Вещи мертвого человека

– Бля, – говорю, – Евгений Васильевич, ну что за ебаная пошлость? «Галочка», «сообрази»… Вы же цивилизованный и утонченный топ-менеджер крупной медиа-корпорации, а не тринадцатый секретарь мухосранского райкома партии, который был распущен победившим капитализмом почти сразу после моего счастливого рождения. Не узнаю вас в гриме, короче.

Главный неожиданно с размаху хлопает крышкой глобуса, причем со всей пролетарской дурью и ненавистью.

Бутылки внутри жалобно звякают.

Ой…

– Да пошел ты в жопу! – ощеривается. – Я что, ради тебя тут турку для ручной варки кофе заводить должен?! Причем обязательно медную, и ручную мельницу в комплект? Мажор хренов. Как женился на генеральской дочке, так решил, что теперь из старой хорошей семьи? Не хочешь видеть Галку, так и скажи! Можно подумать, я не знаю, что ты и ее тоже в койку заволок! Ну, давай, будем отменять заказ. Я тебе растворимого заварю!

Чо это его так понесло? И ведь знает, что Геннадий Петрович – мужчина, конечно, видный, по-своему примечательный. Просто не может не знать, иначе напрасно ест свой жесткий редакторский хлеб с маслом.

А иногда – так даже и с черной икоркой…

В смысле Геннадий Петрович – это отец той самой «генеральской дочки», на которой я, типа, так выгодно и благополучно женился. Который – да, мужик так-то отличный. Но и пальцем бы ради меня не пошевелил. Разве что наверняка, с самого начала и для моей же, не сомневаюсь, пользы, просветил мою биографию, вплоть до самой жопы и иных темных пятен. Через свою не самую простую контору – возможностей там в этом плане до хрена…

Мне плевать на это дело. Абсолютно. Хоть Нинка и предупреждала, с изрядной долей ненависти к родителю…

Ну и что? Пусть просвечивают. Чисто там. Кроме излишней, возможно, пьянки и неразделенной любви к деньгам – никаких особых грехов. И не пошевелит, кстати, ради меня и пальцем товарищ генерал, если только совсем хреново придется. Тогда-то вытащит, наверняка.

А так – фигушки.

Принципы, понимаете, у него…

– Не надо мне растворимого, – бурчу. – Я его по командировкам да по поездам с самолетами так нахлебался, до сих пор при одной мысли тошнит. Даже на банки эти консервные в магазинах смотреть не могу, брюхо сводит. Согласен. И на кофе, и на Галку твою, кобру очкастую. Но пошлость в своих жестах, даже когда они заимствованы, все равно надо уметь замечать. И поправлять, особенно если начальник. Иначе со временем пошлость становится просто тобой. А я этого не хочу.

Он только сплевывает. Хорошо, что хоть в сторону, а не в морду.

– Сам не хочу, – щерится. – Но таковы правила игры. Тебе виски налить?

Таким он мне нравится больше, признаться. Когда внезапно теряет лоск большого медийного босса, а из-под него вылезает недовольная жизнью и поросшая трехдневной щетиной морда профессионального, временами сильно пьющего и потрепанного жизнью, но по-прежнему вполне дееспособного и злобного журналюги.

Не самого худшего в стране, замечу. Сейчас, по крайней мере, таких больше не делают.

Волк.

Элита.

Штучный, как говорится, товар…

– Наливай, – вздыхаю. – Разговор, чую, будет серьезным.

Женя наклоняет массивную голову вбок, брезгливо кривит уголок длинного, породистого, тонкогубого питерского рта. Не торопясь, аккуратно разливает тягучий и драгоценный янтарный напиток на два пальца каждому.

Лед здесь будет выглядеть немыслимой пошлостью.

Этот виски – его даже и охлаждать не надо. А вот водичкой родниковой если разбавить – самое оно будет. Пятьдесят семь градусов, как-никак.

Только где ж ее, суку, взять.

Ладно.

С учетом этой сраной ледяной воды, непрерывно льющейся с неба, с учетом этой тяжелой промозглости, вода родниковая тут могла бы только помешать. Иногда чистая, ничем не скрываемая голая функциональность и простота конструкции лучше любой художественной вычурной навороченности.

Закинул благородный напиток в рот. Обжег нёбо.

Поморщился.

Протолкнул внутрь одним, обжигающим душу и горло, глотком.

Ай, хорошо!

И крепость что надо, и послевкусие шикарное: зрелая, но еще не поздняя осень, прелый лист, тянет торфяниками с чистых, глубоких, поросших кривыми березками и чахлыми елочками северных студеных болот.

Даже согрелся немного.

И даже чуть-чуть, самую капельку, посвежел…

Глава 10. О неразделенной любви к деньгам

– Вот, смотри, – Главный бросил на стол две папки. – Внимательно смотри, как умеешь. Потом скажешь, что думаешь…

Хорошие, кстати, папки. Настоящие. Кожаные.

Старомодные.

С тисненым двуглавым орлом.

А заказчик-то наш – пижон… Так-так, ну-ка…

Быстро просмотрел содержание сначала одной, потом второй: без подробностей, разумеется, совсем «по диагонали».

Нечего там особо смотреть.

Скукота…

Нам тем временем доставили кофе, и Главный довольно неспешно разлил еще по одному стакану. Так же, на два пальца. А больше и не надо.

Я, не спрашивая разрешения, закурил. Главный и не поморщился. Даже пепельницу к столику принести не обломался.

Ну да…

Это – моя епархия.

Абсолютно.

– Жень, – вздыхаю. – И как ты смотришь на это, прости, дерьмо?

Главный задумчиво утыкается взглядом в наглухо затянутое бежевыми вертикальными жалюзи окно. Знаковая, кстати, вещь в последнее время для любого серьезного начальственного кабинета. Разумно, в общем.

К тому же смотреть на этой вашей улице все равно нечего, там один бесконечный дождь…

– Как на заработок, – отвечает, ни секунды не думая. – Или как на халтуру. Или, если хочешь, как на «двойной тариф». Учти, эти ребятишки, которые заказчики, хоть и молодые, да ранние, «добро» получили на таком верху, что к нам никаких претензий быть просто не может. И, да, фамилии исполнителей под текстами тоже здесь не нужны. Вполне сожрется любой псевдоним или «редакционный материал». Да и не будет никто копать сильно. Если какой идиот сунется и ты об этом узнаешь, просто звони мне. Я извещу посредника, и любопытный нос вместе с головой отшибут. Заказчик чем-то людям наверху очень дорог. Возможно, чей-то близкий родственник. Или еще хрен знает какой вариант.

Я со вздохом киваю.

Понятно…

– Понятно, – выпускаю сиреневый дым в потолок. – Две дебильные стартаперские конторы схватились за один и тот же кусок рынка. Причем рынка самого что ни на есть блядского и бандитского по определению. МФО, коллекторские агентства, экономика утюга и паяльника, все дела. Короче – пидарасы, сэр. И у одной конторы внезапно появились средства, судя по всему, заемные. Хватает, чтобы организовать себе дорогой административный ресурс и замочить конкурента, в том числе и через медийку. То есть через нас, многогрешных. На что тоже получено добро. Ну что же, я за это возьмусь, Жень. Только тариф будет не двойной и даже не тройной. Четверной.

– Почему? – смотрит заинтересованно.

Он меня может сколько угодно не любить, но в этой области я вообще-то лучшее, что у него есть. И он мне может полностью доверять.

Это все и решает.

– А потому что они – мудаки, – тяжело вздыхаю, тщательно размазывая не желающий гаснуть окурок по пепельнице. – А мудаки должны платить по максимуму, это просто такой закон природы. Не нами придуманный. Этот сектор, микрокредиты под техпаспорт, который они собираются делить, несколько лет назад уже пытались окучивать взрослые парни из больших банков. Точнее, из аффилированных с ними контор. Но довольно быстро свалили: он бесперспективен. В такие конторы обращаются люди, только очутившиеся на грани отчаяния, а человек на грани отчаяния редко когда владеет интересным для отъема автомобилем. Нет, какие-то потоки там аккумулировать, в принципе, можно. Но под куда меньший процент и не сильно значительные. Ну, блин, нахрен владельцу карты с отсрочкой платежа в три месяца закладывать свою тачку под безумный процент?! Короче, очень проблемный сектор. Очень. Если б передо мной ставили такую задачу, я б тупо отказался. И если они туда так рьяно полезли, то, скорее всего, либо мажоры, либо долбоебы. Скорее первое. Пусть платят, короче. Не люблю…

Главный медленно кивает.

– Мажоры, – пробует слово на вкус. – А знаешь, очень похоже. Но четверной тариф не обещаю. Максимум – тройной. Плюс мои тридцать процентов сверху за преступное использование служебных обязанностей в личных целях. Ну и общее руководство плюс переговоры с заказчиком…

Главный незаметно оказался у изящного, как и все в этом кабинете, сейфа. Открыл. Вынул оттуда конверт.

Бросил на «мой» столик.

Ого.

– Тут двадцать тысяч. Евро, естественно. Это безвозвратный аванс, заказ могут отменить, об этом предупреждали. А в случае добровольного отказа заказчика аванс, естественно, не возвращается.

Я медленно киваю. Ну да, правила игры.

Серьезные подрядчики, типа нас с Главным, по-другому на этом рынке не играют: это очевидный левак, мы тут рискуем единственным, что у нас есть. А именно деловой, простите за банальность, репутацией.

А больше-то у нас и нет ничего, даже с должности снять могут в любой момент. Если найдут, разумеется, кем нас заменить. С этим пока что проблемы, но не вечно же.

Однако риски в любом случае велики…

Снова киваю.

Главный чешет гладко выбритый подбородок.

– Поднимай своих, – кивает в ответ. – Готовьте контент, рисуйте медиаплан, ну, ты понял. Медиаплан и тезисно контент пришлешь на согласование, дальше ждешь трех зеленых свистков. Все понял?

– Yes, sir!

Допил одним глотком виски, собрал бумаги обратно в папки. Поднялся.

– Погоди, – смотрит на меня укоризненно. – Кофе хотя бы допей…

Жму плечами. Вздыхаю.

– Жень, ты свой-то попробуй. Он уж остыл давно. А чуть теплый кофе хуже женщины в климаксе: вроде еще и можно, да еще как, а толку все равно ноль. Вот от вискаря на ход ноги не откажусь.

Он только хмыкнул. Плеснул. Себе на один палец, мне на три. Правильно. Ему еще основную работу работать, это мне по городу кататься, с приятными людьми разговаривать. По телефону и даже через телеграм такие темы обсуждать не стоит.

Лучше уж так.

По старинке.

– И да, – отхлебываю. – Сам понимаешь, для такой работы нам нужен один идеальный исполнитель. Который мог бы совместить в себе роли аналитика по контенту, частично райтера, координатора, которого, если надо, будут слушать очень разные люди. И не просто слушать, а слушаться, потому как ему же еще и имеет смысл заниматься тайм-менеджментом. По службам такое не распределишь, сам понимаешь. Работаем в черную, я сам координатор, финансист, приемщик работ и даже бухгалтер с кассиром в одном лице. Так что, повторяюсь, без такого человека не обойтись…

Женя выхлебывает содержимое своего стакана одним глотком. Наливает еще, уже на два пальца. Снова опрокидывает залпом.

Морщится.

В его рептилоидном облике снова начинает проклевываться нечто почти совсем человеческое.

– Понимаю, – лезет в мою пачку.

Достает сигарету, прикуривает от моей зажигалки.

Он так-то бросил. У него вообще в последнее время ЗОЖ: никакого рок-н-ролла, поменьше алкоголя, а если да – то очень и очень качественного.

Каждое утро километр в бассейне, не меньше.

Умиротворяющий джаз.

Все дела.

Политика, сэр.

На этих этажах уже дуют весьма неприятные ветра…

Выдохнул горький дым. Затянулся второй раз, покатал дым во рту, не глотая. Затушил сигарету в пепельнице.

Выдохнул.

Поморщился.

– Ты же знаешь, – вздыхает. – Я его терпеть не могу…

Я фыркаю. Тоже выпиваю остатки виски из стакана. Подумав, наливаю туда еще. Сам. Получи, жадина!

Сейчас это мой банк, ты уже морально готов…

Закуриваю.

– Ты и меня, – усмехаюсь, – тоже не очень любишь, Жень. Да и я тебя, несмотря на все уважение и к личности, и к занимаемой этой личностью должности. Это же нам не мешает плодотворно сотрудничать? Потому что мы пусть и не любим, но уважаем друг друга. А я еще и признаю твое старшинство. Не по должности – по жизни. Ну и кто тебе сказал, что тебе надо Деда в этом мире любить? Ни у кого ведь сомнения нет – он тебя тоже при первой возможности закопает. Как и ты когда-то его карьеру похоронил. Но тебе ведь нужно, чтобы все было чики-пуки? А лучший среди известных нам, пусть и сомнительных личностей, в этом деле, простите, кто?!

Он снова вздыхает.

Чешет коротко стриженную и уже крепко лысеющую голову.

Снова лезет в сейф, достает оттуда еще один конверт. Аккуратно кладет его перед моим стаканом с виски.

– Здесь еще десятка, – прищуривается. – Это его аванс.

Вот ведь, думаю. И зачем, когда самому деньги вечно нужны, я тащу в схему человека, с которым еще и придется делиться? Когда в кои-то веки прилетел такой жирный заказ. Аж с переподвыпердом. Клиенты и вправду, похоже, реальные мудаки. Которым не грех впарить прайс по самые помидоры.

И Женя их обязательно разведет…

А я… Я своими руками затаскиваю в схему еще и Деда.

И Дед не будет Дедом, если не отгрызет от общего пирога еще и свой, причем вполне реальный кусок.

Глава 11. Визгу много, толку мало

Вышел во внутренний двор редакционного здания, под мерный и по-прежнему мертвый непрекращающийся дождь.

От имени Главного по телефону закрепил за собой в диспетчерской одну из редакционных машин: представляю, как сейчас будут материться «разъездные» бригады телевизионщиков, приспособившиеся поджимать под себя закрепленные за холдингом тачки из нашего общего гаража.

Им, типа, нужнее.

Ничего. Пусть поматерятся – только злее будут. Сам в этой шкуре не раз бывал, знаю, о чем говорю. А то взяли себе моду чуть ли не персоналки за ведущими закреплять, которые им совершенно, кстати, не нужны.

Их работа – исключительно в студии, в поле они не ездят.

Все остальное – понты.

Какие еще «необходимые поездки»?! Не надо мне вешать лапшу на уши, я сам через это проходил. Пока не понял, что больше не желаю работать попкой-диктором: авторская журналистика из телевизора уже почти повсюду ушла. Остались, пожалуй, только старые, поднадоевшие, но реальные, по профессии зубры: Киселев с «России». Зейналова с НТВ.

Да, может, наш Главный.

Даже на «Первом», после того, как Толстой в Думу ушел, обязательную недельную аналитическую программу пришлось на ток-шоу – очень неплохое, кстати, – фактически заменить. А там тоже трудятся люди, вполне понимающие толк в профессии, кто бы что по этому поводу ни говорил. Про разные «оппозиционные» каналы я уж вообще молчу: там реальные клоуны работают.

И это не политическая оценка.

Сугубо профессиональная.

Нельзя призывать на борьбу с Кремлем, не умея выставлять свет в студии – такие, простите, дела. Стыдно просто. Это просто даже эстетически невыносимо: программа «В мире животных» какая-то из самого что ни на есть прошлого каменного века.

В которой отчего-то отсутствует только великий телеакадемик Дроздов со товарищи.

А на камеры поставлены какие-то приматы, не достигшие даже уровня реального дикого шимпанзе…

Зашел под навес.

Диспетчер мои привычки знает. Мы с ней уже, наверное, лет десять знакомы как минимум: как водитель приедет – сразу же позвонит. Тогда и выйду. Чего под дождем-то торчать?

Лучше уж тут покурю…

Тут же зазвонил телефон.

Н-да, думаю.

Для водителя рановато, поэтому, прежде чем отвечать, сначала взглянул на экран: новости – наша профессия.

Ага…

Леська.

Ей-то чего от меня надо? Вот меньше всего хотелось бы сейчас заниматься делами покойного…

Или случилось чего?

– Привет, – говорю со вздохом. – Повторяю вчерашний дурацкий вопрос: что-то случилось, Лесь?

– Повторяю ответ, – сухо говорят в трубке. – Мужа у меня убили. Пусть и бывшего. Биологического отца двух моих детей.

Я морщусь.

Странно. Ну убили и убили. Бывает. Может, правда помощь нужна? Так-то она меня не очень любит. Но это нормально, меня никто не любит, даже, боюсь, собственная жена.

Чего уж про чужих-то вдов говорить.

А эта еще и считает, что я «приручил» ее разлюбезного Стаса, «развратил» его, зачем-то высосал из него все соки.

И бросил.

Ха. Как бы оно не так…

Держу паузу. Не я ей, в конце концов, позвонил.

– Я тут у Стаса в документах порядок наводила, – говорит наконец напрямую. – Кое-что, думаю, для тебя интересное откопала. Хочешь посмотреть?

Вах, думаю. Что там может быть интересного-то? Можно подумать, я не знаю, что Стасик на меня компромат собирал. Всякую грязь, до которой только мог дотянуться.

Он его на всех собирал, хобби у него было такое.

Просто на меня хрен чего такого-эдакого соберешь. Ну да, бизнес, который я от холдинга «курирую», кривой, конечно, причем в полный рост кривой. Но формально, если к нам и есть до чего докопаться – так только по налоговой. Да и то – ну-ну.

Докопался один такой…

А так оно, конечно, дело не сильно приличное, но трудно сказать, что уж совсем незаконное. К тому же заказчики у нас такие, что лучше в эту сторону вообще никому не копать. Себе дороже.

Пиар – штука тонкая.

Нет, конечно, бывает такое, что и наших заказчиков вяжут. В наши суровые времена даже губернатор – это не тихая заводь. И не почетная должность. А при определенных раскладах вполне себе почетное приглашение посидеть несколько лет за забором, подумать.

Но для «тех» раскладов мы никто, мелкая медийная и оттого вполне себе вонючая сошка. С нами связываться – как в той присказке, что поросенка стричь. Визгу много, а толку мало.

Вот на эти «три рубля» и живем.

А так, в остальном – я даже жене особо не изменяю. И не потому, что боюсь, а просто не хочу ни фига. Люблю ее потому что.

– Так, – фыркаю наконец. – Не уверен, что меня там может что-то реально заинтересовать. Но пообщаться, думаю, нам нужно. Сегодня только, извини, никак. И завтра. Я не отмазываюсь, просто реально работы много.

Короткая тишина в трубке. Я просто вижу, как она просматривает календарь. Прикидывает.

Красивая все-таки баба.

Не отберешь.

– И остановить эту канитель не может даже смерть друга, – констатирует. – Что же вы за ублюдки-то такие все? По утрам бриться не страшно, Глебушка? В вас же совсем скоро человеческого ничего не останется ведь. Вот вообще. И Стас был таким же, а может, еще и хуже. Послезавтра у нас что, четверг? Вот и давай вечерком. Не хотелось бы на пятницу переносить…

Глава 12. Водитель Олег Михалыч

Садясь в новенькую редакционную машинку с логотипом, заранее прикинул маршрут, построил его в голове, просчитал график и тайминг встреч еще до того, как поздоровался за руку со знакомым водителем.

Хороший, кстати, парень, хоть и себе на уме. В редакционных гаражах иной тип личности редко когда выживает.

То-сё, вот это всё…

– Давай, – говорю, – Михалыч, сначала на Тверскую тринадцать прокатимся. Идет?

Тот только улыбается.

– Да как скажешь, – кивает, – Глеб Борисыч. С тобой везде с удовольствием, ты нашего брата уважаешь и только по делу гнобишь. А надолго туда? Просто я не обедал еще, а так бы съездил домой, перекусил. Я ж как раз недалеко, на Самотеке живу. И навигатор показывает, что город почти пустой…

Я отрицательно качаю головой. Его вроде Олегом зовут? Или нет? Вот ведь, блин… Ну точно, Олег. А то все по отчеству да по отчеству. Он давно у нас в редакционке работает. По крайней мере, я его уже, наверное, лет десять как помню: с тех самых пор, как сам в эту помойку пришел.

Нормальная тема.

Лезу в бумажник, достаю несколько мелких купюр.

– Нет, – отвечаю, – Олежа. Не получится. Сам знаешь, Москва непредсказуема, как любая девушка. Сейчас вроде пробок даже в проекте нет, а пятнадцать минут прошло – и откуда только надуло. Даже в пандемию так было, чего уж про нынешний постапокалипсис говорить. Так что вот тебе денюжка, прогуляйся до Газетного, там «Макдоналдс» есть. Ты же вроде эти плюшки вполне уважаешь. Вот на вынос и бери. А на Тверскую я на полчасика, максимум минут на сорок. Потом за город поедем. По Новой Риге…

Водитель Олег аж присвистывает.

Ну да…

– Это к Кириллу Дмитриевичу, что ли? Нормальный ход. Хоть поздороваться, давно не видел уж мужика, совсем он у нас в редакции что-то появляться, гляжу, перестал. Опять с Главным поссорились, наверное. Они как увидятся – только искры в разные стороны летят. Лютые оба – жуть…

Интересная, конечно, история. Вот почему все водители так уверены, что их мнение хотя бы кого-нибудь в мире интересует? Меня лично, к примеру, вообще сейчас ничего не интересует по этой угрюмой и на редкость дурацкой жизни.

Кроме депрессии и дождя.

Да и дождь уже давно задолбал…

Машина тем временем потихоньку, продираясь сквозь пробки и объезжая их кривыми старомосковскими переулками, кое-как выползает на Садовое.

Ага. «Город пустой»… Все правильно. Дальше – по прямой до Тверской. Почти до конца…

– Да срать, – кривлюсь, – наш Кирилл Дмитриевич хотел и на Главного. И, боюсь, даже на самого главного срать тоже хотел. Просто смысл ему у нас появляться теперь? Здесь же не телевизор. На телевизор он еще ездит изредка, морду свою любимую подсветить, чтобы народ не забывал. А то мало ли что. Это ж только Главный думает, что он Деда завалил в борьбе за свое кресло. Если б Дед этого сам не захотел – никогда бы не проиграл. А так – просто нашел возможность красиво соскочить. Вот и соскочил…

Водитель Олег Михалыч только фыркает.

Вздыхает.

– Да это все в гараже понимают, – закуривает, не спрашивая моего разрешения. – Дураков-то у нас нет…

Мы, правда, давно знакомы. Он знает, что я тоже курю. И не стукач. Мне это, собственно, ни к чему…

– Дед, – разгоняет ладонью дым, – любого перекусит, если захочет. Это все всегда в редакции знали. Везде. И в гараже в том числе, его мужики наши всегда чисто по-человечески уважали, хоть он и сволочь, конечно, редкая. Но рабочий класс понимает. Просто не хочет он уже ничего…

Я вздыхаю. Тоже мне, философ, господи прости, твою мать.

Почти такой же, как я…

– Ну почему, – тоже лезу в карман за сигаретами. – Что-то он почти наверняка хочет. Просто мы не понимаем, что именно. А так – живет ведь и помирать не собирается. И от денег не отказывается ни фига.

Пока поворачивали на Тверскую, набрал Саню.

– Привет, – говорю, – я минут через пять буду. Где встречаемся? На улице, извини, как ты любишь, говорить не будем.

В трубке задорно хрюкают.

– Да я согласен, – отвечает, не здороваясь. – Это не дождь, а просто какой-то пиздец. Такое ощущение, что нас всех скоро тут смоет нахер. Или того хуже, плесенью какой зарастем. Короче, ты, не доезжая до нас, такой паб «Челси» знаешь?

Задумываюсь. «Челси»…

«Челси»?!

– Это минкультовский кабак, что ли? – вспоминаю неожиданно. – Нихуяссе. Там же, извини за выражение, пидарасы одни…

Водитель, накинувший уши на трубку, коротко фыркает. Я машу рукой: за дорогой давай смотри…

– Не, – перебивает. – С Минкульта там народ действительно собирается. Но не гомосеки. Гомосеков в Министерстве культуры у нас, безусловно, много, но собираются они немного в другом месте. Хочешь, покажу?

Ну уж спасибо, думаю.

Уважил.

Я лучше пешком, извините, постою.

– Спасибо, не надо, – бурчу. – Мне пидарасов и в редакции хватает. И не только в редакции, но и по жизни вообще. Не знаем, куда и девать. Короче, я уже к Пушкинской подъезжаю. Давай бегом…

Пушку мы действительно уже, считай, проскочили. Свернули в Большой Милютинский, через холодные плети косого, снова разбушевавшегося дождя.

Вот он, «Челси».

Совершенно неприметная дверь…

Выскочил из машины, пока успел добежать – уже полные кроссовки воды.

А говорят – непромокаемые. И неубиваемые. Дурят нашего брата, короче.

Ой…

Внутри оказалось неожиданно уютно. И даже светло. Но все равно как-то волгло и немного промозгло.

Как, наверное, все и везде этой ублюдочной осенью.

Глава 13. Кому это было надо?

Сашка уже ждал внутри. Бегом, что ли, бежал?

Высокий, сутулый, весь какой-то удивительно нескладный, с простецким деревенским лицом и пижонистыми усиками, подкрученными и напомаженными, но абсолютно не подходящими к вечной одутловатости чуть рябоватой физиономии. Он больше походил на чуть поднабравшего бабла мелкого провинциального барыгу, чем на москвича в «надцатом», насколько я помню, поколении. Да еще и из «старой» московской – профессорской, кстати – семьи.

Я его давно знаю. Еще деды дружили…

– Привет, – говорю, – еще раз.

Он тяжело вздыхает. Смотрит в мою сторону ничего не выражающими глазами немало в свое время выпившего человека.

– Ну, здравствуй, – макает роскошные усы в густую пивную пену.

Пиво, кстати, безалкогольное.