неСчастливая дочь

– Я не понимаю, что ему надо. – В голосе Маргариты вновь появляются истеричные нотки. – Он кричит, что Тигран – его единственный наследник и он должен его воспитывать. А потом привозит мне его посреди ночи и холодно припечатывает, что тащить безродного щенка не собирается. Он то кричит и выходит из себя, то извиняется и шлёт подарки, потом обдаёт холодом, и я никогда не знаю, какой Лука со мной говорит сегодня. Каждый раз как с нуля. Удивляется, когда я предъявляю ему его же слова. Мол, не было ничего. И сына он не крадёт, а просто забирает повидаться. Мне кажется, у него что-то не так с психикой.

Зато я, кажется, понимаю, что ему надо. И с психикой у него очень хорошо всё.

– Прошу прощение за моё любопытство, но вашего бывшего мужа зовут Лука Давидович Григорян? – всё же уточняю. Догадки-догадками, а точки на «ё» надо поставить.

– Да, после развода я дала Тиграну свою фамилию, а сама из-за бизнеса даже в браке не меняла.

Несколько минут царит тишина, я перевариваю новости и пытаюсь понять, а надо ли вот мне оно? Ввязываться в семейные дрязги? Но…ведь на её месте могла оказаться я? И вряд ли мой отец был бы столь щепетилен в попытках защитить меня?

– Маргарита, можно без отчества? – ладно, вскрываем карты.

– Да, конечно, вы знаете о моей жизни теперь больше, чем самая близкая подруга, – горько усмехается моя собеседница.

– Понимаете в чём дело, ваш муж обманывал вас все десять лет брака. – сама морщусь от своих слов. Отвратительное чувство, быть гонцом худых новостей.

– В смысле? – удивление на лице выдают только ярко вспыхнувшие глаза. Всё-таки она опытный бизнесмен, к тому же роскошная женщина, что бережёт свою внешность и не позволяет появляться лишним морщинкам.

– Не знаю, знаете ли вы, но ваш отец точно должен был знать моего. Вениамин Асташев, вам говорит что-то это имя? – спрашиваю, будто в прорубь ныряю. Не люблю вспоминать свою семью.

– Асташев…Асташев… – женщина всё же нахмурила брови, пытаясь вспомнить. – Золотой король?

Киваю, не в силах открыть рот. Золотой король, именно так при жизни часто звали отца. Человек, который после распада СССР сумел вернуть себе ещё дореволюционную золотодобывающую собственность. Род Асташевых древний дворянский род, который чуть ли не со времён освоения Сибири занимался добычей и первичной обработкой золота. Отец сумел вернуть всё, что было национализировано, и приумножил это.

– Он ведь умер с семьёй десять лет назад? – лицо Маргариты выражает глубокую задумчивость.

– Не совсем так, в живых осталась младшая дочь – я. Но сейчас не об этом. Лука Давидович был юристом моего отца, а заодно и близким другом. – Набираю побольше воздуха в грудь. Сколько бы я ни работала с психиатрами, всё равно воспоминания о семье для меня болезненны. – В какой-то момент отец даже задумывался о нашем браке. Но, к счастью, решил, что разница в тридцать два года слишком большая. Очевидно, в тот момент Лука Давидович продолжил поиски спутницы жизни и договорился с вашим батюшкой.

– Эм… возможно. Ни отец, ни муж не скрывали, что активно участвовали в «брачном бизнесе», пока договорились между собой. – Увы, таков мир богатых наследниц. Рано или поздно ты будешь продана на выгодных условиях. – Не очень понимаю, к чему вы?

– Дело в том, что ваш бывший муж был вхож в наш дом. А у моего отца была проблема с зачатием наследника. В официальном браке у него родилось две дочери: я и моя старшая сестра Алиса, после этого мама не могла родить. Папе… папе же необходим был именно наследник. Мальчик. Попытки получить наследника он не прекратил и завёл любовниц. Но мальчик не получался. Он активно обсуждал эту проблему с Лукой Давидовичем. В детстве и юности я не раз слушала эти беседы. Так вот, Лука всегда хвастался, что у него каждый второй отпрыск – пацан, и нужно просто больше попыток. Незадолго до моего сватовства и, следовательно, вашего тоже, у нас был загородный праздник, куда Григорян привёз трёх своих сыновей. Все они были от разных женщин, но все носили его фамилию и были вписаны в завещание.

– Вы… Вы шутите. – Лицо собеседницы становится белее мела, и я поспешно предлагаю ей воду. – Такого быть не может! Он клялся! Клялся мне, что сын – единственный наследник.

– Подождите минутку. Не хочу быть голословной.

Я открываю телефон и залажу в глубокозапароленное облако. Там я храню весь семейный архив. Удалить эти фотографии рука не поднимается. Всё же счастливые дни были у меня с семьёй, но… но и смотреть их сил нет. Хорошо, что я отлично помнила праздник, где Григорян был с детьми, не надо перерывать все гигабайты, оставшиеся от когда-то известной семьи. Это был последний совместный пикник с сестрой и её мужем, на следующий день они уехали в отпуск, где и погибли. Дрожащими пальцами пролистываю фотографии, мелькают счастливые лица меня и сестры. Как мы обнимаемся, дурачимся, как её муж играет с нами в бадминтон. Счастливые, юные. Вот серьёзные родители. Здесь они ещё не успели уничтожить меня. А вот и Григорян. Гордый отец. Я более чем уверена, что в тот день он притащил пацанов, чтобы побесить моего папу. И чтобы ещё больше разладить их отношения с матерью. На их совместном фото – это прекрасно видно. Вот счастливый Лука и его дети, а моя мама смотрит волком на отца, тот, в свою очередь, улыбается сквозь зубы на камеру.

Открываю это фото крупнее и показываю своей собеседнице. Она втягивает воздух сквозь сжатые зубы, и сдержанно материться. Все трое сыновей – маленькие копии Григоряна. Как под копирку. Не знаю, есть ли в них хоть что-то от их матерей. Понимаю, как его бесило, что Тигран в мать.

– Зачем? Зачем он врал? – спрашивает Маргарита, вряд ли ожидая ответа от меня, но он у меня есть.

– Он не совсем врал. Ваш сын – единственный наследник. Вашего бизнеса и имущества вашего отца. Пока его официальный опекун – вы. А вот если доказать вашу невменяемость, то это право перейдёт к Луке Давидовичу. Из того, что вы рассказали, Лука целенаправленно вот уже два года делает всё, чтобы представить вас неуравновешенной истеричкой. Более, чем уверена, что все восемь школ с радостью накатают характеристики какая вы неадекватная, а сын у вас не подарок и вообще горе-мать.

Маргарита задумывается. Она не дура, и, хотя эмоции шкалят, мозги включаются. Материнский инстинкт очень силён в этой женщине.

– Но тогда чего он ждёт? – удивляется она. – Сделать это можно запросто вот уже год точно.

– Не знаю. – Пожимаю плечами я. – Здесь может быть всё что угодно. Особенности завещаний вашей родни. Неприятности в бизнесе. В конце концов, выжидает нужный момент. Да и вас раскачать не так просто, как вам кажется. Ваш отец, был достаточно принципиальным чиновником. У него было много врагов, но и друзей много. Вряд ли они смирятся с обвинением вас в неадекватности, если не будет весомого повода. Поэтому я думаю, что скоро будет провокация.

Вижу, как мои слова попадают в благодатную почву. По лицу Маргариты видно, как быстро идёт анализ ситуации.

– Мне нужна хорошая охранная компания. – Задумчиво произносит она. – Консультация юриста, хороший психолог и справка от психиатра.

Вот. Я же говорила. Кремень – баба. Десять минут прошло, и она из истерички превратилась в бизнес-леди.

– А что с нынешней конторой? – уточняю на всякий случай. Вряд ли при таких вводных у неё совсем нет охраны.

– От них Тиграна уже похищали, – задумывается на какое-то время и продолжает, – мне кажется, они связаны с мужем.

– Обратитесь к нашему ЧОП. Там владелец… – многозначительно вожу пальцами. – Мужик такой…классический. Барышню в беде не бросит. Контакты сейчас сброшу.

– А психологом моим будете?

– Простите, не могу. Меня любая комиссия по этике раскатает. Нароют и то, что я потенциальной невестой была, и связь с отцом. – Вижу, как Маргарита расстроенно дует губы. – Но завтра мы с вами можем съездить в кризисный центр. Там неплохой юрист, который специализируется на всяких абьюзерах. Сам он вряд ли потянет противостояние с Григоряном, но может посоветовать кого. В столице сейчас много громких дел про властных мужчин. Там же работает профессиональный психолог с кучей бумажек, так чтобы её не раскатали в суде. Ну и психиатр… придумаем что-нибудь. Если наш занят, то вот здесь я вам точно помогу. Всех лучших в стране знаю лично. – Горько усмехаюсь на этих словах.

Глава 3

«Может кто-то объяснить, где грань между

«никогда не сдавайся» и «если лошадь сдохла – слезь»?

Журнал «Наша психология»

Музыка: «Она» (Нэил Шери)

– Инночка, ну вот ты понимаешь. Он же любит меня. Скотина такая. Так любит. Соколик мой. Первую зарплату кому несёт? Мне несёт! А какие кастрюли дарит! Это же не он всё. Это эти его… дружки ироды! Всё они. Как притащут эту беленькую. Так, всё, на неделю нет его. В запое, ага. А вот как из запоя, так и колошматит меня. Так и я то, что? Не выдюжу, что ль? Да вот дитятки-то при чем? Коли участковый не зашёл бы, зашиб бы. Как есть зашиб Васютку! – голосит моя собеседница.

Передо мной сидит женщина с выцветшими волосами, в чистом, но очень поношенном халате, какой-то несуразной объёмной кофте, шерстяных носках и тапках из бабушкиного комода. Определить её возраст на взгляд невозможно. Что-то между тридцатью и пятьюдесятью.

Это Людмила. Люська. Она уже третий раз в нашем кризисном центре. Конечно, приходит она не сама. Её присылают соцслужбы. Если не придёт, то её лишат родительских прав, а значит, и пособий. Она добросовестно живёт у нас три месяца и возвращается к своему «соколику», который дубасит и Люську, и её детей. В предыдущие разы она была с мальчишкой лет 4–5, в этот раз ещё и с малышом четырёхмесячным.

Наш центр «Вера, Надежда и Любовь» сотрудничает и с соцслужбами, и с разными благотворительными организациями. Кого-то из женщин присылают, кто-то приходит сам. Мой выбор на этот город пал, в частности, и из-за этого центра. Очень уж меня тронула история, когда три женщины, сами прошедшие ад токсичных отношений, выкупили бывшее здание психиатрической больницы, переоборудовали его, и сделали кризисный центр. Здесь принимают всех. И таких, как Люська, и таких, как Маргарита.

У женщины в беде нет социального статуса. Удар от мужского кулака в лицо одинаково больно проживает любая. Другое дело, что не все, далеко не все, могут сюда дойти. И ни каждая с первой попытки понимает, что это шанс и надо им воспользоваться.

В прошлом году, здесь передо мной на месте Люськи сидела Яна. Её пять лет по всей стране гонял неадекватный муж. Она убегала, пряталась, он находил, запирал, отбирал телефон. Она опять убегала. Наш центр был третьим в её истории. Он клялся в любви, обещал, что прекратит, но как только она оказывалась в его власти, бил и прятал. Только после жуткой истории, когда муж запер её в ванной и творил кучу всевозможной дичи на глазах у полугодовалого ребёнка, Яна поняла, что надо бежать по-другому. Действительно, бежать, а не прощать его. Справедливости ради самую большую помощь ей оказал тут наш юрист. Именно благодаря его чётким и выверенным действиям муж Яны сел на пять лет, а она смогла с ним развестись. До этого у неё несколько раз просто отказывались принимать заявление.

– Люсенька, милая моя, – говорю нежным голосом, – так может совсем уйти-то? Может, ведь и, правда, пришибить дитё!

– Люблю его, ирода проклятущего! – заливается мне слезами Людмила. – А он деток любит! Так балует их.

– Люсь, ну бьёт – это же не любит. – Нет у меня особой надежды достучаться до женщины, но пытаться буду до последнего.

– Ой! Да все так живут! Кого у нас в селе не поколачивают? Деваться-то куда? – машет устало рукой.

– Смотри, ты же дояркой раньше работала? – Люся кивает. – У нас здесь на юге области открывается новый молокозавод, какой-то столичный бизнесмен приехал, воротит всё тоже по столичному.

– Это как так? – взгляд женщины становится заинтересованным.

– А вот у него там и детский сад при заводе для лялек, и что-то типа взаимопомощи. Молодых мам ставят в разные смены, чтобы за детьми друг друга смотрели. – Рассказываю, что сама с удивлением недавно узнала.

– Брешешь же, поди? – мотаю головой. – Не слыхала че-то про такое чудо.

– Так он на юге. Под Новоозёрском. – Протягиваю ей визитку отдела кадров нового завода. – Смотри, вот их телефон. Надумаешь, позвони. Добраться поможем.

– Это ты, Инночка, мне дельную мысль подсунула. Пойду-ка, покумекаю. – Встаёт и, гипнотизируя визитку, идёт к выходу.

– Спасибо тебе! Благослови Бог! – крестит меня от порога и выходит. Ну, может, и, правда, задумается. Баба она рукастая, в доме всё на ней держится. Ездила я как-то к ним с комиссией. В отличие от многих в такой же ситуации, там не было ни грязи особой, ни тараканов, ни иной живности. Да старенькое, но чистенькое, аккуратненькое.

В дверь стучат и заглядывает Маргарита.

– Привет ещё раз! – Киваю ей на кресло для посетителей.

– Привет. Слушай, а у вас здесь очень здорово. – Искренне восхищается она, оглядывая мой небольшой, но уютный кабинет.

Я очень люблю свой уголок, с удовольствием обустраивала его. Стены мятного цвета, шкафы и стеллажи белые, журнальный столик, пара современных кресел-качалок под светлое дерево, на них мы и расположились. За ширмой прячется инвентарь для групповых консультаций: флипчарт, набор раскладных стульев, пособия и много всяких разностей. Не хватает только зелени, есть парочка искусственных цветов, но это просто от безысходности. Как бы я ни старалась, все живые у меня мрут. Даже два кактуса не выжили.

– Спасибо! Этот центр много для меня значит!

– Я заметила. Ты здесь как рыба в воде. Хотя и в школе не теряешься. – Маргарита с удивлением смотрит на меня. Так, будто первый раз видит. Ну да, я персонаж сложный, нетипичный. Не даю её аналитическому уму разгуляться и перевожу тему.

– Как пообщалась с Никитой Фёдоровичем? – я сбежала на консультацию сразу, как сдала Маргариту с рук на руки юристу. Вчера не успела пообщаться с новенькими девочками в центре, сегодня пришлось компенсировать. Поэтому подробностей общения Маргариты с адвокатом не знаю.

– Честно говоря, я не ожидала много от общения с юристом в каком-то провинциальном центре. – О! Вот сейчас это Маргарита Антоновна, а не Маргарита. Сурова, собрана, высокомерна. – Была сильно удивлена. В общем, не буду мучить тебя подробностями. Мне дали контакты отличного московского юриста, у которого есть контора и здесь. Он как раз специализируется на сложных «женских» делах. Первично ты оказалась права, по условиям завещания отца, если я погибаю или перестаю быть дееспособной, то управление наследством Тиграна переходит к его опекуну. А наследство у Тиграши… приличное.

– Что делать планируешь дальше?

– Всё как мы и говорили вчера. Юрист будет не местный, психолога пройду здесь у вас. Самое сложное – психиатр. Надо из другой организации, но не купленный. – Взгляд Маргариты становится задумчивым.

– О! Это вообще не проблема! – Встаю и иду к рабочему столу, где в ящике спрятан, на время консультаций, мой телефон. Набираю контакт психиатра, с которым отработала, пожалуй, дольше всего.

– Татьян Всеволодовна, здравствуйте. – Радостно здороваюсь, когда буквально на третий гудок слышу бодрый голос этой боевой старушки. – Как ваши дела?

– Здравствуй, Инночка. Потихоньку акклиматизируюсь вот на новом месте. – Вслед за детьми и внуками она прошлым летом перебралась в Сочи.

– Всё? Вы с концами перебрались на юга? – уточняю на всякий случай.

– Да, дорогая. Здоровье уже не то. Да и внуки здесь. А ты на терапию опять? Так, у меня есть для тебя чудесная девочка. Софья Михайловна. Она докторскую у вас на базе больницы защищает. – В голосе врача звучит искренняя заинтересованность. Последние два года именно она вела меня. Её очень расстраивало, что добиться каких-то существенных результатов в решение моей проблемы не получалось. А я, похоже, уже смирилась.

– Ну… Надо, конечно, но это не главное. Мне для девушки хорошей, освидетельствование пройти. Так, чтобы ни один суд не докопался. Подскажите специалиста?

– Ммм, – задумчиво тянет Татьяна Всеволодовна, замолкая на пару минут, – а давай-ка тогда к двум разным. Вот Софья Михайловна. Она и тебе может помочь, я думаю. Я ведь для тебя за последние два года сделала всё, что в моих силах. Нужен свежий взгляд. Так… в общем, вот к ней иди и сама, и с девочкой своей. Ещё вот. Сергей Константинович – спец именно по освидетельствованиям. Все контакты сейчас пришлю.

– О, спасибо большое! – искренне благодарю. Софью я не знаю, это кто-то из молодых да свежих, а вот Константинович знакомый персонаж. Он делает документы для судов уже много лет. – Нам надо, чтобы вот вообще без вопросов было.

– Ну чтоб вообще без вопросов, дай и мои контакты, я онлайн проконсультирую и курьером справочку пришлю. И к ребяткам, когда пойдёте, на меня ссылайтесь. Всё сделают в лучшем виде.

– Ох, Татьяна Всеволодовна, спасибо вам огромное!

– Не за что, дорогая моя. Ты сама тоже не откладывай. С Сонечкой у тебя все шансы получить прорыв.

– Вы так уговариваете, буду пробовать. – Улыбаюсь в трубку. Пожалуй, можно и попробовать ещё разок. Крайний.

Прощаюсь со своим бывшим психиатром и перекидываю все данные Маргарите.

– Я правильно понимаю, что ты вот сейчас мило щебетала по телефону с Багрицкой? – я киваю. – Той самой, у которой есть весь набор народных премий: и «Выбор пациентов», и «Призвание»? – опять киваю. – Той, которую по телевизору раз в полгода показывают? – и снова киваю. – Обалдеть.

Тихонько смеюсь. Ну не объяснять же всех моих тараканов. Прощаюсь с Маргаритой, которая пошла сдаваться к моей коллеге на консультацию. Сама же переодеваюсь и иду к своему железному коню. Скоро уже закрытие сезона, надо выбраться в выходные на турбазу. Там традиционная тусовка байкеров и просто любителей мотоциклов.

Еду домой и наслаждаюсь вечерним городом. На улицах уже горят фонари, образуя причудливый узор на дорожном полотне и автомобилях. Ветер пока ещё обнимает меня, а не пробирает до костей, как будет уже совсем скоро, как только температура упадёт ниже 5 градусов. Ловлю ритм мегаполиса, что сливается с двигателем моей Пчёлки. Воздух пахнет осенью и городом: сырость и кофе, опавшая листва и булочки из пекарни, смолистый запах елей из парков и аромат жареного мяса из ресторанов. Дорога петляет по улочкам центра, а я будто чувствую само сердце этого места, оставаясь при этом наедине с самой собой.

Глава 4

Глава 4

«Очень сложно искать работу мечты, когда твоя мечта – не работать».

Журнал «Наша психология»

Музыка: «St.Trinians Theme – (Tribute to Girl's Aloud)» (Studio Allstars)

«House of Memories» (Panic! At The Disco)

Меня часто спрашивают, зачем мне помимо работы в кризисном центре, ещё и школа. А вот для этого, скажу я вам. Сижу, анализирую прекрасную методику по адаптации первоклассников в школе. Ничего такого. Детям всего лишь надо нарисовать «Школу зверей». Мы же, психологи, должны проанализировать отношение детей через рисунок. Как у них там всё в детском коллективе? Кого боятся? Кого любят? Слышат ли, что в школе говорят? Как настроение в целом?

И всё вроде бы шло отлично. Пока я не дошла до работ 1 «Б». Смотрю один рисунок, второй, третий и думаю, то ли там всё так плохо, то ли я пропустила какую-то локальную шутку. На всех детских рисунках у доски стоит страшная здоровая обезьяна. Сижу, туплю минут пять, а теперь вот ржу как припадочная. У классной руководительницы 1 «Б» фамилия Гориловская, ну и сама по себе она дама в теле. Вот и получили дети гориллу.

Вдруг короткий стук в дверь, и залетает та самая Гориловская. Смотрит на меня широко распахнутыми глазами и глубоко дышит. Как будто бегом бежала. Рот открывается, а слова сказать не может. Встаю, даю ей воды. Пьёт, ещё пару минут, дышит и выдаёт.

– Я…они…ты представляешь!?! – захлёбывается словами.

– Пока ничего не представляю, расскажешь? – учительница грузно падает на диванчик.

– Ты представляешь! Вызываю к доске решать примеры. Всё, как мы любим распечатанные облачка, нужно только ответы подписать. Выходит мой Кеша и давай пальцами по доске водить. То сводит их вместе, то разводит в стороны. Я ничего не понимаю. Спрашиваю, мол, что случилось. А он говорит, экран у вас глючит, изображение не увеличивает, заменить надо. Изображение! На зелёной доске у него не увеличивается!!!

Смотрит на меня возмущёнными глазами, а потом начинает смеяться. И я вместе с ней. Вот оно: поколение детей, выросшее на гаджетах.

– А они окно-справку над предметами не ищут, как в игре? – сквозь смех спрашиваю.

– Не зна-а-аю! – рыдает уже от смеха педагог. – Пойду спрошу, что ли!

Допивает воду, вытирает слёзы, благодарит и уходит. Ну вот, минутка психологической помощи учителю оказана. Мне остаётся только домучить кусок диагностики и отправиться терроризировать информатика.

Минут тридцать ещё рассматриваю рисунки детей, поражаясь их фантазии и не зашоренности мышления. Рисуя простых зверят, они видят истинную сущность многих вещей. Меня очень поразил рисунок девочки из 1 «А»: такие точные и уверенные линии, даже тени нарисованы местами, хотя времени у ребят было не очень много. Чувствуется, что девочка не только давно занимается рисованием, но и талант у неё есть. Зато её сосед однозначно не художник. С трудом понимаю, что на месте педагога у него собака, а ученики – овцы. Хм…образно. Смотрю на фамилию… А! Точно! У их семьи ферма за городом, там овец собаки охраняют. Очень наглядное сравнение.

В целом ребята в этом году молодцы, по итогам диагностики, скорее всего, будет только пара-тройка ребят со слабой адаптацией, но вечером анализ надо ещё доделать. Сейчас собираю вещи и мчу к информатику, терзать очередную партию старшеклассников. По пути меня ловит директор:

– Инна Вениаминовна, день добрый, на пару слов, – вежливо берёт за локоток и тянет в сторону канцелярии. Локоток аккуратно убираю, но послушно иду следом.

Директор у нас мужик видный: высокий, подкаченный, относительно молодой, не портит его брутальный образ ни абсолютно лысая голова, ни очки. Наоборот, придают какого-то мужского шарма. В первые недели его пребывания в должности в нашем женском коллективе такие страсти бушевали. Ух. Мне кажется, найдётся всего с десяток педагогов, кто не попробовал подкатить к нему. И это либо безнадёжно влюблённые, как Агния Борисовна, либо безнадёжно обиженные на мужиков, как Илона Геннадьевна, наш завуч. К концу первой четверти страсти, конечно, поутихли, но парочку ревнивых взглядов по пути в кабинет директора я на себе поймала.

– День добрый. – Здороваюсь с секретарём, абсолютно непрошибаемой тётенькой, которая работала ещё с ЗИЛ. Она молча кивает мне и продолжает терзать клавиатуру своим идеально алым маникюром. Проходим через приёмную в кабинет директора. Рассаживаемся. Вижу, что Дмитрий Егорович не спешит начинать разговор.

– Дмитрий Егорович, срочное? У меня там сейчас 8 «А» ушатает Игоря Палыча. – Не привык ещё наш информатик к классам в переходном возрасте. Он к нам из колледжа пришёл, поэтому со старшими у него легко складывает, а вот 7–8 его целенаправленно доводят.

– Да-да, прошу прощения. Я, собственно к вам с личной просьбой. – Директор устало трёт переносицу и продолжает. – Я бы хотел, чтобы вы поработали с Мирославой.

– Так, я и так с ней работаю в рамках адаптации, – не скрываю удивления я.

– Нет-нет, я не то имел в виду. Консультации в частном порядке. Вы же наверняка в курсе её непростой истории? – Видно, что подобные просьба непривычны для Дмитрия Егоровича, но я по-прежнему не очень понимаю, о чём он. С адаптацией Славы в классе работаем и там в целом всё без каких-то особенных проблем. Класс открытый, девочка не злобная. Налаживается.

– Честно говоря, не понимаю, о чём вы. – Пожимаю плечами, всем своим видом пытаюсь донести мысль, что искренне не въезжаю в суть вопроса.

– То есть сплетни до вас не дошли? – удивлённо хмурится мужчина.

– Ну, я консультирую многих педагогов, но как-то у них хватает своих проблем, чтобы мыть кости вам, а во всяких сплетнях особо участия не принимаю. – Ещё раз пожимаю плечами, мне скрывать нечего.

– Что же… Дело в том, что я не знал о существовании Мирославы до сентября этого года. – Ого! Нехилые такие новости. Тринадцать лет не знать о собственном ребёнке. – Мы с её мамой развелись много лет назад, и она не сказала мне о ребёнке. Дочка обо мне узнала перед смертью мамы и рванула через всю страну одна, чтобы найти отца. Здесь её поймали, и где-то с пару недель она жила в детдоме. Узнал я о ней по счастливейшему стечению обстоятельств. Если без лишних подробностей, то наша с ней история такова.