У Беды зеленые глаза

                              ***

Покончив с письменными формальностями, Суворова нашла по справочнику телефон следователя Бурого. Она знала его по другим делам. Знала, что он следователь управления по борьбе с организованной преступностью, а не ГОВД, как сказала Звягинцева. После этого созвонилась с Бурым.

Тот не удивился звонку.

– Так наш клиент уже говорил именно о Вас. Он надеется, что Вы не откажетесь помогать ему бороться с беспределом следователей, и произволом милиции. Как я понял, он опасается, что УБОПовцы «навесят» на него и то, что он не совершал. Тертый калач.

– Так его задержали сотрудники Вашего управления по борьбе с организованной преступностью?

– Именно. И материалы наши ребята представили качественные. Тем более, что пришлось возобновлять производство сразу по нескольким уголовным делам, которые были в свое время приостановлены в связи с не установлением лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых еще следствием ГОВД. А там тоже следователи поработали не плохо. Эти дела уже соединены мною в одно производство. Но скажу Вам по секрету, что, скорее всего, будут еще эпизоды, кроме уже известных нам. Поработала эта бандитская группа хорошо

– Я сейчас заключу договор с его мамой. А потом сразу поеду к Вам с ордером. Но Вы не сказали, где Вы находитесь?

– Несколько дней до оформления всех формальностей по предъявлению дежурного обвинения и ареста я буду в здание Вашего местного ГОВД. А потом – милости прошу в областной центр. Областное УБОП. Там мое рабочее место. Вы же знаете, где оно находится.

– Знаю. Пришлось уже несколько раз ездить в этот Ваш офис. Но, пока хорошо, что Вы будете в нашем городе. Мне тут удобнее.

– Татьяна Васильевна, мне в ГОВД выделили на время кабинет. Здесь же, в ИВС, и Ваш подзащитный. Поэтому приезжайте прямо сюда. Буду ожидать Вас. Дежурного о Вашем приезде я предупрежу.

– До встречи.

                              ***

После окончания письменных формальностей по заключению договора со Звягинцевой, Суворова поехала на такси в ГОВД, который, как назло, располагался самой на окраине города.

Именно там во дворе располагался ИВС, куда она и намеревалась попасть для встречи со своим подзащитным, Звягинцевым Александром Семеновичем.

Но перед этим необходимо было встретиться со следователем.

Попасть к нему можно было только через парадную дверь городского отдела, за которой располагалось фойе с помещением оперативного дежурного.

Дежурный, проверив документы адвоката, разрешил ей пройти на четвертый этаж здания, где и был расположен кабинет, в котором находился Бурый.

Она работала с ним по каким – то делам. Поэтому знала, что он собой представлял.

Справедливости ради, следует сказать, что она уже давно не встречалась с ним. Поэтому с нетерпением хотела посмотреть на него.

Слышала, что в свое время, при образовании УБОП он перевелся из какого – следственного отделения туда следователем. И вот уже несколько лет работает в управлении.

Она поступала в указанную дежурным дверь.

Из кабинета послышалось:

– Проходите Татьяна Васильевна. Присаживайтесь.

Войдя в кабинет, Суворова увидела перед собой сидевшего за небольшим письменным столом мужчину, средних лет, среднего телосложения. Волосы белесые. На первый взгляд показалось, даже, что он лысый. Такие они были короткие и светлые волосы.

Лицо невыразительное. Такого встретишь на улице и через час уже не вспомнишь его лица.

«Как у разведчика, – почему – то мелькнуло в его голове. – А, в общем – то почти не изменился. Если только поправился немного».

– А как Вы догадались, что это я, а не кто – либо другой? – спросила несколько удивленная Суворова.

Одновременно она протянула следователю ордер.

Бурый, а это действительно был он, неожиданно для защитника улыбнулся широкой, открытой улыбкой. Что не похоже было на поведение сотрудника такого учреждения, как управление по борьбе с организованной преступностью и коррупцией.              Заговорщицки прищурившись, следователь ответил:

– Я мог бы повилять хвостом, как павлин, и сказать, что установил это методом дедукции. Как Шерлок Холмс. Но, к сожалению, я не могу действовать так, как он. У меня есть старая привычка, которую я унаследовал, если это можно так сказать, от отца. Он тоже, в свое время, был следователем. Сейчас уже на пенсии. Мне, правда, еще далеко до него. Так вот, я, по его примеру, привык заранее узнавать предварительную информацию о человеке, с которым буду пусть и не очень долго, но работать бок о бок. Даже, если я уже когда – то работал с ним. Вот и порасспросил Ваших местных следователей.

– И?

– И они предупредили, что Вы опытный адвокат, и палец в рот Вам не клади. Хотя, если мне память не изменяет, Вы и раньше были такой же.

– Ну, еще ни у кого не только у Ваших коллег, но и у других, с кем общаюсь, я пальцы не трогала.

– До поры до времени, – опять улыбнулся своей широкой, открытой всему миру улыбкой Бурый.

– Хорошо. Убедили. Давайте перейдем к нашему делу. В чем подозревается Звягинцев?

– О! Сейчас даже трудно описать все, в чем он подозревается. Нутром чувствую, что расследование будет длительное и не легкое. Но сейчас нам предстоит его допросить только по одному эпизоду, на котором он «засветился» по полной. Насколько я понял, он и сам не отрицает этот эпизод. Так, что пока у нас с Вами никаких трудностей не должно быть. Хотелось бы, конечно, чтобы он и остальные эпизоды признал сам, а не пришлось бы мне все доказывать. Знаете ли, всегда хорошо для следователя, когда подозреваемый, а потом обвиняемый сам обо всем рассказывает. Пусть даже в своей обработке.

– Посмотрим, посмотрим. Я заранее не хочу ничего обещать. Но я всегда готова идти навстречу умному и добросовестному следователю, у которого его слова не расходятся с его делами.

– Поверьте мне на слово. Я был таким и останусь, уверен, в будущем. Еще никто из моих подопечных не сказал, что я зря «навесил» на него то, что он не совершал. Но, если я уверен, и для моей уверенности есть все веские основания и доказательства, то, отпирайся, не отпирайся, я вменю все, что положено.

Суворова внимательно взглянула на собеседника. Он все больше начинал ей нравиться. Как следователь, конечно.

– Ну, что ж. Посмотрим. Так что Вы планируете делать сейчас?

Но, не отвечая на вопрос защитника, Бурый задал совсем неожиданный для нее вопрос:

– Скажите, Вы раньше защищали Звягинцева?

– Да. А какое это имеет значение в данном случае? – В свою очередь спросила Татьяна Васильевна.

– Нет, нет, никакого. Я спросил только потому, что он сразу назвал Вас в качестве своего защитника. Это меня несколько удивило.

– И все-таки, что будем делать дальше:

– Вы ведь будете ходатайствовать о личной встрече с подозреваемым наедине, – скорее констатировал, чем спросил Бурый.

– Вы угадали.

– Поэтому мы сейчас спустимся в ИВС. Я оставлю Вас. Надеюсь, что Ваша беседа, или встреча, как будет Вам угодно, продлится не долго. Знаете ли, много нужно успеть еще до того, как предъявить обвинение Звягинцеву.

– Не знаю. Все будет зависеть от позиции моего клиента.

– Я же сказал, что надеюсь на это. Я не собираюсь ущемлять ни его, ни Вас в Ваших правах.

– Договорились. Так, идем?

– Да, пойдемте.

Они спустились на первый этаж все в то же фойе с помещением оперативного дежурного.

Дежурный, по всей видимости, знал следователя в лицо. Потому, что сразу открыл дверь, ведущую к другой двери, непосредственно в изолятор временного содержания.

Эту дверь открыл уже дежурный по изолятору, прапорщик милиции.

Проверив документы только у Суворовой, так как, скорее всего, и он был лично знаком со следователем, он пропустил их в помещение изолятора.

                              ***

Адам Александрович прервал свой рассказ.

– Кратенько опишу, что собой представляло, это помещение, именуемое изолятором временного содержания в то время. Ведь в свое время до реорганизации у нас в РОВД был свой ИВС. Правда, в гораздо меньших размерах. Да, нам большего и не надо было. Хотя, не часто, но было такое, что иногда в очередь приходилось вставать, чтобы попасть в него. Особенно, если там работали оперативники.

– Не буду спорить, тебе виднее. Я вообще в Вашем заведении не был никогда. А почему ты говоришь, представляло. Он, что сильно изменился с того времени, когда я был в нем?

– С того времени все внутри него могло измениться. Мир меняется, не то, что какой – то изолятор временного содержания. Тем более, что, хотя практически все изоляторы строились по одному плану, в каждом имелись свои особенности.

Так, вот, если помнишь. Длинный коридор, разделенный на две неравнозначные по территории части металлическими решетчатыми дверями с толстыми прутьями. Это, наверное, чтобы руками не смогли согнуть их. А кто будет этим заниматься, да еще голыми руками. Как будто техники нет. Или приспособлений разных. Или предателей в системе того же ИВС, который откроет, если нужно будет, эти же самые двери.

Между этими дверями находился служебный кабинет начальника ИВС и «каптерка» или помещение для разного рода имущество.

За вторыми дверями располагались вначале двери в кабинеты для допросов. Далее следовали двери в камеры. Сколько их было, никто не считал. Да и зачем?

– Ну, в целом ты, дружище, правильно все описал.

– И опять же, это было в те годы, когда происходили описываемые события. Но все могло измениться.

К тому же, руководство милиции постоянно предпринимает значительные и дорогостоящие усилия по обеспечению безопасности своих сотрудников. Почему – то именно сотрудников, а не посетителей ГОВД, в том числе и ИВС.

Ведь ранее практически любой человек мог пройти в помещение отделов внутренних дел. Только в случае, если этот входящий вызывал недоверие, дежурный мог остановить его для проверки.

Так было у Вас, и ну нас.

– Правильно.

– И все было нормально. И всех это устраивало. Но теперь такого нигде нет. Везде постовые, специальные приспособления охраны (например, турникеты и так далее).

Может и нужны такие меры. Особенно в связи с террористическими актами. Возможно! Но не привычно как – то. Ведь те же сотрудники милиции все – таки выходят из окруженного охраной здания. И лицом к лицу могут столкнуться с теми же террористами. Но уже вне стен ГОВД. А как им быть в таком случае?

По этой причине я не воспринимаю эти последние нововведения.

Хотя и подчеркиваю, что раз это делается, то, возможно, это и нужное дело.

                              ***

Проведя посетителей вначале через одну металлическую решетчатую дверь, а затем и другую, прапорщик подвел их к двери, на которой висела табличка с надписью: «Для допросов».

– Нам нужен Звягинцев, двести седьмая часть вторая, – сказал Бурый прапорщику.

– Сейчас приведу.

Суворова неоднократно уже бывала в этом изоляторе. Поэтому все это не было ей в диковинку.

Ка и то, что в кабинете, куда они вошли со следователем, в стене напротив входа располагалось небольшое окошко с двойной рамой. Обычно закрытое, и летом, и зимой. Как говорится: зимой и летом, одним цветом.

У этой же стены стояли деревянные стул, стол.

Вдоль стен справа и слева от входа располагались деревянные скамейки, на которых могли свободно уместиться по два – три человека.

Адвокат прекрасно знала, что ножки стола, стула для следователя, скамеек для допрашиваемого, его защитника, представителя и других лиц, допущенный к проведению следственного действия (не только допроса, но и очной ставки, например) были привинчены к полу. Поэтому сдвинуть их не представлялось возможным. Она и не пыталась это сделать.

Как понимала Татьяна Васильевна, это было сделано опять же для обеспечения безопасности присутствовавших в кабинете людей. Всякое ведь бывает. И разные люди посещают это заведение. В том числе и отпетые зэки, и душевнобольные. Да мало ли кто еще.

Кстати, скорее всего для этого же, в дверях кабинетов для допросов, или их еще называли «следственные кабинеты», обязательно был «глазок. И дежурный или постовой ИВС периодически заглядывали в него.

Только, если в кабинете работали оперативники, никакого просмотра через «глазок» не было.

Суворова привычно уселась на скамейку слева от входной двери и приготовилась вести записи следственного действия.

Напротив должен был сидеть Звягинцев.

Бурый занял свое законное место на стуле у окошка.

В кабинете воцарилось молчание.

Хорошо было слышно, как постовой ИВС вызывал из камеры в коридор Звягинцева.

Через минуту дверь в кабинет отворилась, и постовой ввел подозреваемого. Перепутать его с кем – либо было очень даже затруднительно.

Рост не менее 190 сантиметров, если не больше. Крутая сажень в плечах. Крупная голова. Размашистые движения. Густая шевелюра каштановых волос на голове.

Увидев Татьяну Васильевну, Звягинцев откровенно обрадовался:

– Вот и ладненько. Теперь я спокоен. Никакого беспредела со стороны следаков не будет. Здравствуйте, Татьяна Васильевна!

– Здравствуйте, Александр! – Строгим голосом встретила своего подзащитного Суворова.

Ей явно не понравился игривый тон Звягинцева, с которым тот обратился к ней.

Ладно, если бы это было наедине. А то ведь следователь здесь. И все замечает. Потом будет рассказывать всем со своими комментариями, естественно, о которых можно только предполагать.

«Не хорошо это все. Неуместно».

– Понял. Не дурак. Был бы дурак, не понял.

Задержанный, все с таким же приветливым лицом, на котором просто – таки играла улыбка, уселся напротив своего защитника.

После этого оба они повернулись к следователю, ожидая услышать от него, что будет далее.

Поняв, что все ожидают от него проявления инициативы, Бурый раскрыл папочку. Вероятно, в ней находились материалы уголовного дела против Звягинцева.

– Итак. Приступим.

Голос его звенел то ли от того, что в кабинете воцарилась тишина, то ли от того, что он понимал, что сейчас он крути – верти. А эти двое будут делать то, что он скажет.

– Хотя бы формально, для протокола я должен спросить: задержанный Звягинцев! Вы согласны, чтобы Вашу защиту в уголовном деле обеспечивала Суворова Татьяна Васильевна?

Звягинцев удивленно посмотрел на следователя:

– Я не понял! В чем вопрос? Я же сразу заявил, чтобы мне в защитники назначили Татьяну Васильевну. Зачем еще вопросы какие – то?

– Успокойтесь, Александр, – вмешалась Суворова. – Так положено спрашивать. А Вы, если согласны, просто скажите об этом. И все.

– Ну, так бы и сказали. Конечно, согласен.

– Есть ли какие ходатайства, заявления? – Бурый обратился к адвокату.

– Простите. Но я хотела бы переговорить пару минут с подзащитным наедине перед допросом. Я ведь не знаю его позицию по делу.

– По делам, – уточнил следователь. – Пока он подозревается в совершении трех разбойных нападений. И по каждому эпизоду возбуждены уголовные дела.

– Тем более.

– Хорошо. Беседуйте. Я буду за дверью.

Собрав со стола документы, следователь вышел в коридор.

– Итак, Вас подозревают в совершении нескольких преступлений. Вы действительно их совершали?

– Совершал. Хотя обещал мамке, что завяжу. Но не сдержался. А все водочка. Выпить охота. А мамка денег не дает. Сам не работаю потому, что нигде не берут. Не доверяют, видите ли. Судимого вообще никуда не берут. Только в банду. Туда путь открыт всегда. Да, Вы и сами это знаете. Я все признаю. Не волнуйтесь. И расскажу и покажу. Быстрее бы только суд. Не охота в камере сидеть. Лучше уж на зоне. Там просторнее и все понятно.

– А зачем же тогда я Вам?

– А чтобы по – меньше дали в суде. И потом, поговорить – то в камере не с кем. Вы лучше скажите, как там мамаша? Убивается, наверное?

– Конечно, ей тяжело. И я ее, как женщина, как мать, понимаю. Сердце матери болит и о хорошем сыне, и о плохом.

– И о таком, как я, к примеру?

– Конечно. Тем более, что ты единственный у нее ребенок. К тому же она переживает и расстраивается еще и потому, что считает, что это она виновата в том, что воспитала такого сына, который из тюрьмы не вылезает.

– Понимаю. Я и сам все это понимаю. Но…. Ай! – Он махнул безнадежно рукой и опустил голову.

– Ладно. Оставим эти разговоры ни о чем. Значит, я буду исходить из того, что ты все признаешь?

– Ну, не все, конечно. Подельников я сдавать по любому не буду. Иначе мне вилы. Где находится краденое, я тоже, как Вы понимаете, не знаю. И то, чего не совершал, брать на себя не стану. А в остальном без упрямства, все расскажу.

– Договорились. Так, я зову следователя?

– Зовите. Чего уж.

                              ***

Не стану описывать весь ход довольно длительного по времени допроса.

Скажу только, что Звягинцев рассказал, каким образом он участвовал, не в трех, как отмечал Бурый, а в пяти разбойных нападениях в разных частях города. Но как ни старался следователь выведать, кто же еще участвовал с ним в совершении преступлений, подозреваемый стоял на своем, как скала. Ни одного подельника не сдал. А ведь следователь так старался! Так старался!

По окончании допроса, когда Бурый и адвокат собрались уже уходить из кабинета, Звягинцев попросил Суворову остаться на пару минут.

Дождавшись, когда следователь покинет кабинет, он обратился к Татьяне Васильевне:

– Я тут попросить Вас хочу об одном одолжении.

– Что такое?

– Да, по правде говоря, не знаю даже, как сказать.

– Говори прямо. Чего ты хочешь?

– Я понимаю, что надолго здесь завяз. Следствие. Суд. А там и этап. Но прежде хочу еще раз попробовать картофельные драники со свининой. Можно без сметаны.

Суворова чуть не поперхнулась от удивления:

– Что?

– Драники, – все также мечтательно сказал Звягинцев.

Создавалось впечатление, что он уже видел эти самые драники воочию. И даже попробовал их.

– Ну, ты, даешь! Ты представляешь себе, как я буду проносить сюда драники и угощать тебя? Это же немыслимо. Меня просто выставят отсюда. И осмеют на всю вселенную. Нет, я многое могу сделать. Но такое выше моих сил и возможностей.

– А жалко. Я так их люблю. Мамка часто их жарила.

– Нет и нет. Даже не проси. Я просто не могу. Пойми меня, пожалуйста, и не обижайся.

– Тогда передайте, пожалуйста, мамке, чтобы не волновалась. Берегла себя. Передачи мне не надо готовить. У нее и так денег кот наплакал. Пусть лучше себе на еду и лекарства тратит. Обязательно передайте, что кормят здесь хорошо. Мне хватает. И вообще ничего мне не надо. Если что, так братва подгонит.

– Я – то ей передам. Но, ты ведь прекрасно знаешь, она все равно будет стараться подкормить тебя. Ты уж не обижай ее. Бери передачи. Тем более, что тебя скоро переведут в СИЗО. А туда она уже не доедет.

– Хорошо. Договорились. Передайте ей привет от меня. И еще. Если я подготовлю ей записку, передадите?

– Ты же прекрасно знаешь, что это не положено. Тем более в ИВС. Но…

Суворова подумала-подумала, да и добавила:

– Я попробую договориться с начальником изолятора и следователем. Думаю, он пойдет нам на встречу. Но, ты ведь понимаешь, что в записке ничего о преступлениях не должно быть. Я ведь вынуждена буду дать им прочесть ее.

– Понимаю. Я к следующему разу все приготовлю.

– Тогда, до встречи.

– До свиданья, Татьяна Васильевна. Рад был встрече с Вами. Здоровья Вам!

                              ***

Следствие шло ни шатко, ни валко.

Звягинцеву в присутствии, естественно, Суворовой было предъявлено, как сказал Бурый, дежурное обвинение в совершении двух разбойных нападений, совершенных повторно, группой лиц с проникновением в жилище. А надо сказать, что часть вторая статьи 207 УК Беларуси предусматривала наказание только в виде лишения свободы на срок вплоть до пятнадцати лет. Вот так – то.

Позже в разговоре с Суворовой, следователь поделился планами о том, что действия Звягинцева, скорее всего, будут переквалифицированы с части 2 на часть 3. Он вменит ему совершение преступлений организованной группой. А там наказание предусмотрено еще более жесткое.

Обвиняемый признал себя виновным в совершении этих преступлений. И дал подробные показания.

Естественно в такой ситуации мерой пресечения в отношении него была избрана единственно подходящая – заключение под стражу сроком на два месяца.

Через некоторое время УБОПовцы представили следователю дополнительные материалы о причастности Звягинцева к совершению других преступлений.

А он и не отрицал свою вину в них. Только он не мог назвать точно все адреса, по которым они совершали налеты. Объяснил это тем, что налетов было много, и все в разных частях города. И в разное время. Но сказал, что зрительно он все места помнит. И может показать. На месте, возможно, вспомнит детали.

      В связи с этим Бурый объявил, что собирается провести проверку показаний Звягинцева на месте в соответствии со статьей 225 УПК для установления новых фактических данных, уточнения маршрута и места, где совершались проверяемые действия, а также для выявления достоверности показаний подозреваемого путем их сопоставления с обстановкой события на месте.

      В один из ближайших дней с самого утра на двух машинах все участники этого довольно важного следственного действия выехали по маршруту, который указывал Звягинцев. При этом он показывал, куда необходимо ехать, чтобы попасть в те места, где он с подельниками совершал налеты на предпринимателей и их домочадцев.

      В передних служебных Жигулях ехало пять человек.

      Впереди сидел сотрудник УБОПа Адамов Андрей Викторович, который из-за недостатка мест в салоне управлял авто вместо штатного водителя.

      Справа от него расположилась Суворова.

А на задних сиденьях восседали два милиционера – конвоира и Звягинцев в наручниках между ними.

Во второй машине находились следователь Бурый, эксперт – криминалист из ГОВД, двое понятых и штатный водитель УБОПа.

Вначале все складывалось как нельзя лучше.

Подозреваемый спокойным уверенным голосом вначале рассказывал, где и как они совершали налеты, а потом по приезде на место происшествия все также спокойно показывал, каким образом совершались нападения. Со своими пояснениями.

Бурый только успевал за ним записывать, а эксперт – криминалист снимать «кино».

Но около обеда, когда все участники этих проверок на местах довольно – таки подустали, случился один интересный с точки зрения профессионализма, выдержки и сообразительности сотрудников управления по борьбе с организованной преступностью, а также отношения «братков» к этим сотрудникам специализированной милиции, особенно, если они находятся при оружие. А оно практически всегда было с ними. В связи с особым характером служебной деятельности им было разрешено постоянное ношение огнестрельного табельного оружия – пистолета Макарова, сокращенно ПМ.

                        ***

Дело же было так.

На одном из мест происшествия выяснилось, что у второй машины под управлением штатного водителя УБОПа, спустило колесо. Вроде бы и не очень уж важное дело. Но для его замены требовалось время.

А как я уже заметил, все устали и думали только он том, чтобы побыстрее закончить с этой морокой и отправиться на заслуженный отдых. Причем закончить в этот день. Не собираться же всем снова для продолжения этих нескончаемых проверок.

И тогда, чтобы ускорить процесс Бурый принимает решение: первая автомашина со всеми находящимися в ней не спеша направляется по следующему адресу. А он вместе с остальными после замены колеса догоняют их.

И вот уже Андрей Адамов уверенно, но аккуратно вел машину по так называемой в народе «генеральской» дороге. Такое название она получила в связи с тем, что в свое время только военное руководство, в том числе и генералы, ездили на полигон воинской части, огибая территорию города именно по этой дороге. Я думаю, нет смысла объяснять для чего это делалось. Хотя, естественно, по ней ездили и другие граждане. Но дорогу все – равно называли «генеральской». Кстати, может быть еще и по той причине, что военные строго следили за качеством покрытия на ней.

Впереди медленно двигался Мерседес – Бенц серебристого цвета. Скорость его была не больше 40 километров в час. Даже на расстоянии было слышно, как громко работает в салоне магнитофон. Номерной знак с тремя нолями, а именно 0007, должен был всем на дороге, и не только, показывать, что водитель авто не простой водитель, а «хозяин жизни». Надо сказать в этой связи, что уж слишком много таких «хозяев» развелось на дорогах. Прохода, а точнее проезда, от них просто нет. Приходится иногда терпеть их наглые выходки. Или вступать в конфликт. Но на конфликт не все способны.