Вне контекста

Сильвия кивнула, попыталась отстраниться.

– Каждый делает то, что умеет, – продолжила рыжая девица.

А Сильвия параллельно отметила, что зовут ее Вика, она – из новеньких, проявилась вместе с пятилетней дочерью, Ланой, в отличие от матери – кареглазой и темноволосой. Живёт на тридцать втором этаже. Старостой там Пётр, химик-технолог, отзывался о новой подопечной неплохо, но без восторга. Испытания ещё не прошла, но уже не раз замечена в компании гения Рассветного.

– А они только и умеют, что на чужом горбу выезжать. Они и раньше Святика использовали, а сейчас развернулись на всю катушку. Уж не знаю, как, но перетянули на себя все его умения, все таланты. Вот увидите, если эту коварную Ирку убрать, он мигом воспрянет духом и встанет на ноги.

Сильвия, наконец, освободилась от хватки рыжей. Бред какой-то. С другой стороны, как верно заметила Вика, «в нашем мире возможно всё».

– Я подумаю над вашими словами. Спасибо.

И пошла по коридору к лифтам. Вика же радостно бросилась к двери Рассветного.

Контекст Художника

Капитан высок, плечист да бородою рыж.

Но на бело-чёрном рисунке выходит он просто плечистым и весьма бородатым, а росту неопределённого. Подбородок квадратным получается, а бледную голубизну глаз не передашь. Художник скользит по рисунку взглядом тоскующим, суёт в папку небрежно. Чистый лист вынимает. Разгуливает по седьмой палубе – любит он пассажирскую зону, персонал незаметен, нахальных матросов здесь вообще не встретишь, пассажиры больше собой заняты и своим местом на лайнере, на чужие дела глядят мало.

Художник уходит вглубь палубы, задерживается у барной стойки, здесь нынче сеньора Равиоли дежурит, жена мадридского миллионера – молодость вспоминает. Дама в вечернем платье, с бриллиантами на пышной груди, с высокой причёской иссиня-чёрных волос и ловкостью рук необычайной – коктейли в бокалах смешивает один за другим. Чем не муза для творца? Но Художник иную модель примечает: мужчину с прищуром хитрым, мимикой богатой и лысою макушкою, роста среднего, телосложения обычного, только чуть ссутуленного. В прошлом – писатель известный, русский, но последние годы живший в Испании. Сейчас – такой же пассажир лайнера, как и все здесь, никому не нужный. Алексеем зовут или просто Алексом, а фамилию не помнит художник. На «В» что-то. Или – на «Б». А может, и на «Д» вовсе. Лень вспоминать, кому нужна она, фамилия?

Взмах руки, карандаш пляшет в пальцах. Художник на стойку опирается, скукоженный силуэт набрасывает.

Бывший-известный бродит между столиками, проходит мимо бильярда, за которым обычно и Капитан сыграть не прочь, смотрит на сложенные треугольником шары, руки потирает, затем приближается к Художнику, вплотную становится и говорит, по своему обыкновению, быстро-быстро.

– Опять шаржами балуешься? Нет бы что-то красивое, волны, вот, например, ветер, чайку, слушай, нарисуй чайку, а? Моя невеста чаек любит, над волною нарисуй, а я тебе спасибо скажу.

– Это никому не нужно, – отмахивается вяло Художник, намечает линию глаз, носа.

– Что ж, не хочешь чайку, нарисуй рыбу, золотую, с длинным хвостом, я невесте подарю, чтобы желания её исполнялись всегда, трудно тебе, что ли?

– Это никому не нужно, – танцует карандаш по бумаге, переходит Художник к надбровным дугам.

– Да что ты всё время «не нужно, не нужно», слов других не знаешь? Шаржи твои очень нужны кому-то, да? А я вот жениться собрался, несколько лет не мог решиться, а как сюда с Анюткой попали, понял – уж если мы даже здесь вместе оказались, значит, так тому и быть, судьба, значит, жениться.

Внизу за смотровым окном плещет волной море, брызгает на нижнюю палубу, качается лайнер, крутит штурвал рыжебородый капитан, хохочет. Бутафорский, разумеется, штурвал. На корме торчит, потому как нравится капитану огромное колесо, что приключениями пахнет и историям дерзкими. И плевать ему, что неуместно оно на новомодном лайнере. Определил на нижней палубе и крутит в свое удовольствие. И хохочет – радостно ему. А в ходовой рубке, как положено, современная панель управления имеется, и рулевой за ней – Никита, рыжий мальчишка с волевым подбородком, на Капитана похожий. Только глаза у него ярко-голубые, а не бледные, выцветшие, как у отца.

Пляшет карандаш по кругу, возникает штурвальное колесо над головой бело-чёрного Алекса.

– Завтра во время ночных купаний свадьбу и устроим, так Капитан сказал, – тарахтит между тем бывший-известный. – Ты же придёшь? Только не говори, что тебе и это не нужно, приходи, я ждать буду, и Анютка – тоже, она тебе привет передавала, кстати, вот так вот.

И ретируется прочь, довольный.

Художник смотрит писателю вслед, а память услужливо рисует картину. День, когда возникает на палубе парочка мокрая да продрогшая. Мужчина с хитрым прищуром и девушка с глазами оленёнка. Тонкая светловолосая Анютка, совсем не похожая на испанку, всего боится, стесняется, прячется за спутника. Спутник же хорохорится, суетится, без конца трёт руки и требует немедленный ответ: что за корабль и кто посмел их с девушкой выбросить в море? Кричит, что он известный писатель, и кто-то ответит за всё это безобразие. Ведёт себя, как сотни других, словом. И молча сверкает глазами Анютка, которая на самом деле Анита-Лучия. И в итоге осваивается она на корабле быстрее спутника и быстрее многих других. Правила уясняет уже назавтра, на кухню определяется, не мешкая – повару в помощницы. Благо, юная испанка родную кухню хорошо знала, готовить любила и умела, чем в своё время и покорила Алекса. Это, если не считать взгляда оленёнка, конечно же.

Алекс же неделю суетится, но после успокаивается, берёт пример с любимой сеньориты. С делом определяется. Рыбачить желает. Просит у Капитана лодку спасательную, Капитан в ответ крепким словцом его припечатывает, невзирая на покрасневшего до ушей мальчишку-рулевого, что в каюте капитанской оказался. Расстраивается Алекс, но помощник Капитана по пассажирской части, Гера, советует хорошенько поискать на лайнере – вдруг найдётся чего-нибудь. Алекс ищет. Дня три круги наворачивает под матросское ржание, а на четвёртый – к удивлению всеобщему находит! В своей же каюте под койкой. Сложенную аккуратно лодку резиновую и полный к ней комплект – насос ручной, вёсла из алюминия и пластика, слань днищевая и даже леер спасательный. И сеть рыбацкую, конечно же. Вновь на смех поднимают чудака:

– Далеко же ты уплывёшь на таком судёнышке! В нём только сухопутных крыс возить.

– Чего смеётесь? Смеётесь чего? – моргает бывший-известный. – Я дома постоянно на такой рыбачил, в неё знаете, сколько рыбы помещается? До центнера, и это не считая меня.

– Центнер? Где ж ты его наловил? В какой-нибудь луже? Здесь тебе не лужа, океан, однако, которого ни на одной карте нет…

И хохот снова.

И зря.

Ни разу Алексовая шлюпка пустой не возвращается. И каждый раз новая рыба к нему в сеть идёт, то стайку плотвы выловит, то с пяток судаков, а то и сомяру с себя ростом.

Приживается, словом, пара на лайнере.

Бывший-известный выходит из бара, мимо бассейна к лифту топает, Художник идёт за ним. Поднимается с Алексом на десятый этаж, на ходу заканчивая шарж, а затем спускается на нижнюю палубу.

Нос к носу сталкивается с Герой, пассажирским помощником Капитана – маленьким, худым, с тёмно-каштановыми волосами, узким лицом и печальными карими глазами – полной капитановой противоположностью, в общем. Даже бородёнка – куцая, смешная, не то, что у Кэпа.

– К матрацу своему идёшь? Когда уже каюту себе выберешь? Хватает ведь свободных, – качает головой капитанский помощник.

– Это никому не нужно, – отмахивается Художник.

Сколько угодно может гулять он по верхним палубам, восхищаться просторами лайнера, но всегда возвращается на родной матрац, что на носу корабля. Почему – и сам объяснить не может. С первых дней так повелось.

Художник ладонь запускает в шевелюру кучерявую, голову запрокидывает, любуется. Такова уж душа Художника – красоту увидит, любуется…

Белоснежный гигант в пятнадцать пассажирских палуб рассекает океан, а тому ни конца, ни края не видно. Улицы с фонарями везёт на себе гигант, парки с деревьями и рестораны с музыкой, и детские горки с бассейнами. Город лежит на борту лайнера. Снуют по палубам люди, взгляд быстрый на волны бросают и спешат к улицам и скверам, словно забыть стремятся, что град их – на воде, а не на суше. Чудно Художнику наблюдать за пассажирами лайнера – за дамами в роскошных нарядах и мужчинами во фраках, что друг дружку отталкивают, желая простыни постирать или палубу надраить, деревья ли подстричь или бассейн почистить, уборную вымыть… Что угодно, лишь бы остаться на лайнере. Кто-то же машет на всё рукою, недолго, впрочем.

К Художнику нет-нет, да пристанет пассажир какой или матрос нетрезвый:

– Ты бы пол помыл, а то, якорь мне в глотку, останемся без шаржиста.

И смех.

– Это никому не нужно, – бросает он в ответ.

И в отличие от иных гостей лайнера, остаётся.

Гости.

Приходят гости, уходят гости…

Бывший-известный появляется уже на третьей палубе, жестикулирует яростно, втолковывает что-то собеседнику невидимому для Художника. На свадьбу зовёт, вестимо.

В час ночных купаний свадьба? Ну-ну.

Вне контекста

День выдался самый обыкновенный. Солнечный, в меру жаркий, как и положено для середины июня. В этот день в мире шло двадцать семь войн. Кого-то убивали, пытали, калечили, грабили, насиловали. Кто-то умирал от голода или болезней. Кто-то ссорился, отчаивался, мстил, кончал жизнь самоубийством. Но всё это было далеко, вне очерченного Олегом круга общения. И потому не имело к нему отношения. Для него это был ничем не примечательный рабочий день. Даже не пятница – вторник. Олег и представить не мог, как день закончится… И он был не одинок в своём неведении. Мир воевал, страдал, бесновался, трясся от ужаса, равнодушно взирал со стороны, не догадываясь, что солнечный июньский вторник для него – последний.

Всё же для Олега было кое-что особенное. Сегодня предстояло первое их с Наташей свидание. Не то чтобы в свои тридцать три Олег оставался новичком в подобных делах… Утром он спрятал в тумбочку фотографию Сильвии, которая долгое время стояла на столе. Пора отпустить прошлое, покончить с тоской по невозвратимому.

Но суть не в этом. Да, он не мальчик. Но ведь девушки не похожи друг на друга, с каждой всё, как в первый раз. Потому Олег волновался, пусть и самую малость. И рад был, что загрузка на работе оказалась ниже обычной. Когда голова занята предстоящим свиданием, сосредоточиться на задачах – независимо, насколько они важны – тяжко.

С девяти до девяти тридцати Олег мониторил логи регламентных заданий на сервере – работа рутинная, но необходимая, если не хочешь, чтобы система подвела в самую неподходящую минуту. Затем проверил почту, удостоверился, что пропущенных задач нет. Отвлекли его всего дважды. Первый раз звонила девушка-договорница из юротдела, жаловалась на непечатающий принтер. Понятное дело, звонок предназначался Саньке, сервис-инженеру техподдержки, но для юристки все «компьютерщики» на одно лицо. Тратить время на объяснение Олег не стал, перебросил звонок товарищу. Во второй раз сам Санька, скучавший за соседним столом, прислал порцию дежурных демотиваторов.

В четверть одиннадцатого – Олег как раз зашёл на форум разработчиков, – в кабинет заглянула Людочка из отдела кадров:

– Мальчики, вы будете нашей Светлане Игоревне на взаимопомощь скидываться? Кто сколько сможет.

– У неё помер кто-то? – полюбопытствовал Санька.

– Вы что, не слышали? У неё вчера кошелёк из сумочки вытащили. А в кошельке вся зарплата была. В троллейбусе ехала, людей много, давка, она и не заметила, кто, когда. А она же у нас мама-одиночка, и родственников – никого. Пришла на работу, сидит в уголке и плачет. Еле выпытали.

– А-а-а… – Санька насупился, уткнулся в экран монитора. – Не, я не могу. У меня кредит за машину.

Людочка перевела вопросительный взгляд на Олега. Невыплаченных кредитов у него не было, привык жить на заработанное, потому вытащил кошелёк, достал две сотни. Подумал, заменил на пятисотку, протянул.

– Без сдачи?! – восхитилась Людочка. – Спасибо!

Схватила, выскочила из кабинета.

– Ты чё, пять сотен отстегнул? – возмутился Санька. – Деньги девать некуда, что ли?

– С каждым случиться может…

– Не с каждым! С кем такая фигня случается, тот и виноват, заслужил. Нечего клювом щёлкать, когда деньги везёшь. А прошляпила, сама выкручивайся. Когда я трубу в прошлом году потерял, мне никто «на взаимопомощь» не скидывался. Где справедливость? Не, я деньги не дам.

Олег не спорил. Тем более, что пришло письмо с новым техзаданием от главбуха. Задачи от Татьяны Владимировны Олег любил. Написано всегда лаконично, понятно, без всяких завиральных идей. Детали можно обсудить и по телефону, но с другой стороны, почему не прогуляться? И ноги размять, и пообщаться с красивой женщиной. Благо, ходить недалеко, бухгалтерия этажом ниже.

На лестнице Олег едва не столкнулся с копирайтером Машенькой.

– Ох… извини! Добрый день, кстати!

Машенька зыркнула на него, поздоровалась отрывисто. Эге, а глаза-то у неё красные!

Девушка хотела бежать дальше, но Олег преградил путь. На сегодня слёз в офисе достаточно.

– Маша, что случилось? Надеюсь, ты зарплату не потеряла?

Копирайтерша подняла голову. А лицо у неё и впрямь, зарёванное.

– Что? А, нет. У меня… – она запнулась, потом выпалила: – Тимка умер. Наш кот. Сосед из арбалета подстрелил.

У Олега челюсть отвисла.

– Как?! За что?

– А просто, развлекался! Тимка так плакал… Повезла в ветлечебницу, а там говорят… Усыпили его!

Она всхлипнула, закрыла руками лицо, чтобы слёзы не увидели, прошмыгнула мимо Олега, побежала наверх. А он остался. В голове не укладывалось, как можно живое существо убить для развлечения? Да и вообще – убить! Маленькое, тёплое, пушистое. Кем-то любимое.

Саньку рассказ не впечатлил.

– Подумаешь, котяра сдох! Я вон тоже две недели назад задавил одного. А чё он по проезжей части бегает? Я на подъём шёл, скорость набрал, тормозить из-за него, что ли? Бензин не бесплатный. А Машка нового заведёт и успокоится.

Согласиться Олег не мог. Но и спорить с железобетонной рациональной логикой Саньки бесполезно. Только хуже получится. Лучше промолчать. Безотказное правило: если сталкиваешься с чужой бедой, помочь в которой не можешь – не принимай близко к сердцу. Чужие страдания и переживания – они и есть чужие.

В одном сервис-инженер прав, безусловно. Нужно Машеньке подарить котёнка. Срочно.

Миру оставалось существовать чуть больше тринадцати часов.

Без четверти час Олегу позвонил начальник отдела:

– Слушай, а что у тебя с задачей по товарным резервам?

– Закончил неделю назад, заказчику отписался, мануал отослал. Я же отметил в шедулере, разве нет?

– А… ага, вижу запись. Тады ладно. Слушай, там руководство опять чего-то хочет по этой задаче, на четырнадцать нуль-нуль совещание. Так что ты с перерыва не опаздывай.

Обеды в офис снова не привезли, потому идти предстояло в кафетерий через дорогу. Недалеко – десять минут ходьбы туда, десять обратно, в часовой перерыв вполне укладываешься. И соотношение цена-качество блюд Олега устраивало. Единственный недостаток у кафетерия как раз в том, что он – по другую сторону от дороги. Олег не любил переход-зебру в середине проспекта между двумя светофорами. Машина разгонится, чтобы вписаться в «зелёную волну» – и на тебе, тормози, пешехода пропускай! Большинство водителей не пропускали, так что Олег часто давал крюк до ближайшего перекрёстка. Но сегодня они шли обедать с Санькой, а тот подобных компромиссов с правилами дорожного движения не признавал.

– Ты чего застрял? Всех не переждёшь, это они нас пропустить должны, – прикрикнул сервис-инженер на товарища и смело ступил на зебру.

Ехавший в левой полосе микроавтобус сбавил скорость. Олег не видел лицо водителя, но представил его кислую гримасу. Но раз пропускают, надо идти, не задерживать движение. Он поспешил за другом…

Сначала он услышал – оглушительный рёв клаксона, визг тормозов, затем уж увидел промелькнувший белой молнией корпус, солнечные блики в полуметре от себя, треугольник с женской туфелькой на заднем стекле.

– Тварь! Тварь тупая! – Санька, который уже добежал до разделительной, орал и махал кулаками вслед удаляющемуся «Нисанчику». – Смотри, куда едешь!

Микроавтобус и ставшая рядом с ним «девятка» негромко засигналили, и Олег сообразил, что застрял посреди проезжей части. Понукаемый бибиканьем, он припустил через дорогу. Благо, на встречке машин не было.

– Видал, что вытворяет? – Санька не мог успокоиться. – Интересно, каким местом она на машину заработала. Чуть нас не сбила, дура!

Положим, сервис-инженер преувеличивал. Ему-то ничего не грозило, он успел проскочить. Зато Олег и правда мог размазаться по капоту. И от сознания, что смерть прошла в полуметре от тебя, что ты мог умереть внезапно, без всякой причины, только потому, что оказался не в том месте не в то время, мозг впадал в ступор. Разумеется, водитель «Нисана» не хотела его убивать, не думала о таком. А если не хотела и не думала, значит, не виновата? Значит, он сам был бы виноват в своей смерти? С кем случается что-то нехорошее, тому так и надо…

В кафетерии Саньку обсчитали. Может, и случайно, но вероятнее – нет. В обеденный перерыв людей много, у кассы очередь. Глянула не на тот разнос, рука дрогнула – у опытной кассирши отговорка всегда найдётся. Но с Санькой она не на того напала. В отличие от Олега, сервис-инженер проверял чеки скрупулёзно.

– Сколько она с тебя взяла? – поинтересовался, едва они присели за свободный столик. – А у меня чё так дорого получилось? А ну, а ну… это что за «салат из тунца»? Девушка, девушка!

Подхватился, поспешил с чеком к кассе. Олег знал – надолго. Вернуть деньги для Саньки недостаточно, он выскажет всё, что думает об уровне обслуживания. А думает он много. Олег принялся за суп, хоть аппетит происшествие на дороге отбило основательно.

За соседним столиком обедали две офис-дамочки:

– Что у них за мода: гадость показывать?

– Не обращай внимания, это не у нас.

Олег покосился на экран подвешенного к потолку телевизора. Шёл репортаж из «горячей точки». Звук был отключён, потому не определишь сразу, что это – Сирия, Ирак, Афганистан, Украина. Везде ведь одно и то же – разрушенные здания, обгоревшая техника, тела убитых, толпы беженцев.

– Это далеко, нас это не касается, – доносилось из-за спины.

– Я понимаю, что не касается, но неприятно же смотреть. Аппетит портят.

– А ты не смотри. И не думай о неприятном. Лучше расскажи, что купила вчера…

Правильно, не думать о плохом. Выбросить проклятый «Нисан» из головы, сосредоточиться на хорошем. Сегодня вечером они с Наташей погуляют в парке. Потом зайдут в «Шоколадницу», закажут мороженое с шампанским, кофе. Потом… Ладно, не стоит загадывать.

Загадывать в самом деле не стоило. У мира в запасе оставалось десять с половиной часов.

Часть вторая

Контекст Натали

Хорошее место!

Так все вокруг талдычили о курортном посёлке. Даже Олег последнее время стал поддакивать, словно заколдованный. Что в нём хорошего? Скукотища! Люди, как обкуренные, поговорить толком не с кем. Зачем Олег её сюда приволок? Нет, поначалу было прикольно, и выдумка с «похищением» забавна, а хлебное дерево вообще отпад! Она остановилась, сорвала самую маленькую булочку, повертела в руках – пойдёт к ухе от поварихи Веры Ивановны. Она, в отличие от Олега, удосужилась выучить имена хотя бы некоторых сельчан. Хотя, может и не стоило – сельчане бесили. Лыбятся без конца, жизни учат: «Без работы пропадёшь». Будут ещё поучать меня всякие. А Олег твердит: «Приятные люди, хорошие». Ни на грош не разбирается в людях.

Зато он в других вещах силён. Она откусила от булки. И не признался, шалун, как у него такое диво дивное получилось – хлебное дерево. И неважно! Натали уже предвкушала, как расскажет подружкам: «Прикиньте, а мой-то для меня!» От зависти полопаются. Особенно Алёнка. Вечно она хвастается, какие у неё парни крутые, на каких тачках ездят. Три раза «ха»! Хоть один из них умеет хлеб на ветках выращивать?

А кто не поверит, того она приведёт в посёлок и ткнёт носом в дерево. Интересно, можно его с собой забрать? Во дворе посадить, нет – на балконе! Нефиг соседям к её булочкам присосеживаться. Приживётся оно на балконе? Надо в интернете почитать… Натали гневно топнула ногой. Интернета здесь не водилось. От слова совсем. А Олег ничего не знает о балконных деревьях. Но… Озарение пришло внезапно. И почему она раньше об этом не задумалась? Натали бросилась в дом, но парня там не оказалось. А ведь только что был. Куда, он говорил, собирался? К этому… как его… Красномебельщику? Нет, к нему вчера ходил. И сколько можно бродить по соседям? Нет бы любимой девушке время уделить.

Олег вырулил из-за кустов с двумя вёдрами в руках. Пропыхтел мимо неё к грядкам, с которыми и без того возился всё утро. Дались они ему. Всё равно ничего не растёт. А любимая девушка, между тем, от тоски изнывает.

– Эй, компьютерщик мой, ненаглядный, – крикнула в спину.

– Я не компьютерщик, – Олег поставил вёдра. – Я – огородник. Сейчас помидоры поливать будем.

– Во-первых, никаких «будем», а во-вторых, почему ты, гений программирования, до сих пор интернетом не озаботился?

Олег посмотрел так, будто она попросила его описать последнюю коллекцию кардиганов от Гуччи.

– Наташа, пожалуйста, не мешай. Видишь, помидоры принялись наконец-то.

– Та пофиг, нам соседи и так всё дают, зачем заморачиваться? Мне интернет нужен! Месяц заканчивается, нам скоро уходить отсюда, а я не знаю, как пересаживать хлебные деревья.

– Займись-ка делом лучше, – он зачерпнул воду железной кружкой, полил крохотный зелёный кустик. – Илькин сказал, ты тоже должна работать.

– «Илькин, Илькин», – скривилась Натали. – Обо мне совсем не думаешь!

Олег выпрямился.

– Давай так – ты помогаешь мне полить рассаду, а я подумаю, как решить вопрос с интернетом.

– Поду-у-умает он…

Олег протянул ей кружку. Натали горестно вздохнула – видела бы её Алёнка. Нет, об этом она точно никому не расскажет. Но кружку всё-таки взяла. Как там говорят психологи? Любую неприятность воспринимай, как «нью экспириэнс». Покачивая бёдрами, она потопала на грядку, но не успела и шагу сделать, как раздался вопль Олега:

– Что ты делаешь?! Ты же топчешь их!!! Отойди. Нет, не туда! Эх…

– И поливай тогда сам, раз не нравится! – она в сердцах швырнула кружку в помидорный недокуст и пошла прочь.

Тоже мне, огородник-волшебник.

Притащил в дебильное место и даже не объяснил, как тут что действует. А я сама возьму и всё выясню. Разгневанная Натали выбежала со двора, остановилась на тропинке, тряхнула фиолетовой шевелюрой. Мимоходом подумала, что неплохо бы и краску для волос раздобыть – корни отросли уже. Есть ли в этом посёлке Парикмахер? Не возвращаться же домой с бедламом на голове, вдруг Алёнка ей встретится раньше, чем стилист. Но сначала – интернет. К кому Олег вечно бегал за помощью? К Шефу, лысому недоумку, что с ней на желание спорил. Вот пришла пора желаньице-то исполнить.

Шефа нашла удивительно быстро – просто шла по тропинке, пока не упёрлась в дом лысого. Хозяин возился в саду, срывал груши с дерева. Все, как одна, жёлтые, краснобокие, словно на заказ выращенные. Снимет одну, уложит в корзину, потом – другую. Смешной. Потрусил бы, они бы сами попадали.

– Эй, Шеф! – закричала Натали. – Ты мне желание должен.

Мужчина поднял голову, удивленно вытер лысую макушку.

– Здравствуйте, юная леди. Рад видеть вас у себя.

– А зубы-то не заговаривай! Я ноут хочу. И интернет!

– Это – два желания, – осторожно проговорил Шеф.

– Да… Тогда хотя бы ноут, интернет мне Олег проведет.

Шеф крякнул.

– Видишь ли, милая, сколько я тут живу, ни разу не видел, чтобы у кого-нибудь интернет имелся.

– А хлебные деревья раньше видел? Ха. Съел? А Олег мне сделал. И интернет сделает. Хочешь ещё раз поспорить? – Не хочу. Однако в ноутах я не силён. Вот груш, например, сколько угодно могу насыпать. Или винограда. Смотри, какой вырос. Хочешь?

– Как я с твоего винограда Вконтакт войду? Не умеешь делать ноуты, отведи к тому, кто умеет. Должны же в посёлке быть ещё программисты, компьютерщики, ну, такие, как Олег?

– А почему бы тебе Олега и не попросить? – развёл руками Шеф.

Натали опустила голову.

– Говорит – сама делай. Илькин ему чего-то наболтал. Какое дело Илькину до того, чем его клиенты занимаются? Ему деньги заплатили, ещё и паши на него. И вообще, нам уходить скоро.