я тебя не трону, – добавил он. – Я напал… из предосторожности. Прости. Я здесь уже очень давно.

– Ты меня не узнал?

– Не сразу, – ответил отец. – Извини. Идем.

Он развернулся на пятках и вышел из комнаты.

Оставаться на месте было бессмысленно. Август пошел вслед за Тони в темноту и прохладу. Они прошли несколько шагов до перекрестка. Там Тони свернул налево, как и Август недавно. Тоннель круто спускался вниз. Тусклые отголоски солнечного света, которые помогали находить дорогу, давно исчезли, но, несмотря на это, Август мог различить очертания стен, где виднелись знакомые странные рисунки. Собственно, именно они – знак бесконечности, разорванное кольцо и лабиринт – были тому причиной. Они не светились, скорее наоборот: выглядели столь черными, что втягивали в себя окружающий мрак, который перед ними тускнел. Сухой воздух звенел от криков.

– Кто там? – спросил Август.

– Ты о чем?

– Кто кричит?

– А, это я. И остальные.

Справа стена тоннеля прерывалась чередой отверстий, каждое высотой в полтора метра. Тони остановился у четвертого и нырнул внутрь. Не забыв пригнуться, Август последовал за ним.

Помещение, где они оказались, было скорее пещерой, нежели комнатой, почти круглой и не слишком темной. Из череды отверстий в центре высокого потолка на пол падали лучи фосфорически-белого света. Запах пыли смешивался с вонью протухшей крови. По краям пещеры располагались уступы и выступы, на двенадцати из которых лежали человеческие тела. Все они были в том же состоянии, что и виденный ранее покойник: грудная клетка вскрыта, сердце вырвано.

Этим сходство не ограничивалось.

– Иди сюда.

Тони махнул рукой в сторону ближайшего трупа. Если бы отец не стоял прямо перед ним, Август опознал бы его в мертвом человеке на каменной плите. Тот был одет в рваные штаны и дырявую белую футболку: именно таким, в отличие от седоволосой тощей фигуры напротив, Август видел его в последний раз.

Август откашлялся и спросил:

– Если посмотрю на остальных, они все будут на одно лицо, правда? Как и ты?

– Да.

– Ты хоть понимаешь, что за хрень тут тво-рится?!

Тони нахмурился.

– Следи за языком, сынок.

– Ты серьезно?

Несмотря на лежащее перед ним изломанное и выпотрошенное тело, Август рассмеялся.

– С каких пор ты стал ханжой?

– С тех пор как провел здесь двадцать лет, – сказал Тони, широким жестом обводя пещеру и то, что находилось за ее пределами. – В этой башне.

– Как такое возможно? – изумился Август. – Как такое могло произойти?!

Отец прислонился спиной к выступу, на котором лежало тело – его собственная копия, только сильно моложе.

– Здесь, в этой башне, тюрьма. И она – свой же узник. Ладно, это не так важно. Главное, что этот узник очень и очень опасен. По сути, он вовсе не человек. В башне живет чудовище – в самом буквальном смысле слова. Когда-то, давным-давно, оно было человеком. Теперь стало похоже на тень. Тень, которая испытывает лютую жажду. Оно ужасно мучается и страдает; и только утолив голод, ненадолго успокаивается.

– Чего оно жаждет?

– Крови. Человеческой.

– Говоришь, как будто это…

– Вампир, да.

– Твою ж мать, – выругался Август. – Что за херня? Серьезно, это ж просто… полная херь.

На сей раз Тони не стал его одергивать.

– После всего, что ты видел… меня, например…

– Господи, папа… Почему… ах-х-х, черт…

Губы Августа задрожали, а глаза стали влажными.

– Ты давно не называл меня папой… – негромко произнес Тони.

Крики не утихали. Август, помолчав секунду, сказал:

– Ты рассказывал про… Давай дальше.

– Так вот, узник… он не может покинуть свою темницу. Поэтому вынужден ждать, пока сюда не попадет кто-то вроде меня. Беда в том, что башня не стоит долго на одном месте. Она постоянно перемещается, едва ли не каждые несколько минут. Причем, судя по тому, что удалось выяснить, не только в пространстве, но и во времени. Хотя, возможно, я неправ. Как бы там ни было, жертв у здешнего узника очень мало. Вот ему и пришлось искать способ… продлить им всем жизнь. Для этого у него есть особое устройство. Оно похоже на большое зеркало с абсолютно черной поверхностью. Узник ставит перед ним жертву, и от нее зеркалом отделяется какая-то часть. Не рука, не нога, а скорее личность. Один из тех обитателей, о которых писал Стивенсон: элемент совокупности, которой является каждый из нас. Узник утоляет свою жажду. Тогда он может себя контролировать, отсекает множество других «я» и выпускает их на волю внутри башни.