скачать книгу бесплатно
– Наступает новый век, век технических революций и социальных перемен. Предлагаю выпить за государя, который, уверен, осуществит те перемены, к которым его призывают лучшие люди России.
Со всех концов стола послышались крики:
– Ура! Да здравствуют демократические перемены!
Когда все выпили, поднялась Ольга Книппер, заверещала:
– Я, ваше высочество, в восторге от ваших последних стихов. Я в «Ниве» их видела и переписала себе. Позволите познакомить с ними присутствующих?
– Буду польщен.
Книппер прижала руки к груди и проникновенно прочитала действительно прекрасные строки:
Люблю, о, ночь, я погружаться взором
В безоблачность небесной глубины.
Какая чистота! Как с вышины
Ласкаешь ты лазоревым убором!
Ты так светла, что меркнет лик луны,
Пустыней горнею плывя дозором,
И сонмы звезд бледнеющим узором
Двойной зари сияньем спалены.
О, нежная. Прозрачно-голубая!
Гляжу, с тебя очей не отрывая,
Лицом к лицу пред тайною твоей.
Дай от тебя, о, ночь, мне научиться
Средь дольной тьмы душою становиться,
Как ты сама, все чище и светлей!
Гости в искреннем порыве захлопали в ладоши:
– Какие замечательные стихи.
Соколов согласился:
– Всяким бальмонтам и брюсовым далеко до К. Р.!
Великий князь был растроган.
– Я эти стихи написал в нынешнем июле, когда был в Новгороде, ушел один ночью гулять. Кругом меня все спало, и я загляделся в эту беспредельную глубину неба, и вдруг по его черному бархату прокатилась яркая огненная комета. С необыкновенной и прежде не испытанной силой я ощутил всю пугающую беспредельность космоса. Вернулся в дом, сел за стол и почти сразу, без помарок записал.
Соколов сказал:
– Пьем за великого князя и за великого поэта, дорогого К. Р.!
Дружно осушили бокалы. За столом сделалось уютно. Званый ужин пошел далее как по маслу.
Любовь и революция
Мудрость секретного сотрудника
На другой день Азеф отправился в Добрую Слободку, что между Чистыми прудами и Садовой-Черногрязской.
Супруги Аргуновы жили в большой, удобной квартире на третьем, последнем этаже старинного кирпичного дома с телефоном и водопроводом.
Жена Аргунова, Мария Евгеньевна, крупная женщина с обширным бюстом, чистым, белым лицом, – дама из тех, которых называют русскими красавицами. Она радушно улыбнулась:
– Какой приятный молодой человек! Я много слыхала о вас положительного! Как вас прикажете называть?
Азеф важно кивнул:
– Называйте меня просто – Иван Николаевич.
– За стол, за стол, – заворковала Мария Евгеньевна. – Грибки, селедочка с горячей картошкой, прошу!
Аргунов плотоядно потер ладоши:
– Мамочка, эта закуска провокационная, кхх-кхх!
Мария Евгеньевна подозрительно посмотрела на мужа:
– То есть?
– Провоцирует выпить! Под такую закуску по рюмочке чистой пропустить – эх, восторг чувств… Ну, мамочка, не жмоться, в честь гостя поставь графинчик.
– Вот, кувшин пива стоит!
– Пиво микробы не убивает, а размножает! Принеси графинчик, мамочка…
Азеф поддержал:
– Не повредит – по рюмке!
Мария Евгеньевна боялась за мужа – он не знал меры, и порой с ним случались казусы неприятного рода. Вздохнула, ушла на кухню, в потайном углу взяла бутылку перцовой, отбила сургуч с пробки и перелила в графин. Выпили по первой:
– За свободную Россию!
Обедали, играли в карты, привычно ругали правительство. Аргунов, запивая домашний окорок светлым пивом, говорил:
– Первоочередная задача – объединение всех кружков, разделяющих нашу социальную программу, кхх.
Азеф поинтересовался:
– А что, программа уже выработана?
Аргунов замялся:
– Как сказать? Так, некоторые наметки.
Азеф, ритмично рубя воздух вилкой, изрек:
– Программу надо разбить на три основных раздела. Первый – политическая и правовая области. Тут мы обязаны провозгласить полную свободу во всех областях человеческой деятельности: свободу передвижения, слова, бесцензурную печать, свободу стачек и забастовок, неприкосновенность личности и жилища.
Аргунов спросил:
– А как с избирательным правом?
Азеф глубокомысленно ответил:
– Нужно провозгласить всеобщее и равное избирательное право для всякого гражданина, не моложе двадцати лет, и закрытую подачу голосов. Каждая нация имеет право на самоопределение и пропорциональное представительство в парламенте. – Азеф почесал ноздрю. – Что еще? Ах, мы едва не забыли про государственную и финансовую политику.
– Тут необходимо ввести прогрессивный налог на доходы и наследство, – добавил Аргунов. – Богатых надо прижимать – всячески и везде. Богатые вредны уже тем, что вызывают раздражение окружающих. Не исключаю, что все богатства следует изъять в пользу бедных.
Азеф продолжил:
– Надо декларировать заботу о физическом и психическом здоровье трудящихся. Продолжительность рабочего дня, условия проживания, питание – все эти вопросы надо включить в программу нашей партии.
Аргунов восхищенно смотрел на Азефа:
– Какая же у вас замечательная голова! А мы с товарищами много спорили по поводу программы, но толку было мало. А вот вы – раз, и готово! Важнейший документ обрел зримые формы. Я сейчас же запишу ваши мысли, кхх.
Азеф самодовольно крякнул, подумал: «Какие же вы, революционеры, тупые, а беретесь судьбу империи изменить!»
Аргунов, забыв про перцовку, торопливо мелким, с большим наклоном вправо, но все же удобочитаемым почерком исписал страничку. Протянул ее Азефу:
– Иван Николаевич, сделайте милость, отредактируйте!
…В основу программы эсеров действительно был положен черновик Азефа. Так что на сохранившемся по сей день доме под номером три в бывшей Доброй Слободке, теперь это улица Машкова, вполне уместно повесить мемориальную доску: «Здесь была составлена партийная программа социал-революционеров, свергавших самодержавие, а власть отдавших большевикам…»
Клетка для народов
Через два дня Азеф снова посетил дом Немчиновой на Остоженке. На этот раз были новые лица: Григорий Соломон – дворянин, богатый домовладелец и социал-демократ, студент юридического факультета университета Артур Блюм, супруги-дворяне Покровские – она дочь действительного статского советника, он помощник присяжного поверенного, Аргунов с супругой и другие. Сначала обедали. Мужчины пили водку, дамы – ликеры, потом вкушали чай с печеньем и тортом, затем, собравшись в малой гостиной и удалив прислугу, ругали самодержавие, говорили о необходимости свергнуть существующий проклятый строй. Фармацевт Левинсон мечтал о том, чтобы отравить царя, и вызывался доставить самый страшный яд. Григорий Соломон и Артур Блюм горячо возражали, предпочитая яду хорошую большую бомбу.
Самым ярым революционером оказался Аргунов. Выпив водки, он клеймил «позорный царизм и Россию – клетку для народов». Заключая свою яркую речь, Аргунов погрозил кулаком куда-то в окно:
– Революция – это беспощадный террор! Всего лишь несколько дней назад в этом же доме мы общались с двумя столпами самодержавия – Сипягиным и Плеве. Если партия мне позволит стать метальщиком, я вот этими руками приведу приговор в исполнение, ликвидирую негодяев.
Гости захлопали в ладоши, зато Азеф добавил:
– И туда же буржуазного прихвостня графа Соколова, а то я сам с ним рассчитаюсь…
Мария Евгеньевна заботливо сказала:
– Нет, вам рисковать нельзя, вы очень нужны нам как организатор!
Аргунов горячо поддержал супругу:
– На роль метальщиков у нас есть несколько кандидатур, один студент Покотилов чего стоит! А вот без вас, Иван Николаевич, партия осиротеет. Ваш авторитет велик, кхх, вы должны стать организатором, вдохновителем идей…
Азеф поднялся со стула, прижал руку к сердцу, сладким голосом произнес:
– Спасибо, спасибо за теплые слова! Но, друзья, я ведь даже не член, так сказать, партии. Меня еще никто в нашу славную партию не принимал. Пока что я на положении сочувствующего.
Аргунов протянул вперед руку:
– Вы своей работой, своей беззаветной преданностью делу революции фактически уже давно член партии. Теперь, как руководитель Северного союза эсеров, торжественно заявляю: Иван Николаевич Виноградов – член нашей партии.
Все дружно захлопали в ладоши, бросились обнимать Азефа:
– Поздравляем, поздравляем!
Азеф выволок из кармана носовой платок, потер глаза:
– Ах, спасибо! Я растроган до глубины души…
И снова хлопки в ладоши. Григорий Соломон громко крикнул:
– Ура! Долой проклятый царизм! Пьем за освобождение трудящихся.
После революции Соломон будет спасаться во Франции. Там он напишет толстый труд, в котором будет восхвалять большевиков и «любимца народных масс товарища Сталина».
Наживка
Улучив удобный момент, Азеф усадил Женечку на тот самый кожаный диван, на котором дрых позавчера. Согласно инструкциям Житловского и по велению сердца, время от времени целовал ее хорошо ухоженные руки с чистыми и прозрачными, словно фарфоровыми, пальцами и говорил:
– Мы непременно свергнем проклятый царизм, не сомневайтесь, Евгения Александровна.
Женечка согласно кивала и деловито говорила:
– У нашей группы большие планы. Я затеваю демократический журнал «Общедоступный техник», а вы, как специалист, могли бы вести раздел и помогать советами. И вообще, журнал, прикрываясь пропагандой технических знаний, будет проводить плехановские и марксистские идеи.
Азеф понимающе заверил:
– Я ваш сотрудник – навек! Даже готов стать членом вашего кружка, пусть мне грозят каторга и кандальный звон.
Женечка не поняла двусмысленности слов и воскликнула:
– Я благодарю вас!..
– Не за что, это мой гражданский долг! Если мы не жалеем себя, нравственно ли другим жалеть для революции деньги? Нет, это стыдно и даже позорно. Право, на очах моих навертываются большие слезы.
Немчинова простодушно проговорилась:
– Но я Аргунову уже дала приличную сумму…
Азеф хитро прищурил глаз:
– Это на закупку динамита?
– Нет, – замялась. – Вы никому не скажете? Деньги пошли на типографию, которую недавно поставили в Финляндии.
