Взгляд со дна

– Но все равно мне приходилось туго. Я все время боялась, что не вытяну в одиночку, подведу Сашку… И вот я как-то проходила мимо здания милиции. Недалеко отсюда, знаешь?

Артур кивнул, не решившись вставить ни слова.

– Оно огорожено металлической сеткой. И вдруг я заметила прорвавшийся на волю бутон лилии. Пробрался сквозь крошечное отверстие… Трогательный, слабенький, он нашел в себе силы распуститься на свободе, раскрыться навстречу солнцу, – она улыбнулась, точно увидела все наяву. – Оно тоже робко пробивалось сквозь угрюмые облака. Я не смогла пройти мимо. Коснулась цветка пальцем и… Расплакалась, представляешь. Много лет вообще не плакала, а тут… Эта лилия, распустившаяся, несмотря ни на что, вдруг показалась похожей на меня саму. Она не соглашалась быть выброшенной из жизни. И я отказывалась принять это…

– И ты не ошиблась. – Повернув руку, Артур поцеловал ее ладонь. В ней не было младенческой мягкости, но ему нравилось ощущать, как сливается их кожа.

Оксана пальцем смахнула слезу с ресниц:

– Жизнь только начинается, правда?

– О, привет! – раздался хрипловатый спросонья Сашкин голос. – Вы тут без меня чаи гоняете?

Она обхватила мать за шею, клюнула в щеку:

– Доброе утро, мам!

Артуру только хитро подмигнула, так у них повелось: Сашка изображала, будто знает о них с ее матерью некую страшную тайну. Подмигнув в ответ, он прислушался к себе и с облегчением перевел дух: никакого отторжения. То, что Сашка оказалась похожей на отца, ничуть не изменило его отношения к ней. Она оставалась той самой девчонкой, которая ужасно нравилась Артуру…

– Тебе заварить? – запрокинув голову, Оксана улыбнулась дочери.

Изгиб ее шеи был мягким, плавным. Сашка опустила руки ей на плечи и пальцами погладила ключицы. Наблюдать за ними было сплошным удовольствием…

– Я сама, – Сашка хмыкнула и, оторвавшись от матери, потерла живот. – Надо еще подумать, чего просит мой желудочек.

Ни разу Артур не видел ее в халатике или платье. Сашка разгуливала по дому в легких оранжевых шортах и желтой футболке, вся такая цитрусовая, маленькая…

«Еще тот фрукт!» – усмехался он про себя. Но если внутри этой девочки и бродил кислый сок, способный выесть глаза, Артуру она еще ничем не навредила.

Когда Артур ушел, мама взяла меня за руки и усадила к себе на колени. Это не было чем-то из ряда вон, мы часто сидели так, во мне веса-то сорок пять килограмм! Но на этот раз меня насторожил ее взгляд.

– Что случилось?

Она виновато заморгала:

– Детка, случилось… Большая беда. Папу… убили. Утопили в собственном бассейне…

Это было чудовищно, но я испытала облегчение, услышав ее слова, потому что уже приготовилась к худшему. Не знаю, чего я опасалась… Если бы что-то произошло с Машкой, это резануло бы меня по сердцу, хоть мы и не особо ладили с ней в последнее время. Но моя память пестрела забавными картинками нашего с ней детства, когда мы были парой неразлучников, и Машку не тяготило то, что приходится таскать с собой младшую сестру.

Она плела мне венки из одуванчиков и тыкала желтыми головками в нос, отчего я походила на желтушного клоуна, но нисколько не обижалась – это же было смешно! У бабушки в Дмитрове мы облазили все остатки крепостного вала и ров – тогда Машка не боялась перемазаться землей и травой. У нее были ободранные коленки и обкусанные ногти… Мы воровали с ней сливы из чужих садов и убегали со всех ног, задыхаясь от страха, который колотился в груди, хотя никто за нами не гнался. Потом так весело было перебирать эти моменты…

Отец не оставил таких воспоминаний. Вообще никаких. Когда я пыталась выудить из памяти хоть что-то хорошее, связанное с ним, в голове разливалось нефтяное пятно, в котором вязло и задыхалось все живое. Моя жизнь настолько освободилась от него, что известие о том, что отец убит, уже ничего не изменило.

Я осознавала, что должна испытывать хоть какие-то эмоции, но мое сердце даже не сжалось. Кажется, мама все же была огорчена… Она была добрым человеком и не проклинала его ежечасно. А теперь ей было неловко даже за те редкие приступы ярости, когда она орала на бывшего мужа в трубку и требовала оставить нас с ней в покое.

– Поплачь, если хочется, – она ласково потерлась лицом о мою шею.

И я поняла, что ее саму тянуло всплакнуть.

– Мне не хочется, мам…

– Правда? Но ведь это… это…

Когда я обняла ее, мама всхлипнула, уткнувшись мне в плечо, и пробормотала:

– Это ведь ужасно… Сначала Влад, теперь папа. Что происходит? Неужели это сделал один человек?

Почему-то до этой минуты я никак не связывала эти два убийства… А ведь почерк был один – оба были утоплены, хоть и в разных водоемах. Только слепой мог не увидеть этого…

Артур, конечно же, все понял, хотя на первый взгляд отца и Влада ничего не связывало, чтобы они оказались в одном перечне жертв. Кроме Машки… Я обмерла: сказал ли он маме об этом? Не стоило нагонять на нее ужас. Возможно, с моей сестрой это все же никак не связано, а маму удар хватит, если она решит, будто нам угрожает опасность. По крайней мере, одной из нас…

Мне захотелось немедленно позвонить Артуру, чтобы выяснить, какие у него возникли версии, но мама еще всхлипывала у меня на груди, и я не решилась оставить ее наедине с горем. Каким бы призрачным оно ни было… Я понимала: она оплакивает не того Сергея Каверина, который бросил ее без денег и с ребенком, чтобы потешить собственную похоть, а некоего юношу, знакомого мне лишь по старым снимкам, где он здорово смахивал на актера Олега Видова. Таким я отца не помнила… Или не хотела вспомнить.

Только через четверть часа мне удалось уединиться в своей комнате, и я сразу послала Артуру сообщение: «Машке что-нибудь угрожает?»

Он мог соврать. Успокоить меня, просто утаив правду. Но Артур ответил честно: «Возможно».

Не могу сказать, что испытала благодарность за его честность. Как и всем в мире, мне больше хотелось сладкой лжи… Но эта откровенность могла спасти нас всех, поэтому я пулей выскочила из комнаты:

– Мама! Никакой реки, озера, бассейна, бани, слышишь? Даже не приближайся к ним!

Никто не отозвался. В квартире стояла мертвая тишина. По-настоящему мертвая…

Снизу, сквозь ступни, тело пронизали стальные нити страха. Я оцепенела, парализованная холодом: он здесь? Он уже убил маму?!

В глазах помутилось до того, что комната погрузилась во мглу. Может, я стояла посреди комнаты целый день, и солнце успело закатиться за горизонт? Или прошло уже несколько дней, которые стали последними для всего мира, и на Земле остались только мы двое? Я и он. И он уже идет за мной…

Щелчок замка входной двери чуть совсем не отключил мое сознание. Подскочив одним прыжком (хорошо, что у нас такая маленькая квартира!), мама успела поймать меня в тот момент, когда я уже готова была опрокинуться навзничь.

– Сашенька! Что ты, девочка моя?!

Она усадила меня на диван, хотела даже уложить, но мне почудилось, будто провалюсь сейчас прямо в преисподнюю, и я начала сопротивляться. Стоя на коленях, мама растирала мои ладони:

– Любимочка моя, ты меня слышишь? Видишь?

– Мам, уже все в порядке, – я сжала ее руки. – Ты где была? Я испугалась за тебя…

– За меня? Господи, прости. Я не подумала… Мы созвонились с Машей, она сейчас заедет к нам. Я сбегала в магазин за вашим любимым мороженым, чтобы вы немножко отвлеклись.

– Ох, мама, – выдохнула я.

Других слов у меня не нашлось.

То, что в энергетической компании, топ-менеджером которой Сергей Каверин был еще вчера, его любили, стало для Артура неприятным сюрпризом. Голубоглазый блондин нравился женщинам и на равных общался со всеми подчиненными.

– Он был для всех своим парнем, – отметил его помощник Алексей Панасенков, который был откровенно подавлен смертью шефа.

Бесцветный и маленький на фоне руководителя… Каверин за это его взял?

– Был или казался? – уточнил Артур.

Все в нем протестовало против того, чтобы просто принять: Каверин был неплохим человеком.

– Не знаю, – откровенно признался Панасенков. – А не все равно?

Артур с интересом обернулся:

– В том смысле, что никто не знает нас истинных? Что люди воспринимают нас именно такими, какими мы хотим казаться?

– Ну… Наверное.

– А вы долго работали с Кавериным?

– С Сергеем Владимировичем?

– А есть еще один?

Панасенков поежился:

– Нет. Я… Два… Ну да, уже два года. Я перешел из другой фирмы.

– Он сам вас пригласил?

– Конечно. По-другому помощником руководителя не станешь. Это его прерогатива – выбрать кандидата.

– А кто был помощником Каверина до вас?

Алексей Васильевич помрачнел:

– Он погиб. Я его и не знал совсем… Говорят, разбился ночью на трассе.

Они беседовали в кабинете Каверина – стильном, со стальным оттенком в интерьере. Удивило, что на шкафах стояли модели самолетов, которые никакого отношения к энергетической компании не имели.

«Оксана не говорила, что он мечтал о небе, – на короткий миг Артуру вдруг стало жаль Сергея: жизнь сложилась не так, как хотелось в детстве. Не только у него, конечно… Логов был знаком только с одним парнем, успешным режиссером, у которого уже лет в сорок с гаком сбылась детская мечта о небе. Ну как сбылась – сам добился: выучился на пилота, заработал на спортивный самолет, арендовал место в ангаре аэропорта. И как ребенок плакал от восторга, рассказывая Артуру, как красиво под облаками… Разве Каверин не мог пойти тем же путем?

«Если бы меньше времени на девок тратил», – неприязнь вернулась, и Логову стало легче.

Фотографии его дочерей Артур сразу положил лицевой стороной вниз, как будто Маше с Сашей могло причинить боль то, что чужие люди роются в вещах отца. Мимоходом отметил: Сашка на снимке совсем маленькая, наверное, еще первоклассница… У Каверина не было более новых снимков? Они же вообще-то виделись?

«Как она приняла это?»

С Оксаной они договорились, что она сама сообщит младшей дочери о смерти отца. Наверное, ей удалось как-то смягчить удар… Или это и не стало для Сашки ударом, если отец давно стал в ее жизни лишь умозрительной фигурой?

Упомянула о Каверине она лишь однажды, когда они только знакомились с Артуром. Протянув маленькую ручку, Сашка быстро растянула губы:

– А я как Пушкин. Только женский вариант – Александра Сергеевна. А фамилия от другого писателя досталась. Иногда я чувствую себя литературным сборником…

Его это рассмешило и запомнилось. А еще легло на душу то, что Сашка тоже любила «Двух капитанов».

– Кстати, я тоже капитан, – сообщил Логов. – Только юстиции…

С тех пор он уже стал майором, но Сашка до сих пор, расшалившись, могла назвать его «мой капитан». Его поразило, что она читала эти стихи Уолта Уитмена…

– У тебя классная дочь, – как-то сказал он, надеясь доставить Оксане радость.

Но она разом померкла, даже съежилась:

– У меня две дочери…

Только о Маше они почти не разговаривали…

Тихонько шурша, Никита копался в бумагах на столе Каверина, отбирал те, которые могли им пригодиться, Логов проинструктировал его заранее. Компьютер и ноутбук оперативники уже забрали, и Панасенков потерянно пробормотал, что кабинет совсем опустел. То и дело он растерянно озирался, точно не мог освоиться в этой изменившейся реальности.

Логов старался не давить на него: встал возле окна и чаще смотрел на расстилавшийся внизу Кутузовский, чем на взмокшего от переживаний парня.

«Слишком нервничает, – отметил он сразу. – Так любил босса? Или есть грешок за душой?»

– Алексей Васильевич, не сочтите за труд, расскажите, где вы были вчера вечером?

– В театре, – отозвался тот без промедления.

И даже как-то обмяк от облегчения, растекся по креслу.

– В каком? – уточнил Артур.

– В «Современнике». Решил посмотреть тот скандальный спектакль, за который на Ахеджакову в суд подали. Вы его видели?

– Вы ходили в театр в гордом одиночестве?

Панасенков будто обиделся:

– Ну почему? С женой.

«Значит, не гей, – отметил Логов. – И в Каверина влюблен не был. Хотя это тоже не факт…»

– Во сколько закончился спектакль?

Алексей закатил глаза, припоминая:

– В одиннадцать? Где-то так…

– И?

– Что? – Он растерянно захлопал ресницами. – А… Потом мы поехали домой.

– На такси или на своей?

– На своей. Вы меня подозреваете, что ли?!

Артур улыбнулся:

– А живете где? Камера есть на въезде?

– Есть, – обрадовался Панасенков. – Можете проверить!

– Даже не сомневайтесь…

Поймав невысказанное, Никита кивнул издали и быстро набрал сообщение. Логову он нравился все больше, с ним легко было работать.

– Больше не задерживаю. – Он пошевелил в воздухе пальцами. – Но мы еще не прощаемся! Вас же это не огорчает?

«Бесчувственная скотина», – прочитал он в ответном взгляде, и улыбка его стала еще шире.

В дверях Панасенков едва не столкнулся с секретаршей, державшей в руках поднос с изящным кофейником и двумя чашками. Артур попытался угадать, кого она исключила: Никиту или своего сослуживца? Но та приветливо кивнула Ивашину:

– Кофе-брейк, – и перевела потеплевший взгляд на Логова. – Вы не против?

Если б он встретил эту даму в коридоре компании, то принял бы ее за руководителя отдела – она выглядела настоящей бизнес-леди. И держалась свободно, с достоинством, в больших серых глазах не просматривалось и тени услужливости, а губы не были изуродованы по нынешней моде. Светлый брючный костюм на ней сидел просто отлично.

На красивых женщин Артур не мог смотреть сурово. Хотя это вовсе не значило, что он не отправит одну из них за решетку, если докажет ее вину…

Убедившись, что Панасенков закрыл за собой дверь, она наполнила чашки, указала на вазочку с печеньем:

– Перекусите. Вам предстоит много работы…

– Думаете? – живо откликнулся Артур и подхватил чашечку. – Простите, как вас…

– Алина, – ответила она с едва различимой удивленной интонацией. Видимо, была уверена, что следователю это известно.

Кофе оказался превосходным. Правда, иного Логов и не ждал. Прихватив чашку, Никита скромно вернулся на место, мгновенно угадав, что сейчас шеф начнет раскручивать секретаршу.

– А я Артур, – сообщил он радостно. – Так что, прекрасная Алина, много у Сергея Владимировича было врагов?

Боковым зрением он уловил, как Никита вскинул голову при слове «прекрасная». Логову и раньше говорили, что не стоит флиртовать со всеми дамами, которых он опрашивает, особенно Разумовский бухтел по этому поводу. Но как раз такую манеру Артур и считал своим индивидуальным подходом. Женщинам нравится внимание мужчины с таким лицом, как у него… Почему же не расположить их, воспользовавшись этим? Вот она уже и улыбается!

Не дожидаясь приглашения, Алина легко опустилась в кресло у высокого окна, удобно устроилась, но спину продолжала держать ровно. И шея вытянута, значит, возраст уже не позволяет расслабляться.

– Не то чтобы врагов… Но ведь успешного человека всегда недолюбливают, верно?

«Понятия не имею, – хмыкнул Логов про себя. – Я успешный следователь?»

А вслух отозвался:

– Не могу не согласиться. А есть ли кто-то, не любивший Каверина сильнее других?

Она устремила на него испытующий взгляд, и на миг Артуру почудилось, будто они поменялись местами:

– А вы этого только что не почувствовали?

– Помощник? Что у них было не так?

Опустив глаза, Алина сморщила губы, удерживая смешок:

– А вы загляните в отдел пиара. Взгляните на Варвару Панасенкову. И вам все станет ясно.

– Жена… Панасенков ревновал ее к боссу?

– Я не собираю сплетни, – предупредила Алина, и Логов с готовностью кивнул. – Но все уверены, что у Леши есть основания… Были. Вы же видели это убожество! Это про Панасенкова, конечно. И Сергея Владимировича видели… Против него никто не мог устоять.

Ему показалось или она действительно подавила вздох? Но подумал об Оксане: «Вот и она когда-то…» Было досадно признавать, что она оказалась одной из ряда. По крайней мере, тогда…

– Если Варвара так хороша, как я себе представляю, что заставило ее выйти за это… убожество?

– Этого я не знаю. Бывает масса обстоятельств, вынуждающих женщин идти на компромисс.

Присев напротив, Артур уперся локтями в колени, наклонившись к Алине. Она приняла его приближение, не дрогнув.

– А Панасенков пришел в компанию вместе с женой? Или она уже работала здесь?

Ей даже не пришлось вспоминать, ответ был наготове:

– Они уже были женаты. Их сыну шесть лет. Чем не причина?

– Причем самая распространенная, – согласился Артур. – А вы не в курсе, почему Каверин вообще взял его помощником? Он так хорош в делах?

Чуть скривившись, Алина пожала плечами:

– Кто-то порекомендовал… А, вспомнила! Жених его дочери.

«У Сашки есть жених?!» – мелькнуло в мыслях перед тем, как Артур догадался, что речь идет о Владе Василенко.

Когда дверь за секретаршей закрылась, Никита так и подскочил на месте:

– Как вы ловко ее раскрутили!

– Да она не особо-то сопротивлялась…

– Вот вам и ниточка… Черт! Неужели нащупали?

Его распирало от радости, хотелось прыгать по кабинету и орать во весь голос: «Нашли! Попался!» Пусть не с одного маха, но так быстро расколоть первое дело – да дед от радости задушит его в объятьях!

Но Логов охладил его пыл:

– Панасенков настаивает, что у него алиби. Что там с камерами? Ты же написал, чтобы их проверили?

Приняв озабоченный вид, Никита полез в телефон:

– Поливец изъял записи, можно просмотреть.

Артур встал:

– Поехали. Пока не будем пугать Панасенкова, пусть думает, что нас глубоко удовлетворили его показания.

Фыркнув, Ивашин прихватил со стола отложенные документы, пробормотав: «А нужны ли они?» И кинулся за Артуром следом.

– Меня одно смущает, – признался он на ходу.

– Только одно? Счастливчик!

– Этот Панасенков такой же дрищ, как и я… Разве он справился бы с Кавериным? Да и Василенко не слабый на вид…

Логов взглянул на него уже без насмешки:

– А следов уколов нет. И вскрытие не обнаружило никаких психотропных веществ… Знаешь, бывают такие дрищи с виду, которые на деле оказываются жилистыми мужиками. На медведей ходят в одиночку.

Никита удивился:

– Панасенков из таких?

Но Логов только развел руками.

Похоже, вся компания уже знала их в лицо – ни один из сотрудников не удержался, чтобы не оглянуться им вслед. Никита специально отслеживал, крутя головой.

– Не вертись, – строго сказал Логов. – Ты же не восьмиклассница в мини-юбке… Они глазеют на нас, их понять можно. Это мы с убийствами каждый день имеем дело, а эти ребята сейчас в шоке – своего парня убили.

– Но вы все равно решили с ними побеседовать…

– Как раз поэтому. Пока можно застать их врасплох. Вполне могут сболтнуть лишнего в таком состоянии, – он подмигнул. – А к пиарщикам мы все же заглянем. Хочу увидеть неземную красу Варвары.

Никите показалось, что увиденное разочаровало Логова: ей он даже не улыбнулся. Красота Варвары Панасенковой была слишком узнаваемой, как дом типовой застройки. Тысячи женщин в Москве носили такие же губы, брови, грудь… Если Каверина это впечатляло, значит, вкус у него был самым приземленным.

– Он был идиотом, – с облегчением заключил Логов.

И Никите опять померещилось, что его руководитель имеет в этом деле некую личную заинтересованность. Но он скорее вырвал бы себе язык, чем обвинил Артура Александровича в предвзятости…

Видеозаписи тоже поначалу разочаровали: камера отчетливо зафиксировала, как «Лексус» Панасенкова въезжает во двор. В двадцать два часа сорок шесть минут, как тот и сказал. На передних сиденьях машины видны два человека.

Никита признал, что сам на этом и остановился бы, но Артур не двинулся с места и продолжил просматривать материал, хотя ничего интересного больше не происходило. Шлагбаум то и дело поднимался, пропуская другие машины, но из двора никто на ночь глядя не выезжал.

И вдруг…

– Останови! – гаркнул Логов.

Кадр замер. На экране застыла темная фигура человека в худи и джинсах, выходящего со двора через калитку. Невысокого и щуплого. Но держится не как подросток, хоть и капюшон натянут на голову. Никита взглянул на время: двадцать три пятнадцать. Теоретически есть время домчаться по пустой Москве до дома Каверина.

– Такси или каршеринг? – раздался голос Артура.

Никита выпалил:

– Такси. Каршеринг тебя сдаст с головой.

– Но таксист – свидетель.

– Это если разглядит.

– Поверь мне, таксисты – ребята глазастые…

Уже час спустя в комнате для допросов они беседовали с таксистом, которого разыскал оперативник Овчинников. Анвар Исмаилов действительно отвозил той ночью человека, похожего на Панасенкова, к поселку, где находилась усадьба Каверина. Но вышел пассажир не около дома – на развилке дорог.

– Я назад поехал. А чего мне смотреть, куда он пошел?

У Никиты от радости сбоило сердце: «Вот как все работает! Раз – и нашли водилу… Я думал, такое только в сериалах».

Таксист вернул Артуру фотографию:

– Похож, не похож… Капюшон не снимал, попробуй разгляди. Кольцо обручальное на пальце было. Часы дорогие.

– Какие именно?

«Как это можно запомнить?» – удивился Никита, но Исмаилов уверенно назвал марку – «Seiko Astron». И по тому, как улыбнулся Артур, стало ясно, что Панасенков у них в руках…

Оперативники доставили его на допрос прямо из офиса – тот же костюм, дорогой портфель в руке. И нескрываемая паника в глазах:

– Разве я не все вам рассказал?

– Похоже, не все, – весело сообщил Артур. – Алексей Васильевич, что ж вы утаили вашу дружбу с Владом Василенко? Ныне покойным…

Панасенкова словно током ударило – он передернулся всем телом и завалился на бок, едва удержавшись на стуле.

«Какие актерские способности пропадают!» – подумал Никита с завистью.

– Но вы, конечно, не знали этого…

– Не знал… Влад?

– Он не пригласил вас на день рождения. А ведь вы учились вместе с первого класса… Ай-ай-ай, вот вам и старая дружба.

– Дружба? – прохрипел Алексей. – Никакие мы не друзья.

И вдруг расхохотался, запрокинув голову, тонко и визгливо. Никита растерянно взглянул на Логова: «Это истерика?» Тот наблюдал за Панасенковым невозмутимо, с едва заметной улыбкой дожидаясь, пока тот успокоится.

Ждать пришлось недолго: Панасенков затих так же внезапно, как и разразился смехом.

– Этот ублюдок заставлял меня таскать его рюкзак еще в началке… Обеды мои сжирал. А я пикнуть не смел… Я же не был мажором. Как он. На автобусе в школу ездил, а его мама на «БМВ» привозила. Банально, да?

– Нисколько, – отозвался Артур серьезно. – Только это не объясняет, почему вы позволяли ему измываться над собой? Причем тут вообще машина его матери?

– Да потому что у Влада всегда водились деньги! И пацаны, и девчонки так и вились вокруг него. Набрасывались на тех, кто смел пикнуть против, как цепные псы. Я первый раз возмутился, когда Влад мой обед отобрал. Так они с меня школьный пиджак стащили, рукава оторвали, истоптали весь… Мне же потом дома и влетело.

«Вот тебе и хороший парень Влад Василенко», – Никита старательно черкал загогулины в блокноте. Артур только раз покосился на страницу, но ничего не сказал.

Панасенков с горечью усмехнулся, глядя на него:

– Вам не понять… Я всегда был полудохликом. Я не мог сопротивляться.

– А в спортзал лень было пойти, – заключил Логов бесстрастно. – Если Влад был такой паскудой, с чего он вдруг вызвался помочь вам с работой?

Веки Панасенкова тяжело опустились, он словно устремил взгляд вглубь себя:

– Мы с ним не виделись много лет, а однажды столкнулись в клубе.

– В каком?

– В «Мечтателе».

Никита заметил, как чуть дрогнули брови Логова – название было знакомым.

– Я сделал вид, что не заметил его, но Влад сам подошел и вдруг заговорил о том, как ему стыдно за то, что творил в детстве. Типа он сильно изменился с тех пор.

– Вы не поверили ему?

– Он был под кайфом, так что я не принял это всерьез… А на следующий день Влад вдруг позвонил мне, начал нести, как рад был меня встретить. Принялся расспрашивать, как живу, где работаю. Узнал, какой институт я закончил, и предложил переговорить со своим будущим тестем. Я хотел отказаться. Честно.

– А потом решил, что хорошая работа станет компенсацией за все мучения, – кивнул Логов.

Панасенков вяло подтвердил:

– Что-то типа того…

– Ну и славно! – ласково проворковал Артур. – С Владом Василенко мы разобрались… А теперь, Алексей Васильевич, пришло время рассказать, как в субботу в четверть двенадцатого ночи вы снова вышли из дома, поймали на улице такси и отправились домой к Сергею Каверину.