У Беды зеленые глаза

Эти два пожилых человека так усиленно делали вид, что их интересует судьба сидевшего на скамье подсудимых Петровича, что хорошо еще не заснули прямо в зале судебных заседаний. Кстати, такое тоже случается иногда. Ведь всем известно, что эти двое, якобы выбранных коллективами предприятий, не могут каким – либо способом повлиять на исход дела. Тем более, что у профессионального судьи, председательствующего в процессе, есть несколько способов воздействия на «кивал».

К примеру, председательствующий может отложить рассмотрение дела по надуманному предлогу и заменить «непокорных» заседателей на других, более сговорчивых.

Или же напомнить им, что деньги, пускай и не в очень значительной сумме, они получают из судебной кассы не за то, что ставят палки в колеса судье.

В большинстве заседатели – это пенсионеры, либо не работающие по различным причинам жители этого района, которым не сидится в своих теплых квартирах. Или которые не имеют дач, где они могли бы «развернуться».

Вот и в данном случае, эти самые «судьи» и вопросы – то задали по одному в ходе всего процесса, длившегося несколько дней. Такой вот у нас суд присяжных! И зачем тогда такой состав судей? Пусть бы был только один профессиональный судья, как на диком загнивающем, но так и загнившем Западе. И он решал бы единолично. Но и отвечал бы за свои решения единолично.

В отношении ответственности. Что – то не слышно, чтобы какого – то заседателя наказали за отмененный вышестоящим судом приговор. А профессиональных судей за это наказывают почем зря.

Никакие возражения защиты и самого обвиняемого, показания родственников и свидетелей о том, что Петрович не мог совершить преступления, не были услышаны и учтены при вынесении обвинительного приговора.

И даже ходатайство защитника о проведении следственного эксперимента для установления мог ли Петрович совершить преступление в свете его показаний и показаний свидетелей, которые говорили, что он все время был на виду, удовлетворено не было. Видите ли, как отметил вначале государственный обвинитель, а затем то же самое продублировал суд, это нецелесообразно в связи с тем, что приведет к затягиванию процесса.

«Сообщники», или подельники, Петровича не были установлены, о чем имелся в деле рапорт оперуполномоченного уголовного розыска. В нем просто и не замысловато указано, что сыщиками проводились оперативно – розыскные мероприятия (неизвестно какие, когда, где и кем конкретно) по установлению всех участников нападения на Жуковых, а также место нахождение похищенного. Но, как обычно в таких случаях, за редким исключением, рапорт заканчивался крылатой фразой: «Установить их не представилось возможным».

Иными словами, старались, старались и обо… (не хочу называть это слово, но досужие читатели догадаются, о чем идет речь). А может и не старались уж так сильно, как говорили.

Это цитата из рапорта. Но при рассмотрении других подобных уголовных дел представители уголовного розыска всегда отделываются такого рода документами. Суды не перепроверяют это их утверждение. А зачем? Проще же поверить на слово и все.

В итоге, естественно, обвинительный приговор и наказание – семь лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии в условиях усиленного режима, с конфискацией имущества. Еще хорошо, что не свыше десяти лет. А ведь могли и к такому наказанию приговорить.

Конфискация применена в связи с тем, что ни сыщики, ни следователь не отыскали похищенное. И по этой причине материальный ущерб на кругленькую сумму, причиненный потерпевшим, возмещен в ходе следствия не было. Сам же Петрович возмещать его отказался категорически по понятным причинам.

Суворова, после получения копии приговора, то есть через неделю, обдумав все, определив необходимые доводы в пользу невиновности Петровича, обратилась в судебную коллегию по уголовным делам областного суда с кассационной (апелляционной тогда еще не было) жалобой с просьбой отменить приговор и возвратить уголовное дело на новое рассмотрение.

Сплошь и рядом областные «товарищи» районных судей оставляют приговоры в силе, а жалобы защитников – без удовлетворения. Даже, если адвокат – защитник в доску расшибется и приведет, казалось бы, неоспоримые доводы против вердикта районного суда, все равно определение будет однозначное.

Но при этом нельзя забывать, что судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда отменяет, пусть и редко, как приговоры, так и определения областных «товарищей». Значит, и те могут ошибаться?!

А как же в нашем случае?

О, чудо! Не прошло и месяца, как судьи областного суда удовлетворили требования защитника. Надо справедливо отметить, что не часто такое бывает, особенно в последнее время, и особенно по делам такой категории.

Они возвратили уголовное дело на новое рассмотрение в тот же суд, в ином составе судей. При этом отметили множество недочетов и прямых упущений своих нижестоящих «товарищей». Особо отметила игнорирование следствием и районным судом ходатайство Суворовой о проведении следственного эксперимента.

Сказать, что это была полная и чистая победа защиты нельзя. Но решение судей областного суда вселяло надежду на скорейшее оправдание Петровича.

Так рассуждали и Светлана, и близкие Петровича.

Суворова же, имея большой опыт в борьбе за права подзащитных, говорила им, что не следует питать больших надежд на скорейшее разрешение дела в интересах Вячеслава.

Но люди были окрылены первой победой. И считали, что дальше будет также хорошо, гладко и справедливо.

Петрович так вообще, узнав об отмене приговора, начал готовиться к выходу на свободу с чистой совестью.

                              ***

И вот новое судебное заседание.

Петрович, его родные и Светлана такие большие надежды возлагали на этот судебный процесс.

Суворова старалась несколько охладить их пыл. Но где там! Никто из них даже слышать не хотел о том, что их родного и близкого Славика не оправдает суд.

Тем временем в зале для судебного заседания собрались все те участники процесса со стороны Петровича и потерпевшие. Точнее одна потерпевшая, Жукова – старшая. Ее дочери суд разрешил не принимать участие в процессе до ее допроса в качестве потерпевшей. Ведь она была еще малолетней.

А вот со стоны суда и представителя районной прокуратуры были коренные изменения.

И заместитель председателя районного суда Скобцев Виктор Юрьевич, председательствовавший в новой судебном процессе, и двое заседателей были новичками в этом деле.

Поскольку Скобцев сыграет определенную (какую забегать вперед не будем) роль в дальнейшей судьбе не только Петровича, но и его близких, и даже, как это ни странно, потерпевших, следует несколько слов сказать об этом ярком представители судейского корпуса.

Это был (хотя почему был, он и сейчас успешно выполняет обязанности судьи) профессиональный и грамотный судья, который в свое время перевелся в Борисовглебский районный суд из военного суда.

Средних лет, если считать, что человека в тридцать девять лет можно отнести к этой категории возраста.

В отличие от многих других судей, он не шел по головам других, не подставлял коллег, и вообще старался отправлять правосудие справедливо. Всего добивался своими мозгами, старанием и работоспособностью. А этого у него было не занимать.

Но действовавшая в те годы судебная система (о нынешней я стараюсь не говорить), когда главенствовал обвинительный уклон, не способствовала рассмотрению уголовных дел объективно с учетом мнения второй стороны процесса, а именно защиты и потерпевших. И, если выносились оправдательные приговоры (к слову сказать, не мало, по крайней мере, гораздо больше, чем сейчас, что является парадоксом, так парадоксом), то это было кому – очень уж нужно, либо нарушения суда первой инстанции, а перед этим следствия и прокуратуры, были настолько вопиющими, что делать было нечего, как оправдывать обвиняемого.

В этой связи можно было вспомнить не очень – то и далекое прошлое, когда во главу угла в определении виновности человека или его невиновности ставилось признание самого виновного в совершении преступления. Как говорилось в те годы с высоких государственных трибун, «признание – царица доказательств». Теперь мы прекрасно знаем, каким образом получались эти «чистосердечные показания». Начиная со знаменитых и одновременно страшных Крестовых походов представителей (культурной, как считали себя европейцы тогда и сейчас) Западной Европы против мусульман в 11 веке, Святой Инквизиции в 12 веке нашей эры, и заканчивая сталинскими НКВД и знаменитые и проклятые «тройки» уже в 20- 50-е годы 20 века.

Сейчас прямо – таки в чистом виде такого нет. Но отголоски старого слышны до сих пор. Периодически то здесь, то там вскрываются факты пыток людей с целью получения нужных показаний, «чистосердечных» признаний в том, что конкретный человек и не собирался совершать.

                              ***

Представитель районной прокуратуры помощник прокурора Лойко Федор Васильевич, а в процессе он – государственный обвинитель, также был новой фигурой в новом судебном процессе.

Не сказать, что он очень уж выделялся на фоне других помощников районного прокурора, поддерживающих обвинение по уголовным делам. Но с учетом своего предыдущего опыта работы следователем, как в советской еще милиции, так и в прокуратуре теперешней, он старался вникать в суть каждого дела.

Из-за своей принципиальности, или как некоторые говорили, упартасці (это белорусское слово означает несговорчивость, стремление делать что – либо по – своему, наперекор кому – либо), он стал помощником прокурора. Иногда спорил не только с представителями следствия, но и своим непосредственным начальство – прокурором. А какому начальнику понравится такой работник, который имеет свое мнение, отличное от мнения этого самого начальства. Поэтому он не ходил в любимчиках прокурора.

Следователи хоть и побаивались его, как представителя «надзирающего ока» – прокуратуры, но «смотрели в рот» (есть такое выражение) своему начальству. При этом, видимо, действовал принцип – своя рубашка ближе к телу. То есть, свое руководство ближе к ним. Поэтому и не всегда соглашались с Лойко.

                              ***

– Ты знаешь, занимательное событие произошло в самом начале процесса,– отвлекся от непосредственного рассказа Адам Александрович. – Судьи расселись по своим местам за длинным, неуклюжим каким-то старорежимным столом, который был гораздо большего по размера, чем это требовалось. Председательствующий Скобцев объявил, какое уголовное дело будет рассматриваться в открытом судебном заседании, а также состав суда.       А потом он произнес фразу, которую я буду помнить всю оставшуюся жизнь. Если не ошибаюсь, никто из его соратников по судейскому ремеслу не говорил такого.

– Не томи, дружище. Говори уже, что тебя так поразило в словах судьи?

– Он сказал дословно так: «Мы будем рассматривать уголовное дело, в котором, надеюсь, поставим, наконец, большую жирную точку!».

– И что же такого тебя удивило в этих словах судьи? Кстати, я не знаком с ним. Он перевелся в наш город уже после того, как я ушел на пенсию. Но слышал от сына, что он – принципиальный, честный, но жесткий судья. У него в процессе не забалуешь. И, что интересно, в отличие от большинства судей, он ничего не записывает в ходе процесса. Отсюда можно сделать только один вывод, что у него отличная память на лица, документы и события. А это, согласись со мной, дружище, не маловажно для ровного и правильного ведения процесса.

– Согласен. А фразу этого самого Скобцева я понимаю так, что он собирался разобраться в деле до такой степени, что после него никакому ни областному, ни Верховному суду, в случае подачи жалобы или протеста, не останется ничего, кроме, как согласиться с ним.

– И опять я не понял. Разве не должны так же действовать все судьи наших судов?

– Так – то оно так. Да не так. Конечно, я уверен, что все судьи, приступающие к рассмотрению уголовного дела, считают, что они разберутся по закону и вынесут вердикт, который ни один вышестоящий суд не отменит. Но в конце нашего повествования мы вернемся к этой его фразе. Обязательно вернемся. И ты убедишься, что все люди могут ошибаться. Даже такой служака, как Скобцев.

– Все интригуешь? Не хочешь говорить, не надо. Но потом ты же все разъяснишь четко и так, чтобы я понял.

– Договорились. Но лучше слушай, что происходило дальше.

                              ***

В самом начале процесс шел, как по накатанной дороге. Ведь он фактически повторял первый. Если не считать того, что Скобцев и Лойко въедливо допрашивали всех, начиная с обвиняемого, и заканчивая свидетелями.

Особенно подробно они расспрашивали потерпевших. Вначале Жукову Екатерину, а затем и ее дочь в присутствии, естественно, матери.

Надо сказать, что хоть не с большой охотой, но Жуковы повторили свои показания, которые давали во время предварительного расследования, а затем в суде, первом, конечно же.

И опять удивили всех опознанием Петровича по глазам. Но все равно стояли на своем, как оловянные солдатики на строевом плацу.

Через некоторое время у Лойко с подачи защитника возникли некоторые сомнения по поводу того, имел ли обвиняемый фактическую возможность совершить преступление за тот отрезок времени между окончанием копки картошки в деревне, и появлением дома после того, как отвез домой Светлану и поставил автомашину в гараж.

Точно, конечно же, до секунд и даже минут, никто, ни сам обвиняемый, ни его родители, Светлана или жители деревни, не смогли помочь определить время отсутствия Петровича.

А ведь об этом же говорила и следователю и суду адвокат Суворова. Но тогда никто не хотел даже слушать, а не то, что проверить это очень важное обстоятельство с секундомером.

Теперь же перед Лойко возникла та же проблема.

Поэтому в перерыве между заседаниями, а процесс, как и первый, длился несколько дней, он обратился к районному прокурору.

Федор Васильевич по многим причинам не хотел разговаривать по этому делу с заместителем прокурора Тумановым, который направил дело в суд без каких – либо замечаний. Он, прекрасно понимая, какое будет его мнение по этому вопросу. Направляя дело в суд, он свое мнение о нем уже высказал. Причем, конкретно. И, навряд ли, изменит его.

Тем боле, что по закону Республики Беларусь «О прокуратуре» он непосредственно подчинялся районному прокурору, а не его заместителям. В том числе и тому, кто курировал участие прокурорских работников в суде. Кстати, не только в районном суде, но и областном, в случае рассмотрения судьями этого суда уголовных дел в помещении районного суда. А такое не было редкостью.

Районный прокурор (после сокращения городской прокуратуры, их сотрудников объединили в одну районную) Чибисов Владимир Иосифович был назначен прокурором после многолетней работы помощником прокурора другого района. Следователем он никогда не работал. И знаком со следственной работой только по верхам.

Обращаясь к нему, а больше просто не было к кому, Лойко учитывал, что тот редко принимает важные решения без консультации с руководителями того или иного отдела в областной прокуратуре. Поэтому он был уверен, что прокурор не даст сразу ответа на его обращение.

Но делать было нечего. Время не давало возможности откладывать все в дальний ящик.

Чибисов к радости Лойко был свободен от срочных служебных дел. Поэтому спокойно встретил своего помощника.

– Присаживайся. Что случилось?

– Я участвую в процессе по делу такого Петровича.

– Петровича? – Прокурор задумался. – Что – то не помню такого.

– Ну, как же? – Удивился Лойко. – Приговор в отношении него недавно отменили и направили на новое рассмотрение в наш суд.

– А! Вспомнил. Разбой в отношении женщины с ребенком. А какие там могут быть вопросы. Областной суд отменил приговор. В определении судебной коллегии указаны основания для отмены. Нужно устранить неточности, кое-что перепроверить. И все.

– Не совсем так. Защита и обвиняемый и ранее требовали проведения следственного эксперимента для установления, мог ли тот совершить данное преступление при тех обстоятельствах, на которые указывало следствие. Если говорить точнее, то в тот отрезок времени, в какой было совершено преступление. Но сделано это, почему – то это не было. Кстати, областной суд отметил это.

– Областной суд? Хорошо. Ты лучше меня знаешь дело. Поэтому, что ты сам думаешь об этом?

– Я считаю, что для чистоты дела и для того, чтобы не было второй отмены, а это будет, как вы понимаете, уже перебор, со всеми вытекающими последствиями уже для нас с Вами, нужно удовлетворить ходатайство. Тем более, что мы ничего не теряем. Наоборот, если подтвердится версия следователя, то это будет железным доказательством виновности Петровича. Если подтвердиться версия защиты, то тогда и будем думать, что делать с делом дальше.

– Говоришь, областной суд указывал на это?

– Да.

– Так, что нам думать тогда? – Как будто обрадовался Чибисов тому, что сам собой нашелся выход. – Нужно в полном объеме выполнить требования областных судей. И устранить все вопросы.

Лойко удивленно смотрел на своего шефа. Он не ожидал, что тот сходу согласится с его предложением. Не станет, по привычке, предварительно обзванивать представителей областной прокуратуры, чтобы заручиться их поддержкой на всякий пожарный случай.

«Скорее всего, на его решение повлияло мое упоминание о мнении областного суда. Это для него закон. Хотя какое мне дело, что двигало им при согласии со мной. Главное, что у меня развязаны руки. И теперь следствие не сможет наехать на меня».

– Значит, я работаю в этом направлении?

– Давай, давай. А то тут у меня есть дела.

На ближайшем же судебном заседании Лойко заявил ходатайство суду о приостановлении производства по делу на срок до одного месяца для проведения дополнительных следственных действий с целью получения дополнительных доказательств подтверждающих либо опровергающих предъявленное Петровичу обвинение.

Защита не возражала. Да этого фактически и не требовалось. Но лишним согласие другой стороны не было.

Суд удовлетворил ходатайство.

Сразу же после этого Лойко подготовил отдельное поручение на имя начальника ГОВД с предложением провести следственный эксперимент по установлению мог ли Петрович участвовать в совершении разбойного нападения на Жуковых после того, как вернулся после уборки картошки. При этом необходимо было прохронометрировать все действия обвиняемого после того, как он вместе с родственниками и Светланой выехал из деревни в город, до появления его в квартире родителей.

Прокурор подписал поручение, не читая.

Теперь оставалось только ожидать результата эксперимента.

                              ***

Прошел месяц.

В жизни Петровича практически ничего не изменилось. Он по – прежнему находился в СИЗО. За все время ареста даже научился приспосабливаться к условиям содержания с зэками.

Его не обижали. Ведь зэки, в отличие от следователей, прекрасно знали, что он не участвовал в разбое. У них свой суд, свои прокурор и защитник. И рассуживают они иногда более качественно и справедливо, чем настоящие суды. Иначе положение нашего героя было бы совершенно иным.

Кстати, агент уголовного розыска, находящийся вместе с ним в камере, но не нацеленный на него, как на «клиента» разработки, сообщал об этом своему куратору. Тот в свою очередь проинформировал оперативников из ГОВД. Но последние практически не отреагировали на это сообщение. Ведь они уже отчитались о раскрытии особо тяжкого преступления. Сейчас они были заняты совсем иными делами. Ведь преступники не спали в шапку. Им было не до Петровича.

И оперативное сообщение из СИЗО не устраивало местных, как самих оперов, так и их руководство. Точнее сказать руководство в первую очередь. Не признавать же свои же ошибки самим. Тем более, что Петрович ранее уже один раз был осужден за разбой. И новое рассмотрение дела в суде рассматривалось милиционерами, как простая формальность.

Поэтому до следователя эта информация не дошла. И тем более до суда.

Родные Вячеслава продолжали переживать о его судьбе. Но понимали, что пока они ничего для него путного сделать не могли.

Суворову неприятно удивило то, что при проведении эксперимента подтвердилась версия следователя. Оказалось, что Петрович имел возможность и время после того, как вернулся с родственниками и Светланой в город, высадив их и отъехав для того, чтобы якобы поставить машину в гараж, до того момента, когда он вошел в квартиру родителей, участвовать в совершении налета на потерпевших Жуковых.

Это не укладывалось у нее в голове. Но факт остается фактом. Ему хватило бы времени на совершение преступления. Таков вывод эксперимента, проведенного милиционерами.

Если бы Татьяне Васильевне кто – либо сказал об этом ранее, она, конечно же, не поверила бы. Она такое просто представить себе не могла. Но, против лома нет приема, если нет другого лома. (9)

А вот лома – то как раз у нее и не было.

Эксперимент проводился с участием Петровича и ее самой. Хронометраж фиксировал один из понятых.

Перед проведением эксперимента Суворова еще раз переспросила Петровича наедине:

– Скажите как, когда и что именно Вы делали с того момента, как расстались со Светланой.

– Да, я уже несколько раз говорил, что поехал в гаражный кооператив, где находится гараж для моей автомашины. Поставил ее в гараж. И пошел пешком.

– Никуда не заходили?

– Нет. Сразу пошел домой.

– Хорошо. Так и рассказывайте и показывайте на эксперименте. Договорились?

– Конечно.

И вот участники эксперимента, а это: следователь, защитник, эксперт – криминалист, двое понятых, Светлана, Петрович, двое конвоиров с ним и двое водителей, рассевшись в трех автомобилях, в четырнадцать часов выехали из деревни Зачистье и направились по асфальтированной дороге в сторону города.

Въехав в город, подъехали к дому Светланы. Она попрощалась с Петровичем и вышла из машины.

Далее остальные участники эксперимента поехали в гаражный кооператив, где остановились около гаража Петровича.

Суворова посмотрела на часы. Они показывали 14 часов 45 минут. Значит, до момента появления Петровича в квартире родителей оставалось почти полтора часа.      «Интересно получается. Петровичу нужно будет объяснить, где и что он делал эти полтора часа. Надо же что может вскрыться при эксперименте!».

Как будто прочитав мысли защитника, Авдеев как бы невзначай спросил у Петровича:

– Вы поставили машину в гараж. Закрыли его, И .., – он приостановился на секунду, а затем продолжил, – пошли домой?

– Да.

– Ну, что ж, пошли. Показывайте, как Вы шли в тот день.

Все последовали за обвиняемым, который уверенным шагом проследовал к своему дому.

Остановились у подъезда Петровичем.

Следователь обратился к понятому, который фиксировал время передвижения участников эксперимента:

– Который час?

– Четырнадцать часов пятьдесят две минуты, – ответил тот.

– Теперь, – Авдеев обратился к обвиняемому, – объясните, что Вы делали в тот день в течение более часа до встречи с родителями?

– Я? Что делал я? – Переспросил почему – то Петрович.

– Ну, конечно же Вы.

– Так я это…, – было очевидно, что ответа у него на этот такой простой вопрос нет.

Он стоял такой растерянный, потерянный. И не знал что сказать.

И тут вдруг вскинулся, как бы очнувшись из забытья.

– Вспомнил! Как же я мог позабыть об этом!

И тут Суворову чуть кондрашка не схватил. (10) Лучше было сквозь землю провалиться, чем слушать то, что начал «выдавать» ее подзащитный.

А того уже было не остановить.

– Когда я поставил машину в гараж и пошел домой, то увидел двоих парней, который шли вдоль гаражей. Подходили к воротам гаражей, трогали их. И шли дальше. Мне показалось это странным и подозрительным. У нас иногда случаются кражи из гаражей. Вот я и подумал, что это, наверное, жулики. Решил проследить. И тихонько пошел за ними. Мы обошли почти весь кооператив. А гаражей там много. Сколько времени я наблюдал за ребятами, я сказать не могу, так как на время не смотрел. Но через некоторое время они заметили, что я наблюдаю за ними. И убежали. А я пошел домой.

– Так какое время Вы следили за этими ребятами?

– Я же говорю, что не смотрел на часы. Но, может полчаса или около этого.

– Вы сможете опознать этих ребят?

– Нет, что Вы. Я ведь видел их со спины. И лиц их я не рассмотрел.

– Скажите, по какой причине Вы заявили о том, что некоторое время наблюдали за неизвестными ребятами, только сейчас. Вас допрашивали. И Вы ничего об этом не говорили.

Петрович, словно загнанный зверек, оглянулся на Суворову. Ей показалось, что он просил ее вмешаться и объяснить как ответить следователю. Но она молчала.

– Я просто забыл об этом. Мне показалось, что это не существенно. И не имеет к делу никакого отношения. А теперь здесь вспомнил об этом.