Вне контекста

Шеф дёрнул бровями.

– Видишь ли. Илькин прав. И Олег тоже. Тут надо… э… что-то делать. Это, как бы тебе сказать, необычный курорт. Здесь люди… вроде как опыт новый зарабатывают.

– Нью экспириэнс? – обрадовалась Натали.

– Вроде того.

– Так как мне ноут сделать?

– Я тебе могу рассказать, как я овощи с фруктами выращиваю, а ты уж по аналогии действуй. Сажая деревце или семечко, я очень чётко представляю, как оно растёт, как появляются первые листики, цветы. Какими должны быть плоды. Чем ярче и чаще себе это представляю, тем быстрее собираю урожай. Понимаешь?

– Понимаю. Визуализация. Но это ж свихнуться можно. Только о грушах думать.

– Поначалу тяжело, да. Но потом даже не замечаешь мысленной работы. Спокойно думаешь о нескольких делах сразу – мысли текут, как ручейки, не пересекаясь. Сейчас у меня десять-двенадцать ручьёв одновременно бежит, вот дела и делаются.

– Десять разных визуализаций одновременно?

– Это что! У Илькина их сотни. На то он и Наставник.

– Чего-о? Чей он наставник? Прохиндей он, вот кто! Ладно. А бывают деревья, на которых ноуты растут?

– Это ты у Олега спроси. Он у нас по диковинным деревьям мастер.

Она думала до самого вечера.

Воображала большое и красивое ноутовое дерево. Заниматься этим пришлось самой – Олег фыркнул, чтобы не приставала с глупостями и не отвлекала от важных дел. Это она, любимая девушка, отвлекает! Что может быть важнее её? Натали выкопала ямку, воткнула туда палку с корнями, выпрошенную у Садовника, и мрачно на нее уставилась, представляя серебряные листья и маленькие ноутята между ними. Мысли скакали, уплывали, без конца норовили переключиться на что-нибудь новое. То на горячую ванну, в которую она окунётся сразу по возвращению. То на Алёнку, которая лопнет от зависти, раздуется, как жаба, зелё-ё-ёная такая, ква-а-а… То на Олега, который её словно и не замечает, а потому и завидовать Алёнке, получается, нечему… Но она не сдавалась. Вновь и вновь мысленно возвращалась к ноутам. Однако наутро, вопреки ожиданиям и разболевшейся голове, ничего не выросло. Тогда она раздобыла у соседей обломок железного лома и до рези в глазах пялилась на него, представляя, как тот растягивается в тонкую пластину, как возникает клавиатура, экран, наклейка с розовыми сердечками на крышке. Лом и не думал меняться. Может, стесняется? Натали отвернулась. Потом она сунула лом под кровать, ушла из дома и шаталась по посёлку около часа. Возвратившись, к кровати подошла на цыпочках. Прежде чем наклониться, шумно вдохнула и выдохнула от волнения. И наконец, решилась посмотреть.

Лом издевательски блеснул сталью.

Когда в дом соизволил вернуться Олег, она рыдала навзрыд, лёжа на кровати и зарывшись головой в подушку. Парень потоптался на пороге, затем соблаговолил подойти к ней, попытался обнять, что-то лепетал, но Натали его оттолкнула.

– Бросил меня, а я тут сама весь день делала ноут, а он не сделался, и Шеф твой меня обманул, а тебе и дела нет, я тебе совсем не нужна, – выпалила она.

Вернее, попыталась выпалить. Сквозь рыдания получилось что-то вроде:

– О-о-ил ея-ууу ама е-ееень оу-ут не-а-а-ся. Шеф вооой ме-яя оауууул, а теее и ела-ет, я е-е-е-оем не нужна!

Олег моргнул.

– Ты мне очень нужна. Что за глупости. Но я должен работать, потому что…

– Потому что, и-ик, так сказал Илькин! А у меня – вот!

И сунула ему под нос лом.

Парень повертел его в руках.

– И что?

– Что, что! Ноут мне сделай, – после чего плюхнулась на кровать и, демонстративно всхлипнув, отвернулась к стене.

Она гуляла по картине. Не знала, откуда ей это известно. Не помнила, как картина выглядит, а находясь внутри – не разглядеть целого. Только отдельными цветами и можно любоваться – лазурный, лиловый, бледно-коралловый… Хотелось вознестись над картиной и увидеть её всю, вспомнить, рассмотреть каждую чёрточку. Но, увы, приходилось довольствоваться цветовыми пятнами, а те, как ни старайся, как ни напрягай зрение, не желали складываться во что-то хоть немного осознанное.

А ещё она чётко помнила, что должна выложить картину в ВК. Сфотографировать и выложить. Обязана просто. Но как это сделать без ноутбука, да ещё и находясь внутри той самой картины?

Раздался смех. Где-то хохотала Алёнка. Она всегда смеялась, когда у Натали случались неприятности. И всегда подлизывалась, когда дела шли хорошо. С самой школы. Вся их дружба держалась на смехе, подлизывании и хвастовстве. Натали стало горько. Впервые за годы дружбы. Показалась она какой-то… ненастоящей, нарисованной неким художником от скуки, между истинными шедеврами.

Земля под ногами вдруг сделалась мягкой и вязкой, словно густые краски, она почувствовала, что тонет. Отчаянно замахала руками, закричала и тут же захлебнулась разноцветной жижей. А в следующий миг каким-то чудом оказалась на бирюзовом островке, но тот уже уходил под коричневую воду. Её окатило холодом.

И она проснулась.

Первое, что увидела – ноутбук. Стоит на тумбочке новёхонький! Блестящий с серебристой мышкой и даже небольшими колонками. Натали запищала от радости, перевалилась через дрыхнущего Олега и бросилась к сокровищу.

– Как? Как ты это сделал? Я два дня промаялась. Ты думал о нём?

Олег приоткрыл сонный глаз.

– Просто сделал и всё.

Натали подумала поцеловать его в щёку, но решила не тратить время. Включила долгожданный ноутбук – «Даже заставка моя! Зачот» – после клацнула на иконку «Оперы».

– Ух ты.

Открылась страничка Вконтакте.

Вот я им сейчас расскажу, какие чудеса для меня парень творит! Нет, сначала напишу Алёнке, что она – ненастоящая. Настоящее только… только… Что же? Что-то важное мелькнуло лазурной волной из сна и растаяло. Да и не до того стало.

Натали клацнула на ссылку «Новости друзей», но… осталась на своей странице. Попробовала перейти в сообщения, на главную, в раздел музыки – безуспешно. Доступной оставалась только её страничка с её же фоткой, где она показывает язык всему миру.

Стоп!

Почему здесь эта фотография? Должна же быть картина. Та самая, ну… Натали лихорадочно вспоминала, что же изображено на картине, но образы ускользали от неё. Осталось лишь ощущение чего-то такого… такого… В общем, достойного того, чтобы встать на место её собственной фотографии!

– Где она? Олег, где? Это неправильная страница, слышишь меня? Фотка не та. И ссылки не работают. Да проснись же!

– Солнышко, я всю ночь сочинял тебе ноутбук, дай поспать, – Олег стряхнул с плеча её руку и плотнее закутался в одеяло.

Натали растерянно уставилась в экран.

Контекст Сильвии

Иру она не тронула. Проявлять Константина тоже не торопилась. Не то, чтобы поверила рыжей, но… Сколько хозяйка небоскрёба живёт в этом мире, столько ему и удивляется. «Всё может быть». В одном она уверена – в сгоревших розетках и прочих поломках виноваты не Костя с Ирой, а повсеместное нарастание энтропии. Она и так снижает масштабы разрушений – где может, разбрасывает вероятностные события. Иными словами – или у всего небоскрёба крыша провалится, или у десятка-другого жильцов лампочки перегорят, кран протечёт, табурет развалится… Мелочи, которые гораздо легче исправить, чем починить всю крышу.

Мелочи… Только не для Святослава Рассветного! В идеале, на него бы вообще не разбрасывать, во избежание истерик. Но так не получится – энтропия не всегда спрашивает, на кого ей разброситься. Да и несправедливо это – выделять одного. Разве что – свести его «долю неприятностей» к минимуму.

Пока же – сделаем гению приятное. Его рыжей заступнице давно пора пройти испытание, которое покажет, чем она может быть полезна небоскрёбу. Собственно, слово «испытание» весьма условно – оно затеивается, скорее, чтобы помочь человеку определиться: «Куда себя приложить? С чего начать?» Потому как те, чей ответ «никуда», и без всяких проверок развоплотятся.

А Вика в рамках экзамена пусть приведёт в порядок квартиру – хотя бы спальню – своего кумира. Чем не общественно-полезное дело? Авось подобреет гений к соседям.

Вика заданию обрадовалась. Понеслась в мастерские, что располагались в стилобате, и не вылезала оттуда две недели. Она сплела для «Святика» бело-синие шторы-макраме, она высмотрела себе из окна фотолаборатории персональный вид – с горами, белоснежными верхушками и пронзительно синим небом – сфотографировала его и создала фотообои на всю стену, для остальных стен надумала светлые обои со снежинками и наклеила их на пару с дочуркой, Ланой. Она лично вырезала из дерева причудливый абажур для новой люстры и расписала его в тон горной вершине.

Под шумок ещё и выпросила себе новую квартиру на пятьдесят втором этаже, рядом с Рассветным. Чтобы работалось лучше. Сильвия не возражала. Тем более что маленькая Лана, пришла в восторг от «высокого этажа». Пока мама возилась с квартирой гения, девчушка нашла себе занятие – взбиралась на подоконник на лестничной площадке и сочиняла истории про каждый пока ещё бутафорский небоскрёб, что виднелся из окна. Сильвия подумала, что неплохо бы записывать за малявкой её выдумки. Авось пригодятся потом, когда до нового строительства дойдёт дело.

Тем временем, испытание Вика прошла, несмотря на заявление гения, что «он сделал бы всё по-другому».

И сделал.

Через день после того, как рыжая закончила работу, небоскрёб проснулся от воя. Впрочем, конкретно Сильвия проснулась от стука – за дверями топтались старосты этажей.

Хозяйка небоскрёба вздохнула. Опять станут жаловаться на Святослава и спрашивать, почему он до сих пор здесь, если ничего не делает, только шумит, думать порядочным людям мешает, почему он вообще остался в их общем доме, хотя даже испытания не прошёл. Особенно Николай, староста первого уровня, упорствует в этом вопросе. Оно и понятно. Хозяйка небоскрёба придумала старост, чтобы облегчить себе задачу – по мелким вопросам жильцы обращались к её «заместителям», каждый староста отвечал за пять-шесть этажей. К ней приходили, только если сами не могли решить некий вопрос. Но, как правило, решали – со старостами она делилась информацией о мире, рассказывала им чуть больше, чем всем остальным. Знали они больше других жильцов, умели больше. И, разумеется, в старосты кого попало не выбирала, слишком большая ответственность на них лежала. Например, Николай – высокий, крупный мужчине с орлиным профилем и рабочими руками – отвечал за звукоизоляцию небоскрёба. Как староста первых пяти этажей, что располагались сразу над мастерскими стилобата, он следил, чтобы шум мастерских не заглушал жизнь дома.

И с задачей своей справлялся отлично, всякий житель небоскрёба всегда мог отдохнуть или поработать в тишине. Но даже старосте первого уровня досаждал буйствующий наверху Рассветный. Заглушить гения оказалось непросто. «До каких пор, хозяйка, нам его терпеть?» – как наяву звучал голос Николая.

Если бы она могла ответить.

Как объяснить загадку, которую сама не можешь разгадать? Она никогда не промахивалась. Ни до Святослава, ни после. Если человек талантлив – он талантлив везде! Где бы ни оказался. Да, нужно время на адаптацию, да, не все сразу понимают и принимают правила небоскрёба… Может, Святославу нужно больше времени? Может, что-то сломалось в нём при проявлении? Или дело и правда в бывших супруге и друге? С другой стороны, он до сих пор здесь, хотя живёт в небоскрёбе и не работает гораздо больше месяца. Ещё одна загадка. И она не имеет права сдаваться, пока не найдёт ответов.

Сильвия выскользнула из шелкового серебристого пеньюара, натянула джинсы и клетчатую рубашку и, оставив волосы струиться по плечам, пошла к старостам.

Вопил Святослав знатно!

И было из-за чего. За ночь свежеотремонтированная спальня превратилась в обшарпанное нечто, ещё более убогое, чем до Викиной работы.

– Это всё они! Они! Всю жизнь мне завидовали – и здесь, и там. Всю жизнь пакостили! Всю-ю-ю…

Гений уселся на пол, обхватил голову руками и причитал, раскачиваясь из стороны в сторону, вокруг бегала рыжая и успокаивала его, словно ребёнка. Её собственный ребенок уныло топтался на пороге.

– Я им… То есть – ей, это она…

– Все выйдите. Прочь, – холодно отрезала Сильвия.

Все не возражали, только Вика ещё несколько секунд цеплялась за рукав рубашки гения, пыталась возразить, что остается, но отступила перед льдом зелёных глаз хозяйки небоскрёба.

– Святослав Рассветный! – рявкнула хозяйка, оставшись с оным наедине. – Немедленно возьми себя в руки!

Святослав, привыкший к жалобным стенаниям Вики и мягким увещеваниям самой Сильвии, вздрогнул и притих.

– Ты же – талантливый человек. Профессионал. Твое бюро интерьерного дизайна не знало себе равных. А теперь ты не в силах починить розетку и приклеить обои. Стыдно!

– Я… Я – творец, – Святослав неуверенно поднялся на ноги. – Не моё это дело розетки чинить.

– В этом доме не бывает постыдных дел, – отчеканила Сильвия. – Любая работа – добрая и почётная, идёт на благо тебе и соседям.

– В задницу соседей, – вяло отмахнулся творец. – Посмотри, что они с моей квартирой сделали. Посмотри! Это доказывает, что они…

– Нет. Это доказывает, что ты – и только ты – неспособен сохранить то, что сделали для тебя другие. Даю тебе не-де-лю, чтобы вернуть комнате приличный вид. Сделай, наконец, хоть что-нибудь сам. Думай о хорошем, сколько тебе повторять? Не о прошлых обидах, а о том, что можешь создать сегодня. Можешь ведь!

Творец растерянно моргнул.

– Неделю, Святослав! Потом я приму меры.

И вышла.

Она не была уверена, что сможет избавиться от Святослава. Слишком уважала его в прошлой жизни, слишком много надежд возложила на него в этой… Да, ни одна не оправдалась, но всё же некая польза от его появления в небоскрёбе была. Костя и Ира. Вот уж кто послужил на благо общего дела.

Даже сейчас, когда Ира одна…

Сильвия остановилась. А ведь она ни разу толком не поговорила с Ириной. Нет, они обсуждали массу деловых вопросов, особенности жизни в небоскрёбе, но никогда не общались «по душам». Даже после случившегося с Костей. Сильвия сообщила молодой женщине, что с её спутником произошло несчастье. Та молча выслушала, кивнула, отвернулась. Сказала, что хочет побыть одна. Сильвия ждала, что Ира придёт к ней с разговором, с просьбами, с требованиями вернуть дорогого человека, но та не пришла. Хозяйка небоскрёба запустила ладонь в чёрную гриву волос. Она сотни раз выслушивала от Святослава, как его предали, использовали, бросили… В конце концов, научилась – как и большинство жильцов – пропускать нытьё мимо ушей. И при этом ни разу не поинтересовалась версией Иры. Или Кости. Не хотелось в чужом белье ковыряться – испытание прошли, пользу приносят, сам Святослав не развоплощается – и ладно.

Что же, пора наверстать упущенное.

Она прошла к лифту, спустилась на два этажа и подошла к двери, выкрашенной разводами в лиловые тона. Постучала.

Контекст Олега

В душевой кабине просел пол.

Любила Наташа поплескаться от души, вот и прогнило дерево. Впрочем, в этом доме без конца и края что-то портилось, барахлило или вовсе исчезало. Вчера, например, пропали огурцовые грядки. С вечера были – утром нету. Помидорные осталась, а на месте рядков огурчиков – неподнятая целина. Сколько ни моргал растерянно Олег на строптивый огород, сколько ни бегал кругами – огурцы не вернулись.

Порой Олегу казалось – это все делается специально, чтобы жители без работы не остались. Только кем делается? Грядку пришлось снова вскапывать, семена – засеивать. Потом ещё и Наташа со своим ноутом… Говорит: страница Вконтакте не перегружается. А как она перегрузится без интернета? Он что смог – то и сделал, в конце концов, его возможности не безграничны. И вообще, если бы он хоть понимал свои возможности… Но, как бы там ни было, надумать некий предмет – хоть светильник, хоть ноутбук, хоть дерево с булками – это одно, а всемирную паутину из ничего соткать – совсем другое. Это слишком даже для столь странного места…

Впрочем, Наташа успокоилась. Принялась писать на «стене» статичной страницы Вконтакта сообщения и сама же на них отвечать. Какие-то философские рассуждения о «настоящем» и «ненастоящем». Дово-о-ольная! Ни одного плохого комментария. И пускай. Меньше под ногами болтаться будет. Из-за душа, опять же, не возмущается – некогда…

А он может спокойно заменить прогнивший деревянный пол конструкцией из труб, пенопласта, цементно-песчаного раствора и нержавеющих металлических пластин. Сверху предполагается резиновый коврик. Что-то раздобыл у соседей, один раз пришлось заглянуть к маме Лейле – за сварочным аппаратом и аккумулятором к нему. Сваркой Олегу заниматься не приходилось, но к аппарату прилагалась инструкция. И только он разобрался с принципами действия зверь-машины, как почуял чьё-то присутствие, даже в ушах тренькнуло. Олег замер над «сваркой» с узкой трубой в руке, медля, прежде чем оглянуться. Неужели Наташа устала от странички, а он не успел…

– Она не устала. И в этом её проблема.

За спиной стоял Илькин. Мысли он читает, что ли? На каком-таком основании? Возникло жгучее желание развернуться и ка-а-ак дать трубой. Но он сдержался, осторожно положил железяку на землю. Обернулся.

– Она ничего не делает, – продолжил тем временем Илькин. – Здесь так нельзя. Кто не работает, тот…

– Не ест?

– Нет. Пропадает. Исчезает из нашего мира. Совсем.

– Что ты несёшь? Ты нас домой обещал вернуть через месяц, помнишь? Прошёл уже твой месяц!

Илькин грустно посмотрел в сторону дома, туда, где росло хлебное дерево.

– Разве вам здесь плохо? Это хорошее место. Ты здесь прижился. Даже более того. А вот Наташа… Месяц – время, которое можно здесь жить, бездействуя.

– Не понял. Ты что… Ты всё врал про возвращение домой?

– Олег, отсюда не возвращаются. Только развоплощаются.

– Чушь какая-то. Мы что – мертвые? Мы в раю? Или в аду?

– Ни там, ни там. Мы – в хорошем месте.

– Ещё раз повторишь про «хорошее место» – по зубам дам, – процедил Олег. – Вытащи. Нас. Отсюда. Верни домой. Ты обещал.

– Здесь ваш дом. И если хочешь, чтобы Наташа жила с тобой долго и счастливо – уговори, заставь её работать. Хоть как-нибудь.

Олег сидел на сварочном аппарате, прижав к вискам ладони. Илькин исчез по своему обыкновению – то есть, внезапно и не прощаясь. Видимо, за зубы испугался. Он почти всегда появлялся и растворялся в воздухе неожиданно, кроме того, Олег даже не знал, где его искать в случае чего. В доме мамы Лейлы сыночка никогда не наблюдалось, отдельного дома у него не было. Во всяком случае, Олег не раз обойдя посёлок вдоль и поперёк, ни разу не встречал жилища черноглазого. Соседи на вопрос: «Где его искать?» – отвечали: «Он сам тебя найдёт». Не в небесах же он обитал? Хотя, с этого станется.

Впрочем, неважно.

Он так и не разобрался с местом, в которое их занесло. Не разгадал ни единой загадки. Даже Наташа, которая сначала поверила в «месячный аттракцион с приветом» уже начала что-то подозревать. Здесь не действовали привычные законы физики, биологии и прочих наук. Сельчане же либо тщательно хранили секрет «аттракциона», либо и сами не знали, как он устроен, просто привыкли к странной жизни. Люди вообще склонны привыкать. Только не он!

– Олег, я так больше не могу! Настрой мне интернет правильно. Мне нужен Яндекс или Гугл. Ой, а что с душем случилось?

– Мы уходим, – он резко встал.

Наташа заморгала.

– Домой?

– Да. Сегодня.

– Наконец-то. Мне здесь ужасно надоело. Олежка, не надо больше таких шуточек…

– Тихо. Слушай меня. Выдвигаемся, как только стемнеет. Собери еды в дорогу – неизвестно, когда и где удастся раздобыть новую. И не придумай каблуки надеть.

– Олежка, ты меня пугаешь. Это что – новый квест?

Он на секунду прикрыл глаза, вздохнул.

– Наташа. Шутки кончились. Прости, я надеялся найти выход. Но я понятия не имею, что это за место, и как мы в него попали. Всё, что я знаю – надо выбираться отсюда немедленно, и нам никто в этом не поможет. Возможно, даже будут мешать.

Наташа всхлипнула, скривила личико, впрочем, тут же передумала плакать, открыла рот, чтобы что-то сказать. Но Олег её опередил.

– Зайди в дом и не выходи никуда до вечера. Можешь поспать, если удастся. А я продолжу чинить пол в душевой, чтобы подозрений не вызывать.

К его удивлению она послушалась.

Наташа действительно заснула.

Олег смотрел, как она лежит, привычно сунув кулачок под щеку, и думал о том, что он должен, нет, обязан её вытащить! Даже ценой своей жизни, если понадобится. Кто-то сыграл с ними злую шутку, кто-то за это ответит. Однажды. Но сначала надо выбраться. И убедиться, что Наташа – в безопасности. А потом разобраться с юмористами.

Не к месту вспомнилась Сильвия, встала перед глазами, как наяву, тряхнула «конским хвостом», повернулась в профиль так, что видно родинку на правой щеке. Он любил её, как не полюбит ни одну женщину. К Наташе чувства совсем другие. Её хочется защищать, оберегать, лелеять. Сильвия сама от кого угодно защитит…

Наташа перевернулась на спину и сладко потянулась. Как жалко будить, но надо. Тронул за плечо, легонько потряс. Девушка открыла глаза, зевнула, приподнялась на локте. Какая же она хрупкая! Всегда была худенькой, но сейчас – будто из стекла сделана, кажется, коснёшься – и рассыплется. И ведь вроде питается нормально, благодаря Поварихе, как-её-там.

– Пора идти, – тихо сказал он.

Наташа тоскливо посмотрела в тёмное окно.

– Ты уверен? Сейчас?

– Да, так надо, – он встал, протянул ей сумку с одеждой. – Вот. Возьми. Раздобыл сегодня у Портного. Сказал, ты решила огородничеством заняться. Он обрадовался…

Наташа достала из сумки широкие джинсы, джинсовую куртку, футболку и косынку. Скривилась.

– В этом тебя никто не узнает, если вдруг выглянет в окно, – быстро объяснил Олег. – Все привыкли, что ты рассекаешь по посёлку в шортиках или тунике. А косынка – фиолетовые волосы спрячет. Не дуйся! Ты выбраться хочешь или нет?

– Спать хочу, – хныкнула девушка, натягивая джинсы. – Ужас какой. Я на мешок похожа. А мы дерево выкопаем?

– Некогда. Я… Я тебе новое выращу. Дома.

– Честно?

– Честнее некуда. Одевайся.

В освободившуюся сумку сложили Шефовы груши, домашние колбаски от Поварихи и, конечно же, булочки собственного урожая!

За весь месяц Олег не увидел ни единой тропики, которая уводила бы из посёлка. Но он найдёт её. Сегодня же. Он думал о ней весь день и весь вечер, и не сомневался, что она сама ляжет под ноги, стоит им выйти из дома. И она легла! Узкая, едва заметная в траве, ведущая за дом – Олег готов был поклясться, ещё полчаса назад её не было. Они прошли мимо круглого озера, дошли до озера в виде подковы, и всё время путь их лежал задворками, ни разу не пришлось идти мимо чьей-то двери или окна. В лесу тропинка виляла между деревьями, дважды их пугала крупная ночная птица. Несколько раз Наташа просила передышки, усаживалась на землю и съедала что-то из запасов. Шла она после каждого привала всё медленней. Платок на голове скособочился, в конце концов, девушка его сняла и бросила в кусты, слабой рукой взъерошила волосы. Казалось, силы покидают её с каждой секундой. Олег тоже устал, но был готов идти и идти без остановки, дни напролёт, нести на себе Наташу, если понадобится.

Лес закончился на рассвете.

Олег с Наташей остановились у подножия горы, прищурились от утреннего солнца.

– И что теперь, – выдохнула Наташа, задирая голову. – Лезть?

– Будем идти по тропе. Где-то наверняка есть перевал. А за горами должна быть цивилизация. Нормальная, – последнее он добавил неуверенно.

– Есть хочу, – девушка сунула руку в сумку, извлекла кусочек колбасы и грушу.

Булочки закончились.

– Надо было дерево брать ш шобой, – она впилась зубами в колбасу.

Перевал нашёлся быстро. Широкая зелёная дорога между двумя горными склонами, поросшими мхом и колючим кустарником с синими листьями. Солнце спряталось, над беглецами сгущались тучи.

– Как бы дождь не пошёл, – испугалась Наташа.

– Пускай идёт. Следы смоет.

И остановился. Замер, открыв рот.

Путь обрывался. Горы обрывались. Даже хмурые тучи – и те обрывались здесь, у края… чего? Реальности? Мира? Воздух от земли до небес подёрнулся разноцветной полупрозрачной дымкой, она дрожала и переливалась, в нее упирался горный хребет, к ней прислонился камень у подножия, у неё застыло небо. А за ней не было ничего. Олег подошёл ближе, протянул руку, но не решился коснуться.

– Олег, я боюсь, – раздалось сзади.

– Я тоже ничего не понимаю, но…

Он обернулся, и теперь уже испугался сам.

Наташа, его дорогая Наташа, стала полупрозрачной, словно дымка у края. Сквозь неё виднелись кусты и дорога. Олег моргнул, отгоняя наваждение, но оно лишь усилилось.

– Я боюсь, – прошелестела девушка.