скачать книгу бесплатно
– Какое «всеобщее»? Разве можно всех сделать счастливыми? Каждый человек счастье понимает по-своему. К тому же ни я, ни мои друзья и близкие не просили, чтобы их жизнь улучшали революционеры. Ведь социалисты себя-то обустроить не могут, живут кое-как, без кола и без двора. И вдруг нате вам – «всеобщее счастье»! И какой ценой? Эти типы просто ненавидят людей, ненавидят жизнь. Всё! – Повернулся к Женечке, укоризненно покачал головой, словно говоря: «Кого вы пригласили? Это просто какие-то недоумки!»
Зинаида восхищалась смелостью Азефа. Тот поманил пальцем лакея с подносом:
– Эй, любезный! Подымем, друзья, тост за социальную революцию! И еще, Зинаида Федоровна, пьем за вашу красоту!
Зинаида с восторгом глядела на своего нового товарища.
Царственный поэт
Насмешка над лошадьми
В этот момент мажордом раскрыл двери и провозгласил:
– Великий князь Константин Константинович!
В зале все мгновенно замерли, взоры обратились к дверям. На пороге появился изящного сложения человек во фраке. Это был дядя и первый советчик государя, поэт, драматург, президент Академии наук знаменитый К. Р. Всем обликом он соответствовал своему поэтическому призванию: высокий, стройный, вдохновенное лицо в обрамлении пушистых бакенбард, лучистые серые глаза, благожелательная улыбка на устах.
На шаг сзади держался двадцатидевятилетний атлет-красавец полковник Преображенского полка Аполлинарий Соколов. На нем ладно сидели парадный мундир с эполетами, галифе с крыльями и короткие сапожки с щегольскими серебряными шпорами, при каждом шаге издававшие тонкий, приятный для уха звук.
Азеф слыхал о Соколове, о его атлетических забавах и выходках. Сейчас он с любопытством и почему-то с некоторым страхом бросал взгляды на атлета: необъятная ширина плеч, громадный рост, озорной блеск глаз, мужественное лицо произвели на Азефа сильное впечатление.
Вошедшие отвесили общий поклон, и после этого Константин Романов направился к Женечке. Поймав ее руку, с нежностью прижался губами.
– Женская красота, – говорил великий князь по-французски, не отпуская руку Женечки, – самая великая и всепобеждающая сила. Сегодня, Евгения Александровна, вы – само совершенство. Благодарю за приглашение на этот прекрасный раут.
Женечка сделала книксен.
Соколов бодрым голосом произнес:
– Сейчас около буфета нам встретились Сипягин и Плеве. Шли очень сердитые. Что случилось?
Женечка тихонько и радостно засмеялась:
– Да у нас тут от споров всегда жарко!
Соколов весело продолжал:
– Мы, русские, удивительные люди, минуты без политики жить не можем и придерживаемся самых крайних взглядов – это уж непременно. Кстати, с Константином Константиновичем мы только что из Малого театра, там премьера – «Идиот» по Достоевскому. Мы сидели в одной ложе с великим князем Сергеем Александровичем. Он считает, что никаких послаблений власть не должна давать. И привел удачный пример: если из фундамента могучего здания начать вынимать камни, то это здание рухнет. Так, по мнению нашего губернатора, и с самодержавием: дай сегодня одно послабление, завтра революционеры потребуют десять. И чем им будем больше уступать, тем они сильнее будут раскачивать основы империи. До той поры, пока все государственное сооружение не рухнет.
Тут Соколов заметил социалистов и с откровенным любопытством, словно в зоопарке, начал разглядывать эти комичные фигуры, удивляясь: «Откуда эти чучела взялись на светском рауте? Ах, это небось все причуды Женечки!»
Азеф хотя и робел атлета, но, желая и тут отличиться перед своими товарищами, все же заставил себя задиристо спросить:
– И что же вы, полковник, предлагаете государству коснеть в средневековых порядках? Может, и крепостное право отменять не следовало?
Соколов решил потешиться. Он принял самый серьезный вид:
– Конечно нет!
Аргунов ужаснулся:
– Как, вы, господин полковник, крепостник?
– Мы, сударь, все крепостники, ибо находимся за крепостными стенами гостеприимного дома Евгении Александровны.
Аргунов продолжал наступать:
– Вы, господин Соколов, увиливаете от ответа!
Соколов принял покаянный вид:
– Ну, крепостник, я крепостник заклятый, и ничего со мной не поделаешь. Одним словом – ретроград!
Великий князь слушал этот разговор с легкой иронической улыбкой.
Пока Аргунов раздувал щеки, придумывая, как ловчее подцепить знаменитого графа, у того мелькнула замечательная идея. Соколов задушевно произнес:
– Танцев сегодня, к сожалению, не будет. По этой причине можно употреблять шампанское. Давайте, господа передовые мыслители, выпьем для хорошего настроения. – Соколов поманил пальцем лакея с подносом.
Все выпили по бокалу, в том числе и великий князь.
Аргунов с язвительностью произнес:
– Граф, помнится, я читал в газетах, что вы после своей свадьбы в Исаакиевском соборе приказали всех поить шампанским: прохожих, кучеров и даже лошадей. Разве это не насмешка?
– Над кем – над лошадьми? – лениво спросил Соколов.
– Нет, над трудящимися! Подобное издевательство – разнузданный разгул, когда трудящиеся живут в нужде, удар по человеческому достоинству пролетариев.
Соколов уперся парализующим взглядом в Аргунова и насмешливо сказал:
– Господин социалист, судя по вашим нахальным речам, вы скорее получите удар по голове, чем по своему достоинству.
Стоявшие рядом дамы весело засмеялись.
Актерская зависть
Аргунов малость оторопел, он собрался с мыслями, хотел что-то ответить и не успел: к великому князю подлетела Ольга Книппер. Она защебетала:
– Скажите, пожалуйста, ваше высочество, Константин Константинович, вы были в Малом театре на премьере «Идиота»? Говорят, госпожа Яблочкина провалила роль Аглаи, так ли это? Помните, еще лет пятнадцать тому назад она сыграла в театре Корша Софью в «Горе от ума», это было неплохо. Но теперь, когда даме уже под сорок, а она бездарно кривляется, изображает молодую девицу, дочь генерала Епанчина… Нет, я этого не понимаю! Всему есть мера.
К. Р. сдержал усмешку: Яблочкина была почти ровесницей Книппер. Он умиротворяюще произнес:
– Позвольте, Ольга Леонардовна, с вами не согласиться. У Александры Александровны прекрасная внешность, великолепная грация, отточенность жестов, да и до сорока ей еще жить да жить. Играла она Аглаю превосходно, зал без конца ей бисировал. Мы с графом, – посмотрел на Соколова, – отправили актрисе громадную корзину цветов. – И перешел на другую тему: – А как вам, Ольга Леонардовна, показалась Ермолова в роли Настасьи Филипповны? Согласитесь, она превосходна!
Книппер, словно делая одолжение великому князю, выдавила:
– Недурна, но порой переигрывает…
Страшная месть
Пушкин и слабительное
Соколов не дослушал, выскользнул из залы, сбежал в вестибюль. Он твердо решил проучить нахалов. Приказал швейцару:
– Позови-ка, братец, моего кучера.
Швейцар изогнулся:
– Слушаюсь, ваше сиятельство! – и заспешил на мороз.
Через минуту он вернулся в сопровождении молодого парня в синем кучерском армяке. Соколов вполголоса приказал:
– Егор, вот тебе пять рублей, поезжай в ближайшую аптеку, купи четыре дозы снотворного и быстро возвращайся.
– Будет сделано! – Егор стремительно удалился, а Соколов вновь отправился наверх.
Теперь всех ожидал спектакль, которого прежде никогда и никто не видел и о котором долгие годы вспоминали в старой столице.
Князь Дундук
Едва Соколов оказался в зале, как к нему заторопилась старая княгиня Гагарина:
– Как ваш батюшка? Он все еще в Государственном совете заседает?
– Заседает! Я по этому поводу вспоминаю проникновенные строки поэта Пушкина.
– Чего-чего?
– В адрес Дондукова-Корсакова.
– А-а!..
– Это председатель Цензурного комитета в тридцатые годы, немало насоливший поэту. А еще Дондуков был вице-президентом Академии наук.
Услыхав про Академию наук, Константин Романов, а также вернувшийся из буфета, где пропустил две рюмки водки, Сипягин сразу заинтересовались. К. Р. спросил:
– Так что писал поэт?
Соколов всегда притягивал внимание окружающих, и сейчас вокруг него сбились любопытные. Он сказал:
– Итак, четверостишие известного Пушкина, столетие рождения которого с некоторыми из вас нынешним летом гуляли в ресторане «Яр»:
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Отчего такая честь?
Оттого, что жопа есть.
Гагарина переспросила:
– Чего-чего есть?
Гости весело засмеялись, а Книппер фыркнула:
– Фи, это так грубо!
– Сударыня, все претензии к покойному поэту, – парировал Соколов.
Книппер защебетала:
– Вы, граф, человек военный, наверное, знаете: якобы в Америке для России построили большой корабль. Это что ж, война, что ль, будет?
– Это вы о крейсере «Варяг»? Я читал об этом в газетах. Еще в октябре в Филадельфии его спустили на воду, и он сделан по заказу нашего Морского министерства. Это чудо техники. Все спасательные шлюпки из особо прочной и легкой стали.
Книппер продолжала любопытствовать:
– А что, и впрямь этот крейсер очень велик?
– Да, по грузовой линии четыреста двадцать футов.
Книппер знала, что такое «фунт», но о футах понятия не имела. Однако сделала значительное лицо:
– Надо же, как техника далеко ушла!
Аргунов с ехидством спросил Соколова:
– Но этот самый «Варяг» будет защищать Российскую империю?
– Будет!
– Тем самым он станет защищать царское самодержавие и бесправие народов. – Аргунов судорожно подергал себя за козлиную бородку, нервно вскрикнул: – Не радоваться надо – скорбеть: боевая мощь империи увеличилась, горе, кхх, угнетенных народов возросло.
Соколов сделал наивное лицо:
– Так, значит, следует Россию сделать как можно слабее? Пусть она будет нищей и беспомощной?
Чепик не выдержал, самоуверенно захрипел:
– Именно так! И если это поняли вы – полковник-преображенец, – стало быть, прогрессивные веяния дошли и до правящих верхов. Они-то, верхи, правды знать никогда не желали.
Соколов подумал: «Господи, какой же зануда!» Он хотел ответить как надо, да не успел – к нему подошел лакей, почтительно поклонился:
– Ваше сиятельство, простите, вас спрашивают внизу…
Соколов пробрался сквозь толпу гостей, сбежал с лестницы, перепрыгивая через ступеньки. В вестибюле, украшенном зеркалами и статуями, увидал кучера Егора. Тот протянул на ладони две коробочки:
– Вот, Аполлинарий Николаевич, аптекарь дал.
Соколов прочитал на облатке: «Люминал – производное веронала, обладает сильным снотворным действием. Люминал подвергнут клиническому и экспериментальному исследованиям в психиатрической клинике Лейпцигского университета. Обычная доза – 0,4 грамма, то есть две таблетки. При более высокой дозировке часто наблюдается побочное явление – расстройство психической деятельности». Соколов улыбнулся, подумал: «Прекрасно! Дадим социалистам двойную дозу. А тут что?» На другой облатке было напечатано: «Фалликулин – сильное слабительное средство. Действует неотразимо и быстро». Спросил: